2015-06-24
346
Том мерил шагами гостиную и тихо матерился сквозь зубы. Он не придумал ничего лучше, чем выпить бокал коньяка, от которого, на самом-то деле, эффекта было мало. Хотелось что-то делать, просто чтобы не думать, не накручивать себя и не наблюдать воображаемой, но оттого не менее яркой картинки перед собой, как они ссорятся с Биллом. Или что это было, вообще?
На самом деле не важно: Трюмпер чувствовал себя убито. Парень не мог поверить, что Каулитц вот так просто взял и холодным тоном выгнал его, вроде бы вычеркнув из своей жизни несколькими фразами. Страх потерять этого человека стоял большим липким комом где-то внутри. Такое сжимающее всё внутри чувство, когда не знаешь, а конец ли это? Тогда начинаешь хвататься за надежду, верить и сотню раз обдумывать ситуацию, предполагая ежесекундно, что ты сделал не так и как ты мог бы поступить – может быть тогда ситуация имела бы другой финал.
Или нет?!
Том не мог взять в толк мысль, что абсолютно безразличен Биллу, как бы холодно тот не уверял его, или себя, в этой чуши.
Конечно же, безразличен. Особенно когда Билл улыбается ему так искренне, что хочется нарисовать эту красоту и никому больше не показывать, потому что больше никто и не удостоился чести наблюдать это. Когда льнет к нему, ворча какую-то ахинею про то, что Том его «осопливел», сделал из него гребанного романтика, тогда как сам Трюмпер, явно не чувствуя угрызений совести, обнимает его в ответ. И уж конечно Биллу он безразличен, когда тот почти теряет контроль в постели и после подолгу любуется им, думая, что сам Трюмпер видит десятый сон.
Том застонал, падая на диван, и схватился за голову. Мысли просто не уходили из головы, просто не могли. Он не был в состоянии понять, что случилось с Биллом за пять минут встречи с прошлым. Действия этого человека порой оправдывались лишь одной логикой – ЕГО логикой. А вот простым смертным она по каким-то причинам была не доступна. И почему Каулитц поступил так, как поступил, для Трюмпера осталось тайной. То ли побоялся, что настоящее будет похоже на неудачное прошлое, то ли ляпнул первое, что пришло на ум, как Билл любил это делать. Причем сам Том склонялся ко второму варианту, хотя он, несомненно, был менее приятным.
Том порывался вернуться к Биллу, но гордость, вступив в сговор с обидой, приковали к дивану и решительно не хотели отпускать Трюмпера. Первая кричала о том, что он итак часто наступает себе на горло, чтобы не обращать внимания на причуды Каулитца, да и в любви уже сегодня успел признаться. Унизился, после того, как ему откровенно сказали о плевательском отношении. Обида поддакивала и шептала, что раз в пятилетку и Каулитц может сделать первый шаг, если ему действительно важен Том. И после таких-то слов, он, как минимум, сам должен прийти и извиниться.
А здравый смысл кричал, что придется разговаривать с Каулитцем по собственной инициативе. Когда тот отойдет и, может быть, даже пожалеет о своих словах. А может быть, и вовсе нет.
Оставался вопрос: когда? И сколько пребывать в таком неопределенном состоянии?
Спустя минут пять Трюмпер решил, что все же можно отправитьcя на вечеринку к Георгу, чтобы не изводить самого себя хмурыми и печальными мыслями, а наоборот отвлечься в компании друзей и алкоголя. Ну и отомстить Михаэлю, как причине всех бед, тоже хотелось, спустив на него весь пар. Что угодно, но находиться в таком состоянии, метаться по пустой квартире, пить коньяк, ждать Билла он больше не мог. Так что Том наспех собрался и вышел, стараясь не смотреть на квартиру Каулитца, пока вызывал лифт.
Но, таки не сдержался.
Дверь была все еще приоткрыта и словно приглашала его зайти. Том уставился на нее, тяжело вздохнул и привалился к стене, не обращая никакого внимания на то, что дверцы лифта открылись. Он смотрел и понимал, что его всего потряхивает от наплыва эмоций.
Страха.
Противного, липкого, поглощающего, кажется, каждое нервное окончание его тела и доходящего до глубин души. Трудно было даже представить, что завтра он проснется с тем же ощущениям бесконечного одиночества, которое в периоды хандры так явственно опускалась на него таким тяжёлым грузом. Хотя он, конечно, сегодня не ляжет: кто спит на вечеринках?! И поутру не ляжет, если только не будет пьян в стельку. А он не будет. Том боялся сегодня напиваться: мало ли кому он будет плакаться, как ему хр*ново от того, что он может потерять настолько дорогого ему человека, который так въелся в его сердце и мысли, что, кажется, будто он был там с самого дня своего рождения. Или, возможно, есть шанс все изменить?
Послать к черту свою гордость, разобраться сейчас раз и навсегда. Конечно, определенность гораздо приятней, чем когда ты не знаешь, что будет завтра. Конечно, лучше. Если его пошлют опять – ну, что ж, наверное, придется Тому это пережить снова, зато знать – все кончено. Нет никаких отношений, Билла, любви, в которой он признался. Нет ничего, и ситуацию можно отпустить, пожалуй. Но, он не может сделать это сейчас, когда все так неоднозначно. Сейчас он будет себя накручивать, думать, оценивать, жалеть о том…
Что он не вернулся? А жалеет ли об этом Билл? А нужно ли это ему?
Страх потерять все же остался сильнее. Трюмпер широким и уверенным шагом направился в квартиру, впрочем, не ощущая ничего похожего на решительность, которую хотел воплощать. Он теребил подол своей широкой футболки и вообще находился в таком состоянии, когда не знаешь: сделаешь ли ты шаг вперед или позорно капитулируешься, просто потому что…
Просто потому.
За несколько секунд Трюмпер приготовился увидеть в кухне все что угодно, вплоть до пустого помещения, и Билла, мирно посапывающего где-то в спальне. Но даже в самых изощренных фантазиях он не мог представить такого…
Такого Каулитца. Кто бы мог подумать, что тот когда-то будет сидеть на холодном полу, обнимая свои худые коленки и еле заметно дрожа. Услышав шум, Билл поднял затравленный взгляд на даже не скрывающего свое удивление Трюмпера и хмыкнул как-то совсем уж грустно.
- Ты же понимаешь, что теперь мне придется тебя убить? – хриплым голосом спросил брюнет, невесело улыбнувшись. Он вздохнул, сдув выпавшую прядь с носа, и неуверенно поднялся на трясущихся ногах, что ему почти удалось скрыть от взгляда Тома. Каулитц подошел к шкафу, где у него был небольшой бар, и вытянул оттуда бутылку виски. Плеснув напитка себе в бокал, юноша стал неспешно пить, откинув голову и чуть скривившись.
Улыбнулся совершенно фальшиво и только тогда встретился взглядом с Томом. Насмешливое и слегка уставшее выражение лица соседа вновь вывели того из раздумий о своем поведении с Биллом на данный момент. Утешать он не умел, да и это было последним, что нужно было брюнету. Каулитц вообще не любил малейшего намека на жалость: она вызывала у него отторжение.
«Жалей собачек, Том. Людей, которых считаешь ниже себя. Не вздумай, никогда, слышишь, никогда, жалеть меня».
- Это… - растерянно выдохнул Том.
- Мне этого не хватало, чтобы успокоиться, - озвучил свою мысль Билл, отхлебнув еще из бокала.
- Виски?
- Тебя, - хмыкнул Каулитц. Черт бы с два Трюмпер, глядя на него сейчас, поверил, что этот человек рыдал на полу еще минут пять назад.
- И по какому же поводу плакал, позволь спросить?
- Не тешь свое самолюбие раньше времени – не из-за тебя.
В Томе внезапно проснулся горький сарказм и неоткуда взявшаяся злость. Жалость или какое-то ее легкое подобие испарилась совсем.
- О, как я мог подумать, что великий Каулитц будет рыдать на полу своей кухни только из-за какого-то ничтожного смертного? Да еще и после того, как красиво послал его нах*й. Нет, такого предположить я никогда бы не смог, - пожал плечами Трюмпер и удобно устроился на стуле, наблюдая за Каулитцем, который и бровью не повел.
- Красиво сказал.
- Правдиво. Слушай, заканчивай свой цирк, - Том вытянул сигарету из пачки, валявшейся на столе, подкурил и затянулся. - Я бы с удовольствием еще послушал, как ты изворачиваешься тут передо мной, но, увы, что-то настроения нет. Не окажешь услугу: не объяснишь, что с тобой происходит?
Билл отставил стакан, упёрся руками на столешницу напротив Тома и, не скрывая иронии, поинтересовался:
- Изворачиваюсь? Не забылся ли ты, Томми?
- Брось. Тебе хреново – рад тебе сообщить, что мне тоже не весело. Только не надо скалиться, тебе, такому зареванному, не совсем идет, - усмехнулся он, заметив кровожадное выражение лица Билла, и добавил уже абсолютно серьезно, смотря прямо в глаза брюнету. – Расскажи мне, что с тобой.
Билл отвел взгляд, задумчиво уставившись в свой бокал, на дне которого все еще было виски. Видно было, что он устал: это читалось во всем его облике, но больше всего выдавали глаза: не их краснота, а что-то притаившееся в глубине, что-то обреченное. Том с замиранием сердца ждал, понимая, что сейчас Билл, возможно, ломает себя, что бы открыться ему. Тот вздохнул, сел напротив и отхлебнул еще виски. А потом тихо начал рассказ, отвернувшись куда-то к окну.
- Это началось довольно давно. У меня была относительно хорошая семья. Я бы сказал стандартная. Отец – трудоголик до мозга костей. Уделял внимания семье мало, но, тем не менее, любил нас с братом и матерью по-своему. Немного у него, конечно, оставалось на нас времени, но лично мне его в моей жизни хватало сполна. Мать такой же фанатик – сидела за домашним хозяйством и с отца упоённо пылинки сдувала. Я видел это и считал неплохой причудой, хотя, если честно, излишняя мамина забота всегда раздражала меня, но не отца. Их, в общем-то, все в друг друге устраивало, и жили душа в душу. До одного момента.
Когда мне было лет двадцать, моего отца уволили с работы, которой он посвятил почти всю свою жизнь: не знаю, что там случилось, но он был довольно вспыльчивым человеком и, похоже, когда-то где-то всё-таки не сдержался. Надо было знать папу, чтобы понимать, какая это была драма. Ему пришлось идти на другую специальность, потому как по своей долго не мог ничего найти, и её он умудрился возненавидеть за дня два. Хотя, в общем, сначала все, кроме жалоб, было относительно нормально. Но потом отец стал приходить домой хорошо выпившим, через какое-то время забросил работу и стал пить. Много пить. Да ещё и любил во времена своих запоев закрыться с моим братом в комнате и что-то долго рассказывать ему.
Мать сначала надеялась, что это временно, но вышло не так. Мы отговаривали его – нас он не слушал, пытались повести к специалистам – не шёл. Я предлагал бросить отца, насильно отправить в клинику… Но тот был на редкость тихим пьяницей, а засунуть его в больницу можно было лишь либо по его желанию, либо по заключению полицейских. Мать оставить отца тоже не могла, не хотела, и вообще, надеялась, что все станет хорошо. Только пока она так думала, мой брат, Йохан, который был осчастливлен внезапно появившемуся вниманию отца, внимал не совсем трезвым речам любимого папы. Что он ему вешал, я до сих пор не знаю, но мысли отца Йохан посчитал за единственно верные и стал откровенно сторониться нас с матерью. Я подозреваю, что нас с ней выставляли не в лучшем свете, и брат поверил этому. Он вообще тяготил к отцу и с детства мучился нехваткой внимания. Когда же оно, наконец, появилась, был готов поверить всему, что тот только скажет. А вот меня отец стал откровенно недолюбливать и посылать: родители никогда особо не понимали меня. Ну, это не столь важно…
В итоге он, все же, загнулся, ибо у него была слабая с рождения печень, а выпивка просто убила ее. Йохан совсем ушел в себя и стал невероятно тихим и молчаливым, вообще прекратил общение с одноклассниками, перестал разговаривать со мной и сторонился матери, как проказы. Мы с ней…Вернее, я (у матери была депрессия и как раз таки тогда она увлеклась своими цветами, что бы чем-нибудь отвлечь себя) кинулся водить его по психологам, но брат только молчал. Все попытки поговорить с ним ни к чему не привели: он всё ходил с пустыми глазами. Я даже попробовал поводить его к психологам, но Йохан стал откровенно сторониться меня, смотреть волком, а ко всяким докторам души и вовсе отказался ходить, сказав мне, что я вообще не имею право его трогать. Я, естественно, понял, что часы с папочкой даром не прошли, а тут еще и мама отреагировала очень спокойно: махнула рукой, заверив, что все пройдет, просто нужно время, чтобы пережить потерю отца. Я, к сожалению, тогда ей возразить не мог: для того, чтобы как-то заработать денег, мне нужно было ехать сюда, в Берлин.
- Почему ты не остался там? – удивился Том
- Да как тебе сказать, - Билл снова налил виски в бокал. – История на самом деле скучная и чем-то похожая с ситуацией моего отца. Я тогда поссорился с владельцем одного влиятельного журнала, буквально наступил ему на горло своими претензиями, что он взял на то место, которое должно было моим по исходам конкурса, свою дочь. Владелец разозлился и создал мне потрясающую репутацию в печатном бизнесе. В Австрии меня работать не возьмет ни одно уважающее себя издание, поэтому мне пришлось искать работу здесь.
Ну, первый месяц все было нормально: я жил здесь, кое-как устроился, брат продолжал быть тихим, замкнутым мальчиком. А потом мама позвонила и сказала, что он связался с какой-то плохой компанией. В первый раз, когда он пришел пьяный и прокуренный, мать чуть ли не рыдающе позвонила мне. С тех пор и начались мои рейды. Я приезжал, успокаивал его, запрещал, старался поговорить… Он вроде приходил в себя, но это не так чтобы сильно помогало: как только я возвращался в Берлин, Йохан, наслаждаясь свободой, опять же курил, лазил неизвестно где и пил, притом устраивал маме огромные скандалы, не слушался, и так далее. Я пытался вывезти его сюда: он ни под каким поводом не хочет в Берлин, что понятно. Мать тоже не хочет переезжать: там ее жизнь, друзья, хоть какая-то поддержка, к тому же, она всегда отличалась эгоизмом.
- Это у вас семейное, - не мог не вклиниться Том.
- Да. В общем, что делать с братом я не знаю. Обидно и то, что он забросил учебу полностью, хотя раньше был чуть ли не отличником. Он изводит маму и просто гробит свою жизнь... Я думал он перебеситься, но мать сегодня позвонила. Йохан пришел совсем неадекватным, как умудрился еще до дома доползти – непонятно. То ли дружки подкинули, то ли еще чего. В общем, она догадалась, пока он валялся в говно пьяный, посмотреть его руку, - Билл тяжело вздохнул, - он обколот. И даже, бл*ть, не попытался скрыть этого!
Каулитц раздраженно оставил бокал с виски и упал на сложенные перед собой руки, закрывая лицо черными волосами.
- Я устал, - тихо, почти неслышно выдохнул он, - метаться между двумя городами, устал вытягивать этого идиота каждый раз. Устал от того, что мать и пальцем о палец не ударит, чтобы что-то, хоть что-то сделать, а только тяжело вздыхает и жалуется. Я каждый день просыпался с мыслью, что с Йоханом случится подобное. Я знаю – он пробовал легкую наркоту и раньше, но это… Мне страшно до ох*ения, и я ничего, ничего не могу сделать. Мне нельзя никуда уезжать, но придётся, и меня, бл*дь, уволят! Я набрал отпусков лет на десять вперед... И ты думаешь, я не человек, Трюмпер?? – внезапно горячо вспыхнул Билл, хотя Том и не пытался ничего сказать. – Знаешь, чем я живу, Том? Чем я жил, по крайней мере? У меня, бл*дь, есть свои мечты, свои цели, карьера, о которой я мечтал всю свою сознательную жизнь, ради которой ехал в другую страну, только потому, что когда-то сказал людям правду. Но Йохан.. если я не перееду, я потеряю его навсегда. Он просто угробит себя. Как бы я не хотел, мне придётся возвращаться. А что в Австрии? Брат, которому я нах*й ни разу не нужен, мама, которую я люблю, но... Да я, чёрт возьми, не знаю, что мне с этим всем делать! Не знаю, что мне делать, вернувшись в Австрию, не знаю, что делать с братом. Я могу продолжать кричать на него, могу продолжать запирать, но.. Но, в общем, что я тебе жалуюсь? Нормально всё, - внезапно заключил свою речь Билл, сам не ожидавший от себя таких откровений, снова лег на руки и что-то забурчал себе под нос, видимо, сетуя.
Том молчал, переваривая информацию. Он был удивлен, но при этом комом внутри стояла странная и совершенно непонятная обида на этого человека за его глупость и самодостаточность. За то, что сейчас, крича о том, как ему плохо, как его бьет жизнь, он не хочет даже словом обмолвиться, что ему нужно понимание и поддержка. Что Биллу, всему такому независимому, нужна его, Тома, помощь.
Но тишину он все же нарушил.
- Понимаешь, в чем штука, Билл. Ты отвергаешь дружбу всех, просто потому что они, скажем так, недостойны. Ты посылаешь меня, хотя я… гхм, считал, что все же важен для тебя, и делаешь это без каких-либо сомнений. Но вместе с тем ты кладешь на алтарь свою жизнь ради человека, который то ли наслаждается этим, то ли просто редкостная сволочь и идиот, - Трюмпер осознавал, что в нем большей частью говорит обида. Осознавал и то, что не стоит это говорить, но, если уж пришло время откровений, должен же он Биллу за его честность платить своей?
- Это другое, - затравленно выдохнул Каулитц. Том сморщился с видом человека, который только и хочет сказать: «Кому ты чешешь?», но тактично помалкивает.
- Я не могу их оставить, понимаешь? Я воспитывал брата с самого детства: с первого дня играл с ним, помогал маме, я помню, как он сказал первое слово и как сделал первый шаг, хотя и был достаточно мал для этого. Я настолько привязан к этому человеку, как не был привязан отец, или даже мать, которая так и не смогла найти к нему подход. И да, я, черт возьми, люблю его!
Том вздохнул, понимая, что сказал явно не то, что должно было поддержать Билла. Но ему хотелось это сказать! А теперь сразу же стало стыдно за то, что сделал это, ибо Каулитц ушел в себя. Видимо, он все решил до этого, а Трюмпер снова заставил его мучится с выбором, который, наверняка, дался ему в прошлый раз с трудом. И, чувствуя, что повел разговор не туда, смотря сейчас на разбитого, но все еще пытающегося сохранить остатки гордости и самодостаточности Билла, Том понимал, что уйти просто так он не сможет. Несмотря на то, что ему не говорят, как он нужен, это именно тот момент, когда он действительно должен что-то сделать для Каулитца, иначе… Не сможет он, по-другому, на самом деле.
- Билл, так ты пробовал вывезти Йохана в Берлин? – начал он, стараясь снова вывести Каулитца на разговор. - Возможно, стоит попытаться ещё раз?
- Каким образом? Связать что ли? Он никогда не согласится, а без этого… как я его хоть куда-то увезу?
- Машиной, например?
- Ты хочешь, чтобы он меня возненавидел и сбежал где-то здесь? Да и тем более, я, конечно, не хилый, но и Йохану не пять лет.
- Ну, если привезти его сюда… Здесь, он оторвется от компании, не будет никого знать, да и потом, можно как-нибудь будет выпытать у него… - мысли Тома неслись впереди паровоза. Он не успевал их высказать, но его глаза уже пылали торжествующим огнем решенной загадки. - Слушай, знаю я одно место…
- Как ты его довезешь, умник? И заставишь остаться здесь? – скептически цокнул Билл, глядя на воодушевившегося не на шутку Трюмпера. - И заключительный вопрос - когда он вернется, не думаешь ли ты, что все повторится?
- Нее, - поморщился Том, вспоминая то самое место. – А доехать мы сможем легко. Вдвоем мы твоего братца утащим, а машину заменим более быстрым способом передвижения - там уж точно не выберется. И сомневаюсь, что он сбежит в Берлине – только истинный идиот убежит в незнакомом городе без денег. Ну?
- Будет хуже – я уже пробовал все, что только возможно и невозможно.
- Ну, тогда ты был один и без личного самолета, - хмыкнул Трюмпер и набрал номер, махнув рукой на скривившегося Билла.
- Алло, пап, привет.
- Том, - послышался сонный голос мужчины, - ты, конечно, мой единственный и горячо любимый сын, но даже тебе не стоит звонить мне в двенадцать ночи. Я становлюсь жутко… ЗЛЫМ!
- Пап, вопрос жизни и смерти, - прокашлялся Трюмпер-младший, - мне нужен самолет. Ты не мог бы… эм, попросить его в долг у герра Шварца?
- Сынок, тебе островок не надо, часом? – возмущенно спросил отец. Фоном послышалось мягкое «милый, перестань», за что Том мысленно поблагодарил маму. – С чего я буду тревожить старикашку?
- Не думаю, что он сейчас спит. Он никогда не ложится раньше трех, ты же знаешь. Ну и потом – он меня обожает, и, я уверен, ему не жалко будет для любимого крестника на денек самолет. Тем более, я оплачу поездку.
- Вот сам бы ему и звонил, - ворчливо заметил папа.
- Но он твой друг, и, к тому же, это ты с ним глушишь виски. А мне…
- Ага, ты просто боишься, что он будет сватать тебя снова за свою внучку и расписывать ее во всей красе с час, - подло хмыкнул отец. – Я, кстати, думаю, что это выгодный брак. И почему ты не соглашаешься?
- Она страшная, - закатил глаза Том.
- Ой, да ладно, я же знаю, что ты о ней только и мечтаешь. В мокрых снах, – отец подавил смешок, и вернулся к деловому тону. -Короче, ладно, уговорил, спасу тебя, хотя и не следовало бы, вообще-то. На когда тебе?
- Завтра. Утро. Чем раньше, тем лучше.
- Договорились. Тут кстати мама интересуется, как у тебя дела с каким-то Биллом? Мне тактично намекнули, что внуков мне, наверное, ждать не стоит.
Трюмпер мысленно ударился головой об стол.
- Потом, пап. Ты, кажется, хотел спать.
- Ну, я никогда не прочь пообсуждать продолжение своего рода, даже в двенадцать часов ночи. Тем более, мне еще Шварцу звонить, он мне тоже, между прочим, перспективы вашего замужества любит поведать. Минус минут пятнадцать из жизни, так точно.
- Так пятнадцать – не час. Ладно, пап, пока, спасибо большое.
- Мама передает привет. Пока, - усмехнулся мужчина и повесил трубку.
- Что ты задумал? – покосился на него Билл.
- Узнаешь позже. Но завтра мы летим в Австрию, как… - он прочистил горло, кашлянув, и посмотрел в глаза Каулитцу, - как друзья. Я помогу тебе, вернее попытаюсь, но это не означает, что я… эм… забыл, что происходило здесь полчаса тому назад. У меня есть тоже чувства, Билл, и своя обида, на самом деле. И я… - Том встал и попятился к двери, - пожалуй, пойду, да. Утром я разбужу, думаю, это будет рано.
На безучастно-холодном лице промелькнуло что-то наподобие страха. Брюнет дернулся и вдруг совершенно тихо попросил, убитым голосом:
- Останься, пожалуйста.
- Я не могу, Билл. Мне надо, там… - Трюмпер развел руками и беспомощно осмотрел кухню, тщетно пытаясь найти хоть какую-то причину. - В общем, надо мне.
- Ты не можешь, - все так же, со страхом в глазах заверил кого-то, скорее даже себя самого Билл, - ты не можешь, Том.
Трюмпер готов был уже возмутиться, хоть и несколько растерянно. Черти что происходило сейчас – он не мог понять, что. С одной стороны, ему открылись, с другой – деликатно отшили. И все же, как только Том представил, что у него кто-то настолько близкий, можно сказать, самый важный, скатится в такую пропасть и станет принимать наркотики, его всего пробрала дрожь. А Каулитц как никогда был потерянным, разбитым и каким-то даже слабым перед обстоятельствами. И это, конечно, вселяло в душу сомнения, не смотря на твердо принятое решение незамедлительно уйти и закономерную обиду.
Пока Том находился в ступоре, Билл покачал головой и хмыкнул:
- Ну, и долго ты здесь торчать будешь? Собрался идти – где дверь ты знаешь. Могу проводить.
- О, - едва ли не застонал Том, - начинается. Билл Каулитц пришел в себя.
- Я ни в кого не уходил. Хочешь остаться – оставайся, только не корчь из себя непонятно кого. У меня такое ощущение, что передо мной разрывающийся между благородством и обиженным эго рыцарь стоит, как минимум.
- Ты издеваешься? – вспыхнул Трюмпер, еще несколько минут наивно предполагавший, что сегодня больше ничего не способно вывести его из себя. Видимо, у Билла был самый настоящий талант. – Может…
Внезапно Каулитц подался вперед, резко хватая готового разразиться гневной речью Тома за футболку, и буквально впился в его губы жестким поцелуям. Парень не то, чтобы растерялся: грубо куснув Билла за верхнюю губу и зализав ее после, он обхватил Билла за затылок, углубляя поцелуй.
Подступающее раздражение сейчас казалось странным, но будоражащим чувством. Хотелось оттолкнуть и одновременно продолжать наслаждаться вкусом ставших родными губ. Но, уже через несколько минут сумасшедший борьбы языков и губ, они целовались вполне нежно, а Том расслабился и ослабил хватку, нежно поглаживая Каулитца спине и подушечками пальцев считая позвонки, отчего Билл слегка дергался и улыбался сквозь поцелуй.
Том отстранился первым и, вздохнув, погладил скулу Билла пальцем, почти с умилением наблюдая, как тот ткнулся щекой к ладони, трясь об нее и прикрывая глаза.
- Ну, и где что-то типа: «Ты долго здесь еще торчать будешь?»
Билл хмыкнул что-то и обнял Трюмпера, уткнувшись ему в шею, отчего у того по загривку даже мурашки пошли. Том улыбнулся, вдыхая запах смольных волос, и вздохнул, перебирая в руках пряди.
- Прости. Я не хотел, Том, прости, - на грани слышимости то ли сказал, то ли невнятно буркнул куда-то в кожу Билл так, что, если бы не полная тишина, Трюмпер, скорей всего, и не расслышал бы тихие слова. Бедняга Том снова выпучил глаза на Каулитца, второй раз за сегодняшний вечер пребывая максимально удивленным. Он не слышал, чтобы Каулитц извинялся перед кем-то вообще, а уж тем более, вот так, когда почувствовал, что в принципе его уже простили. Почти. Теперь же Том вдруг осознал, что окончательно успокаивается, а с сердца, наконец, сходит какой-то очень тяжёлый груз.
- Что? – прокашлялся он.
- И не думай, что я повторю это. Еще чего.
- Невероятно. Извинился, - картинно хмыкнул он, но увидев злой взгляд Каулитца, засмеялся и улыбнулся, целуя того в уголок губ. Билл недовольно фыркнул и вернулся к шее.
- Ладно-ладно. Мне действительно это было очень важно, - прошептал он брюнету, потрепав по волосам. Билл шикнул на него и опять напрягся, отстраняясь и всматриваясь в лицо Тома действительно серьезным взглядом.
- Что ты задумал с Йоханом, Трюмпер, а?
- Утром. Я хочу спать – пошли, ага. Но, даже если все будет плохо, мы придумаем, что делать. В конце концов, он же не наркоман.
- Вопрос времени.
- Надо вправить парню мозг. Все, не накручивай себя, - Том подпихнул Билла к спальне. - Спать.
- Медведь-храпун, - закатил глаза Билл, впрочем, тоже зевая. - Я вот глаз не смогу сомкнуть! А ты…
Через каких-то десять минут в уютной спальне слышалось спокойное сопение Билла. Том, обнявший его, ворчал что-то похожее на: «И это я еще храпун» и несколько минут разглядывал трепещущие длинные ресницы и искусанные полные губы, но потом сон сморил и его. Напоследок он успел подумать с каким-то садистским удовольствием, какой всё же Каулитц… вечно вредный и любимый. Похоже, что таки любимый.
И, да, эта мысль заставляла его улыбаться, засыпая.
Глава 18. Любимый брат.
Том ободряюще улыбнулся, останавливаясь перед деревянной, украшенной витражным стеклом дверью, и собирался позвонить. Билл с самого утра выглядел рассеяно и отстраненно, как будто сон не придал ему сил, а, наоборот, лишил их полностью, оставив легкую дезориентацию в пространстве и потерянность. Трюмпер подозревал, что парень с головой ушел в свои мысли, а потому лишь обнимал его и поддерживал, как мог.
- У меня есть ключи, - наконец заметил Билл, обведя красивый мамин сад взглядом.
- И где они? – мягко спросил Том.
- Да черт их знает, - вздохнул Каулитц, и Трюмпер уверенно нажал на звонок. Через несколько минут молчания ему открыла женщина. Мама Билла оказалась необычайно худосочной особой, былая красота которой давно поблекла, но еще не увяла, и даже карие глаза, как у Билла, красивого миндального оттенка, не выражали ровным счетом ничего похожего на эмоции. Однако она все же улыбнулась Каулитцу и обняла сына, слегка удивленно разглядывая Тома, да и Билла, скорого приезда которого она никак не ожидала.
- Том Трюмпер, - он слегка пожал ее худую руку.
- Хильда. Просто Хильда, - она улыбнулась уголками губ. - Проходите.
Парни зашли, и Том осмотрелся, невольно отмечая, что его тяготит атмосфера этого вроде уютного и красиво обставленного домика. Здесь было много растений, как, впрочем, и в саду, большой и необычайно мягкий бежевый диван, казалось, только и был создан для посиделок семьей, а лестница, ведущая на второй этаж, необычайно гармонировала с окружающим интерьером своей стилизацией под красное дерево. Идеальный домик был полон уюта, но какой-то странной дисгармонией с его обитателями.
- Мило, - натянуто улыбнулся Трюмпер.
- Спасибо. Вы так быстро приехали – я в растерянности. Может, вы чего-то хотите?
- Нет, - отрезал Билл и пошел наверх, подзывая за собой Тома, - мы к Йохану. Мам, вызови нотариуса, пожалуйста, и оформи на меня доверенность на его вывоз в Берлин.
- Но… зачем?
- Надо. Вызывай.
Через несколько мгновений парни оказались в небольшой, темной комнате, казавшейся такой из-за плотных черных штор. Билл быстро пересек помещение, с размаху раздвигая плотную ткань, и режущий глаз яркий свет разлился по комнате, освещая нежно-зеленые обои, которые едва ли проглядывали из-за множества плакатов рок групп. Йохан не отличался любовью к порядку, но и совсем засранным помещение нельзя было назвать.
- Секс, наркотики и рок-н-ролл, - хмыкнул Трюмпер, осматривая плакаты и косясь на холм из одеяла, что предположительно являлся Йоханом.
- Именно, - согласился Каулитц, грубо стягивая одеяло с брата, отчего тот сразу съежился, но каких-либо других признаков жизни не подал, даже когда старший потребовал подниматься. Йохан, видимо, не отличался склонностью к самосохранению на похмельную голову, потому что снова никак не среагировал, и оказался через несколько длинных секунд на полу, буквально брошенный братом на паркет. Заскулив, тот непонимающим взглядом уставился на разгневанного Билла, явно не собирающегося церемониться, и болезненно сморщился, нехило так приложившись боком о пол.
- Ты…
- Ага. Считай, что твой п*здец пришел, - подхватив брата за шкирку, он поволок его в ванную, что прилегала к комнате, не чувствуя почти никакого сопротивления со стороны Йохана. Тот, видимо, еще толком не понимал, что происходит. Том пошел за ними и правильно сделал: как только до Каулитца-младшего дошло, зачем его тащат в ванную, он стал вырываться и буйствовать, но Трюмпер подхватил его, помогая Биллу засунуть тело в душ и включить ледяную воду. Брат Билла взвизгнул, дернулся, а потом осел на корточки, стуча зубами и пытаясь согреть себя, растирая плечи.
- Как думаешь, отошел?
- Да. Выключай, уже должен прийти в себя, а-то еще заболеет, - покачал головой Том, то ли с отвращением, то ли с жалостью наблюдая за трясущимся Йоханом. – Теперь пусть разденется и примет горячую ванну. Я подожду вас внизу – мне надо поговорить с вашей мамой.
- Зачем? – удивились оба.
- Билл, я скажу тебе потом, - махнул рукой Трюмпер, покидая помещение. Хильда сидела в гостиной, чуть поджав длинные ноги под себя, и нервно посматривала то вверх, где одного из ее детей приводили в состояние стояния, то на абстрактный рисунок пледа, явно не фокусируя на нем взгляд. Когда появился Том, она с тревогой спросила спускающегося парня:
- Ну и как он?
- Та ничего. Если кололся первый раз – никакого похмелья особо не будет. Должно было поводить несколько дней, но Билл приведет его в нормальное состояние. Хильда, я хотел с вами поговорить.
- Ты ведь парень Билла, да? – нахмурившись, спросила женщина и закусила губу.
- Да, но это не важно, - Том сел рядом с ней. – Я не знаю, приветствуете ли вы сексуальную ориентацию вашего сына, да и мне откровенно все равно, я не за благословением приехал. Мы заберем Йохана на несколько недель в Берлин, как вы поняли. Вы позвонили на счет нотариуса?
- Да, но зачем?
- Я хотел показать кое-какие реалии, которые, к сожалению, в Австрии лично мне недоступны. А вообще, ему надо сменить дислокацию и не время отрезать от компании.
- Это не поможет, - Хильда отвернулась, тяжело вздохнув.
- А вы пытались? – устало спросил Том.
- Нет, но…
- Короче говоря, - немного бесцеремонно прервал ее Трюмпер, наслушавшийся от Билла неутешительных прогнозов, - у меня к вам просьба. Переведите его в другую школу, желательно, чтобы она была подальше от прошлой, или вообще в другой стороне.
- Но зачем?
- Посудите сами. В старой школе на него уже навешаны ярлыки, а в новой их не будет и, возможно, ему станет легче учиться. В конце концов, надо попытаться.
- Да не будет он ходить никуда.
- А в эту школу, вы хотите сказать, он часто захаживает? – хмыкнул Трюмпер. – Да я больше чем уверен, что он прогуливает почти все уроки.
Как только Том сделал предположение, против которого, Хильда, естественно, не могла никак возразить, с верхнего этажа послышались маты, грохот, и в гостиную Билл впихнул братца, переводившего злой взгляд с одного присутствующего на другого, задерживая его только разве что на Трюмпере. Тот осматривал его в ответ, с не меньшим интересом. Перед ним стоял молодой человек, невысокий, слегка сбитый, с русыми волосами до шеи. И единственным, что делало его схожим с Биллом и Хильдой, были карие глаза, такой же формы.
- Хватит таскать меня, как котенка, за шкирку, - рявкнул он и стряхнул руки брата с плеч. – С*ка.
- Ты мне поговори еще, - не остался в долгу Билл, - через мясорубку пропущу.
- Да я туда нах*й не влезу!
- Влезешь. Еще один мат при маме, - хмыкнул старший, - и точно влезешь.
Хильда вздохнула и встала, явно не намереваясь наблюдать этот цирк и дальше, молча вышла на двор. Том посмотрел ей вслед, закатил глаза и кивнул Биллу:
- Слушай, иди собирать его вещи. Я пока посижу с Йоханом, а потом подождем, пока нотариус приедет. Не думаю, что это будет долго.
- Я никуда не поеду! – тут же вспыхнул младший.
- А тебя никто и не спрашивает, - рявкнул порядком раздраженный Том. - Марш на кухню, я кофе хочу. Не пойдешь молча – врежу, - тут же предупредил он готового разразиться гневной речью парня и тот, оценив обстановку и раздражение из ниоткуда появившегося шантажиста, покорно побрел в заданном направлении.
Трюмпер быстро освоился в новой кухне, даже не надеясь, что Йохана пробьет на гостеприимство, и стал варить кофе, из великодушия заварив его сразу на две чашки, а Биллу поставил воду на чай. Каулитц-младший наблюдал за его движениями молча, лишь слегка морщился и пыхтел себе под нос маты, явно негодуя по поводу бесцеремонности гостя.
- Меня зовут Том, а не д*лбоеб, если что, - услышал фрагмент Том, хмыкнув.
- Да мне пох*й, кто ты. Наверняка, очередной тр*хальщик моего брата.
Трюмпер вздохнул, внимательно посмотрев на скривившегося брата Каулитца. Он старался не раздражаться из-за тупого поведения, но выходило совсем плохо: настойчиво хотелось врезать. Вспомнив, что женщин, детей и больных он не бьет, парень, наконец, справился с собственными эмоциями и развернулся к кофеварке, игнорируя вызывающее поведение Йохана.
- Молчание знак согласия?
- …
- Нет, ну, правда, еще один *банный гей и…
- Слушай сюда, - рявкнул Том, схватив того за горловину и грозно нависнув сверху, - думай, что и кому ты говоришь. Если я врежу, зубов можешь не досчитать, а вот с поломанным носом покрасоваться. Так что сиди и молчи, желательно так, чтобы от тебя ни звуку не исходило. Еще раз ляпнешь нечто подобное про Билла или меня – готовь страховку. А пока, я, так уж и быть, прощу тебя и налью кофе.
- Какое великодушие, - скривился Йохан, и Трюмпер невольно отметил, что, несмотря на все их различия с Биллом, мимика у них была почти одна и та же. Он так же искривлял губы, так же ухмылялся и морщился, как и его старший брат.
- Ну, вот и договорились, - заключил Том и подсунул чашку с кофе Йохану, неохотно ее принявшему. В кухне воцарилась потрясающая тишина, от которой Трюмпер почти кайфовал, маленькими глотками наслаждаясь еще и любимым напитком. Йохан же сидел тихо, уткнувшись в свою чашку, и лишь изредка поднимал взгляд на явно довольного собой гостя. Но через несколько блаженных минут вернулся Каулитц, и начался страшный шум, которые издавали два брата, очевидно, сражаясь в острословии и запасе матерных слов. Искусней был Билл, но не всегда. Том старался не обращать на них внимания, решив, что это такое выражение трепетных братских чувств, и вмешиваться явно не стоит.
Доверенность действительно подписали быстро, потому что нотариус оказался бойким и, что вообще радовало Тома, быстрым человеком, прекрасно знающим, что время – это деньги. Они попрощались с Хильдой, явно не понявшей, почему парни так быстро покидают ее дом, но пообещавшей Трюмперу попытаться перевести Йохана в другую школу. А вот братья обмен любезностями продолжили по пути в такси так, что через каких-то пятнадцать минут Том почувствовал головокружение. Он старался не слушать их, переключившись на болтовню с таксистом, так как благоразумно сел впереди, но иногда их маты и издевки над друг другом звучали слишком громко. Новоявленный знакомый, тучный, но веселый дядька, посочувствовал Трюмперу, как мог, но это уже не успокаивало.
И Билл, и Йохан очень соскучились друг за другом, потому как тем для «общения» у них хватило и в самолете. На пятой минуте Том все же высказал то, что мечтал озвучить уже всю дорогу.
- Бл*ть, за*бали уже, оба! Я, конечно, не хотел вмешиваться в вашу хрупкую семейную идиллию, но или вы сидите тихо, или общаетесь по-человечески, или я выбрасываю обоих за борт, ясно?!
- Конечно, - насмешливо хмыкнул Билл, - ну, давай, выбрасывай.
Том улыбнулся, не сводя хитрого взгляда с брюнета, и неожиданно подорвался с дивана, перехватывая парня за талию. Прижав удивленного Билла к себе, он обогнул Йохана, показательно закрывшего глаза и недовольно ворчащего: «Пид*расы, кругом одни пид*расы», и потащил Каулитца к выходу.
- Хэй, ты хоть мне парашют выделишь? – мурлыкнул брюнет, довольно обнявший Тома в ответ.
- Неа, - Трюмпер довольно улыбнулся, чмокнул тяжело вздохнувшего Билла в губы и заправил черную прядь за ухо, - но цирк прекращайте, все же.
- Вы там не тр*хаетесь, случайно? – послышалось недовольно сзади.
- Вы точно родственники, - цокнул Том на ухо Биллу и обратился громко к Йохану, который показательно не поворачивался. – А ты завидуешь или того… присоединиться хочешь?
- Да иди ты нах*й, - психанул тот, под громкий смех парней. Они вернулись на места, и Том с удовлетворением отметил, что братья наконец замолкли, из-за чего путь в Берлин стал более приятным и спокойным, да и Билл что-то пыхтел на ухо, навевая сонную атмосферу.
***
- Классная тачка, - нехотя признал Йохан, осматривая машину Тома, - только куда ты меня везти собрался?
- Узнаешь, как приедем, - хмыкнул Трюмпер, усаживаясь за руль.
- Развели дедовщину, - пропыхтел недовольный Каулитц, который уже второй день проживания в Берлине только то и делал, что жаловался, язвил, матерился и вызывал у Тома желание постучать по пустой голове парня кувалдой. Поведение младшего Каулитца за два дня успело перейти все границы, но Трюмпер умудрялся закрывать на все глаза и тешить себя мыслью, что через каких-либо две недели кошмар точно закончится. Хотя сегодня он хотел покончить с этим несколько быстрее.
Йохан показательно включил музыку в своем айподе так, что Трюмпер мог ее спокойно слушать, и, слегка посочувствовав барабанным перепонкам придурка, парень расслабился и поехал по давно забытому маршруту. Ехали минут сорок, или даже пятьдесят, после чего Том притормозил на небольшой стоянке у местного супермаркета и стал вылезать из машины. Йохан недоуменно приподнял брови, вытянув наушники и осмотрелся, плохо понимая, зачем и куда его привезли.
- Зачем мы здесь?
- Где-то была остановка автобусов. Вспомнить бы где… - Том задумчиво почесал макушку. – Кажется, вправо…
- Хэй, я никуда с тобой не пойду! Еще грохнешь где-нибудь, изнасилуешь там, - рявкнул юный Каулитц, отходя от покрутившего у виска пальцем Трюмпера.
- Надо ты мне больно. В тюрьме из-за тебя торчать. Успокойся – ничего не будет тебе.
- Что-то я не верю тебе.
- Тебя никто и не просит. Но я сильнее.
Йохан решил, что спорить дальше бесполезно, тем более, Трюмпер решительно тронулся в сторону остановки, тогда как сам юноша не мог даже уехать от него, потому что все финансы были тщательно изъяты братом и Томом. Он покорно поплелся за Трюмпером, снова вставив наушники в уши и искоса осматривая довольно приятный район, где жили люди со средним заработком, в уютных домиках вдали от городского шума.
Автобус пришел почти сразу, а ехали парни довольно долго: минут двадцать-двадцать пять. Йохан почти прозевал остановку, из-за того, что задремал, но его заботливо растолкал Трюмпер, снова молча направившийся куда-то. Эта часть города (а города ли? Скорей всего пригорода) явно не вдохновляла младшего Каулитца. Обшарпанные дома, убогая флора и фауна, пустота и палящее солнце угнетали как никогда. Видно было, что сливки общества в этом районе не живут. Стало ясно, почему они ехали сюда на автобусе: такую машину, как у Тома, побили или попытались бы угнать минут за пять, если не меньше. И Йохану стало еще страшнее. Он вытащил наушники, посмотрел на спокойного спутника и решился спросить:
- Какого фига мы здесь делаем?
- Тихо! – шикнул на него Том. – Я стараюсь вспомнить, где здесь… А вот, по-моему, пришли.
Йохан с отвращением посмотрел на, кажется, самый убогий домик во всем этом районе. Он явно давно нуждался в ремонте: весь двор был давно заросший бурьяном высотой с полметра, а хиленький забор слегка перекосился. Белая краска на нем давно облезла, создавая непередаваемое зрелище. И если все дома здесь создавали просто печальное зрелище, свидетельствующие, что у их обитателей просто нет денег, то это строение выглядело давно заброшенным.
- Я туда не пойду, - отшатнулся младший Каулитц от калитки.
- Кто тебя спрашивать будет? – вздохнул Трюмпер, внимательно посмотрев на Йохана. – Я обещаю тебе, что убивать, насиловать, колоть я тебя не буду. Но пойти со мной придется, и даже не спрашивай, почему.
- Я не хочу, - все еще пятясь назад, Каулитц переводил испуганный взгляд то на Тома, то на дом, явно не собираясь туда заходить.
- Йохан, ты такое ссыкло, что даже в старый дом не можешь зайти?
- Я не…
- Ты - да, - с нажимом произнес Трюмпер, с хмурой решительностью держа калитку открытой.
- Но… - растерялся Йохан.
- Трус, ага? – хмыкнул Том, заходя в дом и больше не оборачиваясь на нервно топчущегося Йохана, самолюбие которого только что так жестоко задели. Он закусил губу, постоял еще несколько секунд в нерешительности и, вспомнив, что находится в таком стремном районе одному, пожалуй, даже страшнее, чем заходить в полуразваленный дом, ринулся за Трюмпером, мысленно прощаясь с жизнью.
Чуть не врезавшись в спину Тома, Йохан чертыхнулся, обводя помещение взглядом. Оказалось, что дом не заброшенный, а даже совсем наоборот, очень заселенный. Перед глазами тут же появилась плотная пелена из белых клубов дыма, от которых даже курящим парням захотелось прокашляться. Дешевые обои едва ли держались на стенах, а каждый угол был загромождён кучами бутылок. Кто-то эпично выпорожнил свой желудок прямо на порог, отчего самому Йохану, да и Тому, брезгливо переступившему это великолепие, стало плохо.
- Зачем ты меня сюда привел? – зажал рукой рот Йохан и сдержал болезненный спазм. Трюмпер махнул рукой, поскорее пересек прихожую, где находиться было совсем невозможно, и зашел в зал. Атмосфера тошнотворных запахов, стеклянных бутылок и отвратительного беспорядка присутствовала и здесь, где, кроме всего прочего, были еще и люди. И это оказалось еще страшней.
Кто-то валялся прямо на полу без сознания, одна девчонка с разорванной кофтой лежала в позе эмбриона прямо перед дверью, отчего Тому пришлось брезгливо переступать ее, чтобы идти дальше. Каулитц последовал его примеру, стараясь не смотреть по сторонам, но взгляд так и цеплялся за отвратительные картинки, отчего воротило, как никогда. Йохан даже забил на запах табака и непонятно какой травки, почти мечтая скорей выбраться отсюда. Но Том уверено двигался вперед, хотя, как заметил Каулитц, по сторонам он тоже особо не глазел.
- Стой здесь, я буду через несколько минут, - неожиданно сказал Трюмпер, резко останавливаясь возле обшарпанной стены и перекрикивая довольно громкую техно музыку. Вместе с дымом та создавала непередаваемый эффект восприятия, что, казалось, будто и ты пьяный тоже. Йохан хотел было ринуться за Томом, возмутившийся такому положению вещей и напуганный почти до истерики, но его спутник очень быстро скрылся в каком-то коридоре, оставив парня одного. Каулитц беспомощно огляделся, с отвращением замечая, как напротив какой-то заросший мудак тр*хает в рот девушку, которая, кажется, вообще не воспринимает где она и что с ней, и лишь покорно сидит на корточках, беспомощно стуча кулаками о пол.
- Бл*ть, - отвернулся Йохан, в который раз почувствовав, что ему плохо. Он прикрыл глаза, стараясь не вслушиваться и не всматриваться в красноречивые картинки, но тут кто-то дыхнул на него перегаром, а на губах оказалось что-то сильно напоминающее наждачку. Реакция Каулитца сработала сразу – он оттолкнул девушку, едва ли не вырвав при этом, и с отвращением вытер рот рукой, гневно смотря на худую, как стебель, бабу лет тридцати, которая, лежа на лопатках, смеялась, словно одержимая.
Йохан ринулся вперед к выходу, мечтая выбраться отсюда. И ему уже было на самом деле все равно, что там он окажется один, на странной улице, где ради сигареты могут и убить. Здесь он тоже явно был не в безопасности. Но его планам не суждено было свершиться, так как кто-то сильно дернул его за руку и потянул в коридор. Посмотрев на похитителя и узнав в нем Трюмпера, парень чуть успокоился, хотя страх продолжал накатывать на него волнами так, что все тело тряслось, а мысли путались, словно он был давно пьян.
- Что? Зачем? – первое, что он спросил, когда оказался на кухне, где было неожиданно пусто и не накурено.
- А ты думал, я тебе по психологам водить буду? – удивился Том.
- Нет, но… это отвратительно, - Йохан опустился на старый стул, стараясь унять дрожь во всем теле. Хотелось стать под душ и умыть себя от всей той грязи, что ему пришлось увидеть. И Каулитц понимал, что возвращаясь назад, ему придется снова столкнуться с той сумасшедшей бабой и… и всеми остальными тоже.
- Это еще что… Наверху, я уверен, сейчас большая часть тр*хает кого-нибудь неадекватного, устраивая такой развлекательный конвейер. Не хочешь полюбопытствовать? Причем я не гарантирую, что там девка.
- Я никогда не видел… подобного.
- Видел. Ты просто этого не помнишь, - хмыкнул Том, - к сожалению. Неужели ты думаешь, что когда ты принял героин, ты не занимался чем-то подобным? Я больше чем уверен, что ты либо трах*лся с какой-то шалавой, либо лежал где-то в собственной рвоте, либо… не буду, в общем, описывать. Вся разница лишь в том, что вы еще подростки, вечеринка была не в таком гадюшнике, и у всех вас это было с более качественной наркотой. И да – для вас это закончилось тогда. А когда у этих существ наступит отход и ломка, они пойдут грабить, убивать и красть, ради дозы. Придут сюда… Просто потому что идти им больше некуда – от них отказались родственники и друзья, возможно, любимые. А здесь ты уже видишь, что происходит.
- Что ты хочешь от меня? Показать, в какое дерьмо я могу вляпаться?
- Ну, суть ты уловил. Хочу предложить тебе выбор, - на стол перед Йоханом упал пакетик с белым порошком. Тот вперился в него глазами, переводя недоуменный взгляд то на него, на Тома, который стоял, сложив руки на груди, и внимательно смотрел на реакцию Каулитца. – Можешь принять его, накачаться, и остаться здесь. Я думаю, тебе понравится невероятно. На первое время денег, так уж и быть, выделю, чтобы ты смог влиться, а потом уже приобщишься ко всем. Или ты уходишь со мной, но больше никогда не принимаешь всякую дрянь. Я не вижу смысла так долго мучать твоих родных, если можно обрубать все сразу. Сделай выбор, Йохан. Или эта жизнь, или что-то лучшее, но с уважением к тем, кто переживает за тебя. Не плюй им в душу.
- Я не стану таким, как они! – вскрикнул Йохан.
- Ну, конечно. – Том рассмеялся. – Тешь себя этой надеждой. Только что-то я не встретил ни одного человека, который морально вырос, распивая алкоголь и употребляя наркотики. Все это вопрос времени. Я предлагаю тебе особо не мучиться и другим нервы не мотать. Так что ты выберешь, а, Йохан?
Каулитц сидел, как громом пораженный. Не то, чтобы выбор был сложным: он был более чем очевидным. Просто странно было осознавать, что сейчас ему предлагают нырнуть в пропасть, из которой практически нет выхода, тогда как раньше он делал это самостоятельно, но, как казалось, безопасной дорогой. И, да, бездны он не видел.
- Я не… - вздохнул Йохан, - я не буду. Выведи меня отсюда, прошу.
- Пообещай, что не будешь баловаться наркотой, а алкоголь стараться принимать в дозированных количествах. И найдешь другую компанию, - поставил ультиматум Трюмпер, слегка ухмыльнувшись.
- А если…?
- Удачи, - хмыкнул Том и кивнул на порошок, направляясь к выходу. Йохан подорвался за ним, едва удержавшись, чтобы не схватиться за рукав Трюмпера, как маленький.
- Обещаю, - вздохнул парень, торопливо направляясь вперед, на выход, больше всего на свете мечтая выбраться из этого здания и больше никогда здесь не появляться. Они почти беспрепятственно покинули дом, торопливо шагая по направлению к остановке. Том как-то кисло улыбнулся, обернувшись назад, и вздохнул.
- Да, не думал я, что еще раз придется здесь побывать.
- Ты уже был здесь?! – содрогнулся Йохан.
- Ага. Система отложена еще моим отцом, - Трюмпер торопливо вытянул сигарету и с наслаждением затянулся. – Он когда-то притянул меня сюда же - я, правда, постарше на два годика был, чем ты, но все же. Да и поступили со мной похуже.
- Это как?
- А меня отец кинул, как котенка, с дозой на руках в похожем доме, без налички. Я тогда чуть с ума не сошел, пока бегал и пытался хоть кому-то толкнуть наркоту и уехать. П*здец, как стремно было, - Том затянулся и рассмеялся. – А самое обидное, что я никогда ничего серьезного не принимал. Попался на травке, когда попал в небольшую аварию.
- Но как же? А если бы ты не смог приехать? – слегка растеряно выдохнул Йохан, с которым всю жизнь провозился Билл.
- А хочешь жить – умей вертеться. Он мне не растолковывал, как я тебе, не разъяснял – кинул, да и все. Это был самый ужасный день в жизни мальчика, который кроме роскоши и достатка больше в жизни ничего не видел.
- Неплохо, - вздохнул Йохан и парни уселись в автобус. После всего увиденного Каулитц не дерзил, а даже был миролюбивым настолько, что парни смогли отвлечь друг друга разговором, спасаясь от неприятных, свежих воспоминаний. Брат Билла, казалось, был напуган, к удовлетворению Тома.
- Слушай, ну вот ты вроде, Йохан, не дурак, так какого черта творишь, а? – вздохнул Трюмпер, опираясь об верх своей машины, когда они, наконец, доехали на этом жутком автобусе, останавливающемся на каждой остановке, до небольшого супермаркета, один взгляд на который радовал сердце Каулитца.
- Ну… я…
- Я просто хотел сказать, что Билл тебя очень любит, и ему больно наблюдать, куда ты катишься, - вздохнул Том и сел в машину. Йохан пожал плечами, явно не собираясь делиться сокровенными тайнами, собственной глупостью, либо же какими-то там проблемами, и, сев возле Трюмпера, промолчал. Тот пожал плечами: оба понимали, что ситуация понятна, но желания докопаться до сути у Тома не было. Он итак достаточно навозился. Остальное хотелось оставить Биллу, как брату.
Было еще только около пяти вечера: домой не хотелось ни Тому, ни Йохану. К тому же, надо было забрать Каулитца: у того снова что-то стряслось с машиной.
- Слушай, Йохан, как насчет скейта? Хочешь покататься? – Трюмпер вдруг хмыкнул. – Или рокеры считают это недостойным занятием?
- Единственное, что рокеры считают недостойным – слушать эту хрень, - покачал головой Йохан, кивнул на стереосистему Тома. – А кататься я умею.
- Отлично. Я знаю, чем мы займемся. Так уж и быть – куплю тебе скейтборд, да и Биллу можно было бы… Он мой скоро прибьет, катается с усердием, - задумчиво сказал Трюмпер, почесав подборок. Йохан проворчал что-то в знак согласия, и Том заметил, как тот пытается разобраться в его стереосистеме. Больно ударив по рукам Каулитца, парень покачал головой:
- Вы здесь на птичьих правах, товарищ. Усмирите свой пыл и радуйтесь, что я не включил рэп так, что никакие наушники не спасли бы.
- И на том спасибо, - недовольно заметил Йохан.
- И на том пожалуйста, - улыбнулся Трюмпер и добавил скорости, открывая окно. В салон машины ворвался чистый, прохладный воздух. Хотелось верить, что он означает нечто новое.
