Часть 1. Как это было

Фото

ЗАХВАТ ШКОЛЫ

О том, как произошла трагедия, начавшаяся с захвата бесланской средней школы N1, будет еще много сказано. А пока расскажем о том, чему были свидетелями в первые часы.

На настенных часах моего рабочего кабинета было 9 часов 15 минут, когда со стороны здания райотделаа милиции сначала раздались два одиночных выстрела, затем застрекотали автоматы, послышались взрывы... Сразу же в голову ударила догадка: бандиты напали на здание милиции. Тем более, из-за усиления частоты автоматных очередей и взрывов создавалось впечатление, что идет настоящий бой.

Чем бы я помог в такой ситуации, но какой-то инстинкт заставил вскочить и побе-

жать в сторону милицейского здания. Меня обогнали работники прокуратуры во главе с Аланом Батаговым.

Дальше дома, находящегося ниже здания милиции (перекресток улицы Октябрьской и переулка Школьного), никого не пускали – успели выставить оцепление. Тут выяснилось, что бандиты напали на здание бесланской первой школы.

Перед глазами невольно вставала ужасная картина, как сотни и сотни неразборчивых пуль косят беззащитных детей, которые пришли сюда на свой первосентябрьский праздник. В том числе маленьких ребятишек, с радостью и волнением впервые переступивших порог школы. Такую же картину представляла, наверное, и вся масса людей, которая все росла, и росла. Вместе с автоматными очередями и взрывами воздух потрясали рыдания людей, переживавших боль за своих детей, родных, знакомых. Рыдающие женщины бросались на милиционеров и подоспевших омоновцев, пытаясь прорваться к школе.

- Пустите, у меня там ребенок!..

- Мой любимый внучек!..

Некоторым удавалось с непонятной силой вырываться из рук бойцов оцепления и пробежать несколько шагов в сторону школы. Но дюжие ребята догоняли их и силой возвращали обратно.

Участок простреливался, но никакие пули не могли удерживать обезумевших от горя людей.

Около одиннадцати часов дня в толпе появились два запыхавшихся, вспотевших паренька-десятиклассника, спрятавшихся в котельной и потом убежавших оттуда. Они рассказали, что террористы в людей не стреляют, только палят в воздух, нагоняя страх. Всех, мол, загнали в спортивный зал и держат там.

Известие о том, что в людей не стреляют, немного успокоило взбесившуюся толпу...

Когда готовился этот материал, прошло более 30 часов с начала захвата здания школы N1. За это время информация о ситуации поступает очень, и очень скудная. По последним официальным данным - 12 погибших, количество раненых неизвестно. Нет информации и о том, как идет переговорный процесс с террористами.

Мурат КАБОЕВ

ГЛАЗА РЕБЕНКА (стихи)

Я ВИДЕЛ В СПОРТЗАЛЕ ТО, ЧТО НЕ ВИДЕЛ НА ФРОНТЕ

События вне школьного здания

1 сентября 2004 года в 7 часов 50 минут я ехал на работу в поликлинику мимо школы N1. Было спокойно. Люди, как всегда, спешили на работу и по разным житейским делам. Дети с родителями, бабушками, дедушками, веселые, с цветами, шли по направлению к школе N1. Их прекрасное настроение радовало и мое сердце. Размышлял, кем станут ребятишки. Вспомнил далекие годы, как отец повез меня с братом впервые в школу...

На работе, в поликлинике и в больнице, была обычная рабочая обстановка: утренние конференции, разбор за сутки, изменения в состоянии больных. Кто-то спешит в лабораторию или рентгенкабинет. Средний и младший персонал готовит рабочие места в кабинетах. Начался прием больных. Примерно в 10 часов прибежала встревоженная санитарка с вестью, что в школе N1 боевики захватили детей, учителей и родителей. Сначала не придал ее словам значения. Решил — ложный слух. Но началась стрельба, и я выехал домой, так как дом мой находится в 150 метрах от школы N1. А там внук пяти лет с ухаживающей за ним девочкой Кристиной.

Стало известно, что всех с торжественной линейки загнали в спортзал школы N1. Стали прибывать военные. Пальба гранатами и стрелковым оружием не прекращается. Люди бегут в тревожном состоянии в сторону школы. Но оцепление уже выставлено.

Вернулся в больницу, зашел к главному врачу В.П.Каргинову, объяснил обстановку. Он уже знал все и занимался вопросами состояния отделения скорой помощи, медикаментами и выпиской больных. Я ему сказал, что у меня есть сумка экстренной помощи, и попросил укомплектовать ее всем необходимым. Вернулся домой: кругом оцепление. Люди в смятении и в тревожном состоянии. Но еще не представляют будущую кровавую трагедию. Московские телевизионные каналы пе-

редают сообщение о захвате учеников школы N1 г. Беслана РСО-Алания. Нарастает беспокойство и тревога населения. Стрельба — постоянная. Гранаты долетают до наших домов. Одна разорвалась у дома Батаговых, другая — во дворе Бацазовых. В беспокойстве и перестрелках прошло 2-е сентября. На следующее утро прошел через оцепление, представился как врач, отправился в больницу. Весь медицинский персонал работал в режиме чрезвычайного положения. Проводилась срочная выписка больных.

У некоторых медработников в заложниках дети, родители, близкие родственники. Однако все готовились к оказанию экстренной медицинской помощи. Они не могли оставить больницу, чтобы быть со всеми людьми ближе к школе. Тревожное слово, переданное кем-то о заложниках, становилось достоянием всех. Москва передала о количестве заложников: 125 человек. Но в Беслане все знали, что там - около 1000 детей и взрослых. Люди всю ночь дежурили в окрестностях школы: на улицах, в огородах и дворах, около здания администрации. Военные держали оцепление по улицам Коминтерна, Батагова, переулку Лермонтова.

Когда террористы отказали доктору Рошалю в переговорах, тревога и беспокойство людей достигли критической отметки, а еще страшнее стало, когда не разрешили передавать детям воду и питание. Ведь они два дня без воды и еды!

Приятное сообщение: Аушева Руслана допустили в спортзал к детям, и он освободил грудничков с матерями. Со второго этажа выбрасывают убитых, но близко к ним не подпускают. Надежда на спасение заложников становилась все слабее. В глазах у всех — страдание. В толпе все ходили с опущенной головой, с трудом удерживали себя, они готовы были на любой поступок.

Вечером, в 20 часов, на переулке Школьный, выстроили военных. Командир объявил:

―Ни одному из вас в школу не входить! Туда будут вступать другие. Главное — строгая дисциплина и выполнение приказов.

К вечеру начался ливневый дождь. Все промокли, но солдаты не оставляли свих постов ни на минуту, хотя жители открыли свои дома и просили их пройти в укрытие — обсушиться.

В ночь со 2-го на 3-е сентября постоянно стреляли. Люди и военные провели ночь на прилегающей к школе площадке, на улицах. Взгляды всех обращены в сторону школы. В них читалась угнетенность и беспомощность. Как только небеса выдерживают их страдания!

Утро 3-го сентября обещало солнечный день. Масса гражданских людей и военные — вокруг школы. Не спали две ночи. У всех желание пройти ближе к школе! Но военные не пропускали. Люди беспрекословно выполняли требования военных. Стрельба из школы ― круговая ― по любому движущемуся объекту, особенно интенсивная стрельба по окружающим домам. За железной дорогой, около интерната зажигательным снарядом сожгли легковую машину. Невозможно приблизиться к школьному двору. Военные проходили через проделанные проходы в огородах Дзодзиевых, Ужеговых, Шавлоховых.

Утром находился дома: на улицу через оцепление не пропускали. Мучила мысль: «Не имею права сидеть дома, в укрытии, при наличии у меня сумки экстренной медицинской помощи». Даже если бы не было сумки, я врач, и обязан оказывать в тяжелые минуты раненым и больным медицинскую помощь. Многие годы учил этому других. Теперь сижу дома, оберегая себя.

Взял санитарную сумку, укомплектованную медикаментами и перевязочным материалом. Вышел на улицу, сообщил командиру, что я врач и получил разрешение быть рядом. Он охотно указал, где мне быть: около дома Дзодзиевых, у прохода через огород. Стрельба из всех видов оружия нарастала. Народ измучен от ожидания помощи со стороны руководства. Угнетала неопределенность, чувство собственного бессилия. Постоянно предлагали себя вместо детей в заложники.

В 13 часов прогремел взрыв, который сотряс землю и все окружающие дома. Через считанные минуты был доставлен из прохода между огородами раненый военный: крайне бледный, окровавленный. Быстро его раздели. У него была кровоточащая, проникающая огнестрельная рана надключичной области. Я остановил наружное кровотечение. Обрызгал нашатырным спиртом, дал сердечные. Щеки его порозовели и, опасаясь за внутригрудное кровотечение (а это очень опасно для жизни при травмах грудной клетки), я предложил раненому немедленную эвакуацию в больницу для ревизии раны. Он категорически отказался оставлять товарищей:

―О чем вы говорите!

...За короткое время второй взрыв в школе. Началась стрельба со всех сторон. Облако от взрывов поднимается и распространяется кругом. В это время через улицу Батагова от школы в сторону центра города стали бежать дети и взрослые. По ним в спину открыли стрельбу из автоматов с крыши и со второго этажа школы. Многие падали. Их подхватывали люди на улице под обстрелом и бегом несли через проходы в огородах и двор магазина на улице Плиева, где грузили в частный и санитарный транспорт. Вырвавшиеся из школы люди — раздетые, в крови, бледные. Люди вели себя выдержанно, выполняли требования военных. Беслан стал настоящим адом, хуже описываемого в разных религиозных книгах.

Я решил идти по улице Батагова прямо в школу, но командир не пускал, так как улица вся простреливалась. Объяснил военному, что я врач, и должен быть в школьном дворе. Он провел меня через двор Кокаевых до магазина. Навстречу двое парней бегом несли взрослую окровавленную девушку, по пояс обнаженную, а навстречу бежали другие ребята. И один из них закричал:

―Как вы ее в таком виде несете? ― И он моментально снял свою белую рубашку, на ходу прикрыл девушку, а сам без рубашки побежал к школе, чтобы выносить других раненых.

Военный попросил какого-то водителя, и он доставил меня на улицу Октябрьская, где шла эвакуация. Он приказал стоящим в оцеплении военным, чтобы меня, врача, пропустили. Прилегающие улицы площадки заполнены людьми, но все держались достойно. Посреди

улицы стояли врач в белом халате и военный. Беспрерывно через огороды по проходу бегом на носилках несли раненых: окровавленные, раздетые, многие лежали без движений, бледные. Поток раненых нарастал. Но военный и врач регулировали погрузку в санитарный транспорт без задержки.

В санитарной машине сразу начинали врачи противошоковые мероприятия, уже на пути следования до больниц и госпиталя. Снова попросил военного, чтобы пропустил через проход в огородах пройти к школе. Возможно, там срочно помощь кому-то нужна. Беспрерывно шла стрельба, громыхали взрывы. В школьном дворе у котельной под обстрелом стоял военный и регулировал вынос раненых на носилках через двор Шавлоховых на улицу Октябрьскую.

Стрельба несколько стихла. Я предложил военному, регулирующему вынос раненых, направлять транспорт экстренной помощи на улицу Батагова к школьному забору, чтобы сократить расстояние доставки раненых до санитарных машин. И машины скорой помощи стали прибывать через улицу Коминтерна на переулок Батагова к школьному забору.

Великий хирург Пирогов описывал во время крымской войны раненых в шоковом состоянии. А в Беслане, таких раненых было сотни одновременно.

Увидел, что начала гореть крыша спортзала. Пожар сразу охватил крышу с одного конца до другого. Стали вызывать пожарных. Но пока они прибыли, крыша занялась со всех сторон и сгорела…

К вечеру стрельба стала единичной. Взрывы в здании школы — периодические. Эвакуация раненых из школы закончилась. Вокруг здания — оцепление. Близко не подпускали из-за опасения новых взрывов. Масса людей во дворе и вокруг школы росла. От спортзала остались стены и обугленные балки. Разрушен полностью новый корпус, стоявший параллельно спортивному залу. В зале картина трагической судьбы сотен невинных детей, матерей, дедушек, бабушек, учителей школы N1. Пол спортзала по всей площади был покрыт на высоту около 1,5 метров телами, фрагментами и строительным мусором с тлеющими досками.

Глаза выхватывали отдельные картины ада, которые невозможно выплеснуть на головы читателей. Вот ― женщина, в последней судороге прижавшая к груди своего малыша... По всему залу разметаны элементы праздничного детского наряда, туфельки, фартучки, бантики, сумки-ранцы…. Картину этого огромного горя невозможно описать…

Я прошел фронтами Великой Отечественной войны командиром разведроты, но такой ужасающей картины массовой гибели людей ― детей, женщин — не видел. Такого не было даже в Сталинграде.

Ночью с 3 на 4 сентября шел проливной холодный дождь. Природа оплакивала невинно погибших, разделяя боль и горе пострадавших и всего населения Беслана. И не только Беслана, а всей истерзанной Осетии. Люди, встречаясь, не могут сказать друг другу обычные слова: «Доброе утро», «Добрый день».

Утром оцепление вокруг школы не сняли. Эмчээсовцы выносили останки погибших, собирали в черные мешки.

В больнице у главврача В.П.Каргинова совещание руководителей подразделений. У всех страдальческий вид, физический надлом после 3-х дней тревоги. Взгляд ― не в глаза друг другу, а куда-то в сторону. Каргинов коротко поставил задачи перед всеми: военное положение считать продолженным. Наступает второй этап: лечение пострадавших, членов семей и всего населения с обострением хронических заболеваний. Необходимо взяться за распределение гуманитарной помощи через комиссию, которое предполагает строгий учет приема, распределения и передачи. Комиссия должна заседать ежедневно. Наладить обслуживание на дому бывших заложников. Наблюдение и оказание необходимой помощи; оформление санаторно-курортного и иногороднего лечения должно проходить без волокиты, немедленно.

О корреспондентах иные говорят часто отрицательно. Но в Беслане все три дня они вели себя героически. Расскажу о том, что видел сам. После первых взрывов во двор школы пробрался с аппаратом один крупный корреспондент, встал у угла котельной прямо напротив второго этажа, откуда шла стрельба. Его не подпускали, но он стоял впереди всех и снимал кадры, как бегом несли раненых. Он выполнял свои обязанности, выдавая в эфир кошмарную обстановку вокруг школы в условиях, крайне опасных для его жизни. Другой корреспондент снимал разбитые окна и стены школы, и ему тоже не разрешали снимать, и было неприятно смотреть, как его небрежно отстраняли.

Корреспондент тоже всегда на передовой, на самых горячих местах, крайне опасных для его жизни. И погибают героически в борьбе за правду жизни.

Продолжаются черные дни Беслана, и не видно им конца. Сколько поколений будут ощущать физические и душевные страдания. Сколько же клиньев журавлей надо поднять в небо, чтобы символизировать ими души наших детей!..

Тазрет ГАТАГОВ, врач, участник Великой Отечественной войны

ОНИ В МОЕЙ ШКОЛЕ…

Яркое, солнечное утро… Потихоньку собиралась линейка. Подходя к школе, каждый искал глазами свой класс, и, находя его, прибавляли шагу. А лично ты стоишь среди людей и понимаешь, что ты их любишь, здесь ты почти каждого знаешь в лицо, что ты любишь это здание 1-ой школы. Она тебе дорога, с ним связана масса воспоминаний, ты любишь своих учителей, как бы они не ругали тебя. Ты любишь своих одноклассников, свой кабинет. И ты углубляешься в свои размышления, и думаешь: «Блин, я уже в восьмом классе. Я такая взрослая!»

У малышей огромная связка воздушных шаров. Вдруг они их отпускают, и дальше все происходит, как в замедленной съемке. Взрываются какие-то хлопушки, потом взрыв этих хлопушек становится все ближе и ближе и, наконец, ты оборачиваешься и видишь какого-то мужика в военной форме с автоматом наперевес. И у него борода. Длинная, черная борода. Тебя начинает охватывать УЖАС! Ты не понимаешь, что происходит: какая-то стрельба, кровь, крики. Эту огромную толпу, как стадо, загоняют в спортзал.

Мы сидели с подружками и ревели в один голос. А одноклассник Хасан Рубаев нас успокаивал:

- Не плачьте, нас отпустят. Им откроют границы и они уйдут.

Мы не понимали, что за границы, и зачем мы им для этого нужны, но мы перестали плакать. Какой-то мужчина сидел возле выхода, он попытался бежать и его тут же расстреляли в спину.

По всему залу протащили тело другого убитого и положили возле нас, накрыв его лицо белой тряпочкой. А рядом с нами умирал человек, он истекал кровью. У него было множество ранений, поэтому все вокруг снимали свои белые фартуки и перевязывали ему раны.

- Пригодились - мрачно заметила подруга, имея в виду наши фартуки.

В зале все еще была суматоха, каждый искал своего близкого. Вскоре и я нашла свою сестру.

Мы надеялись, что нас отпустят до вечера, и весь кошмар прекратится… Но наступали сумерки, а мы все сидели.

Я раньше думала, что такое может произойти где угодно, но только не здесь, не в Беслане, и уж точно не в нашей школе. Что все эти боевики, шахиды, бомбы – живут в телевизоре и далеко от нас. Но нет, вот они ходят, кричат, стреляют рядом. Они в МОЕЙ школе…

Наступил второй день. Ночью никто не спал. Все пытались хоть как-то успокоить детей помладше себя. Но находились и такие взрослые, которые вместо того, чтобы хоть как-то подбодрить детей, закатывали истерики и орали: «Мы все умрем! Все погибнем!»

Ближе к 16 часам в зале поднялась суматоха. Люди начали массово молиться. А боевики смеялись и что-то указывали. Потом один из них сказал:

- Не молитесь своему Богу, он не поможет. Молитесь Аллаху!

Тут все стали на колени и начали бить поклоны и что-то кричать. Угол, где мы сидели, оставался неподвижным.

Вдруг зашел какой-то человек в длинном черном плаще и люди начали хлопать от радости, ожидая своего спасения. Боевики о чем-то долго с ним говорили, а потом начали поднимать женщин с маленькими детьми. Мы подумали, что сейчас будут отпускать детей, по мере их возрастания, и повели туда своих сестер. Но нам ответили, чтобы сели все на свои места, а то расстреляют. Ближе к вечеру нервы уже не выдерживали у многих. Кто-то плакал, кто-то орал, что не хочет умирать, кто-то кричал, что у него болит сердце. Таким образом, прошла вся вторая ночь.

Утро третьего дня оказалось очень жарким. Уже часов в семь утра стояла ужасная духота в спортзале. Одна половина людей уже ниче-

го не понимала, а другой половине было уже все равно; остаться в живых или умирать, лишь бы все уже закончилось. Губы были опухшими и потрескавшимися без воды.

Как прогремел первый взрыв, я не помню… Помню, что лежала на боку, что на руку капала кровь и на ногах лежали погибшие люди, вследствие чего я не могла подняться. Даже не то, что не могла, а не хотела. Просто устала бороться за каждую минуту своей жизни, за каждый вздох.

Сверху падало что-то горячее. Было много взрывов, потом стрельба, потом рухнул потолок. И этот запах… Запах крови, смешанной с пылью…

Спасения ждали первые два дня, но с каждым днем эта надежда таяла. Как я сказала уже ранее, на третий день мне было уже все равно, жить или умереть. А вначале, мы ждали каких-нибудь политиков что ли. Путина, наверное, или Дзасохова. На второй день еще было какое-то разочарование или обида, может быть. Неужели мы никому не нужны были?

После взрывов, я услышала крик. Кричала женщина, она просила о помощи. Я доползла до нее, и пыталась перетащить ее на свою сторону. А потом что-то взорвалось рядом, и она умерла. Я не смогла спасти ее, не смогла спасти свою сестру.

Иногда наступает такая апатия вообще к жизни. Чему все радуются? Чему смеются? И для чего все это было? Я бы отдала многое в своей жизни, чтобы хотя бы на один день, на один час вернуться к себе в школу, в прошлую жизнь. До школы я жила и думала, что все так и должно быть, и не ценила всего этого, а сейчас этого не хватает. И очень сильно не хватает моей учительницы Аликовой Альбины Викторовны. Таких учителей больше нет. Она была для меня очень многим, больше, чем учителем.

Это все, что можно сказать, а остальное, о том, что я видела после взрывов, считаю, не надо говорить. Потому, что это был фарш, после мясорубки…

Амага ЦИБИРОВА

КТО ЭТОГО НЕ ИСПЫТАЛ, НЕ ПОЙМЕТ

Можно выдержать какое-то время без сна, без еды, а вот когда нет воды – это жутко. Наверное, каждый человек хоть раз в жизни испытывал чувство жажды, но то, как хотелось пить тогда, в спортзале поймут только те, кто там был. Мы знали, что вода течет в кранах, что она совсем рядом, буквально в нескольких метрах от нас, но нам ее не дают специально. Просто для того, чтобы сделать нам еще хуже. Бандиты всячески издевались над нами, говорили, что вода отравлена. У многих от жажды распухли и потрескались губы, без воды люди просто медленно и мучительно умирали. Я видел, как многие пили свою или чужую мочу, чтобы хоть как-то утолить жажду или запить таблетку. Моя сестра украдкой от бандитов намочила свой фартук в туалете, чтобы хоть капельку воды донести до меня или рядом сидящих детей. Иногда мы перемещались по залу, и в какой-то момент я оказался под открытой фор-

точкой. За окном шел дождь, и я, открыв рот, пытался поймать хоть капельку дождевой воды. Я вспоминаю, как было душно в спортзале, и у меня замирает сердце.

У нас был очень дружный класс. Я очень надеялся, что нас всех спасут, но этого не произошло.

Когда меня привезли из больницы домой, я был в жутком состоянии, но, немного придя в себя, все время спрашивал о других, особенно о наших соседях и моих одноклассниках. Мне было страшно подумать, что из них кого-то нет. Но это оказалось так. Из нашего класса погибли Вера, Эмма, Света, Аза, Мадина и Эрик. Я часто украдкой плакал, не хотелось в это верить. Я одинаково дружил и с мальчиками и с девочками из нашего класса.

Но со Светой, Эммой и Азой мы с первого класса были «не разлей вода». Постоянно принимали участие во всех школьных мероприятиях. Теперь этого нет. Нет их, и нет настроения, быть ведущим без Светы, проводить КВН без участия Азы и Эммы. Я вас буду помнить всегда!

Никто и никогда не должен забыть те страшные три дня, которые унесли столько невинных жизней. Описать словами все, что там было, невозможно. Это поймут только те, кто это испытал.

Дзамболат САЛАМОВ

ИЗ ПОКАЗАНИЙ ШКОЛЬНИКОВ

БЕСЛАН, СЕНТЯБРЬ - 2004