Эпилог

- Ты передал мои пожелания Йохану? – ухмыльнулся Том, искоса поглядывая на довольного Каулитца, развалившегося рядом на машинном сидении.
- О, да! Он воспринял заявление о том, что его на кол посадят, если он снова уйдет в загул, с энтузиазмом. Сказал, что это весьма милая идейка.
- Да, для эффекта страха не хватало моих интонаций, - наигранно тяжело вздохнул Трюмпер и скривился. – Но, нет худа без добра: мы таки узнали, какая латентная сущность скрывалась за неприязнью.
- Что-то я сомневаюсь. У него такой искренний негатив, - пожал плечами Билл. Том хохотнул.
- Я шучу. Он, мне кажется, все же натурал.
- Обидно, да, - покачал головой Каулитц, когда машина затормозила возле ставшего любимым кафе, крыльцо которого напоминало виноградник. Парни зашли туда, сразу же замечая среди полного зала Георга с Ют, буквально воркующих друг с другом. Ухмыльнувшись такой идиллии, Том и Билл направились к ним.
- Всем привет! – улыбнулся Трюмпер, опускаясь на свободный стул. Каулитц последовал его примеру, громко хмыкая:
- Выглядите натр*ханными.
- Не обращайте на него внимания, ребята. У него плохое настроение – и он как всегда не в тему ляпает всякую хр*нь, - замял Трюмпер ситуацию, сверкая самой обаятельной из всех своих улыбок. Билл возмущенно уставился на него, не сводя минуту удивленного, полного недоумения взгляда, и фыркнул.
- Эм, да – не обращайте. Это уже привычка, - извиняюще улыбнулся Каулитц, заставляя закашляться своего парня и посмотреть на него с непередаваемым шоком в глазах.
- Бывает, - улыбнулась Ют, и к ним подошла официантка, когда все решили выпить вина за встречу. Том был счастлив видеть довольных друзей и знать, что их радость была его заслугой, потому что это именно он, все еще злясь на чертового Михаэля, позвонил Георгу и велел брать быка за рога. Вернее, подругу в оборот. И если та еще некоторое время ломала комедию, строя из себя неприступную стену, Листинг все же сломил ее. И это грело сердце всем, даже, кажется, Биллу, который улыбался сейчас одними уголками губ.
Каулитц же осознавал, что ему комфортно сидеть в этом кафе, сжимая руку Трюмпера, и общаться с людьми, которые Тому, очевидно, были дороги. И даже его неловкие казусы умудрялись сглаживаться, а смех так и слышался от их столика, под неодобрительные взгляды других посетителей. Было спокойно и радостно, как никогда.
А ночью Билл лежал, абсолютно вымотанный и уставший, так, что казалось, каждая мышца томительно ныла, но это была приятная усталость. Такая, которую хотелось продлить, а не проваливаться в сон. Он смотрел на спящего Томаса, лицо которого было слабо освещено, и улыбался, чувствуя дрожь где-то в груди и странное чувство, способное окрылять. Билл смотрел и думал, что отныне ему придется уступать принципам, которые стали почти его кожей, именно ради этого человека.
И впервые за столько лет эта мысль не заставляла его выть и отталкивать, не заставляла отдаляться и чувствовать себе предателем самого себя. Возможно впервые, думая, что ему придется сделать что-то ради Тома, он ощутил в себе радость жертвовать ради кого-то, кто может это оценить. Кто будет всегда знать, как это сложно Биллу, и будет благодарен.
И это чувство, захлестнувшее его впервые, эта жертва, понимание того, что у него есть человек, для которого он готов оступиться, возможно, не раз, и не два, делали его действительно счастливым.
И это было прекрасно.

Конец.