Вторая мировая война

Как источник демографических потерь России в минувшем столетии Вторая мировая война выделяется на фоне даже таких катастрофических событий времен сталинского правления, как голод начала 1930-х годов и политические репрессии. СССР втягивался в эту войну постепенно. Она вспыхнула 1 сентября 1939 года, а уже 17 сентября начался ввод советских войск в Польшу. Эта военная операция прошла относительно бескровно. «На пути движения войск неоднократно встречались отдельные очаги сопротивления... Но они быстро подавлялись в ходе вооруженных столкновений. Основная же часть польских войск... целыми частями и соединениями сдавалась в плен» (Россия 2001: 184). Десять дней спустя после ввода войск, 28 сентября 1939 года, в Москве был подписан советско-германский договор о дружбе и границе, установивший новую западную границу СССР. В этой операции с советской стороны участвовало 466,5 тыс. человек, а потери убитыми, умершими от ран и пропавшими без вести, составили меньше 1000 человек (Там же, 186-187). Летом 1940 года советские войска вошли в принадлежавшие Румынии Бесарабию и Северную Буковину, не понеся при этом никаких потерь.

Потери вооруженных сил в ходе войны между СССР и Финляндией (1939-1940) были намного более значительными, они оцениваются, по последним данным, в 127 тыс. человек (Там же, 212). Для небольшой локальной войны, длившейся несколько месяцев, это немало. США за все время Второй мировой войны, в которой они вели успешные боевые действия на разных театрах военных действий по всему миру на протяжении нескольких лет, потеряли всего в два-три раза больше (по разным оценкам, — от 250 тыс. до 400 тыс. человек) (Urlanis 1972: 321; Sivard 1991: 22-25).

После вторжения Германии в СССР 22 июня 1941 года советские потери как военного, так и гражданского населения стали поистине огромными. Их общая величина долго утаивалась руководством страны. Вскоре после окончания войны, в 1946 году Сталин заявил, что СССР «безвозвратно потерял в боях с немцами, а также благодаря [sic!] немецкой оккупации и угону советских людей на немецкую каторгу — около семи миллионов человек» (Сталин 1946: 3). Эта ни на чем не основанная оценка долгое время считалась официальной. По свидетельству военных историков, «15 лет после войны наши потери оценивались в 7 млн. человек. Эта цифра была обнародована в феврале 1946 года, хотя в то время руководству страны были известны более точные данные — 15 млн. погибших» (Великая Отечественная война 1999: 282) [24].

Несмотря на завесу тайны, окружавшей советские военные потери внутри страны, западные аналитики быстро подошли к достаточно точной их оценке — ее сделал и опубликовал в США еще в 1948 году Н. Тимашев (26,6 млн. человек) (Timasheff 1948: 153-155). В СССР же понадобилось еще более 40 лет, чтобы прийти к тому же результату.

Только в начале 1960-х годов были официально дезавуированы неправдоподобные сталинские 7 млн. — Н. Хрущевым была введена в обиход новая оценка потерь — «более двух десятков миллионов жизней советских граждан» (Хрущев 1961: 8). Еще четыре года спустя Л. Брежнев сообщил, что страна потеряла «свыше 20 миллионов человек» (Брежнев 1965: 15) [25] — это клише просуществовало до начала 90-х годов.

С началом горбачевской перестройки в обществе вновь пробудился интерес к событиям военных лет, и на рубеже 1980-1990-х годов в СССР появилось большое число публикаций, в которых оценки советских потерь во Второй мировой войне колебались в диапазоне от 26-27 млн. до 50 млн. человек (Максудов 1989; Кваша 1990; Козлов 1990; Рыбаковский 1990; Соколов 1991), причем авторов оценок вроде последней ничуть не смущало, например, то обстоятельство, что приводимые ими цифры о числе безвозвратных потерь армии намного превышали общую численность служивших в армии и на флоте за все годы войны.

Работа по уточнению потерь армии и флота проводилась и комиссией Министерства обороны СССР, в состав которой входили специалисты Министерства обороны, ряда управлений Генерального штаба, Института военной истории. Согласно выводам комиссии, представленным в марте 1990 года на страницах «Военно-исторического журнала», советские вооруженные силы вместе с пограничными и внутренними войсками потеряли убитыми, умершими от ран и не вернувшимися из плена (включая и кампанию на Дальнем Востоке) 8668 тыс. человек (Моисеев 1990: 14-16).

В 1988 году Госкомстатом СССР была образована официальная межведомственная комиссия, в состав которой, помимо сотрудников Госкомстата СССР, вошли ученые, представители НИИ статистики, демографических подразделений АН СССР, МГУ, Института военной истории, Центрального государственного архива народного хозяйства СССР (ныне РГАЭ). Эта комиссии, работа которой продолжалась около двух лет, оценивала потери как вооруженных сил, так и гражданского населения. В мае 1990 года М. Горбачев, тогда президент СССР, в докладе, посвященном 45-летию Победы, официально обнародовал новую оценку, заявив, что война унесла почти 27 млн. жизней советских людей (Горбачев 1990).

Это соответствовало оценке потерь, рассчитанной незадолго до того сотрудниками Отделения демографии НИИ статистики Госкомстата СССР методом демографического баланса. Методика расчета и его результаты были опубликованы (Андреев, Дарский, Харькова 1990: 25-27; Андреев, Дарский, Харькова 1993: 73-79). Большинству исследователей эта оценка представляется достаточно правдоподобной, хотя все понимают, что очень большой точности в такого рода расчетах быть не может. И все же закрывать «досье» людских потерь страны — победительницы во Второй мировой войне, канонизировать оценку потерь в 27 млн. человек, к чему склоняются некоторые авторы [26], пока рано.

И сейчас имеются исследователи, называющие другие цифры потерь. Иногда их оценки ниже официальной. Так, С. Максудов считает, что официальная оценка преувеличена за счет того, что включает в счет потерь до 2 млн. человек, эмигрировавших из СССР в конце войны или сразу после ее окончания. По его оценке, окончательная величина потерь — 24,5-25 млн. человек (Максудов 1995: 1).

С другой стороны, имеются авторы, настаивающие на гораздо более высокой оценке военных потерь СССР. В частности, Б. Соколов повышает ее до 43,3 млн. человек (Соколов 2000: 245). Он приводит немало интересных данных и соображений в пользу такой оценки, но пока убедить научное сообщество в своей правоте ему не удалось. В частности, для того, чтобы всерьез рассматривать расчеты Б. Соколова, надо согласиться с его оценкой численности населения СССР в 209,3 млн. человек на середину 1941 года (что на 12-13 млн. выше численности, которую демографы считают наиболее вероятной) и в 167 млн. — на начало 1946 го (что на 3,5 млн. ниже численности, принимаемой демографами). А ведь только за счет этих различий совокупные людские потери переваливают за 40 млн.

Более сдержанно, но тоже критически относится к «официальной» оценке В. Исупов. В частности, он считает заниженными данные Генштаба о потерях организационно подведомственных ему вооруженных сил, указывает на то, что кроме воинских подразделений Красной армии в военных действиях принимало участие более 1 млн. партизан, подпольщиков и ополченцев, обращает внимание на необходимость учета потерь коллаборационистов. Осторожная формулировка В. Исупова «свыше 27 млн. человек» совокупных прямых и косвенных (от сверхсмертности гражданского населения вследствие ухудшения условий существования) оставляет возможность пересмотреть общепринятую оценку военных потерь СССР в сторону повышения, если на то появятся основания.

Имеющиеся оценки людских потерь СССР во Второй мировой войне и в связи с ней приведены в таблице 19.9. При всех разночтениях, ясно, что эти потери были огромными. Все войны связаны с людскими потерями, иногда очень большими. Но потери СССР, а стало быть и России, во Второй мировой войне были из ряда вон выходящими. «Никогда прежде в нашей стране не было такого количества потерь. На долю СССР пришлось от трети до половины всех мировых потерь в войне, в которой участвовало 61 государство с общим населением 1,7 млрд. человек» (Военный энциклопедический словарь 1984: 168).

Таблица 19.9. Оценка потерь СССР во Второй мировой войне, млн. человек

Источники: Timasheff 1948: 153-155; Urlanis 1972: 321; Курганов 1981; Рыбаковский 1990: 27; Андреев, Дарский, Харькова 1990: 118; Siward 1991: 22-25; Кваша 1994: 000; Максудов 1995; Гривенко 1997; Вишневский 1998: 387; Соколов 1998: 46; Соколов 2000: 245; Исупов 2000: 195.

Говоря о потерях военного времени, нельзя обойти вопрос о разграничении потерь от войны и от политических репрессий, продолжавшихся и в первой половине 1940-х годов. Очень удобно списать тюремно-лагерные потери этих лет, а в какой-то мере и предшествующих, на войну и часть вины Сталина переложить на Гитлера. Ведь было же это откровенно сделано в случае с расстрелянными в Катыни польскими офицерами. Выше говорилось, что нечто сходное происходит и с Куропатами. По оценке Максудова, сколь ни огромны были потери, непосредственно связанные со Второй мировой войной, «сверх 7,5 млн. бойцов и 6-8 млн. мирных граждан остаются еще потери в 9-11 млн., приходящиеся на те же годы, но не связанные прямо с фашистским нападением. Это потери от сталинских репрессий» (Максудов 1989: 200-201).

Количественные оценки Максудова могут быть оспорены, скорее всего, они сильно завышены, но сам вопрос существует — события войны и политические репрессии переплетались. Воинская и репрессивная машины тесно взаимодействовали между собой во время войны. Выше уже отмечалось, что в самые тяжелые годы более 1 млн. заключенных и лагерей было передано в ряды Красной армии. Но был и обратный поток — 994 тыс. солдат и офицеров были осуждены за 1941-1945 годы, из них 422 тыс. были направлены в штрафные подразделения, 422 тыс. — в места заключения, а 136 тыс., как полагает В. Исупов, были расстреляны, причем и эту цифру нельзя считать окончательной (Исупов 2000: 193). Впрочем, даже если она верна, то это в три с лишним раза больше, чем было расстреляно за то же время по делам НКВД. Но и шансы умереть в лагере в это время сильно повысились из-за уже упомянутого резкого подъема смертности.