Глава 13. Но ты старайся, старайся, старайся

Эльза закрыла дверь на щеколду и плотно затворила окно, чтобы оградитьсебя от шумной жизни многолюдного двора и спрятать одолевавшую ее беду истыд. Но все равно слышала смех, ругань, а порой стоны и крики, доносившиесяиз соседней комнаты, где одна коричневая девушка с пустыми глазами принималапосетителей. - Что за жизнь такая? Это ведь моя первая ночь с Айваном... Мне бы и восне не привиделось, что так ее проведу. В комнате было жарко и при закрытом окне быстро становилось душно.Эльза не могла вынести вид его спины. Она закрывала глаза, но всякий раз,когда Айван двигался или стонал, шла к нему. В конце концов, смотреть большебыло некуда, она потушила свет и села рядом с ним коротать ночь. Сон Айвана был поверхностным и беспокойным, он что-то бубнил, но словабыли бессмысленны. Иногда просто стонал и всхлипывал. Время от времени онаслышала имена: мисс Аманда, Маас Натти, Мирриам, пастор Рамсай, Хилтон,Эльза. Кто такая Мирриам? Он простонал, и Эльза, почувствовав как егогорячая мокрая голова устраивается у нее на коленях, а руки обвивают ееталию, подумала, что он, должно быть, проснулся. - Ничего, ничего, Айван, - утешала она, утирая пот с его лица. -Ничего, дорогой, уже все, все кончено. - Нет, неет - не кончено. Ничего не кончено. Не кончено, черт возьми...- Он тряхнул головой в воинственном отрицании. Платье Эльзы прилипло к бедру, где покоилась его голова. Простыни подним вымокли до нитки, ей даже показалось, что он, как ребенок, написал вкровать. И действительно, было что-то младенческое в беспомощном хныканье,срывавшемся с его губ. И она ничем не могла помочь. Едва Эльза прикасалась кАйвану, чтобы вытереть пот, собиравшийся возле кровавых рубцов, оставленных,казалось, когтями огромной кошки, как он начинал кричать от боли. Пот,который она вытирала с лица и тела, мгновенно проступал снова, едва онаубирала тряпку. Лихорадка горела и дрожала у него под кожей, как живоесущество. Эльза была уверена, что пот больно въедается в кровавые раны наего спине, и решила чуть-чуть смазать открытые раны теплым кокосовым маслом. Но Айван остался в живых, это уже наверняка, хотя в течение первой ночиЭльза не была уверена даже в этом. Ее очень беспокоили возможные последствияпобоев, и если раньше невозможно было сомневаться в его правоте, то сейчасон выглядел помраченным. Айван бормотал что-то нечленораздельное и время отвремени стонал, словно находясь в глубоком страхе. - Тише, Айван, все кончено, вес позади. - Эльза утешала его и гадала,какие изменения могут в нем произойти, когда он придет в себя и вернется кней. Она знала только одного человека, которого подвергли такому женаказанию. Но когда это случилось, Маас Иезекииль Джексон был уже в годах,так что, убеждала она себя, сравнивать тут нельзя. И все же он был крепкимпожилым человеком - очень сильным, как говорили люди. Старый солдат попрозвищу Сдавай-форт-иду-я-Джексон, он часто разыгрывал представления длядетей, громко отдавал команды и проворно им подчинялся, брал воображаемоеружье "на караул" и, топая босыми пятками по асфальту, отдавал пламеннуючесть королеве. Он продавал сок из сахарного тростника и кокосов с тележки,которую останавливал напротив школы под большим деревом диви-диви. Эльза немогла вспомнить, а может, никогда и не знала, в чем его обвинили, нопомнила, что ему присудили четыре удара и люди говорили, что наказывать такстарого человека - великое злодейство. Маас Иезекииль так больше никогда ине пришел в себя. Он совсем выжил из ума, улыбался сам себе, что-то бормоталпод нос и мочился в штаны. Люди говорили, что побои превратили его в дурака.Он уже, наверное, умер, подумала Эльза. Но Айван еще молод, полон жизненных сил, и, конечно, ничего такого сним не случится. И все-таки, слыша его стоны и бормотание, она не могласправиться с беспокойством. "Смотри за ним и молись, - говорила она себе. -Смотри и молись, ибо не он первый и не он последний". К утру Айвану стало немного полегче, но вскоре он весь затрясся. Эльзазабеспокоилась, как вдруг он сел прямо и обычным голосом попросил пить. Онадала ему травяного чая с ромом, и он погрузился в глубокий сон. - Слава Богу, - сказала Эльза, прислушиваясь к его ровному дыханию. -Айвану лучше. Скоро он придет в себя. - Она испытала прилив радости иоблегчения, который сменился вскоре усталостью и опустошением. Сейчас,подумала она, наша новая жизнь и начнется. Но останется ли Айван таким, как прежде? Как они будут жить? Эльзастаралась не думать ни о деньгах, ни о том, как они будут задыхаться в этойкрохотной комнатке. Пока что ничего хорошего. Домовладелец оказался жирнымкоричневым человеком с гнилым дыханием и ухмылкой, обнажавшей кариозныезубы. Пятна от пота виднелись у него на рубашке под мышками и на брюках впаху. Он постоянно ей улыбался. - Ты одна собираешься тут жить? - спросил он, бегая глазами по еегруди, когда она в первый раз пришла узнавать о жилье. - Скоро приедет из деревни мой брат. - Твой брат? Понимаю. - Он назвал цену вдвое выше, чем она ожидала. - Но это, кажется, слишком много, сэр? - Понимаешь ли, дорогая моя, цена может быть и ниже, - сказал он и вглазах его загорелся дружелюбный огонек. - Все зависит от тебя. - Онаккуратно пересчитал деньги и сунул в карман. - Не очень-то хочется братьденьги с таких симпатичных девушек, как ты. - Его улыбка обнажила гнилыеобломки зубов. - Ты ведь меня понимаешь? Да, она все понимала и, плотно закрыв дверь, прислонилась к ней спиной. В тюрьме, когда сержант, устав наконец от ее всхлипываний, позволилповидаться с Айваном, все, о чем тот мог говорить, так это о встрече с МистаХилтоном. - Скажи ему, что моя мама умерла в деревне - или скажи, что я заболел ипопал в больницу. Все что угодно, только пусть знает, что скоро я приду кнему с двумя кайфовыми песнями. У Эльзы сердце в пятки ушло, когда она стояла в толпе, наблюдая, какХилтон ходит по студии, громким голосом отдает приказания сотрудникам, резкоотклоняет просьбы и отпускает неприличные шутки, над которыми все послушносмеются. - Бог мой, а ведь тебя Миста Хилтон не останавливает, ха-ха-ха! Хилтон был, как выражался пастор Рамсай, глубоко мирской человек. Онбыл богатым и о нем часто писали в газетах как о "светском льве" и "ведущембизнесмене". Хотя он ругался и шутил с явно черным акцентом и говорил насленге простых людей, сразу было видно, что он - большой босс. Людиулыбались ему, и когда он окликал кого-нибудь по имени, даже если хотелпо-свойски отругать, человек радовался, словно ему даровали великуюпривилегию. Он напомнил Эльзе об одном человеке, которого она не сразусмогла вспомнить, но в конце концов это сравнение расстроило ее.Посмеиваясь, Хилтон окоротил группу тусовщиков и остановился перед ней, сулыбкой на бородатом лице, поблескивая на солнце темными очками. - А что с тобой, любовь моя? Ты что-то хочешь? Спорим, ты хочешьсделать запись - для меня. - Голос у него был мягким и заигрывающим,особенно эта пауза перед "для меня". Тусовщики издали легкий смех и сталиподталкивать друг друга локтями. - Миста Хилтон ничего не пропускает! - восхищались они. - Что и говорить, он - человек природы. - Нет, Миста Хилтон, - сказала Эльза довольно строго, - только посланиедля вас - от Айвана. - Айвана? Какого-такого Айвана? - Хилтон выглядел озадаченным, нопрежде чем она продолжила, ассистент что-то прошептал ему на ухо. - Ах да, от Звездного Мальчика. Так ты, значит, посланница? Что же этоза послание такое? - Он погладил бороду и улыбнулся. Эльза чувствовала, что его глаза под очками ее буквально раздевают. Оназамялась и долго не могла выговорить свою тщательно отрепетированную ложь. - Айван сказал, что его мама умерла и ему придется ехать в деревню. Ноу него будут для вас две новые песни, как только он вернется. - Ну и ну, - прогремел Хилтон, - посланница нравится мне большепослания! Какая она красивая, правда? - обратился он к окружающим. - Да, Миста Хилтон, красивая девочка, сэр. - У Миста Хилтона глаз наметан, мне она тоже понравилась. Лицо Эльзы налилось густой краской под взглядами стольких мужчин. Хилтон стоял и с веселым выражением на лице неторопливо изучал ее. - Так ты уверена, что не хочешь сделать запись? - Для зрителейповторение шутки, должно быть, прозвучало еще смешнее. - Ты первая из тех, кто входит в эту дверь, но не хочет сделать запись.Если передумаешь, сладкая, дай знать... все будет сделано в лучшем виде. - Что сказать Айвану, сэр? - Ах да, пусть, как только вернется, разыщет меня. Эльза поспешила выйти, с горящими щеками, сопровождаемая едкимизамечаниями и смехом. Вспоминая теперь свое смущение, она приходила в ярость. "Только из-заАйвана, - говорила она себе, - я не сбежала оттуда или, хуже того, ненадерзила. Бее эта чертова свобода... " Но не только снисходительнаяфамильярность Хилтона вывела ее из себя. Этот человек и его студия произвелина Эльзу какое-то странное впечатление. Он - в своей студии, окруженныйприслужниками. Это навеяло какое-то смутное воспоминание, которое еедразнило и тут же ускользало. Быть может, Айван что-то такое о нем говорил?Вроде бы нет. Но она не знала больше никого, похожего на этого человека,богатого, наделенного властью и, как говорили люди, любителя женщин имирских радостей. Как это ее касается? Она выросла в доме пастора и не моглазнать таких людей. Хилтон просто должен предоставить Айвану его шанс, вот ивсе. Айван заворочался и застонал, и Эльза испугалась, что он опять начнетбредить. Но остаток ночи он проспал спокойно, видимо, она и сама смоглауснуть, потому что следующее, что она помнила, - это раннее утро, головаАйвана на ее коленях, он проснулся и стал плакать и обнимать ее. - Все хорошо, Айван, все хорошо - все уже позади. - Эльза, - всхлипывал он. - Эльза Иисусе, Эльза Иисусе... - и сновазаснул. При дневном свете она не могла отвести глаз от рубцов на его спине,кроваво-красных, с желтыми присохшими подтеками гноя по краям. В комнате царил сладко-соленый запах плоти, выставленной на тропическуюжару. Проснувшись в следующий раз, Айван уже напоминал себя прежнего: голосего, хотя и слабый, звучал увереннее, а речь была разборчивой. - Эльза, какой сегодня день? - Среда. Ты плохо себя чувствуешь? - Нет, ничего. Среда... Бог мой, я, кажется, ничего не помню спонедельника? - Кажется, да, - ответила она. - Что с моей спиной? - Айван, я даже смотреть на нее не могу. Как ты себя чувствуешь? - Так и чувствую. Эльза, ты ходила к Хилтону? - Да, да, я видела его. Не беспокойся. Он велел тебе зайти к нему,когда вернешься из деревни. - Вспомнив свою ложь, она засмеялась. - Здорово, - прошептал он, и вдохновение снова заиграло в его глазах. -Здорово, если это так, то все отлично. Остальное неважно. - У меня тоже кое-что для тебя есть, - сказала Эльза с таинственнымвидом. - Угадай что? - Что? - Озадаченный, он глядел на нее в предвкушении. - Смотри! - Она потянулась за чем-то спрятанным под кроватью. Айван нагнулся вслед за ней и вскрикнул от боли. - Смотри, - повторила она и, просияв, вытащила из-под кровативелосипед. - Я его забрала. - Что сказал пастор? - А я не спрашивала, взяла и все. - Она не могла скрыть своей гордости. - Эльза, ты - львица. - Он выглядел задумчивым. - Где мы сейчас? - Это наша комната, - И я здесь уже три дня? Пора начинать работу над второй песней. Ойее!- Он снова застонал, и лицо его дернулось от боли. - Тебе надо подождать, пока спина чуть-чуть поправится. О чем твояновая песня? - Об успехе, - сказал он улыбаясь. - О чем же еще? - Улыбка быласлабой, но это была улыбка того Айвана, которого она знала раньше. Все гонения ты должен снести, Ты ведь знаешь, что тебе победить, И твоимечты парят высоко, Все грехи свои ты сбросишь легко. - Как звучит? - Звучит айрэй, давай дальше. - Тогда слушай: Ты получишь все, что ты хотел, Но ты старайся, Старайся, Старайся, Давай-давай-давай-давай-давай. ВЕРСИЯ ВАВИЛОНА - Ты видел это? - смеялся Хилтон. - Уверяю тебя, что бвай уже чувствуетсебя звездой. - У него и впрямь звездный джемпер, да, - согласился его ассистент Чин,с улыбкой глядя на большую желтую звезду Давида, которую Эльза вышила в центре рубашкиАйвана. - Знаете, сэр, а ведь он чертовски хорош. "Не столько хорош, - подумалХилтон, - сколько талантлив". Он смотрел, как Айван танцует и с важностьюрасхаживает в своей рубашке, прилипшей к его худому торсу, и его глазаослепительно горят в экзальтации. Мальчик, скорее всего, учился в церкви,как большинство из них, но с церковной музыкой это не имеет ничего общего.Это что-то глубоко личное, более глубокое и архаичное, чем все, чему он моггде-то научиться. Айван лихо оседлал музыку, взял ее в оборот, слился сритмом, угрожающе играя с микрофоном, бросаясь в самый огненный центр иотскакивая, отплясывая свой танец вызывающе и непокорно. - Да, бвай все чувствует как надо, - сказал Чин. - Дух забрал его. Во второй песне присутствовал тот же напористый бунтарский дух,возведенный на вершину бодрого ритма полуреггей, наложенного Хилтоном. Словабыли лишь одним из элементов - голос был что надо, глубоко интонированный игибкий, легко катящийся вместе с музыкой - но общий эффект достигался засчет комбинации слов, мелодии и ритма, сплавленных в страстное утверждениенекоего видения, тяжелого, упорного, отчаянного и мужественного, как самгородок лачуг. Ууум. Я говорю... Меч их Да внидет в сердца их, Всех и вся... Эти песни наверняка произведут умопомрачительный эффект на молодежьТренчтауна, подумал Хилтон, и деньги потекут к нам рекой. Это была как раз тамузыка, за запись которой его критиковали; именно такую музыку правительствохотело запретить как разрушающую устои и пускающую ростки заразных идей вголовы "страдальцев". Он уже слышал их вопросы. Скажите нам, Хилтон, кто такие эти "они", вчьи сердца войдет меч и чье падение вы празднуете? Вы отдаете себе отчет втом, что делаете? Черт возьми, конечно, отдаю. Музыка еще никого не убивала.Все как раз наоборот, я работаю в сфере развлечений. Ладно, смотрите на куаши этих. Мальчик привлек к себе их внимание. Ноони-то ведь не простая аудитория, их нелегко раскачать, а ведь он взял их загорло! Каждый крутой парень кружится и пляшет в триумфе, веря в свою победу.Пока играет эта музыка. Пока Айван кружится, отплясывает и завывает подсмелый ритм, разбивая воздух кулаком, и торжество сверкает в его глазах, иболь горит огнем на лице. Обретя свою веру, он же и стал рьяным обращенным: Но пусть лучше я свободным лягу в гроб, Чем прожить всю жизнь как кукла или раб Но, как солнце мне сияет наяву, Я возьму свое там, где его найду... В тот момент он был звездой. Он знал это, и это знали те, кто егослушал. Хилтон позволил ему петь еще долго после того, как записал всенеобходимое. - Отличный кусок. Достаточно. - Ему дважды пришлось крикнуть этомузыкантам, прежде чем они остановились, оставив в студии эхом отдающуюсятишину. Айван был опустошен. Он стоял с открытым ртом, внезапно брошенныймузыкой, словно некое существо, отторгнутое от своего привычного окружения,оказавшееся в каком-то странном месте, со всех сторон уязвимое. Он заморгали тряхнул головой, словно выбираясь из сна и стараясь собраться, взять себяв руки. После чего вытер капли пота с лица и засветился в нетерпеливоможидании. - Все в порядке, - предвосхитил Хилтон его вопрос. - Нам это подходит. - Здорово, сэр, здорово. Так когда она будет выпущена, сэр? - Выпущена? Спокойнее, ман, сначала о деле. Прочитай-ка вот это. -Хилтон протянул ему контракт и стал следить за выражением его лица. Мальчиктак взволнован, что не в силах скрыть свои чувства. Даже неловко опускатьего так. Он подает хорошие надежды, и чем скорее придет в согласие среальностью, тем лучше для него и для всех. Хилтон уже насмотрелся на тех,кто, записав один-единственный сингл, считал, что должен немедленно статьмиллионером, и на тех, кто потом на всех углах твердил, что его безбожнообокрали. Мальчик вперился в бумагу так, как будто там написано неразборчивоили не по-английски. - Что... В чем смысл этого контракта, сэр? - Ты ведь умеешь читать. Смысл в том, что там написано. Ты получаешьпятьдесят долларов за запись. Двадцать пять за каждую сторону сингла. - И это все?! Хилтон еще раньше все заметил. Смена настроения Айвана немедленноотразилась на его лице. Сначала с него исчезла радостная улыбка; затемпоследовало разочарование и шок; вскоре - тотальное смятение, самоосуждающаяулыбка человека, извиняющегося за дурацкую ошибку, которая сопровождаласькрепнущими подозрениями, что это вовсе не ошибка, и, наконец, безуспешнаяпопытка скрыть свой гнев и разочарование. Черт побери, бизнес есть бизнес, ижизнь - тяжелая штука, подумал Хилтон. Он уже знал наперед, что произойдет,но еще не встречал ни одного, кто не захотел бы увидеть свое имя напластинке. - Ну так что, молодой человек? - Двадцать пять долларов за сторону, сэр? По-моему это несправедливо. - Оу, а что же, по-твоему, справедливо? - Ну, я сразу не могу сказать,но... - Подожди-ка, - голос Хилтона выдавал нетерпение. - У тебя должны бытькакие-то предложения, иначе ты не вправе говорить "это несправедливо".Высказывай их, ман! Айван закусил губу, и по его лицу пробежало выражение мольбы. - Ну, допустим, какой-то процент с продажи, если это хит, сэр, - или покрайней мере долларов двести. Хилтон рассмеялся. - Нет, сэр. Я не буду подписывать контракт за пятьдесят долларов, МистаХилтон. Айван отвернулся, на его лице были написаны гнев и упрямство. - Кажется, в нашем бизнесе появился новый продюсер, а, Чин? Пожелаемему удачи. Чин ничего не сказал. - Слушай, - сказал Хилтон Айвану, - подойди поближе. Я человексправедливый. Тебе не нравятся наши условия? Жаль, что мы не обсудили ихраньше. Но... если не разбить горшок, молоко само не прольется. Не нравятсяусловия - не подписывай. Можешь сам все устроить. Ты можешь купить пленки исам заняться микшированием, так ведь? Пятьдесят долларов стоит часстудийного времени, пятнадцать долларов в час придется заплатить сессионныммузыкантам. Уверен, что ты преуспеешь в своем бизнесе - ты и сам можешь всеэто поднять, правда? А я тебе все отпечатаю. Тысячу экземпляров по полторадоллара каждый. Свыше тысячи - по доллару. Что может быть честнее, чем это?Сколько ты собираешься продать - тысячу, две, три? Решись на это и высылайих наложенным платежом, о'кей? Помести объявление. Деньги вперед... Ты нехочешь помещать объявление? Чо, ман, ты меня разочаровываешь. Но подумайсперва хорошенько - ты ведь теперь знаешь, как меня найти? Листок с контрактом выпал из рук Айвана, и он пошел к дверям. Важностьслетела с него, и теперь он шел, как слепой, на ватных ногах, совершаядвижения автоматически, как боксер, побитый и продолжающий двигаться толькоблагодаря рефлексу. - Будем его микшировать и выпускать, сэр? - спросил Чин, глядя наботинки Хилтона. - Да, только небольшим тиражом. Ничего не делайте, пока я не скажу. - Хорошо, мистер Хилтон, - тихо сказал Чин. Черт возьми, скоро онвернется - через день, самое большее через два, подумал Хилтон. Возможно,придет обиженный, дерзкий, но, скорее всего, станет извиняться и заговорит оновой записи. Ладно, он может на меня рассчитывать - месяцев через шесть,после того как подучится хорошим манерам. Уж чего-чего, а дефицита в этихподающих надежды певцах нет. Впрочем, надо бы еще раз прослушать эти записи.В парне есть что-то экстраординарное - какой-то особый дух, особое чувство,не так просто определить. Но в любом случае - даже если он кому-то ещепонравится - все равно придется вставать в общую очередь. Его следуетукрощать, как скаковую лошадь или молодую девушку. Прошла неделя, а Айван так и не появился. Хилтон верил своемуинстинкту. Парень ужасно хочет услышать, как его имя произносят по радио,как его голос звучит на дискотеках, это было видно по нему с первой секунды.Но все может случиться - он так разозлился, когда уходил, что мог наделатьглупостей и попасть в руки полиции. Как его зовут-то? Айван, а дальше? Надопроверить. Черт возьми, он даже не спросил. Ладно... Дадим ему еще месяц и,если он не проявится, в любом случае выпустим пластинку. А потом, когдапоявится, купим его. Не в первый раз. Месяц уже почти истек, когда Хилтон увидел Айвана в очереди у воротстудии. Выражение обиды на его лице говорило о том, что он не научилсяровным счетом ничему. - Что тебе надо, сынок? Хочешь сделать еще одну запись? - Нет. - Тогда чего ты хочешь? - Получить деньги, - тихо пробормотал он. - Что ты сказал? Говори громче, ман, я тебя не слышу. - Я пришел получить деньги за запись. - Какие деньги? Какие деньги, ман? Говори громче. Ты имеешь в видусорок долларов? Айван посмотрел на него. Что-то блеснуло в его глазах, но быстросменилось выражением упрямой отверженности. - Я должен ее выпустить, - сказал он мрачно. - Конечно, должен, ман. - Хилтон вынул из кармана деньги. - И ты ещесчастливчик. Но с тобой я больше бизнесом не занимаюсь. Теперь скажи мнесвое полное имя. - Айванхо Мартин. - Айванхо кто? - Мартин. - О'кей. Распишись здесь, и - на будущее - когда будешь в следующий раззаписывать пластинку, помни, что весь музыкальный бизнес в этом городеконтролирую я. И еще кое-что - я делаю хиты. Не публика и не ди-джеи. Хитыделаю я, ты понял? Но Айван его не слушал. Отвернувшись, он сунул банкноты в карман, дажене глянув на них. - Нет, сынок, ты все-таки пересчитай! Так- то лучше. Как видишь, янакинул тебе десять долларов сверху. Не надо было этого делать - но я нехочу, чтобы ходил слух, будто Байси Хилтон несправедливый человек. И, усмехнувшись, он ушел. Каждый день во время ланча Чин курил один-единственный сплифф, длялечения, как он утверждал, своей астмы. Он поднял свои ничего не выражающиеглаза, когда вошел Хилтон. - Помнишь того парня, который не хотел подписывать контракт? Теперьможно выпускать запись. - Он подписал? - голос Чина был нейтральным. - Да, только вели ди-джеям его не продвигать. - Но ведь запись отличная, сэр. - Чин взглянул так, словно сам удивилсясвоим словам, и пожалел, что они слетели с его губ. - Пусть так, но я не хочу видеть его в чартах. Нет смысла продвигатьэтого бвая. Слишком наглый - с ним бед не оберешься. Чертов бедолага.