Духовно-идеологический класс

Перейдем теперь к третьему основному классу, или сословию духовных вождей общества, выполняющих функцию этико-религиозную, философскую, эстетическую и научную; этот класс создает ведущую систему идей и чувств, без которой немыслима никакая культура. Отрицать его историческую роль и его вечное значение никакой истмат не может. «Коммунистический манифест» довольно верно определяет, кто принадлежит к этому классу: «врач, юрист, священник, поэт, человек науки». Это значит, все те, кто создан «не для корысти, не для битв», не для производства и не для командования. «Манифест» признает далее, что этот класс на протяжении веков был окружен «почетом», «священным ореолом», вызывал «благоговейный трепет», и только «буржуазия лишила его священного ореола» и «превратила в своих платных работников» («Коммунистический манифест», 1940 г., с. 21)^56*.

Что хочет этим сказать марксизм? Что класса идеологов и ученых более не существует? Что он превращен в наемных рабочих, в пролетариат? Этого, пожалуй, никто не захочет утверждать: способ оплаты, способ оценки, характер деятельности, образ жизни, интересы и психология — все совершенно другое. Маркс и Энгельс сами совершенно так же не были «платными наемными рабочими» буржуазии, как ими не были Ньютон и Лейбниц, Гете и Пушкин, Менделеев и Павлов. Ни к пролетариату, ни к буржуазии этот идеологический класс нельзя причислить уже просто потому, что он не занят производством, хозяйством, не предан «промышленным заботам». Он занят духовным творчеством, а не материальным производством. Нет функций, более противоположных.

Поэт (что означает по-гречески «творец») не есть «поденщик, раб нужды, забот», он чужд всякого материализма и про него нельзя сказать, что ему печной горшок всего дороже (Пушкин. «Поэт и толпа»). Это относится и к настоящему ученому, и он есть «творец» в своей области.

Совершенно неверно, что идеологи и ученые непременно выражают «интересы» буржуазии или пролетариата. Зачем им выражать интересы чужого класса, когда они имеют интересы своего собственного класса? И эти «интересы» совершенно не похожи на интересы хозяйственные или политические. Интересы этого духовного класса суть интересы объективного познания, объективной справедливости и объективной красоты (вообще объективной правды). А что существует объективно-истинное знание и объективное суждение о справедливости — этого не отрицали ни Маркс, ни Ленин: они утверждали объективную правду своей теории и объективную правду пролетариата (правда и справедливость всегда и везде была для них на стороне эксплуатируемых классов, а не на стороне эксплуатирующих) (см. выше, с. 281), и если бы было иначе, весь «научный социализм» потерял бы силу и значение³⁸.

Духовно-идеологический класс может, конечно, брать под свою защиту тот или другой класс, но всегда с точки зрения объективной справедливости, с точки зрения защиты той функции, которую этот класс выполняет в целостной системе

³⁸ Понятие «классовой науки» представляет собой такой абсурд и такое «опошление», которое не стоит серьезно опровергать. Не существует пролетарской или буржуазной математики. Пифагорова теорема пережила все классы общества и все формы государства. Не существует также пролетарской или буржуазной технологии. Научные исследования Павлова никогда не были «буржуазными» и никогда не стали «пролетарскими». Даже политико-экономические суждения «буржуазных» экономистов в огромном большинстве признаются Марксом объективно-истинными и спокойно заимствуются. Даже столпы марксизма — теории трудовой и прибавочной ценности — построены Ад. Смитом и Рикардо.

культуры. Это всеединое духовное целое народной или даже всенародной культуры составляет постоянный объект исторической науки и исторического творчества. Но то и другое как раз и есть тот предмет, на котором сосредоточен «интерес» духовно-творческого класса.

Брать под свою защиту рабочий класс — совсем не значит отождествлять себя с рабочим классом. Когда русские дворяне и русская интеллигенция брали под свою защиту крепостных и требовали их освобождения, они вовсе не отождествляли свой «интерес» с интересами крепостных; они действовали наперекор интересам своего класса во имя объективной справедливости. В этой способности к незаинтересованному суждению, способности высказывать объективную правду, а не субъективную выгоду, заключается существо и ценность той функции духа, которую выполняет сословие ученых, философов, поэтов, пророков.

Казалось бы, марксизм в качестве «научного социализма» уже в силу своего определения: «социализм есть наука» — должен был ставить выше всего сословие ученых и идеологов. Ведь это философы и ученые выдумали и обосновали социализм и, в частности, марксизм, а вовсе не «трудящиеся массы». Однако на самом деле мы встречаем здесь полное непонимание автономии науки, философии, искусства, религии — автономии духа. Марксизм, воплотившийся в советском коммунизме, сделал науку «служанкой социологии», аналогично тому, как она раньше была «служанкой теологии». При этом «социология» вступила на место прежней теологии: она установила свои неподвижные догматы, свой катехизис, свою инквизицию, даже своих «попов без рясы». Такая марксистская «социология» отнюдь не есть наука, не есть свободное исследование и свободная диалектика; она есть чистейший «фидеизм», т. е. политическая вера.

При таких условиях класс ученых и идеологов, конечно, существует и здесь, как и во всяком обществе и во всякой цивилизации, но он частью истреблен инквизицией ВКП(б) в качестве еретиков, частью унижен, угнетен и эксплуатируем аппаратом властителей, так же как угнетен ими класс трудящихся.