Глава 10. Приспосабливание

Проиграл

Держусь,

Пока в моей голове словно тикает таймер бомбы,

Понимаю, что темные мысли вновь пришли,

Чтобы завладеть мной.

Столь желанные жестокие слова

Ни на что не похожи…

(Korn, перевод Lorely)

Я сонно разлепила глаза, и выглянула в окно – парк радовал меня все больше и больше. Осень, рыжая и бессовестно яркая, с золотыми и зелеными проблесками на деревьях явно было тем, на что хотелось посмотреть после почти бессонной ночи и выплаканных нервов. Яркое солнце все еще напоминало теплую весну, и где-то местами о лете, но в воздухе ощущался холод. Приближались заморозки, и скоро нет-нет землю покроет снег, иней повиснет на деревьях, а лужи на разбитой дорожке замерзнут, и воробьи не смогут пить из них воду, так как теперь. Но я этого не видела еще ни разу – а могла только догадываться.

Накинув на плечи халат, я выбралась в коридор, чтобы сварить первым делом себе кофе, и, надеясь не увидеть Бет или Теренса вместе где-нибудь прижатыми в углу в горячих объятьях, такое уже случалось и повторно увидеть подобное, я не хотела.

В коридоре пахло сыростью, запрелыми простынями, дождем, что проскальзывал в щели окон, и от этого запаха мне вовсе не становилось не уютно. Скорее я вспоминала о Калебе, и вот тогда ставало больно.

Смотря с утра в зеркало, я больше себя не узнавала. Если бы мне пришлось встретить саму себя на улице, я бы просто прошла мимо, не узнав в этой измученной незнакомки себя. Когда рядом не стала Калеба, от меня обрезали часть, и цельной я была лишь тогда, когда Калеб был рядом.

Бедная, недвижимая. Полумертвая. С запавшими тяжелыми глазами это была не та Рейн, что рядом с Калебом. Я, словно оживала лишь возле него. Неудивительно, что в университете меня сторонились. Как странно было понимать, что меня считают заучкой, к тому же высокомерной. Повертев лицо перед зеркалом, и высунув самой же себе язык, я с тяжелым вздохом пошла, готовить завтрак. Сегодня была моя очередь. До мессы оставалось полтора часа, и мы спокойно могли позавтракать, а потом меня ждала пытка осмотром местных гор, речки, что текла внизу, и вечером по плану Теренс хотел нас свозить на «Аватар». Чудесно. День расписан, и никаких горестей.

Шел третий день, как я обижалась на Калеба. Ни звонка за эти три дня. В телефоне глухо, словно оттуда выбрали все шурупчики, и не поставили на место. Я даже иногда трясла его, чтобы он выдавал какие-то звуки. В итоге, я прибегла к некоторой альтернативе – попыталась настроиться на сны Калеба, но расстояние было слишком далеким. Я перестала думать о Калебе, не читала больше его мыслей и не старалась послать ему свои. Одиночество – это игра для двоих. Так что я приняла эти правила. Я сама это заварила – именно я хотела время на ошибки, именно я рассуждала о причиненной боли волкам, как о чем-то хорошем. Первой я звонить не собиралась, хотя телефон теперь носила с собой постоянно, боясь пропустить от него звонок. Пусть это ненормально, но я всего лишь человек.

Нехитрый завтрак из яичницы и вчерашних макарон, к нему салат и чай – не то чтобы моих кулинарных талантов хватало лишь на это, но в воскресение я имела полное право отдыхать, как и оборотни. Луна спала, и я смогу теперь по ночам поспать. Но у оборотней оставалось еще слишком много возбуждения и желания что-то делать. Последствиями такого стали починенные Теренсом стулья, на которые я бы не решилась сесть даже за деньги, и вышитая Бет крестиком салфетка, просто уродских цветов, что она гордо вешала на виду в библиотеке. Только теперь я стала относиться к их деятельности с юмором, так было и проще и легче. К тому же тех стульев мне не было жалко. Следующим проектом Теренса должны были стать новые лавочки, и я надеялась, что после стульев у него появилась сноровка. Я уж так и быть приобщусь к их занятиям, как главный художник в доме, покрашу лавки.

Громогласный бой за ванну сообщил мне, что оборотни проснулись и как всегда полны сил на все.

Первым вниз скатился Теренс, он в отличие меня был уже готов к мессе, и увидев мой халат скривился. Одетый в строгую рубашку и темные джинсы, я с трудом узнавала в нем, ночного Теренса, который бегал по местным горам. Схватив ломоть тоста, он прислонился к стойке.

- Только не говори, что еще нужно будет дожидаться, пока ты приготовишься.

- У меня нет привычки Бет, заниматься по утрам в ванне дайвингом. У меня на сборку уйдет минут пять – я еще вчера все вещи погладила. – улыбнулась я.

- О, только не это, - простонал Теренс, - Бет еще даже не выбрала, что оденет.

Мы с Теренсом успели позавтракать, я одеться, и потом мы сидели на кровати Бет в ожидании, когда она будет готова. Мы оценили комплектов пять одежды, которые показались нам нормальными, а ей в итоге нет. Наконец она остановила выбор на просторном голубом платье. Но на все про все у нее ушло полчаса, и потому поесть Бет не успела. Голодный оборотень Бет, был явно нашим искуплением за грехи. На службе она дергалась и никак не могла усидеть на одном месте. К нашей троице, конечно же, было привернуто все внимание прихожан. А как же, ведь здесь жило много студентов, которые тоже не обминали церкви, в основном из-за того, что жили у верующих людей, и знали нас. Не столько меня, сколько Теренса и Бет, про нас так и говорили: Теренс и Бет с этой затворницей. Я была затворницей! Ужас! Даже и не знаю, как так получилось, но всего лишь за месяц, я превратилась, чуть ли не в парию. А виной было то, что Теренс и Бет стали слишком заметными фигурами. Недавно Бет дали роль в какой-то постановке, Теренс же стал звездой команды, убейте меня, если это не дешевый молодежный сериал! И ужасно было не это, а то, что мне было все равно, что обо мне подумают.

Заходя в церковь, я отключила звук в телефоне, и время от времени смотрела, нет ли пропущенных. После такого очередного раза, Бет схватила мою руку и тихо прошептала:

- Может, хватит уже?

Ну, если это говорит Бет, значит, это действительно был уже перебор. Не то чтобы я раньше не понимала, как глупо выглядит мое поведение, просто, наверное, мне нужно было, чтобы кто-то меня остановил.

Я погружалась в вязкую, черную дремоту, которая захватывала меня слишком быстро, чем я могла ей сопротивляться. Ничтожная часть моего сознания требовала, чтобы я боролась, требовала сделать так, чтобы этот год не был пуст, даже не смотря на то, что Калеба нет рядом – его нужно прожить. Но я не могла, и поддавалась обволакивающей пустоте, именно той пустоте, которая простых девушек заставляет смотреть слезливые фильмы, и есть тоннами мороженое. Ничего этого мне не хотелось, я возможно даже и хотела бы поплакать, но не могла – мне было горько и тяжело, но памятуя об обещанных словах Калеба скоро увидеться, готовилась к этому. Он не сможет быть так долго и далеко от меня, впрочем, как и я сама. Боль не так уж просто заглушить рисованием, и у меня было несколько преимуществ – здесь были Бет и Теренс таскающие меня по зонам отдыха студентов, а также я могла спать и видеть сны о Калебе. Я не знала, чем наполнены его сны, и при этом жаждала, чтобы были обо мне – так мы могли быть вместе. Кто знает, может, мои сны это были отголоски его тоски по мне.

И что самое страшное, без звонков Калеба, я опять начинала думать о волках. Мои мысли возвращались. И по этому поводу, у меня созрела некоторая теория. Я так привыкла к некоторой опасности, которая постоянно грозила мне, ведь я жила в доме с вампирами, а теперь это почти исчезло. Мне не хватало того, адреналина, что я получала, бывая с ними.

Так толком и не послушав проповедь священника, думая лишь о себе, я вскоре поняла, что месса закончилась. И когда мы возвращались домой, я даже не слушала, о чем говорят между собой Бет и Теренс. Грядущая вылазка понемногу занимала меня.

Я не могла назвать себя плохим туристом, но моих сил было явно маловато по сравнению с оборотнями. По горам они прыгали, как малые козлята, я же то и дело стонала от очередного подъема. И вспоминая, что после этого мы едем в город, я все больше задумывалась, как бы мне сбежать от этого мероприятия. Но оборотней, точнее Теренса не интересовало мое мнение. Он так давно ждал этого момента и фильма, что любой отказ приводил его в ярость. Чтобы не разыгралась сцена, я все же решилась на поездку с ними.

Отстояв в очереди приличное время, я уже сожалела, что со мной не приключилась какая-нибудь хворь. Толпа фанатов представляла собой разношерстную публику, и больше всего внимания привлекали разрисованные люди. Зато, когда было так много народу, я могла не сосредотачиваться на голосах гудящих в моей голове.

Ну вот – Бет и Теренс потащили меня на Аватар. Я была в шоке? Нет… да что ты, мое сознание… я была просто в полном шоке. Сидела зажатая с одной стороны парочкой Бет-Теренс, которые весь сеанс не могли отнять друг от друга губы и руки, а с другой стороны сидело «Что-то», разрисованное синей краской. И если бы не эти субъекты, фильм мне бы понравился намного больше, но слышать, как в самый захватывающий момент проникает звук поцелуя моих друзей, было слишком. «Что-то» тоже оглядывалось на них, и изредка шипело, почему-то на меня. Так, больше им меня на фильм не затащить это однозначно!

Когда мы выходили из кинотеатра, все же довольные просмотром (хотя бы они), Теренса кто-то окликнул. Бет осталась с ним, я же отошла на несколько шагов, не зная, хочу ли знакомиться с новыми друзьями Теренса и Бет. Настроение к этому не располагало. К нам подошла четверка – еще одна парочка, а другие парень и девушка явно были сами по себе. Пара представляла собой загорелых симпатичных американцев, с выгоревшими волосами и голубыми глазами, их почти можно было принять за брата и сестру, но я знала, кто они, и что познакомились здесь же в университете. Приехали откуда-то из южных Штатов. Мне явно не было о чем с ними говорить, вряд ли кто-то из них бывал в Чикаго. Девушка, стоящая почти так же особняком как я, училась вместе со мной и Бет, и если мне не изменяет память, звали ее Елен. Тоже блондинка, только скорее пепельная и крашеная, с раскосыми глазами, не определенного цвета в темноте, и ухоженной кожей. На ней был сарафан в цветочек. Наподобие как носили когда-то хиппи, и кожаные сандалии на босу ногу, в руках она держала джинсовую куртку. Про нее ходила слава, как вспыльчивой, и наглой особы, которая увивалась за четвертым парнем – Байроном, и следила за тем, чтобы к нему никто не клеился. То, что Байрон в открытую насмехался над ней, знали все в кампусе, и девушки по прежнему продолжали встречаться с ним. Елену это должно было, наверное, убивать. И сейчас она стояла, хмуро поглядывая на парня. Хотя я ее не могла понять – Байрон был еще тем нахалом и хулиганом, и не смотря на симпатичную внешность, мне он совершенно не нравился. И почему только Теренс с ним дружил? Именно Байрон окликнул Теренса, когда мы уходили. Я с тоской посмотрела на свой Ягуар стоящий совсем недалеко. Может мне уйти, не думаю, что кому-то это будет интересно. Но я продолжала стоять, не хотелось мне, чтобы к моему образу затворницы добавилось еще-то, что я совершейниший псих, который боится людей. В данный момент это было правдой, так как приближалась ночь, и от усталости я плохо себя контролировала, иногда совершенно не понимая, как попадаю в мысли своих друзей.

- Ну как вам фильм? – спросил Байрон, но даже сквозь темноту я поняла, что смотрит он почему-то на меня. Незнакомый взгляд неприятно отозвался в глубине души. Не любила я такие липкие взгляды чужих людей, всегда после них чувствуешь себя грязной.

- Нам с Бет понравился, а Рейн, думаю, нет, - усмехнулся Теренс приобняв Бет и повернувшись ко мне. - Кстати познакомьтесь, это Рейн Туорб, мы живем вместе с ней.

Четверка сделала вид, что очень удивлена и рада, но я едва смогла сдержать улыбку, потому что, читая их мысли, видела, как им было на самом деле интересно со мной познакомиться. Я была удивленна, и польщена, не понимая причину такого интереса.

- Мы знакомы, - махнула мне рукой Елена, я ответила кивком. Пару раз Елена спрашивала меня по поводу некоторых предметов, вот и все наше знакомство. Но глаза ее оценивающе пробежались по моей одежде, и засветившись на миг завистью, снова потухли. Вот почему я не могла разобрать какой цвет ее глаз – они были тусклые, совершенно без света. А так я могла бы назвать их коричневыми, такими же наверняка были и ее волосы. Тусклые. Думаю если бы не ее напористость, Елену вообще сложно было бы назвать привлекательной. Прям как Крошка Цахес. Интересно, кто-нибудь еще кроме меня видит, какой она человек. Думаю, что нет, ведь и я поняла ее суть только потому, что могла копаться в ее сознании.

А Байрон…Байрон был странным. Красивый, зеленоглазый, с каштановыми волосами, густыми и хорошо ухоженными как для парня, высокий и накаченный, с хорошей фигурой, и умом. Но что-то было в нем такого, что отталкивало меня от него. Я его не боялась, нет, просто, смотря на него, я чувствовала вину. А это еще, с какой стати? В любом случае его мысли не были кристально чистыми – он был довольно таки развратен для своих лет. Он чем-то напоминал мне Прата – ум, чувство юмора, привлекательность, и при этом, таких как он парней, стоит опасаться. Я видела его насквозь, почему этого не понимал Теренс – такие как Байрон, плохие друзья. Нельзя, конечно же, так сразу же судить человека, но я не могла отделаться от навязчивой мысли, что с ним что-то не так.

- Мы слышали ты тоже со Штатов?

- Не совсем, теперь я уже считаюсь англичанкой, - усмехнулась я, невольно втянутая в разговор. Мне пришлось подойти ближе к собравшейся компании. – Но я жила когда-то в Нью-Йорке и Чикаго.

Четверка странным образом подбоченилась от моих слов, наверное, потому что прозвучало это немного надменно. Но на самом деле я была не очень уверена, хочет кто-либо из них знать, откуда я. По какой вообще причине я могу быть им интересна. Всеобщей жизнью университета не занимаюсь, людей сторонюсь, в пьющей компании не замечена – сплошная скукотища, что я даже сама морщилась внутренне, понимая, как выгляжу со стороны. Даже мои вещи, дорогие и красивые, смотрелись довольно прозаично на фоне, оранжевого платьица Бет из шифона и шелка. Я же была в серой футболке одетой поверх майки, и простых узких джинсах, на самом деле темно-синих, но выглядящих черными теперь, что даже я не могла разобрать их цвет. А на шее завязан тонкий коричневый свитер. Ничего такого, чтобы я могла выделяться из толпы.

- Далековато от нас, - улыбнулась голубоглазая блондинка, которую звали Молли. Подходящее ей имя, добрая девушка, с воздушными, словно у одуванчика волосами. – Я из Техаса, а Кейдан из Нового Орлеана.

- А не легче вам было там где-то учиться, - я не смогла скрыть своего удивления, которое смутило парочку.

- Просто у нас здесь родственники живут, вот захотелось поступить сюда, - Молли говорила так будто бы оправдовывалась и я почувствовала себя из-за этого неловко. Наступила пауза, которую вдруг рассеял Байрон, оживленной речью.

- Мы собираемся на следующей недели поиграть в волейбол, а потом через день в пейнтбол – не хотите с нами? Для волейбола нас как раз команда, в пейнтболе тоже.

- Волейбол и пейнтбол? – с улыбкой переспросил Теренс, и я почувствовала, как он загорается. Ну, еще бы, волейбол был любимым спортом нашей старой компании, а пейнтбол,… а какой мальчишка откажется пострелять?

- Я понимаю, что вы девочки, наверное, будете бояться стрелять по живым мишеням, но там краска и это почти не больно, если есть нормальная защита, - добавил Байрон, довольно таки серьезно, словно рассказывал нам о настоящей охоте. Это было смешно, учитывая то, что Теренс и Бет охотились постоянно, а я стреляла довольно прилично, и даже по живых мишенях. От напоминания об этом, меня замутило.

- О, поверь, для них это не проблема, - гоготнул Теренс, и его оливковые глаза быстро стрельнули в мою сторону. Я подавила горькую улыбку. Мне уже давно не доводилось стрелять, нужно время от времени тренироваться, а то кто его знает, что может случиться. Хотя я не была сторонником пострелять ради удовольствия.

- Если хотите, потренируемся в тире, так чтобы у вас была практика, - Байрон сказал, это уже немного обижено не понимая, от чего мы трое, так понимающе улыбаемся.

- Да не надо, все равно будут мазать, - отозвался Теренс, душась от смеха, и тут же получил за это от Бет подзатыльник. Чтобы мазать, Бет нужно перестать быть оборотнем, а мне забыть о долгих тренировках с Хиттоном, довольно мучительным.

- Спасибо, думаю, мы справимся, - сказала я, сделав как можно более серьезное лицо. – Так, когда играем в волейбол?

- В среду, в пятницу пейнтбол, я тебе позвоню Теренс, - и снова говоря с Теренсом, Байрон посмотрел на меня, буквально мельком, но этого хватило, чтобы я поежилась от неприятия. Не могу сказать, что его взгляд был заинтересованным, просто я его удивляла. Я удивляла всю эту четверку. В кампусе я считалась затворницей, и мало с кем общалась, и то, что я умела улыбаться, их удивило. Меня тоже удивило то, что я, наконец, могла подумать о еще каких-то сторонах жизни, кроме учебы, волках и Калебе. Разнообразие, вот что мне нужно, чтобы мысли и сны не возвращались.

Попрощавшись с новыми знакомыми, мы побрели к моей машине. Оборотни устроились на заднее сидение, я же и забыла об их существовании. Сумерки не спеша превратились в серую вечернюю мглу, к которой скоро добавилось черное небо, усеянное яркими звездами. Мне хотелось верить, что Калеб сейчас тоже смотрит на них, но только не здесь, а в Лутоне, там на нашем любимом месте. Как же мне его не хватало! Тоска становилась просто невыносимой. Как только он справлялся с ней? Я знала, что, не смотря на всю силу Калеба, он был так же слаб без меня, как и я без него.

Телефон, как последний предатель молчал. Не было звонков, и, думая о Калебе, я опять попыталась попасть в его мысли. Даже не попасть, а послать ему свои. И что-то изменилось, потому что я получила теплый ответ, как отголосок мелодии промчался в моей голове. Мне было уже знакомо это чувство!

Я не могла такому поверить, но кажется, наконец, за этот месяц жизнь повернулась ко мне лицом, а не другой стороной – и причиной этому были не солнце и ветер, бьющие по щекам, будто в приветствие, и не лунные ночи, когда отсутствовали оборотни, нет. Я знала, что Калеб скоро приедет. Я чувствовала это, его мысли не лгали, как и его надежды увидеть меня.

И даже не смотря на приближение какого-то зачета, я все еще могла радоваться, не бесясь от паники, как это делала Бет. А в выходные…я даже боялась мечтать о том, как их проведу. Я знала, что всего-то нужно подождать. Наверняка если он и приедет то на выходные, чтобы подольше побыть со мной.

Сегодняшнюю ночь я уже не засыпала с телефоном в руке. Калеб приедет, и я это знала, даже если он сам этого еще не понимал.

Понедельник выдался веселеньким – мы сдавали проекты, и свои роботы по Барнсу, и думая о том, что на этой недели мне осталось сдать лишь проект по истории, я радостно подпевала сама себе о том, какая же я умница. И мне хотелось лишь одного – немного погулять одной после учебы. Но планы - это карточная пирамида. С утра у тебя они есть, но твой энтузиазм куда-то улетучивается, когда друзья вдруг проявляют не здоровый интерес к тому, что ты делаешь. Стоило мне намекнуть Бет, что я куда-то иду, и тут как тут они с Теренсом решили составить мне компанию. Как тонко намекнуть им, что я хочу побыть одна? Я подозревала, что тонко не получится. Моя пирамида разлеталась на глазах.

Мы стояли во дворе кампуса, и я объясняла им, что ничего особенного не планирую, просто хочу отдохнуть. Бет тут же запела песню о том, как они волнуются за меня. Мое поведение их пугает, и тому подобное. Да, да, да, все это я уже слышала. И когда я думала, что Бет уже вообще не заткнется, она смолкла на полуслове. Был день, почти все пары закончились для нас, но во дворе было много других студентов, а еще больше моих одногрупников. Проследив за взглядом Бет, я замерла.

Нет, такого не бывает. Наверное, я сплю. Словно во сне я видела движения людей, а среди них застывшую фигуру, облаченную, как всегда в элегантную темную одежду, которая показалась расплывчатой из-за подступивших слез.

Чувства застопорились. Потом пробежало со скоростью морозного ветра восхищение его лицом. Это мой Калеб. Я бросилась ему на шею, расталкивая одногрупников, не помня себя от радости. И Калеб принял меня ласково, так же отдаваясь этой встрече. Как же я скучала. Он был страстен и печален. Тоска. Все та же тоска только возле него она возрастала. Потому что я знала, что за этими мгновениями беспросветного счастья последует расставание. Как это не справедливо. Ничто не могло сейчас оторвать меня от него.

Рядом появился Теренс и Бет, они тоже хотели поздороваться с Калебом, но я просто не могла разжать свои руки. И все же мне пришлось это сделать.

- Привет дружище, рад встрече, - Теренс как мог, обнял Калеба, а потом и Бет, так как я крепко держалась за руку Калеба, боясь, что если сейчас отпущу его он раствориться в толпе. Калеб понимающе улыбался мне, глаза его сверкали серым льдом, и мне стало так хорошо, как не было еще здесь ранее. – Ты к нам надолго?

Я бы и хотела закрыть уши и не знать, что скажет Калеб, но просто не могла.

Лицо Калеба опечалилось всего на миг.

- Я завтра должен уехать.

Я даже ни слова не сказала, потому что не ожидала и такого подарка. Мне казалось, что разговор Калеба и Теренса никогда не закончиться. Я хотела увлечь отсюда его, забрать от них, и чтобы на этот день и ночь он был лишь моим. И когда я думала, что этот разговор закончен, к нам подошел Байрон. Только его нам и не хватало.

Он что-то пил, и как мне показалось явно не слабоалкогольное, что конечно воспрещалось на территории университета. Только мне что до этого, если его отсюда выгонят, оборвется их дружба с Теренсом.

- Привет ребята, решил узнать, не изменились ли ваши планы на среду и пятницу?

Лицо Байрона было угрюмым и надутым, и смотрел он на нас с Калебом волком, так словно мы сделали ему какую-то гадость. Я почувствовала, как рука Калеба в моей напряглась. Его мысли тотчас же перекочевали ко мне, и я с неожиданной радостью я поняла, что это ревность. Ревность! Вот только досадно, что ревность к Байрону, так как он был мне ни кем.

- Нет, - ответил Теренс смущенный поведением своего знакомого, видимо он заметил изменившееся настроение Калеба и взгляды Байрона. – С чего ты взял?

- Вижу к вам приехал друг.

- Да, это парень Рейн, - как-то неохотно отозвался Теренс, и я покраснела, словно Теренс сказал что-то нехорошее. Да что вообще происходит?

- И давно?

- 2 года, а тебя парень что-то волнует? – лицо Калеба стало как камень. Я уже не раз видела этот жесткий взгляд, выдержать который не мог ни один человек с устойчивой психикой.

Наступило неловкое молчание, пока Калеб бесцеремонно, в упор разглядывал моего друга. Почувствовав себя не слишком уютно под таким взглядом, Байрон залпом опустошил свой стакан. Я же глупо улыбнулась, видя ревность Калеба. Я самодовольно подумала, пусть и он немного помучается от того что натворил. Все это его рук дело. Он ведь сам даже думал о том, что я могу даже попробовать себе кого-то завести. Ревновал, но думал!

- Думаю Байрон, ты слишком много выпил и не понимаешь что говоришь, - сквозь зубы процедила Бет. Схватив его за руку, она потащила Байрона прочь, Теренс пошел следом за ними, а мы с Калебом смотрели, как с комичным лицом Байрон пытается понять, откуда у хрупкой Бет столько силы, чтобы волочь его.

- Кто это? – прорычал тихо Калеб, обращаясь ко мне. Вся его фигура выражала напряжение. Даже не представлю, сколько он сейчас прикладывал сил, чтобы не догнать Байрона и не убить его прямо на месте.

Я даже если бы и хотела, не могла скрыть триумфа и своей радостной улыбки, от осознания того, что он ужасно ревнует.

- Друг Теренса, я его вижу второй раз так близко, - сказала я, заставляя смотреть Калеба мне в глаза. Он напряженно вглядывался в меня, пока не издал тяжелый вздох и не обнял меня снова, когда понял, что я Байрона почти не знаю.

- Если бы здесь не было людей, я бы… - Калеб не закончил своих слов, зато его глаза говорили то, что я хотела услышать.

- Поехали ко мне, - тихо сказала я, и поняла, что мечтаю об этом, как никогда.

Мы понимали друг друга без слов. Быть так близко друг к другу за такое долгосрочное расставание, и не прикасаться, было не реально. И больше ни на кого вокруг я не смотрела. Мне были безразличны удивленные и любопытные взгляды студентов, хотя я понимала, что завтра узнаю много нового о сегодняшней не понятной сцене с Байроном, и появлением здесь Калеба. Я понимала, что Байрон повел так себя, почувствовав на своей территории чужого самца, но если бы он только посмел испортить мой день с Калебом, думаю, я бы отступила от того, что сдерживаю себя, и внушила бы ему пару веселых мыслей. Помнила я несколько картинок из памяти Прата, как людей сажали на кол.

Я шла за Калебом, держала его за руку, рассматривая любимую спину, линию плеч, и его манеру ходить мягко и бесшумно. Он оставил машину на стоянке не далеко от кампуса, где не было людей. Прислонившись спиной к машине, и расставив широко ноги, Калеб привлек меня в образовавшееся пространство, чтобы я могла удобно прижиматься к нему. Я знала, что он не выдержит от поцелуев до дома, но его страсть была поистине поглощающей. Задрожав от прохлады губ, я едва нашла в себе силы отстраниться.

- Поехали скорей.

- Прости, но я так скучал, - прошептал он мне, и голос выдал его волнение. Глаза все темнели, когда мы ехали, а свободная рука Калеба то держал меня за ладонь, то перемещалась на бедро, плечо или же касалась лица. Но я не переживала, не смотря на скорость с какой он мчал.

Войдя в мой дом, он запер дверь и протянул ко мне руки. Я кинулась в его объятия и облегченно вздохнула, когда его руки наконец-то сомкнулись вокруг меня, так надежно, что мне трудно было удержаться от слез.

– Неприлично то, что я так хочу тебя? – прошептала я, не глядя ему в глаза.

– Ну и что, – дернул он плечами, заглядывая в мои глаза, и я увидела частичку той же страсти что охватывала и меня. - И что в твоем понятие неприлично? Пройдет этот год, и мы поженимся. – Он усмехался, явно подтрунивая надо мной, и я удивилась, почти обиделась, думая о том, как он еще мог соображать, когда я теперь вижу только его губы.

Я очень пыталась сдержаться и хотя бы дойти до кровати, но не смогла. Подхватив меня на руки, Калеб дошел до гостиной, и там мы повалились на диван. Высвобождая руки из под него, я принялась расстегивать его одежду, а Калеб мою, и хорошо, что на мне не было одето ничего из того, что я любила носить. Футболка, треснув, полетела на пол, а следом джинсы, стянутые с меня с такой силой, что я уже думала, на ногах останутся рубцы, но все это полностью не замечалось, пока я смотрела на него, и чувствовала его твердое прохладное тело под собой. Мои волосы накрывали нас, тесной пеленой, Калеб подхватывая, собирал их на затылке, и приближал мое лицо к своему. Чувствуя холодное дыхание Калеба на своей щеке, шее, груди, я почти верила, что это его губы, а за тем он нежно прикасался губами ко всему, что словно отметил своим дыханием.

Скользящие руки, и ноги, и тихие стоны, которые я пыталась сдерживать, потерялись на фоне того, что я была с ним. Я встречала его темный бездонный взгляд, и это приносило еще большее наслаждение, потому что я понимала, как он скучал без меня, и что это я вызываю в нем такую бурю страсти. Сила его неизрасходованной страсти обрушилась на меня, но я могла ее выдержать, так как изголодалась по нему, и его телу не меньше самого Калеба.

Я вслушивалась в его дыхание, и понимая, что ему так же тяжело дышать, как и мне, заводилась еще больше. И чем дальше я углублялась в ласки, тем труднее нам было сдерживаться, но мы хотели оттянуть момент, когда его и мое тело на некоторое время станут одним целым. Его пальцы на моей груди, вызывали бурный ответ, где-то глубоко внутри меня. Мне показалось, что я почти отключилась, когда Калеб перекинул меня на спину, я выгнулась под ним и закрыла глаза, полностью отдаваясь мощи его тела.

Калеб так толком и не разделся, и кода я лежала возле него вовсе обессиленная, и мое тело снова привыкало к его прохладе, я немного смущалась своей наготы. На животе виднелся немного лиловый шрам, от кесаревого, и не смотря на то, что сам живот был плоским, мне это вовсе не нравилось. Я перевернулась на бок. И прижалась к Калебу, слушая, как постепенно мое сердце успокаивается. А Калеб закрыв глаза, тоже слушает мои все редеющие удары сердца. Я догадывалась, как он скучал за этим, только я не подозревала, как мне не хватало его замирания возле меня.

- Почему ты так долго не звонил – я ведь сходила с ума? – тихо прошептала я, между словами прикасаясь к его груди.

Губы Калеба нашли мои, и на некоторое время я забыла о вопросе, погрузившись в томный, влажный поцелуй. Оторвавшись от него, я жадно глотала воздух, с пониманием того, что мне никогда не насытится Калебом.

- Там где я был, с телефоном пришлось туго, - наконец ответил Калеб, шевеля мои волосы и с нежностью смотря на меня. – Разве ты не понимаешь, что мне не слышать твой голос было так же тяжело.

- Теперь, когда я с тобой, то понимаю это, но одиночество вносит свои коррективы, - призналась я, пряча лицо у него на груди. Я была такой горячей, а он холодным, что казалось от моего дыхание скоро появиться конденсат, тело все так и не хотело успокаиваться.

- Да уж, это я тоже понимаю. Когда никого нет рядом, я все думаю о том, что ты делаешь, с кем ты, где бываешь, и тому подобное. И возле тебя все время мне мерещатся такие вот Байроны.

Я довольно усмехнулась, но он этого не заметил, так как не видел моего лица.

- Байрон, просто петух, решил, что ты претендуешь на его право главного самца в курятнике, он тут что-то типа местного плейбоя, - я не скрывала своего презрения, и это, кажется, немного успокоило Калеба. Он перестал хмуриться. Я с любопытством взглянула на него, чтобы подтвердить свою догадку - так и есть, он самодовольно улыбается.

Ткнув его в бок, я пробурчала:

- Если и дальше будешь забывать мне звонить, кто знает, может он мне понравиться.

- Это шантаж? – недоверчиво глянул на меня Калеб, он явно не ожидал такого серьезного тона.

- О, да, - заверила его я, и все же улыбнулась, чтобы развеять напряженность.

Но Калеб вместо того, чтобы улыбнуться, откинулся назад на подушку, не смотря на меня.

- К сожалению, не могу тебе пообещать, что такое не повториться.

- Расскажи мне о том, что ты делаешь, надеюсь это не секрет? – попросила я, понимая, что совершенно не знаю, как он провел время что был так далеко от меня. – расскажи все с самого начала, с того момента как уехал к Патриции.

- Хорошо, идем на кухню, ты поешь, а я расскажу. – обреченно выдохнул Калеб, и я поняла, что он не жаждет рассказывать мне о матери. Не потому что не хочет со мной делиться, а потому что оказался очень ею разочарован.

Застегнув джинсы, он первым пошел на кухню, давая мне возможность спокойно одеться. Натянув джинсы, я печально осмотрела остатки футболки, и потому одела лишь бьюстье. Но стоило мне оказаться в таком виде возле Калеба, я тут же почувствовала сзади его холодное дыхание и в следующий момент его руки обхватили меня.

- Рейн, если ты хочешь, услышать мой рассказ, тебе придется одеться более существенно. – я задрожала от его охрипшего голоса, и все таки покорно пошла сделать что он просил. Во-первых, я очень хотела услышать, что он расскажет, а во-вторых, ужасно проголодалась.

Вернувшись в другой футболке, я раскинула руки и спросила:

- Так лучше?

- Нет, но уже терпимо, - сознался он, поедая меня глазами. Я даже думать не хотела о том, какого рода голод мучил его. Глаза Калеба почернели, и это могла быть вовсе не страсть. Но я уже давно привыкла к подобному и вовсе не переживала за свою безопасность.

Занявшись приготовлением нехитрого обеда, я все же терпеливо ожидала, когда он начнет рассказывать.

- Итак, ты поехал в Лондон к Патриции, и…

- И познакомился с ее семьей, - дополнил мое предложение Калеб, словно мы играли в какую-то игру. Чем дальше мы отклонялись от ситуации в гостиной, тем более добродушным ставал он.

Я постаралась улыбаться, смотря в его лицо, но в то же время я оплетала сознание паутиной своих мыслей, чтобы он был посговорчивей, и знать говорит ли он мне правду, или же что-то утаивает.

- В ее семье много членов. Несколько мужчин и девушек.

- А вот с этого места поподробней, - я оторвалась от плиты, чтобы увидеть, как он об этом говорит, но его лицо не таило в себе никаких скрытых смыслов. Значит просто девушки, и больше ничего. Я была склонна поверить ему. Конечно же, мне плевать, что они все похожи на богинь, их лица и тела идеальны, но это ерунда, потому что ему действительно было на них все равно.

- Рассказывать нечего толком, я пожил с ее семьей всего несколько дней, и поняв что ее образ жизни вовсе не для меня, вернулся домой. Потом мне пришлось снова ехать в Лондон, но уже по делам Человечных. Для них я выполняю ту же работу, что и когда-то Терцо и Грем, ничего интересного.

Точнее Калеб хотел сказать, ничего того, что тебе следует знать, если ты еще страдаешь волчьим синдромом, потому я и не стала расспрашивать об этом. Лучше мне не знать, чтобы в мои сны не добавлялись новые подробности.

- А какой образ жизни у твоей матери? – я не могла себе представить ничего такого, чтобы вызвало у Калеба такую неприязнь, и в некоторой степени не одобрение. – Ты ее порицаешь?

Это прозвучало немного насмешливо, но в то же время меня разбирало любопытство. Поставив тарелку на стол, и сев напротив него, я не принялась за еду, пока он не начал говорить, даже не смотря на то, что запах еды дразняще щекотал мои ноздри. Калеб меня полностью обессилил.

- Нет…не то чтобы, - сначала резкое отрицание, и лишь потом он согласился со мной. Меня это интриговало все больше. Как же тогда жила семья Патриции, я не знала ничего другого, что выходило за рамки моей семьи.

- Их довольно много, и не все они Бесстрастные, как моя мать, остальные Человечные, но образ их жизни именно как у первых. Они живут не совсем как мы, потому что проводят ночное время в компании себе подобных, и только днем живут более менее, как люди. Но не так как твоя или моя семья. Они не работают, не учатся и ни кем не прикидаются. Сплошная угода себе.

- Не похоже на того, кем была когда-то твоя мать. В этом проблема? – я сочувствующе взяла руку Калеба в свою, забыв ненадолго о еде.

- Да, - признался Калеб. – понимаю, что это глупо, ведь я уже давно не мальчик, но не могу ее простить до конца.

- Я понимаю, - мне было приятно понимать, что Калеб не всегда такой сверхчеловек, и ему не чужды нормальные переживания, которых полным полно у меня. Смотря Калебу в глаза, я чувствовала тесную близость с ним. И его боль на это время становилась моей. – Ты ей рассказывал о нас?

- Да, - это Калеб произнес неохотно и до того, как я могла начать возмущаться объяснил. – Мне очень не хотелось этим делиться с ней, потому что она потеряла право знать о таких важных моментах из моей жизни. И все же я не мог не рассказать о тебе, ты единственное, чем я горжусь в своем существовании. И она должна была об этом знать.

В своем существовании. Они никогда не говорили слова «в своей жизни», а лишь существовании. Но разве живя так близко с людьми они не чувствуют сладость жизни? Когда же настанет тот момент, что я смогу полностью понимать вампиров, их желания и стремления? Даже не смотря на то, что я могла попадать в их сознания намного проще, чем к людям, они оставались большей загадкой.

- Ты рассказал ей о Еве и Греме? – спросила я, едва, прожевав.

Глаза Калеба стали по хищному мстительными.

- Конечно, я не мог не рассказать. Она сама хотела знать все об отце, и я не стал себя в этом ограничивать. Не думаю, что она поняла, что утратила.

Калеб говорил с горечью, которой я раньше не замечала. Ему действительно было очень горько за отца, и пущенные на самотек годы, когда тот мотался по свету, а она строила свою жизнь. Завела новую семью, и жила в свое удовольствие. Грем и Калеб в то время страдали, не зная, где она и что с ней. Я и раньше не очень симпатизировала Патриции, но теперь начала ее недолюбливать.

- Но, что особенного в их жизни. Они не живут днем как мои родители, не работают и не учатся, это понятно. Но чем их ночи отличаются от ваших?

- Охотой, - едва выдохнул Калеб и я понимающе запнулась.

- Они убивают людей? – я не знала, хочу ли действительно знать ответ на этот вопрос, но слова вырвались сами по себе. Удивленно застыв от своего вероломства, я выжидающе посмотрела на Калеба, не зная, жду ли от него ответа.

- Не совсем. Очень сложно объяснить тебе все различия, так как ты даже о нас не знаешь всего, - с трудом проговорил Калеб, и я поняла, что он не хотел меня обидеть, а просто констатировал правду. – Твои родители постарались оградить тебя от всего, что относится к нам, стараясь сделать так, чтобы ты жила будто бы среди людей.

- Но я довольно хорошо знаю вампиров, - чисто из чувства противоречия вставила я. Раз я не знаю вампиров, тогда кто?

Калеб взял из моей руки вилку, отставляя в сторону, и приложил мою руку ладонью к своему лицу. Я ощутила холод, в первый миг который кажется обжигающим, а потом постепенно рука к этому привыкает, и своеобразное покалывание проходит. Но моя рука так выделялась на фоне его кожи, что не заметить этого было сложно. Мы разные, вот что он пытался сказать этим жестом.

- Я не спорю, что ты единственный человек в мире, который знает меня так хорошо. Но и так же я знаю, что ты не видишь во мне всего того, чем я являюсь, потому что я тебе не открываюсь с иной стороны. Именно вампиром ты меня вовсе не знаешь – когда тебя нет рядом, я более хладнокровный, отрешенный, опустошенный, и все мы такие. Этого не изменить, но можно скрывать, выпуская наружу свою человеческую сторону, доставшуюся нам будто в наследство, от прошлой жизни.

- То есть, ты хочешь сказать, что со мной не настоящий?

- Да нет же, я и есть я, просто теперь во мне больше того Калеба, каким я был при жизни, и всего лишь малая часть того хищника, каким я являюсь. В компании себе подобных мы более раскованы, и менее скрытны.

- Так и в семье Патриции?

- Почти, - подтвердил Калеба, - у Патриции есть друг, который наполняет их жизнь духовным смыслом. Он единственный кто мне понравился в ее семье. В основном я общался с ним.

- И Патрицию не смущает то, что я человек? – этот вопрос интересовал меня с самого начала больше других.

- Мало сказать смущает, думаю, что ее это пугает, - губы Калеба презрительно скривились, когда он говорил об этом.

- Пугает? Разве я представляю опасность для тебя?

- Люди вообще представляют опасность для нас – так как мы боимся, что вы отвергнете нас, узнав нашу настоящую личину. Но с ней по-другому, просто она сравнивает меня с собой, думая, что однажды я не удержусь и буду чрезмерен в жажде, и тогда…

- Случиться то же, что и с твоей племянницей? – догадалась я. – Но это значит, что она не хочет, чтобы ты страдал.

- Нет, - иронично усмехнулся Калеб, - она не может поверить, что мы можем продолжать быть людьми, хоть в какой-то степени.

- Это ужасно, - не удержалась я, чувствуя, что все же какой-то частицей души жалею ее, не смотря на то, как она обошлась с Гремом. – Ее можно лишь пожалеть.

- Боюсь я еще не готов к подобному. Вечность дает прерогативы, когда прощать кому-то можно столетиями.

- Ты меня с ней когда-нибудь познакомишь? – несмело спросила я, потому что, если не обращать внимание на то, как Калеб говорит о матери, именно она когда-то влияла на становление его, как личности. И еще меня заинтересовало то, как они живут. Насколько же отличается их образ жизни, от жизни моих родителей? Неужели они действительно бесстрастные убийцы?

- Только когда снова смогу ей доверять, - тихо прорычал Калеб, не смотря на меня.

Я встала и, обойдя стол, убрала руки Калеба, сложенные на груди, чтобы сесть к нему на колени. Уткнувшись в его шею, я хотела, чтобы Калеб знал, как я его поддерживаю, и всегда с ним, не смотря ни на что, пусть даже не всегда понимая.

- Я люблю тебя, - прошептала я ему, и Калеб, наконец, расслабил руки, сжатые в кулаки, и обнял меня в ответ, с тяжелым вздохом облегчения.

- Нет, это я тебя люблю, и даже не знаю, как мне собраться с силами, чтобы уехать завтра.

- Это неважно сегодня, - отозвалась я, увлекая его за собой.

Я не знала, поговорим ли мы еще сегодня, и мне было все равно, ведь Калеб был со мной.

С утра, Калеб и я не отходили друг от друга. Я даже и не могла надеяться, что он останется здесь еще хотя бы на день, и не могла заставить спросить себя, когда приедет вновь.

Оборотни вернувшиеся домой, среди ночи, не путались под ногами, и мы могли побыть сами. Сев на веранде, мы продолжали говорить, и я не могла поверить, что мне придется с ним расстаться.

- Семья Человечных слишком на тебя наседает, ты почти не бываешь дома? – поинтересовалась я, оттягивая то время, когда мне нужно будет сказать ему «люблю», в последний раз в этом месяце, в лицо.

- Нет, - грустно улыбнулся Калеб, как можно теснее прижимая к себе. Я знала, что пока мы говорим, он смотрит все мои воспоминания, и я ожидала вопросов о волках, или же слов о том, что моя жизнь здесь была просто ужасна. Но он обходил эти темы стороной, и я была рада. – Это, наоборот, для меня спасение от тоски и скуки, а так же вдохновение в отсутствии тебя. Когда есть какое-то задание, я берусь за него, лишь бы не сидеть дома, и не ждать, когда ты снова войдешь в двери мастерской. Без Грема и Евы, дом вовсе погас. Моя работа хотя бы помогает многим людям.

Я опустила слова о других, прекрасно зная, что он чувствует.

- Я тебя понимаю, - качнула головой я, пытаясь скрыть, что эти слова вызывают слезы. Чтобы развеять обоюдную грусть я добавила: – У нас тренировка в полдень. Надеюсь. Если Бет, конечно же, не опоздает, - добавила я чтобы объяснить, - играть одной в теннис, как-то неудобно.

– Теренс поедет домой с вами?

– Да.

– Очень хорошо. Держись поближе к нему и Бет, и пусть они проводят тебя не только домой, но и повсюду, куда ты будешь идти.

– Слишком необычное требование, если учесть, что исходит оно от тебя, – сказала я. – Может, ты сам будешь оберегать меня, и я дам нашим друзьям пару дней отпуска?

Говоря это, я понимала, что кривлю душой, так как я часто и повсюду бывала одна. Оборотни не сторожили меня, да и я не защищала их умов от чужих. Их разумы скорее нужно было защищать от меня.

– Я не хочу, чтобы ты оставалась одна, - терпеливо объяснил Калеб, ловя мою руку, - а мне, как ты знаешь нужно быть не здесь, ближайшее время.

Я понимала. Как же я все хорошо понимала, и совершенно не хотела его отпускать. Я была одновременно благодарна, что у него есть чем заняться, и в то же время зла на семью Человечных. Если бы не работа, которую Калеб делал для них, он наверняка приезжал бы чаще.

- Пожалуйста, Рейн, перестань вести затворнический образ жизни. Чаще ходи куда-нибудь с Бет и Теренсом.

- Хорошо, - я хотела было сказать о волейболе и пейнтболе, но вспомнив, кто нас пригласил, промолчала. Калеб обещал позвонить завтра, может тогда и скажу, чтобы лишний раз его не нервировать.

- Я приеду не так скоро, как смогу, а тогда когда уже не выдержу. Не хочу нарушать твое становление на пути к простой жизни.

Я понимающе кивнула, потому что он сказал мне правду. Мы еще долго стояли возле машины, целуясь, но вот, с острой болью в груди, я смотрела, как он садиться в свой джип и уезжает.

Теренс и Бет завтракали, когда я вернулась в дом, и еще такими тихими я их здесь не видела. Стоило Калебу уехать, как я поняла, что не держусь на ногах. Тяжело упав на стульчик, я попыталась что-то съесть, но единственное что мне хотелось, так это плакать и спать, и не обязательно в таком порядке.

- Как себя чувствуешь? – осторожно осведомилась Бет, следя за мной. Теренс не отставал от девушки, но с меньшим тактом.

- Просто класс. Меня сегодня не существует – ни какого тенниса, не звоните мне, не будите меня, и купите на ужин пиццы, ничего не собираюсь готовить. Я сегодня отдыхаю.

Усмехнувшись про себя их вытянутым лицам, на мой командный голос, я поднялась наверх и тут же отключилась. А проснувшись, я как и раньше поехала к Пенни, но так и не дошла до бассейна. Ночная погода была просто чудесная, зачем сидеть в помещении, когда у меня нет настроения говорить.

Гулять. Обязательно гулять, пока ноги не устанут, а глаза не заслепит от тусклых желтых фонарей ночного Глазго. А после вернусь домой, надену свое уныние и буду вспоминать о его приезде. Глинтвейна для пущей убедительности в том, что его нет рядом. И в который раз убедится, что я больна Калебом. Мир тускнел с каждым днем, проведенным без него. Но страдать уже нет сил, – одно тупое облегчение, что этот день, минул. А значит, в году, который Калеб посвятил моим ошибкам, стало на день меньше. Но ты ведь хотела этого, - шепчет мое противное я, - ты так хотела совершать ошибки, вот и наслаждайся ими. Наслаждайся своей самой главной ошибкой – отсутствием рядом Калеба. Ну как, теперь тебе тоже кажется, что стать независимой от его охраны и присутствия это так хорошо?! И разве наслаждение от мыслей о волках, стоили того, чтобы чувствовать, как твое сердце разрывается, когда его машина отъезжала?

И вот его не стало, и все начало возвращаться назад – давящие сознание, осознание своего превосходства, тупая боль, что ты не готова проститься со своими грехами. А он даже словом не обмолвился о волках – почему же у меня не было такого же доверия к нему?