Глава 15. И где мы плакали

И где мы плакали, Когда мы вспоминали Зайон. И как нам спеть песню Короля Альфа На этой странной земле? - Меня зовут Рас Петр, - сказал худощавый дредлок, - но все называютменя Педро, - Он церемонно протянул руку Айвану и, когда они обменялисьрукопожатием, слегка поклонился. - Лучший резчик во всем Кингстоне, - сказал Жозе. Дредлок чуть склонил голову, словно давая понять, что эти слова - неболее чем формальность, и сел за стол, на котором были разложены плотносвернутые цилиндрические упаковки ганджи. - Слышал уже эту песню, "Меч их да внидет в сердца их "? - спросилЖозе. Рас Петр кивнул. Его медузообразная голова склонилась над травой: онизучал каждую шишечку, вдыхал ее запах и пробовал на ощупь и только послеэтого с видом эксперта нарезал се своим остро заточенным резаком. - Это Айван - он ее сочинил, - сказал Жозе. Дредлок, казалось, был не в себе, и вокруг него стояла атмосфераглубокой меланхолии. - Ну да, - пробормотал он, и на миг на его губах промелькнула улыбка. -Я слышал ее однажды - будет великая песня. - Он посмотрел на Айвана, кивнул,и вновь Айван почувствовал в нем неизбывную печаль. - Тут вся трава? - спросил Жозе, указывая на стол. - Вся до последней, - сказал Петр. - Хорошо, скоро мы сможем все реализовать. Мне дали слово, - сказалЖозе, пристально смотря на Расту. - Завтра и начнем, если хочешь. Как тысам? Нож замер. Петр медленно поднял голову, и Айван увидел доброе лицо сбольшими глазами, в которых затаилась боль, ушедшая на самое дно и мерцающаятемным огнем. - Бвай-Жозе, я так скучаю по королеве моей - и мальчик мой... - егоголос стал еще глуше, и он покачал головой. - Мальчик мой, он так по мамескучает, так скучает... Мужчины замолчали, окруженные тягостной тишиной. Раздавался толькоровный шипящий звук лезвия, нарезающего траву. И где мы плакали, Когда мы вспоминали Зайон. И как нам спеть песню Короля Альфа На этой странной земле? - Грядут лучшие времена, - неуверенно проговорил Жозе. - Ладно, япривел сюда этого братца работать с тобой - хороший парень - если ты,конечно, согласен. - Ты пришел сюда ради бизнеса? - спросил Рас Петр чуть надтреснутымголосом, не поднимая головы, словно разговаривал сам с собой. Айван почувствовал, что они здесь лишние. - Ладно, я не говорю, что так считаю. Мой бвай больной совсем - грудь унего слабая от рождения. Не уверен, будет ли он в порядке без своей мамы... - Голос сам собой потух, и Рас Петр устремил взор насвоих посетителем. Хотя Айван был убежден, что он никого не видит. Жозе топтался на месте и явно хотел что-то сказать, но не сказал, иснова воцарилась гнетущая тишина. Айвану было не по себе, это усилилочувство неловкости их незваного вторжения. Он наблюдал за Жозе, ожидая отнего какого-нибудь знака, и пытаясь представить себе, что скрывается за егоневозмутимостью и темными стеклами очков. Наконец Жозе молча встал инаправился к двери. - Ладно, Педро, мы в другой раз. Пойдем, Айван. - Его голос прозвучалдля этой комнаты слишком громко. Рас Петр не шевельнулся и ничего не ответил. Оказавшись под звездами,Айван почувствовал огромное облегчение. - Фууух, - выдохнул Жозе, - бвай, тяжело-то там как, да? Брат Педросейчас под очень тяжелым прессом. - А что случилось? - спросил Айван, вспоминая скорбное лицо Педро. - Солдаты застрелили мать его ребенка, сказали - по ошибке. Прошло ужеполмесяца - я думал, Педро готов снова начать торговлю. - Он покачалголовой. - Ладно, оставим его в покое на время. Айван не двинулся. - Что случилось? - спросил Жозе. - Ты иди, - сказал Айван. - А я останусь. Он сказал это, повинуясь внезапному импульсу, и сам не вполне былуверен, хочет ли он вернуться в тягостную атмосферу этого маленького дома.Но он был убежден, что "Райские сады" ему сегодня уже неинтересны. И крометого, было в тихих манерах молодого Раста что-то такое, что глубоко еготронуло. Жозе посмотрел на него с удивлением. Потом улыбнулся. - Отличная мысль, брат, - может, так все и заработает. Педро - лучшийрезчик из всех, кого я знаю. У него есть чувство травы. Айван подождал, пока рев "хонды" удалится, и робко постучал в дверь.Ответа не было. Он потянул за ручку, и дверь с громким скрипом отворилась.Рас Петр неподвижно сидел перед горками ганджи, распространявшими свойособенный запах. - Вот, знаешь, я опять пришел, - смущенно сказал Айван. - Одна любовь, ман, - сказал Рас Петр и поклонился. Затем его губызадвигались, но слов было не разобрать. - Что ты сказал? - спросил Айван. Рас Петр мягко улыбнулся и повторил громко: - Как радостно и славно длянас, братья, пребывать в единстве. - О, - сказал Айван. - Как будто прекрасный дождь омывает нас, стекает по волосам и побороде. - Рас Петр поклонился и улыбнулся. - Добро пожаловать, дорогой. Айван был смущен. - Скажи мне кое-что, - сказал Рас Петр, напряженно в него вглядываясь.- Жозе послал тебя сюда? - Нет, - ответил Айван удивленно. - Никто меня не посылал. Я самзахотел прийти. - Это Любовь единая, брат, садись со мной, покурим благословенную Джатраву. Они молча сидели и курили, и Айван чувствовал, как атмосфера в комнатенезаметно преображается. Молчание стало переноситься легче. Рас Петробращался с травой с щепетильной и уважительной заботливостью. Он церемоннопротянул ему чалис, странным образом напомнив Айвану о Маас Натти. Дым былсмоляной, богатый на вкус и очень сильный, и Айван немедленно воспарил взаоблачные сферы, где мысли лениво проплывали, как облака, превращаясь вкакие-то тщательно вырезанные, словно острым лезвием света, формы и фигуры.Через стол, как будто на далеком расстоянии, спу-таные-сваляные столбы волосвосставали из головы Растамана и в своем змеевидном бешенстве обрамлялилицо, резко контрастируя с его деликатными чертами и печальнойбезмятежностью. Неожиданно удары судьбы и текущие проблемы показались Айвануне такими уж насущными, почти смехотворными. Рас Петр весь ушел вопустошающую рефлексию. Что и говорить, подумал Айван, в его головеумещается целая Библия, а он находит отдохновение в одном-сдинственномскорбном стихе, который повторяет с гипнотической монотонностью. - Даже сегодня, - сказал Рас Петр, - я жалуюсь и горюю... Удар оказалсясильнее, чем я мог выдержать, да. - Кивая косматой головой, он, казалось,подтверждал произносимые слова. - Как заново родился, - сказал он. Затемвнезапно поднялся и кивком велел Айвану следовать за ним. Заглянув в спальню, Айван почувствовал, что стал вдвое выше, что онвидит все в двойном свете и вне времени. Там лежал юный дредман, уменьшеннаякопия Рас Петра. Он спал, но его прерывистое дыхание выдавало болезнь, илихорадка сияла на воспаленном лице, которое было совсем нехорошим. Айванвидел, что Рас-таман смотрит на сына глазами, горящими от гордости, страха итрепета. Его губы снова зашевелились, как будто распространяя заклинания всобравшемся вокруг мальчика душном воздухе, он мог отогнать то, чего такбоялся. - Те, кто сеет нечестье и плодит злобу, пожнут их сполна, - пообещалон. - И кто копает яму, тот в нее упадет. Они вернулись в комнату. Время от времени Рас Петр выхолил из нее,чтобы вытереть мальчику пот. Или же, едва держась на ногах, с беспокойствомв глазах, беззвучно шевеля губами, смотрел на лицо спящего, которое, как взеркале, отражало его собственные черты. Айван вдруг обрел дар речи - поначалу, чтобы отвлечь Рас Петра. Нопорой перед ним возникало лицо Эльзы, и он рассказывал, как она вылечила егоот безумия и остановила боль... К тому времени, когда взошло солнце, междуними все было улажено. ВЕРСИЯ ЭЛЬЗЫ - Боже, Айван-ман, чо! Так не может быть, ман? Забудь это, ман. К томуже равнодушие не грех. - Голос Эльзы был на грани тихого шепота, но еераздражение было очевидным. Айван стал пародировать се беспокойство. Обхватив ладонями голову впреувеличенном жесте отчаяния, он заговорил пронзительным истерическимголосом: - Айван, ты с ума сошел! Как ты только мог подумать, что я на такоеспособна? Боже, Айван, ку-ку. Я честная христианка. Как ты мог подумать, чтоя стану мешаться с такими, как они? Разве для этого я покинула дом Егопреподобия? Господи Иисусе! - Заткни свой глупый рот, - прошипела она. - Хочешь, чтобы тебяуслышали? Я умру от стыда, если они услышат. Если бы спящие в соседней комнате Рас Петр и Ман-Ай услышали, какойневежественной и глупой она может быть, стыд убил бы ее. И она не могла быобвинить их в том, что ее убили. Еще одна вещь, за которую она будетблагодарна пастору Рамсаю. В его доме Растафари считались безбожниками,слугами Антихриста, отрицателями Бога, распространителями ереси. Они былихуже, чем оккультисты из балм-ярда и знахари-колдуны, поскольку их духовнаядеградация была агрессивной, сознательной и вызывающей. Их злобное отрицаниеобычного общества и рабское пристрасти к гандже вели к извращенности изавершались безумием. Как и все прочее, о чем говорил пастор Рамсай, онавзяла это на свою душу. Но только представьте себе, а? Что это за штука - невежество? Труднобыло поверить, что в ней когда-то такое было. Смотрите, как печаль-ноликиймаленький бвай Ман-Ай прильнул к ней - ее сердечные струны тронуло то, чтоон воспрял духом и все больше набирается сил с тех пор, как она сталаприглядывать за ним. Рас Петр тоже это видит, и он ей безумно благодарен. Он показывает этокак может. Подумать только, как она раньше боялась Раста и презирала их.Сейчас же она дождаться не может, когда наступит вечер, Рас Петр будетчитать слова Джа и своим глубоким проникновенным голосом беседовать смальчиком и с ней. От него она ничего другого не видела, кроме братскойлюбви и уважения. Ни в голосе его, ни в глазах, ни в манерах. Это все тоже клучшему, потому что почти каждую ночь Айван стал куда-то уходить. Обычно онговорит, что идет смотреть движущиеся картинки, но рано утром петух ужекукарекает вовсю, а его "хонды" во дворе по-прежнему нет. Смешно, но еепочти не волнует то, что по ночам он где-то пропадает. Непонятно почему, ноей кажется, что она-то должна злиться на это, потому что любит его. Онадумает, что всегда будет любить его, и знает, что и у него глубокие чувствак ней. Но ее бвай - это что-то особенное. Маленький Ман-Ай нуждается в ней,а значит - и отец его. Она чувствует как в ней что-то открывается навстречуэтой нужде, что-то распускается, расцветает. Пастор Рамсай умер бы, смеяласьона про себя, если бы увидел, что я живу не с одним мужчиной, а с тремя -причем двое из них Растаманы. Крохотная комнатка в коммунальной квартире оставила по себе недобруюпамять: голодные сальные взгляды жирного домовладельца; пьяные голосадевушки-соседки и ее посетителей; вечные паломники, весь день тщетностучащие в дверь в поисках работы - вот, что окружало ее. Впервые в жизни унее появилось то, что она вправе назвать семьей, и вдобавок такая богатаяобстановка, о которой она и мечтать не смела. А я ведь так долго не хотеласюда перебираться! Поначалу Эльза решила, что Айван помогает Петру с его рыбацким каноэ,но вскоре ей стало понятно, что здесь что-то другое. Теперь-то она знает,что на оплату этого маленького дома, где она так счастливо хозяйничает, идутденьги, вырученные с продажи ганджи. И на покупку напитков, особой еды илекарств, в которых нуждается мальчик. Как-то Ман-Ая пришлось срочнодоставить в больницу и сделать переАйвание крови. Если бы не деньги с ганджи- на что была бы похожа его жизнь? Болезненная и короткая. Она и подумать обэтом боялась. Когда Эльза обо всем узнала, она серьезно обеспокоилась тем, что Айвандобывает средства к существованию противозаконно, за счет ганджи, "чертовойтравки", как утверждали послушники в Молитвенном доме, - многие назвали быего преступником. Да, она согласилась бы с ними до комнаты в коммунальнойквартире, и записи пластинки, и этих дней, когда она стирала ноги в кровьпод палящим солнцем, выпрашивая работу у богатых женщин, отдыхавших на своихверандах и смотревших на нее так, словно ока воровка или того хуже.Возможно, все дело в Рас Петре. Было в нем что-то такое, чему онадоверилась. Он никогда не мог, просто не способен был причинить близким емулюдям боль. Рас Петр говорил, что трава - это то, что Джа дал черномучеловеку, чтобы он нашел отдохновение в период угнетения. Это, говорил он,единственная хорошая вещь, которая есть у черного человека и на которую ещене посягнули белые, - хотя уже и начали жадно на нее поглядывать... Но не все они, конечно, такие. Взять, к примеру, этого высокого черногопо имени Жозе,.. Что-то есть в нем такое, что ей отвратительно, что-то в немсильно ее пугает, слишком уж он хвастливый. Айван как раз посередине междуним и Рас Петром. Она так надеется, что Айван не будет подражать Жозе. Да,еще ведь и полиция - вот что беспокоит ее в этой торговле. Стоит только увидеть полицию, у нее сердце в пятки уходит и оначувствует себя в чем-то виноватой. Если бы речь шла только о больших деньгах и хорошей жизни, она,наверное, чувствовала бы себя грешницей. Но все совершенно не так. На самомделе после уплаты денег за дом, еду, лекарства и "хонду", которую Петр сАйваном взяли напрокат, на руках у них ничего не остается. Айван деньги не копит, да и вряд ли ему нужны все эти броские одеждызвезды-бвая, которые он так любит - по примеру Жозе, как она считает. И нето, чтобы он выглядит в них по-ду-рацки, но все это не более чем пустаяэкстравагантность. Как сказал однажды Рас Петр: "Брат наш молод, дочь моя,ему надо еще испытать этот мир. А раз он молол и дух его горяч, ВавилонВеликий кажется ему хорошим. Пусть он идет своим путем, скоро он угомонится,дочь моя". Рас Петр глянул на нее с хитрой улыбкой: "Быть может, когда тыподаришь ему сына, его дух охладится". Ладно, забудем про мотоцикл и одежды, главное - есть крыша над головойи еда, а этим в городке лачуг наделены далеко не все. Она почувствовала себяневероятно счастливой. Услышав, что кто-то ходит по дому, Эльза вскочила с кровати и пошларазжигать огонь. - Петр, доброе утро! Как Ман-Ай? - Хвала Богу, дочка, спал всю ночь хорошо - ему уже не нужны лекарства. - Надеюсь, он скоро поправится. Я молюсь за него, - сказала она. Рас Петр просиял улыбкой благодарности и кивнул на дверь, откуда онавышла. - Брат наш все еще спит? - Да, он пришел далеко за полночь, - ответила она. - Ничего, Эльза, просто парень дух свой разгоняет, долго такпродолжаться не будет. Пока у меня не было Ман-Ая и волосы свои я непосвятил любии Джа, я был точно такой же. Но это всего лишь на один сезон. - Вот что, - сказала Эльза, меняя предмет разговора. - Сходи-ка ипринеси хвороста, а я вынесу во двор жаровню и что-нибудь приготовлю. ПустьМан-Ай поест яиц... ВЕРСИЯ РИГAHA Да, Жозе этот действительно все знает. Он прав оказался насчет песни.Читает все, как по книге. Около двух недель, не больше, песня была на радио,ман. В тот первый день на Параде, когда я услышал ее у входа в музыкальныймагазин, моя песня и мой голос всю улицу заполнили, и какой-то мальчишкатанцевал на тротуаре и на меня показал, когда меня заметил. Да, какое-товремя она была везде, куда ни глянь. Люди ее пели. По радио крутили, вклубах исполняли. А потом тишина. Ее не было даже в передаче по заявкам, гдеможно заказывать старые песни. Никаких заявок. Тишина... Как-то ночью они с Богартом продвигались по Западному Кингстону впоисках исправного телефона, набрали номер ди-джея, который называл себя"Нумеро Уно, кайфовый и клевый, с живой изюминкой" и попросили поставить"Меч их да внидет в сердца их", эту "айрэй-айрэй песню крутого парня поимени Айван". Но после того как обольстительный голос заверил их, что этосильная-сильная песня, что на нее то и дело поступают заявки и что им неследует выключать свои приемники, потому что скоро они ее услышат, ни самапесня, ни их просьба в эфир не попали. А вскоре запись исчезла вдруг сприлавков магазинов. Но Хилтон не стал утруждать себя музыкальнымипроигрывателями, стоящими в барах по всему городу, и время от времени песня,подобно насмешливому эху, достигала ушей Айвана, когда они с Жозе спешили поделам. Не то чтобы он слишком убивался из-за этого. Вовсе нет, но всеслучилось так неожиданно, словно языком пробуешь разбитый зуб и, несмотря навозрастающую боль, не можешь остановиться. Иногда он даже ставил еепослушать для себя. Но Айван все меньше и меньше об этом думал, поскольку Жозе завалил егоработой и он находился в сплошных разъездах. Эльза была счастлива, взяв насебя заботу о Ман-Ае, а сам Айван чувствовал себя свободнее и счастливее,чем когда бы то ни было. Они отлично справлялись со своими делами. Поэтому,услышав свою песню в баре, он воспринимал ее как неожиданный сюрприз, что-тоиз далекого прошлого, подобно боли, которую чувствуют иногда на местеампутированной конечности, и только. Он создал ее. Его злая шутка будетразить Хилтона, пастора Рамсая и "всех и вся", кто пытался угнетать его. Йеее, пусть они теперь посмотрят на него. Он разъезжает на "хонде",груженной ласковой-ласковой горной готшит-ганджа, с деньгами в кармане, иперед ним - открытая дорога. "Я сделал все как надо, - напевал он, мчась намотоцикле и легко объезжая стоящие и движущиеся препятствия. - Этот паренеквыжил, да. И поднимается вверх! " И имя его тоже зазвучало. Люди показывают на него - вон он, тотпарнишка с плохой песней, которую запретил Вавилон. Друг Плохого Жозе.Человек, который порезал Длиньшу, как сало. Парень, к которому лучше неприставать. Одевается всегда стильно, и денежки в кармане имеются. Даже еслиЖозе и кинул его в ту первую ночь, а Айван в этом теперь не сомневался, онвсе отбил сполна - и даже с лихвой. Айван вез с собой мешок отличной травы. По крайней мере, сам он такдумал, но очень хотел услышать, что про нее скажет Педро. Ни у одного изторговцев не было такого чутья на траву, как у Педро. Он разглядывал еецвет, нюхал, растирал пальцами, пробовал на вкус, а потом говорил, где онарастет, как долго ее культивировали, рано или, наоборот, слишком позднособрали урожай, и объяснял, как ее следует резать и как курить. Вот почемудела у них идут так хорошо. Серьезные курильщики - а кто в Тренчтауне не былсерьезным курильщиком? - знали, что если Рас Петр приложил руку к траве, самее выбрал и сам порезал, то качество гарантировано. "Педро не продаст буш". Они подъезжали к Уотерворкс, где обычно дежурит постовой. Видполицейского, как всегда, привел Айвана в оцепенение. До сих пор он нечувствовал в себе легкости, разъезжая по Вавилону с мешком травы, как еслибы это были плоды хлебного дерева для продажи на рынке. Но Педро ничем невыдавал беспокойства. - Рас Петр-ман, ты разве не видишь, Вавилон там стоит? - Расслабься, ман. Наслаждайся ездой, - протянул Педро так, словно этислова его развлекли. - Он что, не может нас остановить, брат? - Виновный бежит даже тогда, когда его не преследуют, - засмеялся Педрои помахал постовому офицеру. - Подожди, он что тоже в организации? - Не задавай лишних вопросов. Я лжи не скажу, - объяснил Педро. - Тебедовольно знать следующее: если его нет, или он не помахал тебе, тогда ждибеды. - Какой беды? - Армейской проверки на дорогах. Или патруля. В этом случае сверни сдороги или развернись и сбрось мешок в заросли. Только как следует запомнито место, где спрятал траву. Как- то мы с моей королевой спрятали целыймешок, бвай, да так и не нашли его. Я обыскал все тростниковые поля отКайманас до города. До сего дня колли так и не нашлось. И все-таки Айван не мог расслабиться. А что, если на посту стоит другойВавилон? Тот, что ничего не знает про соглашение? Айван помахал, полицейскийулыбнулся и отдал ему честь. Это было частью общей игры. Но раньше ониникогда не были так близки к тому, что их остановят. Все-таки он знал, чтослучилось с женой Педро, помнил слова Педро про то, как все можетобернуться, но это только разжигало его азарт. Педро заметил это и постоянно предостерегал Айвана, чтобы тот напрасноне рисковал. Сам он не был подвержен чувству гнева, и, казалось, ничто немогло заставить его совершить безрассудный поступок. "Оставь это, - говорилон, - уходи от этого, брат. Как пес возвращается к своей блевотине, так идурак к своей глупости. Мудрый человек знает страх и воздерживается отгнева; только сердце дурака гневливо". По каким-то причинам торговцыприслушивались к Педро с уважением, граничившим с любовью. Они принимали егоупреки и выговоры с благодарностью, которую не проявляли ни к кому, включаяЖозе. Всегда вызывающий и резкий на слово Жозе тушевался перед аскетичнымРастаманом с его вкрадчивым голосом. Айван завернул во двор и выключил мотор. Эльза и Ман-Ай выбежали из-задома. - Что ты, интересно, нам привез? - крикнула она. - "Нам"? - спросил он. - Кто это "мы"? Это для Педро, это для Ман-Ая,если он будет принимать свои лекарства, как примерный мальчик. А чтокасается Эльзы, то Эльзе придется подождать. - Чо, надоели твои грубости, Айван! - Бвай, ты слушался сегодня мисс Эльзу? - спросил Айван строго. Мальчикпечально закивал, а потом расцвел в той улыбке, которая отличала его отца. -Ты все свои таблетки проглотил? - Очень горькие были и язык мне сожгли, - серьезным голосом проговорилМан-Ай, с таким совершенством копируя папу, что все рассмеялись, а Айванпротянул ему пирожное. Педро появился чуть позже, шагая медленно и скрывая свою радость запоказным безразличием. - Ага - ты уже здесь. Слава Богу! А что ты мне привез? Надеюсь, непотратил все деньги на буш? - Буш, Джа? Не говори так. Цвет травы! - похвастался Айван. - Ну что ж, надо посмотреть. Ман-Ай, принеси-ка папин нож. - Педрооткрыл мешок и запустил туда ладонь, ощупывая траву. - Гм-м, кажется,придется продать буш тем туристам, - пробормотал он, словно размышляя вслух. Айван надеялся, что это шутка, но взгляд Педро, обнюхивающего шишечку,был совершенно серьезный. Он отломил от нее кусочек и попробовал на вкус.Ничто не отразилось на его лице. Нахмурившись, то ли от сосредоточенности,то ли выражая отчаяние, он вынул зернышко, оценил его размеры, цвет иполноту, а потом раздавил в руке. - Так вот на что мой партнер потратил наши деньги? - проговорил он,покачивая головой и заглядывая в мешок. - Да ведь это цветущая трава! - настаивал Айван. - И цена хорошая. Япробовал ее, прежде чем купить. Что в ней плохого? - закончил он внетерпении. Рас Петр не ответил. Он сложил нож и медленно поднял глаза.Меланхоличное выражение его лица сменилось широкой улыбкой. - А разве я сказал о ней что-нибудь плохое? - Он засмеялся. Педро разложил и рассортировал траву, опытной рукой мешая листья ишишечки, и принялся ее нарезать. Айван складывал кучки в маленькие коричневые кульки. Скоро нужно будет развозить траву по барам, клубам икафе в их районе, собирая заодно выручку прошлой недели. Как всегда, Педрооставил долю Жозе. Потом отложил деньги на следующую покупку и спрятал их вруль мотоцикла. Все было распределено поровну. - Неплохо, - сказал он, - совсем неплохо. - Эй, Педро! - Хайле, ман. - Все остальные торговцы, они тоже платят Жозе так много? - Некоторые еще и больше. - Тогда почему же Жозе не стал богачом? - Постой, ты разве не ухватываешь ход вещей? Деньги у Жозе долго незадерживаются. - А кто их в таком случае берет? - Ты опять задаешь много вопросов, ман. У нас плохо идут дела? - Нет, но понимаешь... - А остальное нас не касается, - его ответ был краток. - Сдается мне, - настаивал Айван, - что Вавилон кое-что с этого имеет,и все-таки... - Слушай, брат. Я ничего ке знаю да и знать не хочу. Можешь мнеприплатить, а я все равно ничего узнавать не буду. Если хочешь сотрудничатьи дальше, отучись задавать глупые вопросы. Айван был удивлен и больно задет тоном Педро. Тот никогда не повышалголос и не ругался и всегда заботился о чувствах товарищей. - Хорошо, - расстроенно пробубнил Айван. - Надо попробовать твою траву, - сказал Педро более дружелюбнымголосом. Кафе "Одинокая звезда" было тем местом, где Жозе еженедельно собиралвыручку. Там собирались все торговцы. Выстроенные в ряд "хонды" былисерьезной наводкой, если бы кто-то ими заинтересовался. Эти мотоциклыявлялись своеобразной торговой маркой, а также знаком благосостояния элитнойгруппы ганджа-предпринимателей. В глубине кафе находилась комната, кудадопускались только торговцы. Когда Айван и Педро вошли туда, там сиделитрое: Сидни, высохший маленький паренек с бегающими глазками, толстыйхриплый парень по прозвищу Ночной Ковбой и его партнер Даффус. Они тепло поприветствовали Рас Петра и Айва-на. Рас Петр, прежде чемзаняться травой, снял шапку, обнажив свои впечатляющие дредлоки. Набиваябамбуковую водяную трубку, он объяснял: - Это выбор моего партнера, братья. Мы готовы выслушать ваши мнения. -Он сделал несколько глубоких затяжек, чтобы разжечь трубку, и сказал: - Какговорит Джа, вот, я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всейземле. - Селаах! - хором провозгласила группа. - Как радостно и славно для нас, братья, пребывать в единстве. - Блажен муж, - ответили ему, - иже не иде по пути грешных, на седалищемучителей не седе и на месте развратителей не ста. Айвана согрели их восхваления и рассудительные отзывы о траве, покачалис передавали по кругу. Вскоре их всех понесло на волне теплогодружелюбия. В комнате стало бурлескно. Ночной Ковбой, сидевший рядом сАйваном, внимательно смотрел на него. - Говори, брат, - потребовал Айван, - Это тебя зовут Риган? - Правда. - Значит, ты новичок здесь. - Ну да. - Тебе нужна защита. - Какая защита? Ночной Ковбой выпрямился и полез в свой мешок. Он вынул оттуда что-тозавернутое в ткань, которую медленно и благоговейно развернул. - Вот такая, - сказал он нежно. Айван почувствовал, что у него перехватило дыхание. - Отличная пара, - прошептал Ночной Ковбой. - Тридцать второй калибр. Револьверы лежали на мягкой ткани, как жертва на алтаре, мерцая вполусвете. Рукоятки с тщательно выбитым рельефом были из кремовогоперламутра, коварно изогнутые. Казалось, металл существует какой-тособственной жизнью. Айван сглотнул слюну и осторожно прикоснулся кревольверам. Вид оружия открыл в нем что-то такое, чего раньше он никогда всебе не замечал. - Давай, Риган, - настаивал Ковбой, - почувствуй баланс, мам. Из них непромахнешься. - Да? - пробормотал он, осторожно взвешивая револьверы. - А онизаряжены? - Главное, не спускай курок, - сказал Ковбой, и кто-то засмеялся. Как удобно они ложатся в руку, подумал Айван. Как будто неизвестныйоружейный мастер сделал их специально для меня. Револьверы разместились вего ладонях, словно естественное завершение рук. - В какую цену? - спросил он и почувствовал вдруг, что во рту у негопересохло. - Пятьдесят долларов пара - вместе с патронами. - Дорого, - пробормотал Айван. Но сколько еще они могут стоить? Такиешедевры. - Дешевле, чем твоя жизнь, - сказал Ковбой. Даффус сопроводил его словасмехом. - Что скажешь, Педро? - обратился к нему Айван. - Кого ты собираешься убивать, брат мой? - спросил Педро. - Ты готовпустить кровь человека? - Никого. Никого не собираюсь, - сказал Айван, защищая себя и немногоустыдившись отчаянного желания, вскружившего ему голову. - Тогда оставь их, Джа. Брось их, Айван. Мудрость лучше, чем оружие ивойна, - сказал Педро. - Один дурак разрушил как-то целый город, - закончилон, глядя на Ночного Ковбоя. - Эй, брат-ман, они дешевле, чем твоя жизнь, - повторил Ковбой. Айван снова взвесил на руках револьверы, почувствовав баланс иизумляясь тому, как естественно расположились они в его ладонях. Онпошевелил запястьями, чтобы посмотреть, как яркий свет играет на стволах. Встиле вестернов он, просунув указательный палец в отверстие для спусковогокрючка, крутанул оба револьвера назад и остался доволен тем, как они сновалегли в его ладони. - Гром и молния! - вымолвил Ковбой. - Настоящий стрелок, черт возьми.Вот он - бвай- звезда! - Невежество. Грубая сила и невежество, - огрызнулся Рас Петр. Заботливо, но с большой неохотой Айван положил оружие на развернутуюткань. Он не мог отвести взгляд от гипнотизирующего сияния металла. Ночной Ковбой не прикасался к ним. - Они подходят тебе, - сказал он. - Не видел еще, чтобы параревольверов так подходила человеку. - Пусть там и лежат, - сказал Рас Петр. - Они не принесут тебе дажесвятой травы Джа. Ковбой удивленно покачал головой. - Они подходят ему, - повторил он. - Айван, завидую тебе, ибо ты не мучитель, - убеждал его Рас Петр, - ине идешь ни по одному из его путей. Это дела Вавилона - грубая сила иразрушение. Пойдем отсюда, слышишь меня? - Внезапно он встал. - Ты идешь,Айван? - Дешевле, чем твоя жизнь, - сказал Ковбой. Они проехали уже полпути,прежде чем Педро заговорил задумчивым и грустным голосом: - Скажи мне честно, ты хочешь их купить? - Ну, видишь ли, - попробовал увильнуть от ответа Айван, - пока незнаю... быть может. - Но он прекрасно знал, что врет. Как он мог объяснитьРас Петру отчаянное желание, посетившее его в тот самый момент, когда он ихувидел. Такое чувство, что нашел наконец то, что так долго искал. Оставшуюсячасть пути между ними висела натянутая тишина.