2015-06-28
850
Если сосиски отварить с кубиком говяжьего бульона, то они будут пахнуть мясом.
Из газеты
Начну с того, что журналисту ближе, — с него самого и его текста в кадре и за кадром. Тема эта гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Потому что непосредственно касается природы нашей профессии, которая с 1960-х гг. — выхода в свет книги Вл. Саппака «Телевидение и мы», — и до сих пор вызывает яростные споры среди теоретиков телевидения.
Правда, практики в этом споре практически не участвуют. Ведь, ежедневно делая эфир и пытаясь оценить, что работает на результат, а что против него, рано или поздно вынужденно приходишь к выявлению природы своего средства рассказывания.
А экран, как и проза, поэзия, живопись, театр и пр., — лишь средство рассказывать истории, «заражая» зрителя своими эмоциями и убеждая в своих идеях, доказывая через них древние истины на разных проявлениях межчеловеческих отношений.
Смысл этой игры для зрителя в том, что только так человек может относительно безболезненно открыть эти истины для себя лично, вписав их в свой жизненный опыт наряду с опытом реальным. А так называемое «новое видение» — всего лишь авторский способ старые истории по-новому рассказывать. От того, будет ли рассказ длиться одну минуту или четыре часа, сам принцип не меняется.
Итак, наш принцип рассказывания привязан к экрану и его природе. Давайте попробуем разобраться, какие установки диктует эта «привязка» в использовании вербального текста.
До сих пор можно столкнуться с убеждением, что авторский текст, синхронный или закадровый, лежит в основе работы с любым документальным материалом на ТВ — от информационного репортажа до неигрового фильма. Я не буду сейчас анализировать причины этого убеждения. Так же как не буду разбираться в установке противоположной, сводящейся к тому, что на экране должно быть «чистое кино» без всякого текста вообще. Это теоретическая проблема, требующая приведения огромного объема материала, ссылок на фундаментальные законы функционирования психики, историю СМИ, восприятие семантического ряда, мифологии, символа, и т. д., т. п., etc.
Практически же новости, построенные исключительно на тексте, всем хорошо известны. Думаю, большинству не составит труда вообразить и обратный вариант: новости, в которых, например, «лид» будет подаваться титром перед сюжетом, вербальное содержание будет только в синхронах, а дикторский текст просто не понадобится. Понятно, что такая программа заставит зрителя напрягать мозговые извилины уже нешуточно. А поскольку все мы как телезрители «ленивы и нелюбопытны», то и рейтинг такой программы окажется в нижних строчках. Хотя интеллектуальное меньшинство, конечно же, подобную попытку оценит очень высоко. Поэтому вернемся к тексту.
Печальный же результат ориентированности только на текст на ТВ состоит в том, что как минимум 80 % информации, идущей сегодня в эфире всех каналов, в видеоряде вообще не нуждается. Блестящее подтверждение этому — интернет-рассылка Первого канала, где просто публикуются тексты новостийных сюжетов. Для восприятия и понимания большинства из них текста вполне достаточно.
Вот типичный пример.
«Этой ночью принцесса Мэри родила сына. Мальчик весит три с половиной килограмма, его рост — 51 сантиметр. Первым на руки ребенка взял его отец — наследный принц Фредерик, который присутствовал при родах.
И малыш, и мама чувствуют себя хорошо. Сегодня в полдень по местному времени в Копенгагене будет дан праздничный салют, а затем двери замка Кронборг откроются для посетителей. Увидеть самого новорожденного вряд ли удастся, а вот оставить подарки для счастливых родителей сможет каждый желающий. Нового наследника престола назовут традиционным для датских королей именем — Кристиан». (Первый канал, 15.10.2005, 12:26).
Требуется тут изображение? Я уж не говорю о том, что дала эта информация зрителям. Удовлетворение любопытства сплетников? И главное, какое отношение это «радио с картинкой» имеет к телевидению?
Вот еще пример — на сей раз из новостей региональных.
«Скорая помощь города получила восемь новых машин. Хорошая поддержка перед зимой, говорят специалисты. Работать бригадам будет теплее, да и поломок на линии будет меньше.
Сейчас городской автопарк “Скорых” уже наполовину состоит из новых автомобилей. Их поменяли за последние три года. В этот раз “Скорой помощи” достались семь УАЗов и одна “Газель”. Последняя — автомобиль повышенной комфортности. И что особенно ценно, впервые с полным комплектом оборудования. Осталось его установить — и реанимобиль отправится в гор. больницу. Новые УАЗы приступят к работе не так быстро.
СНХ: начальник автоколонны № 1: “УАЗик, он идет как санитарный, поэтому пустой. Приходится самим укомплектовывать. Носилки, станки, мигалки, даже раскраску. “Газель” уже готовая, а здесь надо красить... Тут еще средства нужны”».
Я далек от того, чтобы иронизировать по поводу этого текста. Он ничуть не хуже большинства тех, что идут по каналам общероссийским. Но и не лучше. Для него картинка — тоже только «необязательное приложение», иллюстрация.
Даже если на мгновение забыть все, что говорилось о зрительском восприятии, останется простой вопрос: какой смысл оператору на таком сюжете «напрягаться», если он убежден, что журналист все за него скажет, что бы он ни снял? Зачем ему акцентировать, сталкивать в кадре экипированную «Газель» с «сиротками» УАЗами? Стоит ли искать аналогию или разницу между новыми и старыми машинами автоколонны? А ведь какой сюжет на этом можно было сделать!
И наконец, если автор хочет доказать нам, что «Скорая» опять получила технику по «остаточному» принципу, — а именно на это финальный синхрон разворачивает смысл всего сюжета, — то и акцент нужно делать не на покраске, а на отсутствии оборудования. То есть на том, что эти машины, кроме одной, в ближайшее время не смогут спасать людей. А это для зрителей куда важнее, чем отсутствие раскраски или мигалок.
И последнее: если приводятся слова специалистов («Хорошая поддержка перед зимой, говорят специалисты»), что мешает не цитировать их, а дать мнение в синхроне? «Выигрыш» от этого будет куда значительней: столкнутся два мнения, конфликт выйдет в человеческую плоскость. А если первый синхрон прозвучит из уст чиновника, а второй, о разукомплектованности, от кого-то из бригады врачей, то сюжет обретет и социальную остроту, выявив конфликт интересов — между теми, кто отвечает за поставку машин, и теми, кто на них работает.
Самое грустное, что порой среди потока программ, которые приходится видеть в эфире, на семинарах и конкурсах, попадаются действительно прекрасно снятые и смонтированные работы. Такое впечатление, что «заболтаны» они уже в финале, просто от страха журналиста перед тем, что зритель (или редактор) его не поймет.
Но ведь, как утверждают психологи, 70 % людей в этом мире — визуалы! Поэтому рассчитывать на те 15–20 %, доминанта которых приходится на слух, как минимум нерационально.
Окончательно оставив в стороне теоретические споры и доказательства, я остановлюсь только на выводе: язык телевидения по своей природе гораздо ближе к языку кинематографа, чем к языку радио и тем более — газетному. А когда дело касается работы с любым неигровым материалом — к языку не просто кино, но кино немого. Здесь по-прежнему, как и в 1920-е гг., главным художественным средством остается монтаж.
Монтажом выстраивается сам сюжет и его смысл, монтажом обостряется драматургия, выявляется жанр… У нас просто нет других возможностей как-то изменить меру условности, а значит, придать материалу художественные качества, кроме как камерой и монтажом.
В игровом кино и программах, в телешоу это давно достигается с помощью декораций и актерской игры, а монтаж предпочитают внутрикадровый. Сегодня их действие строится перед камерой. Документальный материал, от информационного репортажа до фильма, по-прежнему выстраивается только самой камерой и монтажом.
Я не буду сейчас доказывать эту максиму. Интересующиеся могут «покопать» сами или хотя бы почитать об этом подробнее в специализированной литературе и Интернете. А пока остановимся на том, что визуальная природа экрана и вербальный текст на экране всегда сосуществуют на уровне компромисса.
Конечно, совсем без текста обойтись удается чрезвычайно редко, а в информации сегодня просто невозможно. Но при этом не стоит забывать, что и синхрон, и закадровый авторский текст — это всегда компромисс по отношению к природе экрана, в том числе и телевизионного.
Впрочем, одно простейшее доказательство я все же приведу. Обратите внимание, в какие моменты зритель начинает скучать: обычно это текстовые куски, причем те, в которых персонажи не действуют словом, а рассуждают, философствуют, описывают, поучают…
Особенно это видно на контрасте, когда в остром сюжете начинаются разговоры героев о «несчастном детстве», своих переживаниях, какие-то воспоминания и т. п. Я уже не говорю о всяких телевизионных «круглых столах». И в то же время сравните эти куски с фрагментами, например, тех же фильмов или каких-либо теледискуссий, где слово равно действию, влияет на дальнейший ход событий и судьбы персонажей, — они притягивают зрителя не меньше, чем сцены, построенные на физическом действии.
С другой стороны, синхрон для персонажа — единственная возможность высказать с экрана свою позицию, вступить в прямой диалог со зрителем. В отличие, кстати, от автора, который помимо текста имеет в своем распоряжении такие мощнейшие средства, как уже упомянутые отбор, композиция, кадр, монтаж, озвучивание и пр.
Но есть и сильная сторона слова: если словом человек действует, отстаивает свои интересы, свое «Я хочу»: самоутверждается, дерется за истину или прячет ее, дразнит, просит, девальвирует, приказывает и пр.1 Но ни одно действие не может быть выполнено вне персонажа. Значит, слово неперсонифицированное действием никогда не станет.
СНОСКА 1 Сверх-полный список модальностей, основанных на глаголах действия, см. в конце книги: Митта А. Кино между адом и раем: кино по Эйзенштейну, Чехову, Шекспиру, Куросаве, Феллини, Хичкоку, Тарковскому… М.: Зебра Е, 2005.
Отсюда вывод: и в кадре, и за кадром право на слово имеет только активно действующий персонаж.
Конечно, это означает не запрет на слово для журналиста, а то, что:
а) журналист тоже должен стать персонажем сюжета со своей ролью и позицией, со своим «Я хочу» и доминантой характера;
б) текст журналиста должен быть действием;
в) все «лиды», подводки, отводки, связки и пр. — не цель, а способ выстраивания линии действия одного из основных персонажей сюжета — автора.
