Купидончик от Пуппера

Таня и Баб-Ягун поселились у Дурневых: Таня — где и прежде, на лоджии комнаты Пипы, а Ягун — в гостиной, где стоял телевизор. Против всякого ожидания жилось им не так уж скверно.

В какой-то мере Рукли-букли-симпапукли все же подействовали, Тетя Нинель больше не кормила Таню слипшейся вермишелью, а к Ягуну даже прониклась симпатией. Однажды она даже ласково ущипнула его за щеку и положила ему на тарелку целую индюшачью ногу. Правда, потом обнаружилось, что она случайно перепутала Ягуна с Пипой, но по большому счету это было не так уж и важно.

Первое время Пипа пыталась дразнить Ягуна, но Ягун был не тот субъект, который позволяет долго над собой измываться. Пролаяв часа четыре, превращенная в толстого мопса и укушенная за заднюю лапу собственной таксой, Пипа присмирела. Она даже не пожаловалась тете Нинели, убежденная, что переполошившаяся мамочка немедленно отведет ее к психиатру.

В конце второго дня, когда тетя Нинель и Пипа были в гостях у Котлеткиных, а дядя Герман еще не вернулся из Думы, в квартиру, как и обещал, нагрянул с проверкой Поклеп Поклепыч. Завуч был в кошмарном настроении. Должно быть, потому, что без кольца не мог летать и ему пришлось добираться в троллейбусе.

— Ну, как вы тут? Есть за что вас зомбировать? Повинитесь — скидка выйдет! — предложил он, буравя ребят своими крохотными глазками,

Таня и Баб-Ягун смотрели на Поклепа едва ли не с восторгом. За короткое время они так соскучились по Тибидохсу, что даже свирепый завуч был для них желанным гостем. К тому же он мог принести какие-то известия от Сарданапала. Почувствовав, что ему рады, Поклеп смягчился.

— Ладно, в следующий раз зомбирую... — сказал он, — Здесь есть такие, которые похлеще вас. В Лот-кову влюбилось тридцать человек... Шито-Крыто примагнитила два бумажника, Склепову я застукал в ресторане черт знает с кем. Семь-Пень-Дыр превратил своего отчима в бобра необратимым заклинанием. Гломов подрался с футбольными фанами и попал в милицию.

— А Шурасик? — поинтересовался Ягун.

Поклеп вздрогнул,

— Лучше не спрашивай! Шурасик — вообще тихий ужас. Запер троих кандидатов наук и профессора Флянга в кабинете и тридцать шесть часов отвечал им все билеты подряд. Бедняги пытались убежать, но он устроил так, что заклинило дверь. Теперь кандидаты в психушке, а у профессора Флянга просветление. Он пишет докторскую на тему “Магия как ее нет. Практические запуки в теоретическом аспекте”. Ничего. И за ним скоро приедут.

Неожиданно Поклеп принюхался. Его глаза вновь стали колючими.

— Вампирьим духом пахнет! Вы тут вампиров не вызывали, нет? Признавайтесь! — спросил он с подозрением.

— Нет, не вызывали. А разве их можно вызвать? И вообще, мы с бабусей как-то спорили, кто такие вампиры. В смысле, не то, как они выглядят, — это-то и дети знают, а вот маги они или нет? — заинтересовался Баб-Ягун. Он уже второй день испытующе присматривался к дяде Герману.

Таня и глазом не моргнула. Она уже привыкла к тому, что когда Ягуну нужно что-то разнюхать, он приплетает свою бабусю. Кстати и некстати. Поклеп презрительно махнул рукой.

— Ни за что не поверю, что Ягге не знает такой ерунды. Вампиры — это среднее звено между лопухоидами и магами. Кусачие, злобные твари, обожающие кровавые ритуалы и нездоровую пищу. Сердца у них не бьются, боли они не боятся. Нежить рядом с ними еще цветочки. Разумеется, бывают еще наследственные вампиры. Они у них вроде аристократии. Причем нередко бывает, что эту аристократию они отыскивают себе среди лопухоидов, не ставших еще собственно вампирами. Здесь они обычно преследуют какую-нибудь дальнюю цель... А зачем вам это все? У вас что, вампир какой есть на примете? — Поклеп всверлился глазками в переносицу Баб-Ягуна.

— Да откуда? Что мы, в Трансильвании? А как ваша русалка? Нормально перенесла перелет? — с невинным видом спросил Баб-Ягун, уводя завуча от опасной темы,

Поклеп вздрогнул. Этот вопрос всегда заставал его врасплох.

— Она в Пироговском водохранилище! Сожрала там всех раков. Рыбака одного чуть насмерть не защекотала! О, неверная! Я сейчас здесь, а она там! — сказал он и, побледнев от ревности, побежал к дверям;

— Кстати, если вампиры на вас все же нападут, не забудьте про чеснок и про заклинание Фердыщус малокровус. А вот с серебряными пулями лучше не баловаться. Ерунда это все, сам пробовал, — предупредил он на прощание.

Дожидаясь лифта, Поклеп лицом к лицу столкнулся с возвращающимся дядей Германом. Завуч бесцеремонно втянул носом воздух, брезгливо поморщился и, оттеснив Дурнева плечом, вошел в кабину.

Самый добрый депутат тоже поморщился, пробормотав что-то о бомжах, от которых воняет рыбой. Председателю В.А.М.П.И.Р. крупно повезло, что кольцо Поклепа осталось в Тибидохсе...

На другое утро, когда соня Баб-Ягун, тайком смотревший всю ночь лопухоидный телевизор, еще спал, а недавно проснувшаяся Пипа, валяясь в кровати, любовалась извлеченным из-под подушки портретом таинственного Гэ-Пэ, в стекло на лоджии к Тане постучал румяный пухлый купидончик с почтальонской сумкой, висевшей рядом с колчаном.

Растянувшись на раскладушке рядом с добродушно поскрипывающим футляром от контрабаса, Таня изучала “Искусство драконбола”, После произнесения Мдксмл^с гигантус книга разрасталась, рисунки оживали, а с первой страницы бодро соскакивал сам автор — Дедал Критский, немолодой, с кучей морщинок у глаз, грек.

Таня нередко задумывалась, кто ворчливее — Делал или Соловей О.Разбойник. Но одно было бесспорно: драконбол Дедал Критский знал как никто. Одних только фигур магического пилотажа он насчитывал больше трех десятков, и среди них такие, как клин, пике, ромб, бочка, вираж, горка, кобра, петля, фронт, змейка, пеленг, штопор, восьмерка, полупетля, скольжение, пикирование и полупереворот.

Услышав стук, Таня распахнула раму и впустила купидончика. Сердце у нее забилось. Она была почему-то уверена, что он принес что-то от Ваньки. Смеясь, амурчик замаячил у нее перед глазами, дразня письмом и выпрашивая что-нибудь вкусненькое.

— Конфеты возьмешь на кухне! Вон там! — нетерпеливо крикнула Таня.

Купидончик уронил ей на колени письмо и нырнул в соседнюю форточку, откуда почти сразу донесся сдавленный вопль тети Нинели. Но Тане было уже не до переживаний мадам Дурневой, В конце концов, купидончики не волки. Они еще никого не съели. Таня распечатала конверт и теперь с удивлением разбирала незнакомый почерк.

“Dorogaya Tania!

Vy proisveli na menia neisgladimoe vpechat-lenie. Ja toiko о vas i dumaju, proigryvaja v pamiati kazdyi mig poslednego matcha. Zdu kogda snova vstrechus s vami na pole. Kogda my vnov uvidimsa, mne hotelos by pogovorit s vami о moih chu-vstvah...

Napishite mne skoree! S neterpeniem zdu otveta!

Vash Gurij Pupper”.

О том, что письмо было именно от Пуппера, а не было подделано, свидетельствовала маленькая живая печать, изображавшая самого Гурия в длинном плаще и с метлой в руках.

Таня выронила конверт.

— О нет! Это от Пуппера! Бедный Пуппер! Какая я была дура, что влюбила его в себя! Он же мне совсем не нужен! — прошептала она.

Ей было совестно, неудобно, но одновременно она испытывала и удовольствие. Пуппер, мечта всех магических девчонок, пишет любовные письма не Кате Лотковой, не Гробыне, не какой-нибудь другой общепризнанной красавице, а ей — Тане Гроттер, внешне, в общем, довольно обычной.

Пипа напоследок поцеловала фотографию Гэ-Пэ и, упрятав ее в ящик, закрыла его на ключ. Ее сентиментальное настроение вмиг сменилось деловым.

—Эй, Гроттерша, ты жива? А мне приснилось, будто лоджия ночью отвалилась. Вот и верь после этого снам! — сказала она, распахивая дверь лоджии.

Таня едва успела спрятать письмо. Простояв у нее над душой минут десять, Пипа собиралась уже отчалить, но неожиданно контрабас в футляре затрясся, струны его загудели — и хорошо поставленный голос произнес:

— Специально для Тани из Тибидохса радиостанция “Колдуйбаба” передает песню “Любимая моя” от неизвестного поклонника!

Пипа навострила уши. Таня метнулась к футляру, поспешно распахнула его и стала подкручивать колки. Однако она себе же сделала хуже, потому что уже следующая магическая волна принесла кое-что похлеще:

— Чмок-чмок, дорогие мои магвочки! С вами Гры-зиана Припятская, ваша бельмастенькая ведьмочка! Последние дни мир то и дело потрясают невероятные события. Не так давно ученики школы Тибидохс были отосланы к лопухоидам, а академик Сарданапал отказался давать журналистам какие-либо объяснения своего странного поступка. А теперь новое сногсшибательное известие! Вы просто рухнете! Если вы сейчас находитесь в воздухе, немедленно снижайтесь! В противном случае вы наверняка сломаете себе шею! Готовы? Слушайте! В последнем интервью Гурий Пуппер заявил следующее: “Я влюблен! Влюблен первый раз в жизни. Пока я не скажу, кто она, девушка моей мечты. Это произойдет осенью. До этого времени прошу мне не докучать. Все прочие вопросы по поводу моих чувств убедительная просьба задавать моему тренеру”.

Пипа осела на пол.

— Гроттерша, не трогай приемник! Я тебя убью! Я знаю, в кого влюблен Гэ-Пэ! Он увидел мои фотографии в журнале “Юный атомщик”! Скорее бы наступила осень! — завизжала она.

Но Таня уже провернула колки. И снова об этом пожалела.

— Тренер Гурия Пуппера выступил с заявлением, в котором попросил проявлять максимум деликатности к звезде, — сообщил толстый бас. — Далее цитирую буквально: “Нельзя позволить, чтобы влюбленность и повышенный интерес журналистов сорвали Гурию тренировки перед ответственным матчем с командой Тибидохса”, Кроме того, тренер намекнул, что не далее как сегодня Гурий вступил с предметом своих воздыхании в секретную переписку, однако ответа пока не получил.

— Какой кошмар! Я еще не заглядывала в почтовый ящик! — охнула Пипа.

Она сорвалась с места и, теряя тапки, побежала к лифту. За ней с лаем неслась переполошившаяся такса. Таня вложила письмо Пуппера в конверт и спрятала в потайной карман в футляре.

— Не стану отвечать. Может, тогда Гурий меня забудет! Интересно, что произойдет, когда Гробыня обо всем пронюхает? Давненько ее так не обламывали! — сказала она себе.

* * *

Прошло еще несколько дней. Гурий Пуппер продолжал присылать Тане купидончиков. Иногда купидончики прилетали по двое или по трое, пыхтя под тяжестью гигантских цветочных корзин. Вымотанные донельзя, они требовали за свой труд кучу печенья и буквально опустошали кухню тети Нинель татарскими набегами.

Понимая, что столько цветов ей все равно не спрятать, Таня отдавала их Пипе. Пипа млела от счастья, особенно после того, как обнаружила в одном из букетов визитную карточку с двумя огненными буквами. Таня попросту забыла ее вынуть. Хорошо еще, что на карточке ничего не было, кроме подписи.

— Гэ-Пэ! Миленький Гэ-Пэ! Я жду осени! До нее еще осталось семьдесят два дня, двенадцать часов и десять минут! — стонала дочка дяди Германа.

В безотчетном порыве она так часто целовала фотографию Гэ-Пэ, что у той треснула рамка. Если бедный Гэ еще не смылся с фотографии, то лишь потому, что она была неживой.

— У Пипочки море поклонников! Они наверняка заметили ее на групповом снимке моделей в еженедельнике “Российский водопроводчик”! Да и как ее можно было не заметить! Она же стояла в самой середине седьмого ряда! — сияла от счастья тетя Нинель. Она давно уже завела особую папочку и собирала в нее все материалы о карьерном продвижении своей дочери.

Пока вершиной Пипиного успеха была обложка журнала “Телефишка”, О том, что для принятия главным редактором верного решения Айседоре Котлет-киной пришлось послать в журнал группу армейского спецназа при поддержке двух вертолетов, а дядя Герман добавил от себя еще автобус налоговых инспекторов, нигде не упоминалось.

Купидончики прилетали не только от Пуппера. В те июньские дни они шныряли над Москвой да и вообще над Россией с необычайной частотой. Именно этим объяснялось невероятное число влюбленнос-тей, золотистым дождем посыпавшихся на многострадальные головы лопухоидов.

Как-то вернувшись после ночной тренировки, где они отрабатывали фигуры магического пилотажа по системе Дедала Критского, Таня обнаружила на дереве под своей лоджией купидончика. Скучая и дожидаясь их, амурчик от нечего делать пускал стрелы в окно генерала Котлеткина. Несчастный Котлеткин, утыканный невидимыми стрелами как еж, метался на кровати и звал во сне свою секретаршу.

“Бедный! Наверное, снова диктует инструкцию о тщательном прожевывании солдатами и ефрейторами гречневой каши”, — сочувственно думала его жена Айседора.

Увидев Таню, купидончик обрадовался и спрятал лук в колчан. Он вручил два конверта Тане, один Баб-Ягуну, получил причитающееся ему вознаграждение и улетел. Таня была уверена, что письма снова от Пуп-пера, но нет: первое оказалось от Ваньки Валялкина, а второе от Гробыни,

Таня решила начать со второго, Она была немало удивлена, зная, что Гробыня терпеть не может писать. Скорее уж позвонит по зудильнику, да и то кому-нибудь другому.

“Привет, сиротка!

Только не думай, что я по тебе скучаю, раз пишу. Просто непривычно как-то не видеть каждое утро твою физию. Да и грызться не с кем. Пробовала с родителями, так они сразу дрожать начинают. Тоска зеленая! Не надо было мне сгоряча в гарпию превращаться. Всего на пять минут, но им хватило.

Представляешь, какой-то идиот вчера ночью тормошил мой чемодан. Изрезал его, а в одном месте даже прожег! И ничего не взял. Самое прикольное, что это не мог быть лопухе-ид! Ты же знаешь, что чемодан у меня заговоренный. Кстати, рюкзак Гуни тоже кто-то испортил. И у Ритки Шито-Крыто недавно зачем-то разломали ее скрипку. Совсем у кого-то крышу сорвало.

Ну и ладно, скоро у меня таких чемоданов будет пять вагонов! Зудильник-то слушаешь? Мой пупсик ждет осени, чтоб признаться в любви! Вечно эти форыны тянут резину! Другой бы давно посватался, обручился и вручил бы мне все свои сбережения. Говорят, Гурочка мальчик запасливый. У него даже счет есть в банке. Зато лучше меня магомаркеты опустошать никто не умеет. Только не пойму, куда пупперские письма деваются? Его тренер всем говорит, что Гурий написал уже двенадцать писем (!) и не получил ни одного ответа! Еще бы! Стану я ему писать! Пускай помучается!

Гроттерша, за то, что ты помогла мне слепить фигурку, я, быть может, пришлю тебе когда-нибудь подарок: старые кроссовки или книжку мемуаров моего Гуряндия с его подписью. Между прочим, “Русфэн” уже переводит мемуары Гурочки с английского языка на нор" мальный. Говорят, для перевода они отловили где-то птицу эму и после некоторых технических сложностей все же превратили ее в человека.

Искренне нелюбящая тебя Гробыня”.

“Ну вот! В этом мире явно все свихнулись! И Пипа, и Гробыня, и все прочие! Даже этот перегревшийся тренер, который разбалтывает чужие тайны!” — подумала Таня. Она в очередной раз пожалела, что поддалась уговорам Гробыни и произнесла запрещенное любовное заклинание. А теперь неизвестно, как расхлебаешься. Надо срочно что-то предпринимать, или пупперские поклонницы осенью снимут с нее скальп. А с другой стороны, что тут предпримешь, когда у нее всего одна зеленая искра в день, да и та такая дохлая, что ее хватает лишь на самые простенькие заклинания?

Сунув письмо Гробыни в карман, Таня взяла в руки Ванькино. Некоторое время она просто держала его, даже не распечатывая, а лишь испытывая особую согревающую радость. Потом все-таки решилась и вскрыла конверт.

“Здравствуй, это я! Меня еще не выписали из магпункта, но я потихоньку сбегаю через люк, который вы с Ягуном мне показали. Был у Тарараха. Мой жар-птиц теперь живет у него. Тарарах ужасно рад, говорит, что с жар-птицем костер развести как нечего делать. Посадишь его на дрова — они сами вспыхивают, даже если совсем сырые.

Сарданапал страшно волнуется. Они с Фуд-зием, Клоппом и Медузией обходят Тибидохс комната за комнатой и все что-то ищут. Но пока ничего не нашли. Я стараюсь не попадаться им на глаза. Медузия злая, а о Клоппе я уж и не говорю. Он н раньше был не паинька, а теперь полный параноик. Фудзий, тот вообще юкнутый. Ходит все время в жилетке против:глаза, входит во все двери спиной вперед и рассказывает всем, какой он великий и неоцененный. Тут слухи носятся, что он у нас будет в будущем году магические сущности преподавать. Мрак!

Недавно ночью около жилого этажа я на-голкнулся на какого-то странного типа с гвоздикой в петлице. Он вышмыгнул из-под лест-аицы атлантов, а потом я даже не понял, куда он делся. Но это был не призрак, точно!

Я очень хочу, чтобы ты поскорее вернулась. Если Сарданапал так ничего и не найдет, я раз-побуду где-нибудь пылесос, а не пылесос, так хоть швабру с пропеллером из музея стащу и тоже отправлюсь к лопухоидам, чтобы видеться с тобой чаще. Я бы давно это сделал, но Клопп отобрал у меня кольцо. Говорит, магии у них осталось всего ничего и нечего ее расходовать.

Привет Ягуну! Как там его пылесос? Надеюсь, он еще не утопил тебя и дядю Германа в майонезе?

Ванька”.

— Ну, чего тебе Ванька пишет? — поинтересовался Баб-Ягун. Он давно уже просмотрел свое письмо и теперь с любопытством поглядывал на Таню.

— Я еще не до конца прочитала!

— Неправда! Ты его уже в десятый раз перечитываешь! Меня не надуешь! — насмешливо заявил Ягун.

Поняв, что он прав, Таня неохотно оторвалась от письма.

— Ванька пишет про жар-птица. Говорит, Сарданапал ничего еще не нашел и ужасно психует. А еще он хихикает над твоим пылесосом! Интересуется, хватает ли тебе майонеза и не потерял ли ты трубу.

Всегда, когда речь заходила о пылесосах, Ягун мгновенно утрачивал чувство юмора.

— Вот маечник! Да я его морских свинок в кабанов превращу! Жар-птица пожарникам отдам! — завопил он.

Успокоившись, Ягун показал Тане письмо от Ягге.

— Бабуся умоляет нас, чтобы мы были осторожны. Пишет про какие-то скверные предчувствия. Якобы когда она на нас гадала, у нее колода карт сгорела. Ничего себе, да? Хотя ты мою бабусю знаешь! Она не паникерша, но заскоки случаются... Еще Ягге говорит, что заклинание Грааль Гардарики срабатывало в последнее время трижды. Понимаешь, что это значит? Кто-то тайно проникает в Тибидохс или куда-то улетает из Тибидохса. Сарданапал и Клопп пытались разобраться, кто это может быть, но так и не смогли. Он замел все следы.

Глава 9