2015-06-28
388
По состоянию на 1 января 1953 года, за два месяца до смерти Сталина, в лагерях, колониях и тюрьмах числилось 2625 тыс. человек, в спецпоселениях — 2753 тыс., ссыльнопоселенцев, ссыльных и высланных — 65 тыс. (Земсков 1994: 168, 189; Земсков 1999: 115-116). Всего, стало быть, даже без учета не столь многочисленных контингентов ссыльнопоселенцев, ссыльных, высланных и административно высланных, — свыше 5,4 млн. советских граждан, единовременно подвергавшихся репрессиям в форме лишения или ограничения свободы. Сколько же миллионов подверглось этим видам репрессий за все годы советской власти, особенно же за четвертьвековой период сталинского правления, начиная с 1929 года, «года великого перелома», и заканчивая смертью Сталина в 1953-м? Сколько из них выжило, а сколько погибло?
Окончательно судить о числе лиц, побывавших в заключении, по-видимому, пока рано. Данные о динамике числа заключенных, подобные тем, какие представлены на рисунке 19.15, недостаточно информативны, они не позволяют судить о движении тюремно-лагерного населения на протяжении года, а значит и о том, сколько всего человек прошло через лагеря, колонии и тюрьмы, главное же, о том, каковы были обусловленные этим демографические потери.
Скажем, известно, что между 1936 и 1941 годами число заключенных в лагерях, колониях и тюрьмах увеличилось на 1104 тыс. (Дугин 1990: 91; Земсков 1994: 115). Но поступавшее пополнение должно было не только обеспечить этот прирост, но и покрыть убыль в результате освобождения и смертности. Сообщается, например, что в 1937-1938 годах из лагерей было освобождено 644 тыс. человек, а умерло в них 116 тыс. (Земсков 1991: 14). Число заключенных с начала 1937 года по начало 1939-го выросло на 496 тыс. Значит, число поступивших в лагеря, способных покрыть убыль и обеспечить прирост, только за два года должно было составить 1256 тыс. — примерно в 2,5 раза больше зафиксированного прироста. В другие годы подобная «ротация» могла быть и еще большей.
Появляющиеся иногда в печати обобщенные данные не вполне ясны и довольно противоречивы. Сообщается, например, что в 1940 году «централизованная картотека ГУЛАГа содержала сведения почти на 8 млн. вошедших к этому времени в его ограды заключенных» (Земсков 1991а, 6: 17), а по другим источникам, уже в 1955 году в архивах ГУЛАГа хранилось 9,5 млн. личных дел заключенных (Дугин 1990: 96). Неужели за 15 лет прибавилось всего 1,5 млн. «личных дел»? Имеется оценка «общего числа заключенных, прошедших исправительно-трудовые лагеря с 1934 по 1953 год» — 11,3 млн. человек (Там же, 96), но и она, скорее всего, занижена. По другим данным, только за 1934-1947 годы в лагеря поступило (за вычетом возвращенных из бегов) 10,2 млн. человек, да на начало 1934 года в лагерях уже находилось 0,5 млн. (Земсков 1991а, 6: 14-15). Это уже 10,7 млн., а мы знаем, что именно с 1947 года население лагерей снова начало разбухать, и к началу 1953 года выросло на 0,9 млн. человек, стало быть, «оборот» был намного большим.
На начало 1945 года число заключенных лагерей и колоний составляло 1,46 млн. (да еще в тюрьмах было 275 тыс. человек), на начало 1951-го — 2,54 млн., т.е. за 6 лет оно выросло более чем на 1 млн. человек (и тюрьмы снова не пустовали). Опубликованы документы, свидетельствующие о том, что только в 1947, в 1949 и 1950 годах в лагеря и колонии поступило 3,3 млн. вновь осужденных (Дугин 1999: 37, 42, 43), и, видимо, что-то подобное было и в другие годы (1945, 1946 и 1948), о которых у нас нет сведений. А это означает, что только в 1945-1950 годах в гостях у советской пенитенциарной системы побывало не менее 6-7 млн. человек, может быть и больше. Если суммировать все приведенные данные, становится ясно, что в целом «за оградами» советских тюрем и лагерей за четверть века — с конца 1920-х до 1953 года — побывало никак не менее 20 млн. человек.
Кроме того, «лагерная статистика не учитывает огромных масс людей, прошедших через лагеря ГУЛАГа не в качестве заключенных, а в ином статусе. Так, в 1943-1945 годах лагеря ГУЛАГа были определены местом дислокации для мобилизованных в Трудовую армию советских немцев (около 400 тыс. человек). Через лагеря прошли в 1945-1950 годах сотни тысяч человек «спецконтингента», т.е. лиц, задержанных для проверки (в основном репатриантов)» (Земсков 1999: 115). В письме начальника ГУЛАГа на имя Л. Берии от июня 1945 года говорится, что в лагерях и колониях на 11 мая 1945 года находилось 1542 тыс. заключенных, из которых 1048 тыс. работали на стройках и предприятиях НКВД и еще 279 тыс. «выделялось другим наркоматам». Но, кроме того, «для других Наркоматов как рабочая сила» выделялось еще 1974 тыс. человек (882 тыс. спецпереселенцев, 104 тыс. мобилизованных немцев, 142 тыс. «окруженцев» из проверочно-фильтрационных лагерей, 580,5 тыс. военнопленных и 265 тыс. интернированных) (Дугин 1999: 32-33).
Непросто оценить и число людей, прошедших через спецпоселения. Даже если известно число депортированных, составлявших основной контингент спецпоселений (а мы видели, что оно известно лишь приблизительно: оценка в 6,4 млн. человек принята нами как минимальная), по нему нельзя судить об общей численности спецпоселенцев. В отличие от заключенных, они жили семьями, у них рождались дети, имел место естественный прирост, поэтому число людей, вкусивших прелести жизни в спецпоселениях, было намного большим, чем число депортированных, а тем более — прибывших к месту поселения.
Имеются данные о том, что за 9 лет (1932-1940) в спецпоселениях родилось свыше 230 тыс. детей (Земсков 1994: 150-151), но впоследствии спецпоселения разрослись, к началу 1953 года спецпоселенцев было втрое больше, чем в конце 1930-х, так что за все это время там родилось никак не менее 1 млн. детей, скорее, даже более — их тоже надо приплюсовать к числу прошедших через спецпоселения.
Если обобщить все высказанные выше соображения, то получается, что общее число граждан СССР, подвергшихся репрессиям в виде лишения или значительного ограничения свободы на более или менее длительные сроки за четверть века — с конца 1920-х до 1953 года — составило не менее 25-30 млн. человек [17]. Какие это имело демографические последствия?
