Диверсификационный механизм управления

Реальный ресурс в развитии университетского образо­вания заключается â росте общественного и государственного статуса университетов, а также во внутренних структурных возмож­ностях университета, традиционно в нем заложенных.

Университетам исторически присущи три "избыточности": "социально-проективная избы­точность" - непременное наличие невостребованных еще идей; "социально-структурная избыточность" - когда па­раллельно с нормальной и реально действующей административно-преподавательской иерархией существует и неформаль­ная иерархия научного престижа и преподавательского авторитета; "интеграционная избыточность" - возможность перевода любого нормативного комплекса в более общий (по мере востребованности идеи).

"Указанные аспекты функциональной избыточности университета позволяют говорить об университетском об­разовании как диверсификационном механизме управления системой в целом" [62]. И особенные возможности в этом плане имеют региональные университеты. В частности, а может быть и прежде всего, в формирова­нии системы образования в регионе. Здесь могут проявиться все отличительные качества университета: его эли­тарность - как залог высококультурного подхода к про­блеме, и его традиционная автономность - "вневедомственность" подхода, и фундаментальность, универсальность - в цельности проекта[63].

Другой вопрос, так ли очевидны эти достоинства универ­ситета для региональных властей. В частности, местная управленческая элита не "происходит" из местного университета, а получи­ла образование в иногородних вузах (не обязательно сто­личных). Но при этом в своих решениях ей свойственно так или иначе ориентироваться на центр. Таким образом речь идет о том, чтобы актуализировать возможности уни­верситета в регионе, а это и ориентация на "знание" местной ситуации, ее особенностей, и подготовка приори­тетных для региона специалистов, тесная связь с местной научной средой - иначе говоря, погруженность в регио­нальную практику.

Но помимо этого имеются пути "университизации" самого университета, то есть усиления в нем собственно университетской природы, в том числе перечисленных аспектов "избыточности". И здесь речь идет, как и в работе Â.И. Добрыниной и Т.Н. Кухтевич, об университете как порождении общеевропейс­кой культуры, как культурном символе с его "вневремен­ным и транснациональным смыслом". И чем больше универ­ситет "вписан" в реальный исторический процесс, привя­зан к реалиям времени и места, тем далее он от "идеи университета". В то время как в идеале, в пределе университет становится "идеей университета". Эти рассуждения имеют вполне прикладной смысл. В последние десятилетия как раз и шел процесс “деуниверситизации” университетов (а как отмеча­ют упомянутые выше исследователи, и высшего образования в целом). Разумеется это никак не способствует автори­тету университетов. Но и в плане "включенности" в быстротекущую жизнь, реакции на запросы времени универси­теты сегодня проигрывают, например, негосударственным образовательным структурам. Так что вопрос ставится об оп­ределении своего особенного пути, связанного с "органи­кой" университета как "продукта" истории.

Здесь выделяется "научный стиль мышления и поведения" как приоритет в преподавании, и одновременно - структурное акцентирование научного стиля в управлении университетом. Одним из пороков существующей системы считается разделение по итогам первых сессий студентов на "пожизненных отличников" и "вечных троечников". Первые (в большинстве своем) преуспевают в формальной иерархии, поняв нехитрые, но достаточно обязательные законы такого движения, а вторые решают свои жизненные проблемы по правилам, не имеющим к университету никакого отношения.

В то же время предлагается ввести рейтинговую систему для оценки преподавательского труда и потен­циала, соответствующую "социально-структурной избыточно­сти" университета. "Система рейтинга преподавателей, фиксирующая исследовательские, инновационные возмо­жности преподавателей, создала бы возможность страти­фикации по ролевому принципу, где каждому лидеру руководителю совместных со студентами исследований находилось бы адекватное место в университетской иерархии. В университете просто необходимо, чтобы легитимное лидерство дополнялось харизматическим научным лидерством, связанным не со степенью преподавателя, а с его творческими возможностями"[64].

Элитаризация труда университетского преподавателя ви­дится как снижение массовой и общей по содержанию лекционной нагрузки. Преподавателю необходимо читать только один курс лекций, причем для всех желающих, независимо от их специализации. Высвобож­денное в результате преподавательское время распреде­ляется между индивидуальными консультациями и собствен­ной научной работой, к которой, разумеется, могут при­влекаться и студенты.

По-видимому, именно такого рода структурные изменения можно считать проявлением "научного стиля мышления и поведения" и в соответствии с перестройкой системы преподавательского труда предлагает организовать и рабо­ту со студентами. Здесь автор использует популярную идею многоступенчатого образования. Причем настаивает на важности подготовительной, предвузовской ступени, где уже начинает происходить дифференциация будущих выпускников. Отбор и отслеживание их может вестись по принципу КИ (коэффициента интеллек­туальности), склонностей к творческому подходу - в конеч­ном счете к "потребности "само - делания", которое и подра­зумевает понятие "образование". Тем самым, предлагаются структурные изменения, предупреждающие воз­никновение проблемы "невостре-бованности интеллекта", о чем шла речь выше.

Необходимо особо сказать о двух промежуточных ступенях, между низшей и высшей квалификационными ступенями -"бакалавриат" и "аспирантура", срок обучения в которых не ограничивается. После завершения каждой ступени список выпускников направляется в заинтересованные в специалистах организации - причем не с отметками, полученными в ходе обучения и сдачи экзаме­нов, а с указанием тем дипломных и курсовых работ с резуль­татами их обсуждения, списка прослушанных курсов и спецкурсов.

Помимо "статусно-ролевого реформирования" университетс­кой системы предлагается реформирование ин­формационное, то есть идеологическое, возвращаясь к проблеме психологического и идеологического фона университета. Деидеологизация университетского образо­вания есть утопия. При том, что университету органически присущи как дистанцированность от политики, так и выработка взаимоотношений с властью и официальной идеологией. Однако и "сообществом социальных единомыш­ленников" университет быть не может, иначе слишком да­леко уйдет от того, что называется "идеей университета" и уподобится политической партии, то есть потеряет свои родовые черты, а вместе с ними и возможность влияния на окружающую культурную среду.

"В конечном счете, если принять традиционно-полити­ческую терминологию, это могут быть идеи лишь либера­льной направленности, позволяющие личности ориенти­роваться только на свою позицию, рассматривая не себя средством общественного развития, а общество в качестве средства собственного развития"[65]. Имеется ряд принятых социально-психологических делений на типы "социальная жертва - социальный лидер", "рыцарь - буржуа" (типология М. Оссовской), "герой - обыватель", "дея­тель - наблюдатель - нигилист" и предлагается использовать их в процессе социальной ориентации и адаптации студен­тов. Однако не "перекраивая личность" - "регуляция социально-адаптационных механизмов должна состоять не в коррек­ции, изменении тех или иных социальных позиций личности, а в том, чтобы "прояснить", проявить эти позиции для самой личности, помочь в их осмыслении"[66]. При этом весьма актуальное для переходного периода обстоятельство, что в реаль­ной жизни роли "творца" и "жертвы" могут оказаться ве­сьма сходными, вплоть до полного тождества.

Роль университетской администрации заключается в знании того идеологического фона, который задает­ся преподавателями как "общественниками", так и "естес­твенниками". Для этого необходимо создание университетс­ких социологических и психологических лабораторий, изучающих социальные, идеологические тенденции и формирующих определенные кадровые и организа­ционные рекомендации. Однако, речь ни в коем случае не идет о жест­ком "контроле за идейностью" и насаждении "полит-грамоты".

Имеется идея создавать “единые обществен­но-гуманитарные (философские) центры” в университетах, которые помогали бы снять разрыв между общественниками, гуманитариями, естественниками, занимались бы осуществлением консультаций, контактов, выработкой направлений. Однако степень конкретизации этих небезынтересных предло­жений на том и кончается. Понятно беспокойство по поводу такого явления в высшем образовании как "поваль­ное свертывание общественного знания". È это в то время, когда традиционное деление интеллектуалов на "идеологов" и "экспертов-объективистов" (класси-фикация И. Боббио) ве­сьма актуализировано вхождением в рыночные отношения, когда "технократы" (прежде у нас, как правило, "эксперты") "оказываются более "идеологами", чем "общественники", стре­мящиеся как раз к большей рефлексии и объективистскому сознанию".

Наконец, имеется ряд рекомендаций, касающихся внутренней университетской пере­стройки, совершенствования университетских структур. И самосознание университета, и его региональный авторитет должны опираться на неповторимость данного университета. Ни в коем случае "у нас не хуже" (чем в центре), это проигрышный вариант, а "у нас не так, по-другому".

Наиболее важным для выработки такой самоориентации не сравнение своего университета с иными, а вырабатывание собственной "периферии", провинции, то есть определенной сферы экспансии" - тех сфер деятельности, где университет может стать лидером, культурным центром, причем самодостаточным, а не транслирующим "еще более центральную" культуру.

Разумеется это невозможно без тесных контактов с реги­ональной администрацией. Здесь считается необходимым обеспечить "вхождение во власть" (то, что в работе В.И. Добрыниной и Т.Н. Кухтевич констатировалось на сегодняшний день как нравственное поражение интеллектуальной элиты). Либо представители университета должны войти в административные структуры, либо создать координационный университетский совет при администрации. С этого начи­нается и иной уровень контактов с другими вузами, учреж­дениями науки и культуры в регионе. Этому не может не сопу­тствовать и активность университета в средствах массовой ин­формации - формирование своей прессы или активную задействованность в существующей в регионе широковещательной периодике, радио- и телевизионных программах.

Университет может и должен стать информационным центром региона - банком и биржей информации. В частно­сти, и по традиционной линии книгохранения, книгоизда­ния и книготорговли. Это будет способствовать и патронажу университета не только в системе элитарных лицеев и гимназий, но и различ­ных систем учебной доподготовки и переподготовки, в том числе и самообразовательных. Иначе говоря, сам университет должен стать "полисом культуры, государством культуры" с присущими полису качествами - самостоятельностью, целостностью и открытостью.

Тому должны способствовать и такие частные проявле­ния университетской жизни как традиционные ритуальные действия. Или же, напротив, стремление, чтобы преслову­тая "художест-венная самодеятельность" университета ста­новилась студийной частью общегородской (региональной) художественной жизни. Студенты, вынужденные зарабатывать себе на жизнь в пери­од обучения, делали бы это в своем "полисе" - работали бы в университетских магазинах, сфере бытового обслужи­вания, организовывали спорткомплексы и т.д. В университетском полисе такая деятельность "одухотворенная клановой символикой и элитарным духом может приобре­тать в определенном смысле игровой характер, снимающий традиционные представления об обслуживании как "второсортном" занятии"[67].