Недостаточность двухклассовой схемы «буржуазии» и «пролетариата»

Маркс и Энгельс совершенно не понимали закона социальной дифференциации и интеграции^35/52*, и это потому, что они

³⁵ Которому можно было научиться хотя бы у Спенсера.

никогда не исходили из целого народной культуры и духа, а всегда из части, из интересов пролетариата. Целое культурного народа для них распадалось на враждебные части, тогда как оно никогда не «распадается», пока живет и существует, ибо его распадение означает смерть. Они, кроме того, никогда не обозревали этого целого и не понимали его смысла, ибо, по слову Энгельса, не уделяли «должного места другим моментам», кроме экономических.

В силу своего «экономизма» они интересуются только одним сословием: хозяйственным, а два других фундаментальных члена общества (идеологи и правители) для них как бы не существуют. Вся борьба классов происходит у них в пределах одного только хозяйственного класса, производящего материальные блага; к нему относятся и «буржуазия», и «пролетариат». Как будто история исчерпывается борьбою и судьбою этих двух классов? Как будто другие два сословия не могут бороться, доминировать, побеждать?

Борьба духовной и светской власти в средние века представляла собой такую борьбу двух высших сословий, которая определяла всецело историю этой эпохи, совершенно не экономической по своему духу. В древнем Риме ведущая роль всецело принадлежала классу правителей, военно-политическому классу, а не идеологам и не хозяйственникам. Только капитализм XIX в. выдвинул хозяйственный класс на первый план, но его доминация никогда не была полной (подобно авторитету духовенства или власти военно-политического сословия в прошлом) и теперь во всех тоталитарных режимах явно прекращается и переходит к классу правителей.

Таким образом, из трех функций культуры, представленных тремя сословиями, марксизм выхватывает только одну, и из этой одной берет только два «класса», которыми она вовсе не исчерпывается. В силу этого «исторический материализм» не дает никакой конкретной живой истории, которая всегда есть история культурного целого и взаимодействия его функций. Целое здесь подменяется частью, и притом зависимой и подчиненной частью. Но и эта часть — хозяйство — представляет собою дифференцированное целое, совершенно не сводимое к двум классам — «буржуазии» и «пролетариату».

Закон социальной дифференциации применяется и здесь, и он совершенно не останавливается на этом грубо-агитационном противопоставлении капиталиста и пролетария. Хозяйство и производство покоятся на законе разделения труда. «В основе деления на классы, — говорит Энгельс, — лежит закон разделения труда»^36/53*. Современный индустриализм целиком покоится на сложном разделении труда, а коммунизм есть прежде всего «индустриализация». Нигде и никогда еще не существовало общественного производства без разделения труда. И нигде и никогда «разделение труда» нельзя было свести к двум противоположным функциям, в данном случае к «буржуазии» и «пролетариату».

Если «буржуазия» означает хозяина предприятия, а «пролетариат» наемного работника, то существует огромная, подавляющая часть общества, не принадлежащая ни к тем, ни к другим: таковы прежде всего крестьяне, огромный производительный класс, с которым Маркс решительно не знал как по ступить (не знал даже, назвать ли его классом или нет); таковы далее ученые, технологи, инженеры, директора предприятий (интересы которых отнюдь не совпадают ни с «капиталистами», ни с «пролетариатом»).

Если «буржуазия» означает капиталистов и собственников орудий производства, то и здесь не существует никакого единого класса, объединенного общим интересом. Представители финансового капитала прямо противоположны по своим интересам и по своей психологии предпринимателям и хозяевам фабрик и заводов; мы имеем здесь две противоположных хозяйственных функции. Функцию накопления, боящуюся риска, и функцию производственных затрат, требующую риска³⁷.

³⁶ См. «Развитие социализма от утопии к науке». Уже это одно делает бесклассовое общество немыслимым. Поэтому идея Энгельса, что разделение на классы обусловлено несовершенством производства, противоречит всей истории производства; как раз наоборот: усовершенствование производства обусловлено разделением труда, дифференциацией хозяйственных функций.

³⁷ Знаменитый швейцарский^54* социолог Pareto говорит: «капиталисты не представляют собой единого класса, но распадаются на два класса: рантье и предприниматели. Экономически их интересы противоположны; предпринимателям выгодно, чтобы процент на капитал и земельная рента были минимальны (ибо они арендуют и занимают); напротив, для рантье выгодно, чтобы процент и рента были максимальны. Вздорожание товаров выгодно предпринимателю и не выгодно рантье и сбережению. Мы имеем здесь и противоположные психологические типы: предприниматели "предприимчивы", любят новшества и часто революционны; рантье, напротив, непредприимчивы, косны, трусливы и враждебны новшествам. Одни имеют вкус к жизни, полной авантюр и трат, другие предпочитают спокойствие и сбережение. Однако последних нельзя презирать: функция накопления необходима в обществе: цивилизация пропорциональна количеству сбережений, которыми владеет народ» (Pareto. «Traite de Sociologic generale». Lausanne, 1917, § 2231, 2232, 2312).

Землевладельцы, представители земельной ренты, образуют, наконец, особый класс, интересы которого противоположны двум другим классам. Поэтому их никак нельзя назвать «буржуазией», или «капиталистами». И Маркс принужден был в III томе своего «Капитала» выделить их в особый класс, нарушив этим свою схему двух враждующих классов: «буржуазии» и «пролетариата»^55*.

Слово «буржуазия» теряет всякое научное значение и возвращается к своему первоначальному смыслу: «горожане», те, кто носит воротнички и манжеты в противоположность блузам и рубахам, богатые в противоположность бедным. «Пролетариат» тоже теряет значение, если он объемлет не только фабричных рабочих, но и всех получающих вознаграждение за труд, ибо тогда к «пролетариату» относятся все эти «горожане» в воротничках и манжетах: директора предприятий, инженеры, техники, приказчики, конторщики и пр., интересы которых не солидарны ни с капиталистами, ни с рабочими в блузах.

Двухклассовая схема «буржуазии и пролетариата» совершенно не соответствует тому сложному разделению труда, которое дифференцирует сословие хозяйственных производителей. Это разделение труда одинаково необходимо как в капитализме, так и во всяком социализме. Устранение противоположности «буржуазии и пролетариата» в опыте коммунизма вовсе не устраняет социальной дифференциации и не ведет к «бесклассовому обществу». К удивлению, мы видим то же самое разделение труда и узнаем ту же самую дифференциацию: директоров предприятий, инженеров, техников, приказчиков, конторщиков, квалифицированных и неквалифицированных рабочих, даже представителей финансового капитала и банков.

Если нам скажут, что здесь все другое, ибо нет отнятия прибавочной ценности и, следовательно, нет противопоставления отнимающих и тех, у кого отнимают, то и это будет полной неправдой, ибо без удержания прибавочной ценности невозможно накопление капитала, а без накопления капитала невозможен индустриализм и индустриализация, невозможна вообще никакая цивилизация и культура. Отнятие прибавочной ценности производится здесь «аппаратом», т. е. правительством, по его усмотрению, ибо это правительство является вместе с тем монопольным трестом, присвоившим весь капитал страны.