Нравственный аргумент

Этот аргумент в зависимости от принимаемого основа­ния имеет два вида. Один из них исходит из факта присут­ствия в человеке нравственного чувства («нравственного закона»⁹²), Другой — из идеи нравственного и духовного совершенства человека как высшей цели, к которой стре­мится нравственное существо.

Первый вид — то, что в нас существует нравственный закон, повелевающий делать добро и осуждающий в голо­се совести зло, — несомненный факт. В этом убеждает лич­ный опыт каждого человека. Об источнике этого закона су­ществуют разные точки зрения, основными из которых являются биологическая, автономная, социальная и рели­гиозная.

Биологическая точка зрения объясняет возник­новение нравственного закона в человеке его стремлением к удовольствию, комфорту, материальному успеху. Приспособление к жизни является единственным критерием раз­личения добра и зла. Все, что способствует человеку наи­лучшим образом «устроиться в жизни» — хорошо и нравст­венно и, напротив, все, что мешает — плохо. Само стремление к Богу объясняется исключительно мечтой о наслаждениях. Полнота т.н. счастья на земле — вот единст­венный критерий истины, красоты, правды.

Эта точка зрения слишком примитивна. Она игнориру­ет очевидные факты реальной жизни: что человек за правду, истину способен отдать и богат­ство, и славу, и наслаждения, и самую жизнь; что в любом обществе далеко не каждый поступок, который приносит человеку наслаждение или пользу, считается нравственным, напротив, нередко оценивает­ся как аморальный; что даже в самых «свободных» обществах, дошедших, кажется, до предела моральной «освобожденности» челове­ка, все же остается идея его нравственного достоинства, со­стоящая, как ни странно, в господстве личности над низ­менными инстинктами, чувственным эгоизмом и грубым прибытком.

Кантом была выдвинута гипотеза т.н. автономной нравственности, по которой человек как существо разум­ное и абсолютно свободное сам устанавливает себе нравст­венный закон. И этот закон независим от каких-либо внешних условий, интересов и целей. Кант тем самым утверждает такую самостоятельность личной совести, ко­торая формулирует всеобщие и общеобязательные нравст­венные нормы исключительно по внутреннему убежде­нию. Этот нравственный принцип, которым должны руководствоваться все люди, Кант назвал категорическим императивом. Он имеет две взаимодополняющие форму­лировки. Первая: «Поступай только согласно такой макси­ме, руководствуясь которой ты в то же время можешь поже­лать, чтобы она стала всеобщим законом», Вторая: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству»⁹³.

Идея автономной этики естественно вытекает из деис­тических воззрений Канта. Но в этом и ее уязвимость. Из признания Бога Творцом следует, что все законы (физиче­ские, биологические, психологические, рациональные, нравственные, духовные) «даны» Богом, а не созданы во­лею человека. И в этом качестве они существуют постольку, поскольку сохраняется единение «узла творения» — чело­века — с Богом. Профессор Московской духовной акаде­мии В.Д. Кудрявцев справедливо писал: «Истинный источ­ник закона нравственного так же, как и прочих законов нашей природы... вне нас, в той высочайшей природе, ко­торой мы обязаны своим существованием, — в Боге. О не­зависимом от человека происхождении нравственного за­кона говорит как психологический опыт, указывающий на существование в нас этого закона прежде и независимо от каких-либо определений нашего разума и воли, вызвавших его появление, так и идеальный характер этого закона, не­объяснимый из данного состояния человеческой приро­ды»⁹⁴. Нравственный закон всегда оказывается неизмеримо глубже тех норм, которыми человек хотел бы регламенти­ровать свою жизнь, и этот закон он не в силах отменить при всем своем желании: голос совести часто слышат са­мые закоренелые преступники, избравшие себе иной за­кон жизни.

Социальная точка зрения исходит из той основной идеи, что нравственный закон порождается социальной жизнью людей. Он диктуется интересами доминирующих общественных групп и классов и возникает и изменяется в ходе исторического развития общества. Источником нрав­ственного закона, совести в человеке является общество.

Данная точка зрения представляет собой не более как некий синтез предыдущих двух. Ее слабые места очевидны.

Во-первых, моральные нормы, обусловленные социаль­ным фактором, ни в коей мере не исчерпывают присутству­ющего в человеке нравственного закона. В человеческом обществе не существует того биологического детерминиз­ма, который находим, например, у животных и насекомых, ведущих «социальный» образ жизни (слоны, обезьяны, пче­лы, муравьи и т. д.). Присущая человеческой природе свобо­да воли практически никогда не может до конца «вместить­ся» ни в какую социальную среду. Она всегда способна к таким нравственным деяниям, которые будут выходить за границы нормального и законного в обществе.

Существует множество примеров, когда люди самых разных цивилизаций, культур, классов и обществ имели одинаковые моральные воззрения, а люди одного общест­ва — различную мораль. Сами муки совести возникают большей частью по мотивам чисто личного характера.

Ф.М. Достоевский в романе «Преступление и наказа­ние» прекрасно показал это. Студент Раскольников убил старую ростовщицу и ее сестру. Убил, исходя из того, что «не преступление» убить «чахоточную, злую, глупую стару­шонку», и что «старушка вредна», и что на эти «старухины деньги, обреченные в монастырь», можно сделать «сто, ты­сячу добрых дел и начинаний». Каков же был результат это­го «наполеоновского» плана, этого «не преступления»?

К величайшему недоумению и ужасу Раскольникова, во­преки всем его самым последовательным и «разумным» до­водам, оправдывающим и даже одобряющим убийство этой не более как «вши, таракана... старушонки (да и того не сто­ит)», он вдруг ощутил жестокую боль в душе. И совсем не по­тому, будто считал, что совершил преступление против об­щества, закона и т.д., не потому, что ему стало жалко старуху, - ничего этого не было. Он сам не понимал, отку­да и почему пришла эта внутренняя страшная кара.

«Преступление и наказание» — замечательная по своей силе и яркости иллюстрация иноприродности нравствен­ного закона, действие которого в различной степени и из-за различных «преступлений» переживает в себе каждый человек любого общества.

Во-вторых, самоанализ или, как говорят святые отцы, «внимание себе» раскрывает человеку внутри его сердца целый мир, где действительно «Бог с дьяволом борются» (Ф. Достоевский), раскрывает мир правды и зла, открывает взору истинные законы жизни души. Перед этим взором все человеческие кодексы, моральные нормы, этика, пра­вила поведения оказываются не более как слабым, подчас весьма искаженным отражением Истины, скрытой в глуби­не человеческого сердца. Социальная среда лишь вызывает в человеке осознание и стимулирует развитие присутству­ющего в нем нравственного закона, отчасти выражающегося затем в моральных нормах, кодексах и т.д. Общест­венная жизнь является только «демиургом» определенных нравственных норм, но не творцом самого нравственного чувства, самой совести. Как, например, в случае с даром ре­чи, когда общество является лишь необходимым условием развития присущей человеку этой способности, но не творцом ее. У обезьяны, живущей в человеческом общест­ве, дар речи не возникает.

Совесть как наиболее очевидное проявление нравст­венного закона есть нечто совершенно необъяснимое дан­ной гипотезой. Страшный преступник, потерявший не только общественное сознание, но, кажется, и облик чело­веческий, может вдруг испытывать муки совести. И это му­чение у него возникает совсем не по социальным мотивам, но от неожиданного, вопреки его сознанию возникшего видения несоответствия сделанного им в жизни с внутрен­ней правдой, открывшейся в нем. Это чувство заявляет о се­бе как об идеале, величие которого неизмеримо превосхо­дит все установленные и принятые обществом моральные нормы. Нужно отвергнуть подобные факты, чтобы утверж­дать, что нравственное чувство, совесть — продукт исклю­чительно общественной жизни людей и что какие-либо моральные ее нормы исчерпывают содержание всего нрав­ственного закона, присущего человеку.

Каков христианский взгляд на происхождение нравственного закона в человеке? Он вытекает из библей­ского учения о человеке как образе Божьем (Быт. 1, 27), царственное величие которого (ср. «Царствие Божие внутрь вас есть» - Лк. 17,21) раскрывается «по силе жития» (св. Исаак Сирин) человека. Нравственный закон в этом контексте оказывается одним из выражений той полноты богоподобных дарований и свойств, которыми человек из­начала наделен в творении. Нравственный закон является своего рода блюстителем чистоты и святости человека. «Совесть — голос Божий» — прекрасное выражение хрис­тианского учения об источнике нравственного закона в че­ловеке.

Второй вид нравственного аргумента предложен Кантом и дополнен профессором В. Д. Кудрявцевым.

Кант назвал свое рассуждение постулатом практичес­кого разума. Это верно отражает характер данного аргу­мента, сущность которого заключается в следующем.

Конечная цель, к которой должно стремиться разумное и нравственное существо, есть высшее благо или, по Куд­рявцеву, абсолютное совершенство. Его основные свойст­ва: познание Истины, осуществление полной добродетель­ности (святости) и достижение счастья. Эти три элемента охватывают все стремления человека как существа разум­ного, нравственного и чувствующего. Однако, очевидно, достижение абсолютного совершенства на земле для чело­века невозможно. Отсюда возникает вопрос: является ли стремление к нему всеобщим обманом нашей природы, или оно имеет реально существующий идеал?

Если представить первое, то «вся деятельность человека была бы жалким, трагикомическим преследованием теней, стремлением к тому, чего на самом деле и нет»⁹⁵. Действи­тельно, если полнота знания, добродетели и счастья есть лишь иллюзия нашего сознания, а не реально существую­щий Идеал, то не только стремление к ним обессмыслива­ется, но и сама жизнь человека теряет всякий смысл. Избе­жать столь неестественной алогичности понимания нашей природы можно, только признав существование Бога как высочайшего блага, в Котором человек достигает конечной цели всех своих устремлений.

С другой стороны, факт несоответствия в жизни людей между степенью их добродетельности и счастья также тре­бует постулировать бытие Бога как Существа всемогущего, всеведущего и справедливого, Которое хочет и может уста­новить такое соответствие для всех людей в будущей веч­ной жизни. «Природа, — писал Кант, — не может устано­вить согласия между добродетелью и счастьем. Это побуждает нас признать бытие причины, отличной от при­роды и не зависящей от нее. Эта причина должна обладать не только силою и могуществом, но и разумом — быть та­кою силою, которая и по мощи, и по воле, и по уму выше природы. А такое Существо есть только Бог. Он и хочет, и может утвердить союз между добродетелью и счастьем»⁹⁶.

Неискоренимая потребность человека в постоянном духовном и нравственном совершенствовании заставляет с такой же необходимостью постулировать и бессмертие че­ловеческой души.