А ваше сознание не мешало вам?

Сначала мешало, пока я думал, что делать. А потом нет, абсолютно. Уже через несколько

месяцев. А месяцев через восемь я мог точно описать, что делает волк у меня за спиной. Потому

что всё-таки всё время было напряжение: это — дикие звери, надо контролировать. И, видимо, это

напряжение пробудило третий глаз, или как это называется.

Потом-то я поставил эксперимент. Вот я обучаю волка в закрытом помещении: свет —

сигнал направо, звук — налево. Там еда в кормушке. Для обучения требуется, к примеру, десять

экспериментов. Затем этот зверь остаётся в комнате, ввожу нового волка. Он первого не видит и не

слышит, это я точно знаю: у меня был микрофон, который чувствовал от 5 Гц до 35 кГц. Никаких

звуков. Второй волк обучается за пять экспериментов. Нет первого, обученного — нужно десять-

одиннадцать. За счёт чего? Это ведь связано с пищей: зверь волнуется, когда слышит условные

сигналы, и, судя по всему, мысленно повторяет всё, что реально должен был сделать. И это каким-

то образом передаётся…

И часто им удаётся этого оленя поймать?

Хорошо, если каждая четвертая охота удачная.

Нечасто. А надолго его хватает?

На несколько дней. Я говорил, они делают кладовые. Но оказалось, что волки про них тут же

забывают. Но зачем тогда делать, да? Я эксперименты ставил. Оказалось, что функция этих

кладовых — не себя прокормить, а создать максимально стабильную кормовую базу для щенков.

Потому что вероятность случайного нахождения своих или чужих кладовых настолько велика, что

запоминать не нужно. И это правильно, что они не помнят, а то бы сами съели, а надо оставить

щенкам. Если волчата недоедают, они вырастают психически больными, возбудимыми, и у них

агрессия не ритуализируется, а всегда остается реальной. Когда волчица на сносях, семья начинает

интенсивно закапывать добычу. Закопают и забудут. Это невероятно адаптивная неспособность

запомнить. Абсурдно звучит «адаптивная неспособность», но это именно так.