Глава двадцать вторая

Я бы ни за что не узнал стоявшего передо мной человека, если бы он не назвался, ведь парень очень изменился, поэтому теперь было действительно трудно поверить, что он всего-навсего на шесть лет старше меня. Отросшая спутанная борода; морщины вокруг глаз; сальные и жидкие волосы; огрубевшие со времён нашей последней встречи черты лица - ему можно было с лёгкостью дать сорок лет, но никак не двадцать два. Я знал, что у Коди и до этого была нелёгкая жизнь, но раньше он выглядел на свой возраст, теперь же походил на алкоголика с многолетним стажем.

Не знаю, какое у меня было лицо, когда я увидел его, могу лишь сказать, что был удивлён, причём так, как, кажется, не удивлялся ещё никогда в своей жизни. Я не думал, что мы с ним встретимся при таких обстоятельствах.

- Да. Теперь… узнал? – спросил старый знакомый, посмотрев на меня так, словно ждал момента нашей встречи очень давно. Что-то в его манере говорить сразу же показалось мне странным, а стоило услышать следующую фразу, как мои догадки подтвердились – похоже, он не мог строить длинные предложения, отчего смысл сказанного им немного терялся, а вся речь казалась рваной, обрывочной. – Я давно искал… тебя. Очень давно. Но нашёл… только недавно. С ней, - он кивнул в сторону Кэтрин, о присутствии которой я на время забыл, сделав шаг нам навстречу, отчего та невольно вздрогнула, отступая назад. – Она же… рядом живёт. Я видел вас… у её дома. Ходил ночью… и видел.

И вот именно с этого момента я насторожился. Догадка, посетившая меня в тот момент, вовсе не нравилась мне. К тому же, если это правда, то Кэтрин определённо не стоит больше находиться здесь. Я не знаю, как она отреагирует на те или иные слова, так как девушка в этом плане абсолютно непредсказуема, как, думаю, большинство людей.

- Ходил возле моего дома? – спросила она, тем самым подтверждая мои мысли. – И что бы это должно было значить?

Несмотря на довольно резкий тон, Кэтрин всё же стояла позади меня, крепко цепляясь руками за рукав моей куртки, словно не решалась встречаться взглядом с Коди. Краем глаза я заметил, как она опасливо выглядывает из-за моего плеча, что давало много лишних поводов для раздумий, но лично я был только рад этому. Что бы ни происходило в прошлом, давать эмоциям властвовать надо мной во время этого разговора я не собирался. А даже если это и случится, то для начала стоит убрать отсюда девушку, она здесь явно лишняя.

- Не спрашивай его ни о чём, - как можно более спокойно ответил я, дабы не вселять в неё панику, что, я думаю, она успешно сделает и без моей помощи. Накручивать себя она мастер, я уже имел честь убедиться в этом. – Я сам разберусь с ним, а ты иди домой, хорошо?

Взглянув на Кэтрин, я увидел мрачную решимость на её лице, хотя не ожидал разглядеть там ещё хоть что-то, кроме страха. Уж лучше бы она боялась. Когда людям страшно, они либо становятся полностью неадекватными, либо легко поддаются внушению – зависит от того, как их напугать. И было бы здорово, если бы хоть раз девушка сделала так, как я её прошу, но, по всей видимости, не видать мне такого счастья ещё очень долго.

- Я не уйду, пока он не объяснит всё, - твёрдо сказала она, из-за чего мне захотелось удариться головой о ближайшее дерево. Сколько раз ещё придётся объяснять ей, что лучше выполнять то, о чём тебя простят, хотя бы изредка? Чёрт. Наверное, это до неё никогда не дойдёт.

- Я просто… - начал Коди, пытаясь сформулировать свою мысль. Я вновь повернулся к нему, принявшись вглядываться в это потрёпанное временем лицо, отчаянно пытаясь углядеть там хоть какие-то черты, которые бы напомнили мне того шестнадцатилетнего парнишку, каким я видел его в последний раз. Но не получалось. Даже блеклые серые глаза больше не были такими, как раньше, так что у меня могли бы возникнуть сомнения насчёт того, точно ли передо мной стоит тот, за кого этот человек себя выдаёт. Но что-то подсказывало, что он не врёт, а дальнейшие слова лишь убедили меня в этом. – Я искал Фила. Не тебя… и не того. Я не хотел… трогать вас. Обоих. Так вышло, - тут он посмотрел на меня. – Но ты забыл. Напомнить?

Я лишь покачал головой из стороны в сторону, уже прекрасно понимая, к чему он клонит. Вот теперь мне точно нужно хотя бы на какое-то время избавиться от Кэтрин, не место ей тут. Уж не знаю, как мне сейчас придётся исхитриться, насколько грубым придётся быть, но она должна уйти.

- Мы поговорим с тобой, но только наедине, - сказал я Коди, после чего опять повернулся лицом к девушке, уже готовой возразить, и добавил: - Это не обсуждается, Кэтрин. Ты идёшь домой или в любое другое место, в общем, делаешь всё, что захочешь, но не остаёшься здесь. Ты поняла меня?

- Как я могу уйти, если это касается и меня? – со злостью спросила та, на что я ответил:

- Это ни в коей степени не касается тебя, - слукавил, но это видится мне лучшим из всевозможных вариантов. – Просто уходи.

- Но…

- Кэтрин! – не выдержав, повысил голос я, принявшись чуть ли не рычать на девушку. Как же в этот момент раздражало это её тупое упрямство и желание быть в курсе всего, что происходит. Наверное, это то, в чём мы никогда не придём к консенсусу. – Ты сейчас же разворачиваешься и уходишь! Мне надоело объяснять тебе всё снова и снова, поэтому, пожалуйста, хотя бы один чёртов раз сделай так, как я тебя прошу!

Моллиган отшатнулась от меня, исподлобья глядя мне в глаза. Она раздражена, я прекрасно вижу это, но другого способа заставить её уйти я уже просто не знаю. Пусть разозлится, но только не слышит того, о чём мы будем говорить.

- Если ты думаешь, что я… - начала она, но не закончила предложение. На секунду её глаза просияли, словно в голову ей пришла гениальная идея, так что девушка не смогла скрыть своей радости. Тем не менее, вскоре она попыталась собраться и довольно спокойно произнесла: - Хорошо, я уйду отсюда. У вас же, похоже, действительно намечается важный разговор. Что же, не буду отвлекать.

И хоть меня насторожила эта внезапная перемена в её настроении, хоть я прекрасно понимал, что она сейчас нагло врёт мне в лицо, всё же не стал ещё как-либо пытаться убедить Кэтрин в том, что ей лучше не возвращаться сюда окольными путями, а ведь именно это она, несомненно, и собирается сделать. Не было ни сил, ни желания делать этого, поэтому я позволил ей, в последний раз недоверчиво взглянув на Коди, развернуться и быстро побежать к выходу из парка, по пути неуклюже скользя по замёрзшей дороге.

Невольно улыбнувшись, глядя ей вслед, я наблюдал за девушкой, пока она не скрылась за углом улочки – там, где я уже не мог её видеть. После этого я вновь повернулся лицом к своему старому другу, заметив, что тот тоже наблюдал за тем, как Кэтрин уходила, а потом посмотрел на меня. Не знаю, что должен чувствовать любой человек, оказавшись на моём месте, могу сказать лишь, что я попросту не знал, как реагировать. Для меня всё смешалось, так что я уже не мог отличить гнев от удивления, радость от грусти и прочее. Просто сыпал во все стороны различными эмоциями, не особо задумываясь, что они значат. И теперь всё стало настолько непонятным, что я, казалось, уже ничего не испытывал.

- Ты сказал, что искал меня, - начал я, дабы нарушить воцарившееся молчание. – Зачем?

- Не знаешь? – казалось, Коди искренне удивился. – Всё же… забыл?

- Вовсе нет. Кажется, я догадываюсь, о чём ты хотел со мной потолковать, и даже догадываюсь, что одним разговором дело не обойдётся. Но перед этим позволь задать тебе один вопрос. Ты причинил какие-либо неприятности Кэтрин и её семье?

Я хотел, чтобы он сказал «Нет», хотя уже начал понимать, что рассчитывать на это не приходится. Тем не менее, мне бы куда больше понравилась мысль о том, что я перечитал детективных романов, а оттого в мою голову лезут различные мысли, не имеющие ничего общего с реальным положением вещей. Хотелось верить, что все мои додумки по поводу того, будто Коди виделся с Кэтрин и, возможно, имеет что-то общее с попаданием Роберта в больницу, не больше, чем просто мысли заскучавшего и чересчур эмоционального подростка.

- Я искал тебя, - в который раз повторил парень то, что я уже слышал. – И был… возле её дома. Вышел на дорогу… а там машина. И когда в парке. Тогда мы… встретились с ней. Но всё. Потом я тебя нашёл.

Я тяжело вздохнул, после чего покачал головой, всё ещё не зная, как вообще должен реагировать на это. Поэтому, прежде чем начать раздумывать над этим всерьёз, решил задать ещё один вопрос:

- Краем уха я слышал от Роберта, что на Кэтрин кто-то в парке напал. Ещё и эта авария, произошедшая неподалёку от их дома… Скажи, оба раза в этом был замешан ты? Ты напал на дочь мистера Моллигана и сделал так, что он попал в аварию?

- Нет, - твёрдо ответил Коди. – Я не… не нападал. Только увидел её. Думал, что рядом ты. Но это был не ты. Другой. А её отец… Я не помню. Как вышел на дорогу, не помню. Но я не хотел. Этого не хотел.

Какая-то нелепая ухмылка появилась на моём лице, после чего я ненадолго отвёл взгляд от стоявшего напротив. Что же, с горем пополам, оперируя также полученной ранее информацией, удалось понять, что он выскочил на дорогу, когда ехал Роберт, из-за чего тот и попал в аварию, но даже не помнит, как это произошло. Напал на Кэтрин, хотя даже не осознаёт, что это было нападение, ведь искал тогда меня, но, как назло, девушка гуляла с кем-то другим. Чудно. Если честно, не думаю, что понял бы хотя бы половину, исходя лишь из того, что узнал только что от Коди. Если бы не услышанное мною ранее от мистера Моллигана, я бы вряд ли догадался обо всём этом, ведь парень говорил настолько непонятно и обрывочно, что понять его было действительно трудно.

- Что с тобой случилось? – поворачиваясь к нему, спросил я, желая сменить тему, так как в который раз не мог понять, что следует делать дальше. – Насколько помню, раньше у тебя не было таких проблем с речью. Да и провалов в памяти не было.

До сих пор спокойно смотревшего на меня Коди передёрнуло. Его глаза опять забегали, так что парню понадобилось некоторое время, дабы сфокусировать свой взгляд на мне. На это было жалко смотреть, ведь я помнил его совсем не таким. И, мать его, видеть своего старого друга сейчас в таком состоянии… это определённо выбивает из колеи. Я должен был ударить его в тот же момент, как только узнал, что он является причиной аварии, в которую попал Роберт, и добавить за то, что напугал Кэтрин, но не мог ничего этого сделать.

- Я долго был… в больнице. Потом в приюте. Меня… не лечили. Некому было. Я стал таким… после этого, - парень вытащил свою правую руку из кармана обветшалой куртки, после чего, зачем-то начав отряхивать её, выставил вперёд, показывая мне свою ладонь.

На улице уже стемнело, а Коди, хоть и стоял прямо под невысоким фонарным столбом, выставив руку вперёд, сделал так, что на неё падала тень, так что мне не сразу удалось разглядеть её, да и особой потребности я в этом сначала не испытывал, но потом всё же подошёл поближе. Внимательно посмотрев на его большую ладонь, я тут же уловил, что здесь не всё в порядке, но это было скорее на подсознательном, нежели на визуальном уровне. И буквально в следующую секунду я заметил, что было не так. На руке было всего четыре пальца. Мизинца недоставало.

Прежде, чем успел осознать это, я уже сделал несколько шагов назад, не отрываясь глядя на эту изувеченную руку. Там, где должен был быть палец, красовался уродливый и огромный шрам, переходящий с внутренней на тыльную сторону ладони. Сразу такое заметить невозможно, но при более подробном рассмотрении отсутствие мизинца бросалось в глаза, а сейчас я, поначалу не обративший на это внимания, не мог заставить себя отвернуться. Так и продолжая откровенно пялиться на руку Коди, спросил:

- Это они сделали, я угадал?

- Ага, - ответили мне. – А ты мне… не помог. Просто убежал. А я остался. Один.

Зачем-то я замотал головой из стороны в сторону. Не знаю, пытался ли я отрицать то, что видел, или же старался опровергнуть его слова, но зачем-то повторял это движение раз за разом. Да, и это у меня невольно возникало сомнение в душевном равновесии Коди? Кажется, я сейчас не намного лучше него смотрюсь.

- Мне было десять, - несмотря ни на что, ответил я до противного спокойно. – Если у тебя, шестнадцатилетнего парня, не получилось тягаться с теми двумя, как бы я смог тебе помочь? Я побежал за помощью…

- Но никто… не помог сразу! – неожиданно крикнул парень, невольно вогнав меня в ступор. – Не пришёл никто! И ты убежал! Но я…

И вот тут всё происходящее окончательно смешалось и спуталось в моей голове. Я помнил, что именно происходило, но рассказать всё это в правильной последовательности и подробно описать у меня ни за что не получилось бы, как бы я ни старался. Знаете, как такое бывает? Мозг просто забывает всё, о чём нам помнить не хочется, или же по какой-то причине воспоминания становятся настолько неясными под воздействием каких-либо внешних факторов, что нам начинает казаться, будто их и вовсе нет. Не могу сказать, что совсем ничего не помню, но вряд ли из этих обрывков можно получить полноценную картинку.

Я помню, как Коди продолжал что-то говорить. Он то и дело запинался, отчего понимать его было совсем уж сложно. Из всего этого я понял лишь то, что, когда я убежал, его избили чуть ли не до полусмерти, именно тогда он и лишился пальца. Но обо всём этом я знал и до этого, за исключением того злосчастного мизинца.

Помню, что не отвечал ему вообще ничего, потому что попросту не знал, как ответить. Несмотря на то, что я подрос, в тот момент я снова почувствовал себя тем десятилетним напуганным ребёнком, который от шока и сказать-то ничего не был способен. Только в этот раз я не боялся, а просто чувствовал свою вину, как, в принципе, и все предыдущие года.

Возможно, именно моё молчание и стало причиной того, что Коди, который, как казалось до этого, едва стоял на ногах, вдруг нехило приложил меня мощным ударом здоровой руки в челюсть. От неожиданности я отступил несколько шагов назад, но, в итоге поскользнувшись на дорожке, рухнул на асфальт. Вскоре после этого, если я ничего не путаю, парень накинулся на меня, принявшись сильно бить по лицу, но я ничего не делал, даже защищаться особо не пытался.

Почему? Пёс его знает, что в тот момент творилось в моей голове, но я почему-то не мог поднять на него руку до поры, до времени. Опять-таки, не могу чётко описать, что чувствовал в тот момент, да и чувствовал ли что-либо, помимо физической боли, которая с каждой секундой становилась всё сильнее, но не мог дать сдачи. Однако и это длилось не вечно.

Вскоре послышался переходящий на крик громкий голос, который, как я сразу понял, принадлежал Кэтрин, в очередной раз сделавшей всё по-своему. Пожалуй, событие, произошедшее сразу после её появления, - единственное, что я могу описать в подробностях.

На секунду Коди отвлёкся. Он вздрогнул, видимо, не ожидав такого поворота событий, а может, его просто напугал столь громкий и неожиданный крик. В итоге, он на время прекратил использовать меня, как боксёрскую грушу, замерев на месте, задержав руку, сжатую в кулак, неподалёку от моего лица.

Именно эта его задержка помогла Кэтрин улучить момент, поэтому она, мигом подбежав к нам, изо всех сил пнула навалившегося на меня парня ногой. Но что значит сила девушки для такого, как он? К тому же, где-то я слышал о том, что люди в неадекватном состоянии становятся куда сильнее из-за выброса адреналина. Кто знает, быть может, так произошло и в этот раз?

Для Коди не составило особого труда, несмотря на удар, нанесённый Кэтрин, схватить её за ногу, притягивая к себе. Несмотря на то, что у меня было разбито веко и кровь уже начала застилать глаза, ослепляя меня, я отчётливо увидел, как девушка, пытаясь развернуться, со всей дури ударилась подбородком об асфальт, теряя равновесие из-за того, что парень держал её.

Именно в этот момент в моей голове что-то щёлкнуло. Грубым движением схватив за руку своего некогда лучшего и единственного настоящего друга, я сжал её в своей настолько сильно, что парень тут же отпустил Моллиган, которая, не теряя времени, начала отползать в сторону. Воспользовавшись предоставленным мне шансом, пока Коди в который раз на время оказался в ступоре от неожиданности, я всем своим весом попытался навалиться на него, меняя наше положение. Поначалу приподняв парня, я оттолкнулся ногами от скользкой дорожки, отчего мы довольно неловко перекатились с моей спины на спину моего противника. В следующую секунду, несмотря на то, что мои ноги соскальзывали с того места, в которое я упирался, у меня получилось-таки зажать Коди всем своим весом, хватая его за руки и наседая на его ноги, тем самым не давая шевелиться.

Парень попытался высвободиться, что у него получилось, в виду того, что мне было довольно сложно держать сопротивляющегося человека в таком положении, после чего вмазал мне по лицу изувеченной рукой так сильно, как только мог. Даже не став перехватывать её, я моментально ответил ему тем же, как можно сильнее приложившись своим кулаком к лицу Коди. Потом ещё и ещё. В этот момент я не думал ни о чём - всё, чего я тогда хотел, это лишь вырубить его, поэтому, невзирая на нежелание бить его, до этого сдерживавшее меня, раз за разом наносил ему удары.

В следующий момент старый друг, вероятно, пытаясь хоть как-то остановить меня, схватился за мой подбородок своей изувеченной рукой, начав оттягивать моё лицо назад, закрывая и без того не очень хороший обзор. Но, даже несмотря на это, я мог бы его ударить, не промахнувшись. Вот только, почувствовав, как с одной стороны мою щеку сжимало всего лишь три пальца, вместо положенных четырёх, я, замахнувшись, изо всех сил ударил кулаком в асфальт, неподалёку от лица Коди. Боль, пронзившая мою руку, была резкой и очень сильной, поэтому я, не выдержав, вскрикнул, тяжело задышав, но на этом остановился. Быстро посмотрев туда, где была до этого Кэтрин, я, к счастью, не заметил её. Осталось лишь пятно крови, отлично видневшееся на белом снегу. Вероятно, она всё-таки рассекла подбородок, но я был рад, что она убежала. И, хоть и знал, что уже скоро прибегут люди, которых девушка позовёт для того, чтобы помочь мне, успокоился, ведь ей хватило ума не дожидаться конца этой драки, а бежать куда подальше, пусть и за помощью.

Я отвлёкся от Коди, и это стало, пожалуй, одной из главных и самых глупых моих ошибок. Воспользовавшись случаем, парень вырвал другую руку, вновь ударяя меня по челюсти, попутно стряхивая с себя. Я попытался сопротивляться, но, как итог, добился лишь того, что сумел подняться на ноги, а в следующую секунду уже вновь рухнул на землю, так как Коди, проделав со мной тот же трюк, что и с Кэтрин до этого, а именно – схватив за ногу, опрокинул меня. Не успев сгруппироваться, я пластом полетел наземь, после чего почувствовал острую боль в затылке. Именно в тот момент в ушах раздался звон, а мир вокруг погрузился во тьму.

***

В ушах всё ещё слышен был чёртов звон, когда я очнулся. Голова гудела, а глаза открывать не хотелось, поэтому я справедливо решил, что могу позволить себе немного отдохнуть. Поначалу я даже не вспомнил о том, что же случилось, наивно полагая, что сейчас валяюсь в своей постели, отлынивая от школы, в которую ходить не было никакой радости. И лишь тогда, когда почувствовал неприятное покалывание в одной руке (а вторая была полностью онемевшая и обездвиженная) и услышал непонятный мне шум, понял, что нахожусь далеко не у себя дома.

Вопреки своему желанию, открыл глаза. Стоило сделать это, как я тут же зажмурился из-за яркого света луны, проникавшего в комнату, где я оказался. Глаза болели, а шум в ушах из-за этого света, казалось, только усилился. Заболела голова, отчего захотелось развернуться на бок и накрыться подушкой, но сделать это, при всём моём желании, не получилось бы, так как на руке у меня была какая-то ерундовина, которая, как мне сперва показалось, не являлась капельницей, но и понять, что это, я не мог. Лишь спустя какое-то время до меня дошло, что это был гипс. Мысли вообще путались, так что хотелось уснуть, но этого я тоже не мог. «Обожаю» бессонницу.

Через какое-то время заставил себя окончательно разлепить глаза и осмотреться по сторонам. Быстро сообразив, что нахожусь в больничной палате, я отнюдь не обрадовался, так как плохо помнил, что вообще произошло, а также что я здесь вообще забыл. На секунду показалось, будто забылось абсолютно всё, но я успокоился, когда смог вспомнить свою личность, некоторых людей и ещё кое-какие мелкие детали. Только голова очень сильно болела.

С трудом заставив себя повернуться в сторону окна, дабы по возможности выглянуть на улицу, заметил тень, сидевшую неподалёку от моей кровати. По хрупкой фигуре стало ясно, что это женщина, а после я понял, что она спала, так как голова была опущена, а мерное дыхание уж очень походило на сопение. Сам не знаю, почему, но мне захотелось позвать её, поэтому я начал тихонько подзывать незнакомку, думая, что это медсестра. Если бы она проснулась, я бы попросил её… Ну, не знаю, водички принести, к примеру, или книжку вслух почитать. Не одному же мне от бессонницы мучиться. Но это оказалась не медсестра, так что мой коварный план эксплуатировать эту несчастную провалился.

- Фил? – послышался знакомый сонный голос, который в следующую секунду стал бодрым, словно его обладательница вовсе не спала. – Ох, ты проснулся! Как же это хорошо. Как ты себя чувствуешь? Мне позвать медсестру?

Я почувствовал, как маленькая холодная рука аккуратно прикоснулась к моей щеке, отчего та начала болезненно пульсировать, но ничего не сказал. Когда женщина придвинула стул и наклонилась ко мне поближе, стараясь разглядеть моё лицо в лунном свете, я убедился в том, что передо мной не кто иная, как моя собственная мать.

- Я в порядке, не надо никого звать, - улыбнувшись, сказал я, хоть и понимал, что она этого, скорее всего, не увидит, ведь свет никто так и не включил. Губу тут же больно стянуло, но я продолжал улыбаться, словно это имело какое-то значение, при этом понял, что мне нехило подбили челюсть. – Только голова немного болит, а так всё хорошо. Если ты не будешь включать свет, то будет вообще отлично.

Послышался короткий смешок, после чего Сэм, улыбку которой мне, несмотря на слезящиеся глаза, всё же удалось различить на её лице, придвинулась ещё ближе и, положив свою голову на мою подушку, прошептала:

- Вот таким ты мне нравишься гораздо больше, а то как в первый раз проснулся, так вообще на себя похож не был… Не понимал, где находишься, не узнавал никого из нас… Мы все очень волновались, хотя доктор и говорил нам, что такое частенько бывает при сотрясении. Ох, ну и напугал же ты всех...

Очнулся в первый раз? Здесь явно кое-что не сходится, и я даже знаю, что именно. Я не помню, чтобы просыпался в первый или в какой-либо ещё раз, только этот, а всё остальное будто в тумане. Почти весь сегодняшний день словно прошёл мимо меня – остались лишь жалкие обрывки, из которых никак не получалось сложить полноценную картинку. Кстати, день же сегодняшний, да? Чтобы не пугать маму, попытаюсь выспросить это аккуратно.

- И долго я был в таком состоянии? – спросил, повернув голову к ней.

Сэм зачем-то приподнялась, заглядывая мне в глаза, после чего ответила:

- Нет, потом ты всё же начал узнавать окружающих, но это было только тогда, когда тебе дали как следует поспать. Но бодрствовал ты, на самом деле, всего ничего. Да и проснулся лишь несколько часов назад, к тому моменту почти все ушли…

- «Почти все» - это кто?

- Эллиот, - начала перечислять женщина, - он забрал с собой Ника, потому что тот, только услышал, что ты попал в передрягу, выскочил из дома без ведома своей матери. Миссис Моллиган ушла довольно быстро, да и сама Кэтрин надолго не задержалась. Точнее, она убежала почти сразу, как только мы все явились. Как она побледнела, на неё даже смотреть страшно было. Но, когда мы пришли, всё улыбалась, да подбадривала нас. Хорошая девочка. А её отец собирался завтра заглянуть к тебе перед своей выпиской, ещё жаловался, что вынужден так рано из больницы уходить, ведь иначе смог бы за тобой присматривать, - тут она зачем-то мягко прикоснулась рукой к моему лбу и добавила: – Вокруг тебя собрались действительно хорошие люди. И они тебя любят.

- Сильнее тебя всё равно никто не полюбит, - со смешком сказал я, на что получил ответ «Что правда, то правда», произнесённый таким же шутливым тоном. И тогда я, обнаружив, что кое-что в моей голове всё же начало проясняться, спросил: - А что с Коди? Он убежал или как?

При упоминании этого человека Сэм вздрогнула, после чего надломившимся голосом произнесла:

- Нет, не убежал он. Кэтрин позвала людей, которые были возле больницы, тебе на помощь, так что они поймали его. Знаешь, я думала, что его посадят, но этого в ближайшее время не случится.

- Почему же? – спросил я, так как мама по какой-то причине замолчала.

- Он болен, Фил. Думаю, раз уж тебе удалось с ним немного поговорить, ты заметил это. Тот случай не прошёл для него бесследно. Когда те двое избили его, он не только пальца на руке лишился, но и рассудка. Так как присматривать за ним было некому, его отправили в детский дом, но там им никто особо не занимался. Конечно, кто же станет нанимать сироте из неблагополучной семьи психолога и найдёт деньги на врача, который мог бы спасти ему палец, избавив тем самым от участи инвалида? Всем было наплевать. Никто не помог Коди, даже если заметил, что с ним не всё в порядке. Как я поняла, после детдома он не смог устроиться ни на какую работу, что понятно. Помощь, предоставляемая государством сиротам, была настолько мизерной, что вскоре денег у него вовсе не осталось, да и не умел он ими пользоваться. В общем, не сложилась судьба у мальчонки с самого начала и до самого конца… Если бы знала, я бы хоть что-то попыталась сделать, хоть как-то помочь…

Мама шмыгнула носом, словно ребёнок, отчего мне показалось, что она плачет. Но это, к счастью, было не так. Поскольку женщина молчала, я вновь взял инициативу в свои руки и спросил:

- Ты теперь ненавидишь его?

Молчание. Оно было довольно продолжительным, отчего начало казаться, что ответ утвердительный, просто Сэм никак не решается произнести его вслух, однако в следующую секунду она опровергла все мои догадки по этому поводу, сказав:

- Я никогда не смогу простить ему того, что произошло сегодня. Но также никогда не смогу по-настоящему возненавидеть. У него никогда не было ни настоящей семьи, ни примера, которому он мог бы следовать. По сути, ничего у него никогда не было. К тому же, он стал одним из тех, кого так люто ненавидел, избив тебя. Жизнь и так наказала этого ребёнка сверх меры, - она вздохнула, после чего внимательно посмотрела на меня и спросила: - Ну, а ты? Ты-то его ненавидишь?

Я ничего не ответил. Но вовсе не потому, что не мог найти ответа на этот вопрос самостоятельно, просто я знал, что никогда не смогу возненавидеть человека, по отношению к которому испытываю вину. Какие бы отговорки я ни придумывал, что бы ни говорил, оказавшись наедине с Коди, на самом деле, я всегда чувствовал свою вину. Поэтому его желание прийти и отомстить мне, его долгие поиски меня, несмотря на ограниченность в средствах и прочем, были мне весьма понятны. Он не смог простить мне тот случай, но в этом нет ни моей, ни его вины. Вот только сказать это легче, чем поверить в правдивость этих слов.

- Ладно, - послышался голос мамы, который вывел меня из задумчивости. – Ты, наверное, до жути устал. Поговорим завтра утром. Как раз врачи посмотрят результаты твоих анализов и скажут, насколько всё плохо или хорошо. А сейчас спать.

Она произнесла это несколько повелительным тоном – таким, каким произносила это, укладывая меня спать в детстве. Я улыбнулся и, пожелав ей спокойной ночи, притворился, что опять заснул. Но я нагло врал, просто знал, что Сэм не сможет уснуть, пока не удостоверится, что со мной всё в порядке. Вскоре опять послышалось её посапывание, отчего я невольно усмехнулся, ведь это больше было похоже на то, что я её родитель, а не наоборот. И это в какой-то степени меня радовало, непонятно почему.

Мысли о моей спящей матери вскоре отошли на второй план, так как в моей гудевшей от боли голове появилось слишком много вопросов. Захотелось узнать поточнее, что происходило в те моменты, которые я не очень хорошо помню. Хотелось спросить у кого-то, как скоро я смогу отсюда выбраться. А также меня немало интересовало, как там Кэтрин. Из-за рассказа Сэм мне начало казаться, что всё далеко не хорошо, а, если учитывать ещё и то, сколько всего свалилось на неё в последнее время, девушке можно было только посочувствовать. Интересно, как там она. Всё же надеюсь, что не слишком убивается, не хотелось бы, чтобы дорогой мне человек страдал ещё больше, причём из-за меня.

Я вздохнул. Мысли становились неясными, я опять почувствовал, что хочу спать, ещё и подташнивать начало. Последнее, о чём я успел подумать, так это о том, что сегодняшнюю встречу с Коди я, на самом деле, предвидел, хотя она всё равно стала для меня неожиданностью. Несмотря ни на что, я знал, что он придёт, просто успел забыть об этом на какое-то время под влиянием хороших людей. И кто знает, быть может, именно мысли о нём повлияли на то, что мне приснился сон о моём детстве, а именно – о времени, когда всё это началось. Когда я вспоминал тот сон позже, так и подмывало сказать: «Меня зовут Фил Гардинер. Я решил рассказать вам свою историю», но это звучало бы несколько пафосно, поэтому просто сам себе напомню лишний раз, как всё было.

Моя жизнь до определённого момента ничем не отличалась от жизни множества остальных. У меня была вполне обычная семья, состоявшая из трёх человек – меня, мамы и отца. Ничего примечательного. Мы были далеко не богаты, поэтому жили в бедном районе на самой окраине города, где нашими соседями были алкоголики, которые не могли заплатить даже за выпивку, не говоря уже о счетах за квартиру. Иногда попадались просто до жути бедные семьи, ситуация в которых была ещё хуже, чем наша, но на судьбу лично я никогда не жаловался, как не делаю этого и сейчас.

На самом деле, всё у нас было не так уж и плохо. И, хоть нам не помогали родители отца, который сбежал из дома, оставив родных в каком-то отдалённом небольшом городке в Англии, так как переехал сюда в поисках лучшей жизни, мы как-то справлялись. Родителей моей мамы не стало примерно тогда, когда мне исполнилось четыре года. Моя бабушка, бывшая сотрудница какой-то мелкой фирмы, также была женщиной со слабым здоровьем, поэтому умерла она на пятьдесят пятом году жизни от аневризмы. Вскоре после этого на тот свет отправился и дедушка, пережив свою скоропостижно скончавшуюся жену лишь на полгода. Поэтому моим маме и отцу приходилось справляться со всеми проблемами самостоятельно, не говоря уже о том, что Сэм очень тяжело перенесла потерю родителей. Её и без того слабое здоровье тогда пошатнулось в первый раз.

Но всё стало куда хуже, когда с работы уволили моего отца. Несмотря на то, что он приехал в Лондон, ему так и не удалось поступить в престижный университет, посему пришлось довольствоваться должностью разнорабочего. Но таких и так было пруд-пруди, поэтому в какой-то определённый момент Генри, а именно так его звали, попал под сокращение. За неимением высшего образования, он просто не мог никуда устроиться, хотя, казалось бы, люди, готовые выполнять самую грязную работу, везде нужны. Но ему просто не везло.

Зарплаты мамы явно было недостаточно для того, чтобы мы могли позволить себе хотя бы тот минимум, который казался нам вполне реальным раньше, поэтому она принялась работать в две смены, из-за чего мы могли не видеться с ней сутками. Она приходила, когда я уже спал, а уходила, пока я не проснулся. Отец же вечно был занят поисками работы, поэтому в свои девять лет я остался один на хозяйстве - прибирался, как мог, готовил помаленьку, но особо усталости не чувствовал. Дети, стоит сказать им, что чудо возможно, с лёгкостью верят во всё это. Верил и я, надеясь, что мы справимся со всеми бедами, которые на нас навалились, только тогда ничего не сбылось.

Однажды я вернулся домой из школы и заметил отца, сидевшего с бутылкой самого дешёвого алкоголя за столом. Его руки были согнуты в локтях, а на ладони он опустил голову, опираясь на них. Стоило мне спросить, что случилось, как он сказал:

- Мама попала в больницу. И у нас совершенно нет денег ни на её лечение, ни на существование. Фил… я не знаю, что делать. Действительно не знаю, что нам дальше делать…

Хоть я тогда ещё не до конца всё понимал, попытался утешить его, как смог. На секунду показалось, что Генри начал чувствовать себя лучше, но это мне только казалось. Даже то, что нашёлся благодетель, который готов был принять Сэм в свою клинику и помочь выздороветь практически за бесценок, не особо помогло, ведь даже для того, чтобы собрать ту действительно не такую уж и большую сумму, отец по уши влез в долги. И всё же тогда мы смогли заплатить за лечение мамы, так что мне казалось, что всё наладится. Но ничего не наладилось.

Каждый день после школы я прибегал к маме в больницу. Не всегда меня впускали, но медсёстры со временем познакомились со мной настолько близко, что даже разрешали сидеть у них, дожидаясь момента, когда можно будет увидеть Сэм. Случалось и такое, что я засыпал, когда она в очередной раз читала мне какую-то книжку, и тогда мне даже выделяли раскладушку, которую ставили около её кровати, так что я проводил с мамой всю ночь. Отца всё равно не было дома – бывало, что он не появлялся по нескольку дней, а я, хоть и беспокоился, ничего маме не говорил. На всё её вопросы отвечал лишь, что папочка упорно ищет работу, так как свято в это верил.

Мои иллюзии были растоптаны в тот день, когда я сидел дома. Это была суббота. Обычно больным разрешают на выходные возвращаться к себе, но только не в случае Сэм. Её нервной и иммунной системам был нанесён весомый урон, так что домой её не пускали. Уже отчаявшись увидеть Генри, так как от мальчишек во дворе я часто слышал, как их родители выходили из дома и больше никогда не возвращались, я пытался убраться в комнате, ведь боялся, что мама будет злиться, если я запущу дом. Услышав скрип двери, я сразу же понял, что это отец вернулся. Обрадовавшись, выскочил из своей комнаты, надеясь встретить его у порога. И встретил.

Подойдя поближе, я учуял мерзкий, режущий ноздри запах, от которого тут же сморщился, так что невольно сделал несколько шагов назад. Генри посмотрел на меня сверху вниз, после чего начал лепетать какой-то пьяный бред. Всего сказанного им мне уже не вспомнить, так как в тот момент все мои мысли были заняты попытками как-то скрыться от зловония алкоголя, которое, казалось, преследовало меня.

Когда я спросил, почему Генри так долго не приходил, и с детским порицанием потребовал объяснить, где он был всё это время, в первый раз получил от него удар по лицу. От неожиданности рухнув на пол, я взвизгнул, чем, как оказалось, ещё больше разозлил его. Удары начали сыпаться градом – он бил меня ногами, даже не глядя, попадал то по рукам, то по ногам, не щадя, даже не задумываясь над тем, что я его сын. Всё, что он делал, это прикрикивал: «Всё это произошло по твоей вине! Это из-за тебя пришлось зайти так далеко! Если бы тебя не было, мы бы как-то обошлись и без этого!», и всё в таком духе.

После, когда мои слёзы и сопли начали стекать на пол, он подхватил меня за шкирку и, ничего не объясняя, буквально поволок по полу. Я даже не сопротивлялся – моё тело болело, а слёзы застилали глаза, так что я даже не видел, куда меня тащат. Вскоре я услышал, как открылась дверь, после чего почувствовал толчок, а в следующую секунду плюхнулся на холодный и грязный бетонный пол. Я оказался в подвале, а отец, что-то пробубнив напоследок, запер меня там, не открывая до утра следующего дня, пока не проспался.

Я заполз в самый дальний уголок, отчаянно пытаясь найти хоть какой-то способ согреться, но подвал был полупустым, там ничего не было, кроме множества коробок и пыли. Наверху в стене недоставало одного кирпича, из-за чего морозный зимний воздух попадал внутрь. Было очень холодно и больно. С трудом поднявшись, я взял несколько больших коробок, после чего сложил их одну в другую, а потом заполз в них сам, надеясь, что это поможет мне не околеть, так как в тот момент понятия не имел, когда меня откроют.

Свернувшись калачиком, я расположился максимально удобно, принявшись смотреть в ту самую брешь в стене, наблюдая лишь потемневшее небо. Пальцы на руках и ногах быстро озябли, так что вскоре я перестал их чувствовать, так как на мне была лишь очень лёгкая пижама, а на ногах даже тапочек не было. Лёжа в коробках и стараясь остановить слёзы, я старался понять, почему всё так получилось. Мне было невдомёк, за что именно отец так поступил со мной, ведь раньше он мог разве что подзатыльник мне отвесить, но никогда не бил сильно, даже выпив. Тогда же, после его ударов, я чувствовал себя одним сплошным синяком. Боль от пощёчины казалась мне настолько несущественной, что вскоре я и забыл о ней. Стараясь не сосредотачиваться на этих саднящих тело ощущениях, а думать о чём-то отвлечённом, я задумался настолько, что спустя какое-то время заснул. На помощь я звать даже не пытался, потому что знал – это бесполезное занятие.

На следующее утро я проснулся от скрипа старого замка, который, казалось, никогда в жизни никто и не смазывал, так что он весь покрылся ржавчиной. Вскоре скрипнула уже металлическая дверь, после чего мой отец появился на пороге и остановился там, широко распахнутыми глазами глядя на меня. Может, я был ещё сонный, а может, мне было уже всё равно, но я не отшатнулся от Генри, даже страха перед ним не ощутил. Просто продолжал сидеть в коробках, которые за ночь порвались, ведь спал я в детстве беспокойно. Какое-то время темноволосый мужчина смотрел на меня, не решаясь двинуться с места, после чего, покачав головой из стороны в сторону, быстро подошёл ко мне и, силком вытянув из коробки, крепко обнял. Всё ещё не понимая, что вообще происходит, я лишь безучастно позволял ему чуть ли не рыдать на моём плече, ожидая, что же произойдёт потом. Я почувствовал, как дрожали его руки, а также ощутил всё ещё не выветрившийся запах алкоголя, но не отстранился.

- Прости меня, - зашептал отец, ещё крепче сжимая меня в своих объятиях. – Прости, пожалуйста. Я даже не знаю, что на меня нашло, я не хотел… Правда не хотел, - он отстранился от меня, положив одну свою руку мне на плечо, а второй проведя по моей подбитой щеке. – Прости меня, я больше никогда так не поступлю, обещаю тебе. Да я в жизни больше ни капли в рот не возьму! Только прости меня. Скажи, что прощаешь меня. Прощаешь ведь?

Я заглянул в его тёмно-карие глаза, которые были точно такими же, как у меня, и ничего там не увидел. Вот совсем ничего - ни сожаления, ни каких-либо других эмоций, но всё же поверил Генри. Это же папа, как он мог врать мне? Поэтому, не особо раздумывая, я ответил:

- Я и не обижался.

Да, не обижался. Ведь родители никогда не наказывали меня просто так – лишь за собственные проступки. И, раз отец сказал, что это я был виноват в том, что произошло, мне показалось, что так оно и было. Я действительно начал считать себя виноватым.

Мужчина улыбнулся. Мигом подорвавшись с пола, он схватил меня в охапку, а после, обдавая зловонным дыханием, сказал, что сейчас мы пойдём и обработаем мои раны, а с ушибами будем делать что-то лишь после того, как я отогреюсь. Однако прежде, чем он сделал это, отец взял с меня обещание, что всё, произошедшее в субботний вечер, останется нашим маленьким секретом. И я пообещал, что никому ничего не расскажу, особенно маме, а Генри взамен поклялся, что ничего подобного более не повторится.

Какое-то время всё действительно было так, как он сказал. Мой отец целыми днями искал работу и вскоре, казалось, нашёл место, в котором можно будет задержаться хотя бы на некоторое время. Я заболел, так что сидел дома, лишённый возможности проведывать маму, и только со временем понял, что отцу это было лишь на руку, так как за то время, что я отлёживался в своей комнате, единственный синяк, оказавшийся на видном месте, сошёл. Никаких серьёзных травм у меня оказалось, а ушибы на руках, ногах и один в районе рёбер разглядеть под свитером никто не мог. Именно таким образом мы скрыли от ничего не подозревавшей Сэм тот инцидент.

Прошло десять дней. Мама обрадовала меня новостью, что буквально через недельки две ей разрешат приходить домой на выходные, а там не за горами и выписка, ведь её состояние явно улучшилось – в частной клинике всё же лечили лучше, чем в государственной. То, что хозяин этой самой больницы обратил на Сэм внимание, можно считать чудом, но с тех пор она очень сблизилась с Эллиотом, они даже стали друзьями, хотя я ему с самого первого дня не понравился. И это стало ещё одним событием, подтолкнувшим отца к повторным попыткам забыться с помощью алкоголя.

Началось всё с того, что его обманули на работе. За всё то время, что он вкалывал, Генри не заплатили ни пенни, после чего он, как позже рассказывала мама, рванул к ней жаловаться на судьбу. Там увидел её с Эллиотом, приревновал, раскричался, поэтому они поссорились, так что в тот день, стоило мне вернуться из школы, я опять увидел выпившего отца. И далее всё повторилось вновь. Я только вернулся домой, как снова почувствовал тот самый ненавистный запах алкоголя, и даже отреагировать не успел, когда снова был схвачен за шкирку.

В этот раз отец не стал бить меня сразу. Он долго и нудно что-то вещал, но я не мог разобрать ни единого слова. От страха у меня словно заложило уши, а в голове проносилась одна-единственная мысль: «Не бей!»

Я верил, что Генри сдержит слово, точнее, я надеялся на это. И на сей раз он меня даже не бил практически. Только кричал, что не хочет видеть ни меня, ни кого-либо ещё, сказал, что ему отвратительны моя мать и я. После этого я получил подзатыльник, а потом опять был, словно щенок, брошен на пол подвала, где вновь оказался заперт. Больно ударившись всем телом во время падения, какое-то время я, словно оглушённая рыба, которую рыбак, вытащив из воды, хорошенько стукнул о землю, лежал не в силах пошевелиться. Да и не особо-то хотелось вставать и что-то делать. Мне вообще ничего не хотелось.

Если в прошлый раз я был настолько шокирован, что не проронил ни слезинки, оказавшись в этом тёмном сыром месте, то во второй у меня уже не получилось сдержать слёз. Я лежал на полу и ревел. Ревел громко, даже не пытался сдерживаться, просто чуть ли не кричал. Генри даже не разозлился, ничего не сказал мне, лишь включил телевизор так громко, что даже мне, сквозь все крики и стоны, было слышно отдалённые голоса актёров, игравших в каком-то фильме. Я долго не замолкал. Не знаю, сколько мог пролежать так, прежде чем успокоился бы окончательно, если бы вдруг не услышал голос, доносившийся с улицы:

- Эй, кто это тут рыдает? Или у меня уже глюки?

Я вздрогнул от удивления, не ожидав услышать кого-нибудь так скоро. С трудом приподнявшись на локтях, посмотрел в ту сторону, где не было кирпича в стене подвала, заметив там чью-то тень. От удивления я даже рыдать перестал, просто смотрел на ту тень, не зная, что должен говорить.

- Эй, - протянул мальчишка, а я сразу понял, что это был подросток, так как голос, пусть и сломался, всё же явно принадлежал не взрослому мужчине. – Если не откликнешься, я просто развернусь и уйду. Так есть здесь кто-нибудь?

Я попытался ответить, но голос охрип от долгого плача, да и нос был забит, так что пришлось прокашляться и несколько раз шмыгнуть, прежде чем удалось сказать:

- Да, здесь я!

- Кто «я»? – спросил незнакомец.

- Фил, - нехотя назвал я своё имя, пусть и чувствовал, что бояться этого человека не стоит. Во всяком случае, пока.

- Фил? Парень, что ли? – интонация того, кто разговаривал со мной, изменилась. – А я думал, что тут девчонка какая-то заперлась и рыдает от неразделённой любви, к примеру. Тебе лет-то сколько, Фил?

Я снова шмыгнул носом, после чего присел на колени, не желая более лежать на полу. Весь мой страх, все негативные эмоции испарились – мною завладел интерес. Сколько ни гулял я по нашему району, никогда не видел здесь детей, я, казалось, был единственным. Поэтому мне очень хотелось узнать, с кем же я разговаривал, к тому же, это было хорошим шансом, чтобы отвлечься и не думать ни о боли, ни о папе.

- Десять. Почти, - ответил я ему, после чего спросил: - А ты-то кто такой?

- По-моему, у тебя слегка не то положение, чтобы спрашивать о чём-то, - без тени злобы в голосе ответили мне. – Вот стоял бы ты сейчас прямо передо мной, я, может быть, и подумал бы, стоит ли отвечать на твой вопрос. Ты, кстати, почему здесь сидишь? Батька побил и запер, да?

На секунду я опешил. Глядя на загадочную тень, несколько раз поморгал, после чего спросил:

- Как ты узнал?

- Нетрудно было догадаться. Мой папенька такой же. Стоит ему напиться, как сразу руки распускает, поэтому я дома почти и не бываю. Ну, а твой что? Часто тебя здесь запирает? И давно ты сидишь тут?

- Нет… Это только второй раз. И я недавно здесь. Но утром папа меня откроет, я знаю. Так и в прошлый раз было, но он больше так не поступит, ведь он…

- Он обещал, что перестанет пить и больше никогда не тронет тебя, – закончил за меня предложение парнишка. – И сейчас ты продолжаешь ему верить?

Поначалу захотелось наивно спросить, как этот незнакомец узнал, что именно сказал мне папа. Я даже открыл было рот для того, чтобы сделать это, но в последний момент почему-то передумал. Задумавшись над его вторым вопросом, я начал сам для себя искать ответ на него. Было сложно, ведь раньше, хоть за отцом и наблюдались грешки, когда он выпивал лишнего, а потом довольно буйно реагировал на происходящее вокруг, он никогда не позволял себе избить меня или маму. И я не мог сказать что-либо по этому поводу, так как мои чувства были в таком смятении, что врагу не пожелаешь. Я не мог разобраться, в чём же виноват, и не знал, что делать, поэтому просто молчал.

- Я тебе поражаюсь, - послышался вновь голос того парнишки. – Я с самого начала уяснил, что моему батьке верить не стоит, хотя был в два раза младше тебя. Почему же веришь ты?

Я продолжал молчать. В этот момент захотелось встать, топнуть ногой и сказать: «Потому что это мой папа», но я не сделал этого. Продолжая любить Генри, я начинал его ненавидеть, хотя в тот момент ещё сам не понимал этого. Да и что вы хотели от ребёнка?

- Впрочем, неважно, - сказал незнакомец. – Можешь не отвечать, мне-то дела до этого нет. Скажи лучше, хочешь ли ты выбраться отсюда.

- Из подвала? – подал, наконец, голос я. – А ты знаешь, как?

Послышался тихий смех, после чего мне ответили:

- Стал бы я просто так спрашивать? Конечно, знаю. Так что скажешь? Ты хочешь, чтобы я тебе помог?

Я подскочил на ноги, тут же ухнув от боли, но не особо обратил на это внимание. Начав беспомощно переводить взгляд с небольшого отверстия в стене на запертую металлическую дверь, я просто стоял на месте, ничего не отвечая. Мой собеседник от этого начал терять терпение, поэтому поторопил меня словами:

- Здесь холодно, между прочим. Если тебе так нравится сидеть в пустом подвале, то я пошёл.

- Стой! – отчаянно крикнул я надломившимся голосом, неожиданно даже для самого себя побоявшись, что он действительно уйдёт. Мне не хотелось оставаться одному ни секундой дольше, но и уйти просто так было сложно. Не в силах принять решение, я спросил: - А что же скажет папа?

- Тебе ли не всё равно? – раздражённо проговорил парень, после чего, вздохнув, добавил: - Но если тебе это так уж важно, то я могу вернуть тебя сюда к утру, чтобы, когда твой папенька протрезвеет и прибежит извиняться, ты был здесь и, развесив уши, смог слушать его.

- Да! – неожиданно громко крикнул я. – Да, я иду с тобой!

Опять послышался тихий смех, после чего незнакомец сказал:

- Тогда подойди к этой стене и жди представления.

В последний раз неуверенно взглянув на металлическую дверь, за которой где-то в квартире, включив на полную громкость телевизор, сидел мой отец, я всё же послушался того парня и сделал так, как он сказал. Позже, думая об этом, я не раз задавал себе вопрос, почему тогда доверился абсолютно незнакомому человеку. Может, я настолько сильно надеялся на то, что он действительно поможет мне, поэтому и не стал задаваться вопросом, почему он вообще решил это сделать? Кто его знает. Но факт остаётся фактом – незнакомец действительно помог.

Стоило мне подойти к стене, как я услышал странный шум, похожий на трение двух камней друг о друга. Посмотрев наверх, я заметил, как чьи-то тонкие длинные пальцы хватаются за кирпичи в стене моего дома, а после оттаскивают их в сторону, расширяя маленькое отверстие до настоящей дыры. От удивления у меня даже слов не нашлось, чтобы хоть как-то прокомментировать это действо, так что я просто стоял молча до самого конца. Вскоре в расширившемся проходе появилась чья-то фигура. Сложно было определить, какое телосложение у того человека, ведь на нём была огромная мешковатая куртка, но я сразу заметил, что он ещё не очень большой. Во всяком случае, так показалось на первый взгляд.

- Хватайся, - протягивая мне руку, сказал парень, опираясь на выступ стены. – Только готовься к тому, чтобы подпрыгнуть, иначе не дотянешься, - заметив, что я до сих пор стою неподвижно, он с раздражением прикрикнул: - Чего морозишься?! Хватайся, я сказал!

Вздрогнув от этих резких слов и тона, которыми они были произнесены, я сделал шаг назад, но позже, дабы не раздражать своего спасителя ещё больше, решил выполнить его просьбу. Подойдя вплотную к стене, я начал подпрыгивать, отчаянно пытаясь дотянуться до протянутой мне руки, но ничего не получалось. Тогда парень ещё раз прикрикнул на меня, отчего словно появилось второе дыхание. Присев на колени, я довольно-таки сильно оттолкнулся от пыльного пола, и прыгнул так, что у меня получилось дотянуться до его руки, но мне же никто не сказал, что за неё схватиться надо, а сам я благополучно забыл об этом, поэтому парню пришлось хватать меня самому.

От этого его действия я почувствовал острую боль в плече, поэтому вскрикнул, неловко повиснув в воздухе, словно бельё на вешалке. Продолжая стонать, я начал брыкаться, как вдруг услышал:

- Если не прекратишь, я просто отпущу тебя! Мне тоже больно, так давай ты лучше поможешь! Отталкивайся ногами от стены!

Всё ещё продолжая хныкать, так как к боли от ударов моего отца прибавилась ещё и новая, я, тем не менее, стал выкарабкиваться из этого подвала, помогая незнакомцу вытаскивать моё бренное тело на улицу. Когда моя голова уже показалась на поверхности, парень схватил меня за капюшон куртки, которую я так и не успел снять после своего прихода, и изо всех сил потянул на себя, впоследствии хватая меня то за талию, то за ноги. Спустя некоторое время мы оба валялись на снегу прямо перед моим домом, стараясь перевести сбившееся дыхание. К громким вдохам и выдохам примешивались мои стоны, но больше на меня не кричали. Вместо этого незнакомец сказал:

- Если тебе удалось выбраться, прекращай хныкать. В победе нет смысла, если ты плачешь от боли.

Я недовольно посмотрел на него.

- Но мне действительно больно! – обидчиво прикрикнул я, буквально пожирая взглядом худосочного парня с отросшими волосами, которые достигали его плеч, и это ещё при том, что сейчас они россыпью лежали на снегу. Но на улице было уже слишком темно, чтобы я смог разглядеть какие-то детали в его внешности, поэтому оставалось довольствоваться лишь этим и тем, что мой спаситель был худой как щепка – даже мешковатая куртка не могла скрыть его худобы, когда парень распластался на земле.

- Эх, а я на благодарность рассчитывал, - наигранно-обидчивым тоном произнёс тот, вставая. После, посмотрев на меня с высоты своего роста, он сказал: - Но, кажется, проще заново эту стенку отстроить, чем убедить тебя поблагодарить меня. Ладно, не больно и хотелось. До скорого.

Махнув рукой на прощание, длинноволосый развернулся на сто восемьдесят градусов, направившись в противоположную сторону.

- Постой! – крикнул я, тоже подрываясь со своего места. – Ты уходишь?

- А мне есть резон оставаться? – неприветливо ответили мне. – Я обещал вытащить тебя, но таскаться с тобой по городу не намерен.

- И что же мне тогда делать? – растерянно заморгав, спросил у него.

- Не знаю. Если есть, куда пойти, советую податься туда. В крайнем случае, я знаю одно хорошенькое местечко на теплотрассе неподалёку отсюда. Могу сводить.

Я растерялся. Ещё неизвестно, что было бы лучше – оставаться в том подвале совершенно одному всю ночь или ночевать на улице с кучей бездомных, от которых хорошего ждать не приходилось. Продолжая смотреть на парня, я почувствовал, как глаза начало пощипывать, а по телу прошлась мелкая дрожь. Вскоре слёзы покатились по моим щекам, а я сам, всхлипывая, начал говорить:

- Если собирался оставить меня одного, мог бы вообще не помогать! Да лучше в подвале всю ночь сидеть, чем одному на улице ночью быть!

- Мне вернуть тебя обратно? – абсолютно безразличным тоном поинтересовались у меня, что стало последней каплей.

Не могу вспомнить и половины тех мыслей, что проносились в тот момент в моей голове, но общее содержание во всех было практически одинаковым: «Почему всё так происходит? Что такого я сделал, раз все отворачиваются от меня? Что со мной не так?» Рухнув на колени, я зарыдал, как девчонка, просто стараясь найти ответ хотя бы на один из тех вопросов, но, конечно же, не мог этого сделать.

- Ты действительно парень? – поинтересовались у меня. – Ревёшь так громко, что у меня уже уши болят тебя слушать.

- Так не слушай! – продолжая хныкать, крикнул я.

Начав вытирать слёзы и сопли рукавом своей куртки, я продолжал сидеть на холодной земле, как вдруг послышался хруст снега, который с каждой секундой становился всё громче и громче. Подняв глаза, я заметил остановившегося напротив меня незнакомца, который слегка наклонился и протянул мне руку. Непонимающе глядя на раскрытую ладонь, я продолжал сидеть, пока не услышал следующее:

- Вставай. И прекрати, пожалуйста, реветь, тошно становится. Хорошо, я не буду тебя бросать.

От удивления у меня даже дыхание перехватило. Схватившись за протянутую мне руку, как за последнюю соломинку, я поднялся с земли, после чего принялся внимательно вглядываться в лицо моего спасителя, который оказался гораздо выше меня, не отпуская его.

- Иди за мной, - выдернув свою руку из моих, сказал он. – Кирпичи оставь так, нам всё равно завтра их на место возвращать, а из такого убогого подвала никто ничего красть не станет. И, смотри мне, не отставай и не хнычь, иначе точно брошу.

Отвернувшись, парень быстрыми шагами двинулся туда, куда намеревался пойти изначально, а я, зачем-то кивнув, поспешил за ним, продолжая вытирать рукавом всё ещё мокрые щёки. Всё тело болело от каждого шага, но я продолжал бежать, даже не оглядываясь на свой дом. Растерянность сменилась затеплившейся в груди надеждой, поэтому я продолжал бежать за этим человеком, имени которого даже не знал, и вскоре поспешил исправить эту ошибку.

- А как тебя зовут? – спросил его, когда мы остановились для того, чтобы он смог перевязать шнурок на своих поношенных кроссовках.

- Зачем тебе? – настороженно спросил тот, исподлобья взглянув на меня.

- Я хочу знать, кого благодарю, - с важным видом изрёк я, скрестив руки на груди.

Это позабавило моего спасителя, так как он ухмыльнулся и, встав на ноги, уже более добродушно произнёс:

- Коди. Ненавижу это имечко, но уж какое есть, - после этого он тут же пошёл дальше, а я опять принялся бежать за ним.

- Почему ненавидишь? – задал я самый, что ни есть, глупый вопрос, но мне хотелось говорить.

В то время я был довольно скованным ребёнком, оттого, хоть и вечно находился в компании, терялся на фоне остальных. Даже той зимой, когда все мои одноклассники играли в снежки после школы, я не мог оставаться с ними, так как либо получал синяки от того, что они, не замечая меня, то и дело попадали мне по лицу, либо и вовсе оставался незамеченным. И тогда мне казалось, что я никогда не смогу стать членом ни одной компании, не говоря уже о том, чтобы быть лидером. Поэтому общение с Коди доставляло мне удовольствие, хоть он и был довольно резок, а если учесть, что он был ещё и старше меня, то и самооценку поднимало.

- Оно какое-то слишком… милое, - сказал он через какое-то время. – Не знаю, почему моя покойная мамочка захотела так меня назвать, но сейчас я действительно ненавижу это имя. Нет, ты прикинь: мне шестнадцать, а меня с персонажем мультика сравнивают!

В этот самый момент мы проходили под фонарём, так что я смог посмотреть на лицо парня, заметив, что он совсем по-детски сморщился, произнося это. В этот самый момент удалось разглядеть некоторые черты его лица - широкие скулы, орлиный нос, тонкие губы, а также синяк на резко выступающем вперёд подбородке, который даже в полутьме не заметить было невозможно. Я ещё тогда подумал, что он выглядит замученным, кто же знал, что его ситуация была куда как хуже моей?

- Мы пришли, - сказал Коди, остановившись возле четырёхэтажного заброшенного дома, который раньше был общежитием, а с начала двадцать первого века просто стоял, занимая место. – Здесь я частенько ночую, когда от батьки сбегаю. Думаю, и тебе местечко найдётся. Идём.

Он спокойно зашёл внутрь. Так как дверь кто-то выбил, как позже мне рассказал мой новый знакомый, туда мог прокрасться любой, но кроме нас там никого не было. Мы поднялись на последний этаж, после чего прошли прямо по коридору в последнюю комнату, в которой оказалась кровать и много другой мебели. Если бы не пыль, из-за которой я даже чихать начал, стоило оказаться внутри, я бы ни за что не поверил, что это помещение заброшено, так как, в отличие от других комнат, оно казалось ухоженным, да и мебели там было куда больше.

- Света нет, так что луна – наша единственная лампочка, - сказал Коди, заходя внутрь, после чего завалился на две кровати, которые были составлены друг с дружкой, так что по размеру напоминали одну двуспальную. – Воды нет, отопления, как ты понял, тоже. Здесь ничего нет, кроме кроватей и крыши над головой. Всё ещё хочешь остаться?

Я в этот момент стоял на пороге, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, так как опять не знал, что делать. Это место пугало, мне хотелось домой, но я боялся, что, стоит там оказаться, как папа снова начнёт бить меня. Чем дольше был с этим парнем, тем больше мне начинало казаться, что я действительно боюсь Генри, и я не мог найти этому объяснения. Хотелось убежать отсюда, пойти к маме, но она болела… Хоть и мечтал попасть к ней и пожаловаться на судьбу, я, тем не менее, чувствовал, что не могу этого сделать, поэтому стоял на месте, стараясь убедить себя, что рядом с Коди безопасно. Поздновато, конечно, учитывая, что я уже пошёл с ним, но так получилось.

- Коди, - нерешительно начал я, намереваясь задать вопрос, который помог бы мне убедиться в том, что парень не опасен. – Скажи, а почему ты помог мне?

До этого я свято верил, что все люди должны помогать друг другу, поэтому несколькими месяцами ранее даже не подумал бы задать подобный вопрос, но с тех пор, как Сэм попала в больницу, мой мир начал переворачиваться с ног на голову. Я толком ничего не мог понять, было ощущение того, что я заблудился в лесу, а найти меня никто так и не может…

- Не знаю, - честно сказал Коди спустя какое-то время. – Я просто бродил по округе, а потом услышал, как ты ревёшь. Мне вообще сначала показалось, что ты девка, вот честно! А ты вот кто… Просто я знаю моего батьку, вот и подумал, что с тобой то же самое приключилось, и, подумав, кое-что понял. Мне бы очень хотелось, чтобы кто-нибудь пришёл, когда мой папан бил меня. Может, поэтому я и связался с тобой. На свою дурную голову…

Я сглотнул подкативший к горлу комок. Часто говорят, что дети, пусть не всё, но многого не понимают, но это не всегда правда. В определённых обстоятельствах человеку волей-неволей приходится становиться умнее, чем он был до этого, поэтому я с самого начала понял, о чём пытался сказать мне Коди, и сразу же прекратил расспросы. Мне не хотелось говорить о том, что случилось, потому что это было неприятно, вот я и подумал, что и этому человеку должно быть неприятно, если я начну клещами тянуть из него правду. Эта черта, кстати, осталась со мной на очень долгое время.

- Так ты заходишь? – спросил, наконец, парень, поудобнее устраиваясь на кровати, поэтому следующие его слова прозвучали скорее как издёвка, а не как серьёзное предложение: - Или мы сейчас же побежим обратно пихать тебя в подвал и закладывать стенку кирпичами?

- Кстати, - сказал я, переступая порог и заходя в комнату. – Как ты это сделал?

- Делов-то. У вас тот угол просто кирпичами заложен, даже цементом не укреплён. Я это ещё два года назад просёк. А ты не знал?

Коди повернулся лицом ко мне, очевидно, ожидая моего ответа, на что я лишь покачал головой из стороны в сторону. К тому же, если бы я тогда знал об этом, то не стал бы спрашивать у него, разве не так?

Не помню, что парень мне тогда сказал. Чётко в моей памяти зафиксировался лишь момент, когда он проверял, не сломал ли мне отец чего (и это после того, как заставил бежать за собой по улице), а также тот, когда мы открыли скрипевшее окно в комнате для того, чтобы посмотреть на огни ночного города. Коди сказал, что из наших одноэтажных домиков, которые стоят в самой глубине района, ничего подобного не разглядишь, а в этом старом четырёхэтажном общежитии, стоявшем близ дороги, всё было отлично видно.

Для меня это стало своего рода чудом. Таким вот маленьким чудом, ведь я редко бывал за пределами района, в котором мы жили. Местная школа, редкие походы по магазинам. Самым дальним моим путешествием становился путь в больницу к маме, но допоздна я никогда не задерживался. И да, живя в Лондоне, можно не видеть всей красоты этого города, ведь часто люди за будничной суетой не замечают того, что происходит вокруг, поэтому то, что показал мне Коди, стало для меня настоящим подарком.

Не знаю, как так получилось, но мы почему-то сразу нашли общий язык. Разговаривая с ним до поздней ночи, я узнал об этом парне много чего нового, причём не сам расспрашивал его. Моему спасителю было всего шестнадцать, он жил в нескольких домах от меня, хотя мы никогда и не виделись. Ему было четыре года, когда умерла его мама, тогда отец и принялся выпивать. Наши ситуации казались такими похожими, но в то же время были такими разными. У Коди была компашка, с которой он зависал, я же не мог играть с одноклассниками, ведь у меня не было никаких игрушек, чтобы привлечь их внимание, да и живым характером я не отличался. Говорят, что противоположности притягиваются, возможно, поэтому нас с самого начала притянуло друг к другу.

После той ночи парнишка ещё не раз выручал меня. Он, узнав о проблемах моей мамы, сказал, чтобы я ничего не говорил ей о том, что происходит у нас дома, ведь лишний раз волновать её было бы плохо. И я молчал. Генри всё равно практически никогда не попадал мне по лицу, будто специально прицеливался, а я прикрывался руками всякий раз, когда он норовил ударить меня по челюсти или ещё куда. Удары не всегда были сильными, возможно, поэтому я держался, но с каждым разом становилось всё труднее. Привыкнуть к этому было невозможно, поэтому всякий раз, когда мой отец напивался и начинал распускать руки, я бежал к Коди, который был для меня настоящим супергероем и другом, готовым принять и выслушать в любое время дня и ночи.

Мы вместе ночевали, вместе зализывали раны друг друга после избиения нашими отцами, вместе одевали меня перед походом к маме, да так, чтобы ни единого синячка не было видно. Я и оглянуться не успел, как стал чуть ли не зависим от него. После школы я бежал проведывать маму, которой говорил, что отец много работает, даже не думая о том, что эта отговорка кажется очень неправдоподобной и она может начать что-то подозревать, а потом летел к Коди. Я проводил с ним почти всё своё время, иногда даже пытался попросить его помочь мне делать домашнее задание, вот только парень был действительно полным «нулём» в учёбе.

Я повторюсь, но я действительно не знаю, почему мы сошлись так быстро и легко, но ежедневные игры в сугробах и броски снежками стали для нас чем-то обычным, несмотря на то, что мой друг был на целых шесть лет старше меня. Наверное, мы просто попали в настоящую зависимость друг от друга, ведь что у меня он, что у него я был единственным человеком, способным полностью понять суть происходящего. И тогда казалось, что всё налаживается. Отец после этого выместил злость на мне всего два раза, но мама должна была вот-вот выписаться, так что я готовился всё рассказать ей. Мне не хотелось больше плакать, терпение было на исходе, а вера… Она просто умерла. Поговорив с Код