Решение о начале войны. Январь—май 1950 г

В январе 1950 г. Ким Ир Сен вновь попросил разрешения начать наступление против Юга, вероятно, под влиянием успешного провозглашения Коммунистической партией Китая народной республики в Пекине в октябре 1949 г. В это время, когда Мао Цзэдун находился в Москве для переговоров о союзе между Китаем и СССР, Сталин был готов перейти к стратегии активных действий на Дальнем Востоке. Он сообщил своему корейскому протеже, что, хотя «дело надо организовать так, чтобы не было слишком большого риска», он «готов помочь» и примет Кима в Москве для беседы¹². Соответственно Ким Ир Сен и министр иностранных дел КНДР Пак Хен Ен 25 апреля прибыли в Москву, где находились до 30 апреля. В записях их бесед со Сталиным, подготовленных Международным отделом ЦК ВКП(б), раскрываются причины изменения позиции советского лидера относительно целесообразности военной кампании против Южной Кореи¹³.

Свое решение Сталин объяснил Киму теми же словами, которые он повторил Мао месяц спустя, а именно, что «международная обстановка изменилась, и более активные действия по воссоединению Кореи стали возможными». Первым новым элементом международной ситуации стала победа КПК, имеющая важное значение, поскольку теперь «Китай больше не занят внутренней борьбой» и «может уделить внимание и энергию помощи Корее. В случае необходимости в распоряжении Китая имеются войска, которые можно использовать в Корее без ущерба для других потребностей Китая».

Победа китайцев важна и «психологически», ведь «она показала силу азиатских революционеров и слабость азиатских реакционеров заодно с их покровителями на Западе, в Америке. Американцы ретировались из Китая и не осмелились применить против новых китайских властей военную силу. Теперь, когда Китай заключил союзнический договор с СССР, американцы будут еще менее расположены дразнить коммунистов в Азии. Согласно информации, поступающей из США, — добавил Сталин, — это действительно так. Преобладает настроение не вмешиваться в корейские дела». Вероятно, советский лидер ссылался на документ об американской политике безопасности, одобренный в декабре 1949 г. под названием СНБ-48, содержание которого он мог узнать через советского шпиона-британца Дональда Маклина. В любом случае в своей речи в Национальном пресс-клубе 12 января государственный секретарь Дин Ачесон публично объявил о решении США провести свою линию обороны в Тихоокеанском регионе таким образом, чтобы она включала Японию и Филиппины, но не Южную Корею и Тайвань. Сталин отметил и другие причины колебаний американцев, а именно «то, что у СССР теперь есть атомная бомба и что наши позиции в Пхеньяне укрепились». Другими словами, советский лидер истолковал невмешательство американцев в гражданскую войну в Китае как признак слабости, что позволяет укрепить безопасность Советского Союза осуществлением более энергичной стратегии на Дальнем Востоке.

Однако возможность американского вмешательства продолжала беспокоить вечно подозрительного Сталина. Он объяснил Киму и Паку, что тем следует «еще раз взвесить все «за» и «против» освобождения. Прежде всего, вмешаются американцы или нет?» Во-вторых, поскольку в случае необходимости Китай станет источником подкреплений для северокорейцев, «освобождение можно начинать только если его поддержит китайское руководство». Когда Ким заверил Сталина в поддержке Мао, советский лидер отметил, что «необходима тщательная подготовка к войне». Боевую готовность следует поднять до высокого уровня, создать отборные ударные дивизии и другие новые части, войска должны получить дополнительное вооружение и автотранспорт, которые предоставит Советский Союз.

Чтобы снизить опасность американского вмешательства Сталин вернулся к своей первоначальной формуле, настаивая, чтобы наступление было замаскировано под контратаку. «Я согласен с вашей идеей завязать бои с противником на Ончжинском полуострове, поскольку это поможет скрыть то, кто первый начал боевые действия». После того как Северная Корея заявит, что операция в Ончжине является ответом на атаку южан, она сможет расширить фронт. Далее он подчеркнул, что война должна быть выиграна быстро. «Южане и американцы не должны успеть прийти в себя... оказать сильное сопротивление и мобилизовать международную поддержку».

И наконец, самое важное: Сталин дал ясно понять корейцам, что им «не стоит рассчитывать на прямое участие СССР в войне, поскольку у СССР есть другие серьезные задачи, особенно на Западе». Вместо этого он «призвал Ким Ир Сена консультироваться с Мао Цзэдуном». Сталин повторил, что «СССР не готов ввязываться в корейские дела напрямую, особенно если американцы все же решат послать войска в Корею». После заверений Кима, что война будет выиграна прежде, чем американцы успеют вмешаться, обе стороны условились, что Корейская народная армия будет полностью отмобилизована к лету, а корейский Генштаб с помощью советников из СССР к этому времени разработает конкретный план наступления.

Поскольку Сталин не хотел рисковать войной с Соединенными Штатами, посылая советские войска в Корею, и рассчитывал, что в случае необходимости подкрепления предоставит Китай, он настоял, чтобы Ким Ир Сен поехал в Пекин и получил одобрение китайцев, прежде чем начнутся военные действия. В ходе бесед с Кимом 15—16 мая Мао Цзэдун с готовностью согласился с планируемой кампанией, считая вполне естественным, чтобы корейские коммунисты установили свою власть на всей территории страны, хотя и выразил некоторую озабоченность относительно возможного вмешательства японцев или американцев¹⁴.

В то время как вслед за переговорами Сталина с Кимом и Паком в Северную Корею потоком хлынули оружие и советники, появились многочисленные признаки того, что Соединенные Штаты проявляют все большую решимость защищать Южную Корею и бороться с коммунизмом по всему миру — новая директива в области политики безопасности, СНБ-68, ставила целью подготовку США к предотвращению дальнейшей советской экспансии, Республике Корея была выделена военная и экономическая помощь на 100 миллионов долларов, высокопоставленные американскех чиновники зачастили с визитами в Сеул¹⁵. Тем не менее подготовка к операции шла ускоренными темпами. 12 июня части КНА начали выдвигаться на исходные позиции, а к 15 июня оперативный план был готов. На следующий день Штыков сообщил Сталину, что наступление начнется ранним утром 25 июня¹⁶.

Тем не менее Сталина продолжала беспокоить возможность американского вмешательства. 20 июня он удовлетворил просьбу Штыкова разрешить КНА использовать советские корабли для высадки десантов, но не позволил советскому персоналу находиться на кораблях, «поскольку это может дать противнику предлог для вмешательства со стороны США»¹⁷. Но в то же время Сталин принял решение, намного увеличившее вероятность такого вмешательства. 21 июня, получив донесение, что южнокорейцы узнали о планах наступления и усиливают свои оборонительные линии на Ончжинском направлении, он одобрил предложение Ким Ир Сена изменить план и начать наступление одновременно по всей линии фронта¹⁸. Возможно, с военной точки зрения это решение и было разумным, но в нем проявилось катастрофическое непонимание того, как на Западе воспримут широкомасштабное, в духе Второй мировой войны, вторжение через южнокорейскую границу. Поскольку Сталин, как и его западные современники, сам пережил внезапное массированное нападение немцев, тем более удивительно, что он не сумел предугадать, какие ассоциации немедленно вызовет подобная атака в умах многих политических лидеров мира. Таким образом, вмешательство ООН застигло советского лидера врасплох — то самое вмешательство, которого он так упорно старался избежать.