Уровень информационных критериев при распознавании объектов

Интуитам свойственны снижение, чрезмерная обобщенность и упрощенность критериев, используемых при сличении комплексных сенсорных стимулов реальной среды с хранящимися в памяти опорными образами. В результате сопоставление подходящего опорного образа реальному объекту (и затем «увидение» этого образа памяти как якобы реального зримого, слышимого, чувствуемого объекта) происходит по сокращенному набору сличаемых элементарных признаков. Это ведет к тому, что возникающие в сознании у интуита «видимые» образы предметов (равно как и слуховые и прочие актуализируемые в сознании образы окружающего мира) содержат в себе меньше конкретных деталей, чем у сенсориков, являются более упрощенными и обобщенными. Сенсорик видит перед собой конкретное дерево, у которого одна сторона ствола более зеленая, чем другая, а на крайнем листочке повисла паутина. Интуит видит перед собой дерево вообще, а чтобы разглядеть его детали, ему надо сознательным усилием направлять и концентрировать свое внимание.

Обеднение непосредственно видимых, то есть проникающих в сознание, опорных образов объектов распространяется у интуитов не только на сенсорные детали, но и на апперцепцию образов, то есть на актуализируемый одновременно с «видением» образа комплекс всех его ассоциативных связей и эмоциональной окраски, значимых для удовлетворения актуальных потребностей. По этой причине «крайние» интуиты гораздо чаще, чем сенсорики, отмечают у себя симптомы дереализации и деперсонализации (кластеры 71, 72 табл.5) – в эти мгновения видимый мир кажется им бесчувственным и серым, мысли о будущем и о карьере пугают странным отсутствием эмоциональной окраски и смыслового наполнения, близкие люди кажутся чужими. Это – следствие разрушения и обеднения сложной апперцептивной структуры воспринимаемого образа, когда из него перед этапом сознательной актуализации и опознания на предварительном подсознательном этапе обработки и подготовки «вышибаются» наиболее чувствительные (вслед за малосущественными зрительными деталями) эмоционально-мотивационные звенья. Сенсорик видит дерево с разными листьями и со всеми его эмоционально-мотивационными ниточками, связывающими его с миром субъекта, интуит видит дерево с одинаковыми листьями и без эмоционально-значимой подоплеки.

Если интуит находится в зоне нормы, то предлагаемые подсознанием для опознания опорные образы и реально используемый для узнавания объекта набор его элементарных признаков более-менее уравновешены «по весу». Это значит, что видимый интуитом образ обобщен и лишен многих деталей, смотрится изрядно серым, но при этом в нем нет явно посторонних, чуждых, лишних, иллюзорных деталей. Однако при дальнейшем снижении критериев опознающего аппарата можно ожидать уже появления перцептивных иллюзий (ошибок восприятия, в зрительном анализаторе особенно частых в сумерках, когда пропускная способность зрения ограничена) и псевдогаллюцинаций, зрительных и слуховых. В этот момент предлагаемые подсознанием для идентификации опорные образы содержат уже значительно больше информации, чем аппарат сличения за ограниченное время может сопоставить и проверить. В этом случае процессу опознания не удается справиться с задачей даже за счет обеднения и обобщения пропускаемых в сознание образов, из которых «выкидывается» все ненужное. В результате человек начинает видеть и слышать то, чего нет на самом деле.

Развитие иллюзий и галлюцинаций прослеживается на примерах модельных состояний, возникающих под действием психофармакологических препаратов-галлюциногенов (некоторые, наиболее активные препараты этого ряда имеют повышенное сродство к серотониночувствительным рецепторам нейронов, подменяя и надолго занимая место молекулы серотонина в этих рецепторах, а другие галлюциногены приводят к гипервозбуждению эрготропной системы). По мере развития интоксикации воспринимаемые объекты сначала просто кажутся странно искаженными, а на периферии зрительного поля возникает иллюзия кажущегося движения (шевеления) неподвижных в действительности предметов (см. кластер 16 табл.2). Затем, с углублением интоксикации, вместо мыльницы на краю ванны можно увидеть коробку конфет или иной схожий общими очертаниями с мыльницей предмет (тем скорее, чем хуже освещение), а по стенам начинают ползать геометрические орнаменты (на самом деле являющиеся простейшими опорными образами зрительной памяти, прорывающимися в сознание в ответ на слабые и случайные раздражения сетчатки глаза). Еще позднее на фоне стен комнаты могут появиться летающие эскадрильи громадных стрекоз, марширующие роты мультипликационных человечков и т.п., - окончательное оформление псевдогаллюцинаций в целостные образы происходит, когда сломаны уже все тормозные фильтры и заслоны сознания (Рыбальский, 1983; Штёрринг, 1903; Столяров, 1964; Ильюченок, 1972).

Галлюцинации провоцируются и усиливаются при освещении глаз мелькающим светом с частотой 5-7 гц – эти мелькания навязывают гиппокампу наведенный тета-ритм с такой же частотой, в этот момент и манифестируют галлюцинации. Тета-ритмы имеют гиппокампальную природу, поэтому их влияние на галлюцинации иллюстрирует гиппокампальную природу последних. Галлюцинации – это всего лишь образы бессознательной памяти, так называемые зрительные опорные образы, прорвавшиеся в сознание. Поэтому нас не должно удивлять, что актуализация в сознании любых образов подсознательной памяти тоже сопровождается тета-ритмом. Согласно П.В.Симонову (1987), тета-ритм особенно характерен для активного поиска путей удовлетворения возникшей потребности и является маркером квантующего процесса извлечения из энграмм памяти информации, которая сличается с текущей информацией. Иными словами, тета-ритм сопровождает подбор гипотез в процессе опознания. П.В.Симонов в этой работе писал: «Электрофизиологическим коррелятом механизма, квантующего поток извлекаемых из памяти энграмм, является тета-ритм, столь характерный для электрической активности гиппокампа. Все ситуации, в которых мы наблюдаем усиление тета-ритма, будь то ориентировочный рефлекс, поисковое поведение, организация сложных неавтоматизированных движений, появление признаков эмоционального напряжения и т.п., обладают одной общей для них чертой: перечисленные случаи требуют активной мобилизации ранее выработанных условных связей, извлечения хранящихся в памяти энграмм для сопоставления с поступающими извне сигналами или для пересмотра, рекомбинации следов в целях построения новых приспособительных действий. Всё это позволяет говорить о важной роли гиппокампа в творческой деятельности мозга, в порождении гипотез».

Пресловутые имеющие разную пропускную способность у интуитов и сенсориков «фильтры» на границе подсознания и предсознания, о которых мы писали в предыдущем разделе, могут быть объяснены в духе разного уровня информационных критериев при распознавании объектов. Для этого надо лишь вспомнить, что любой процесс порождения гипотез и, более широко, любой ассоциативный процесс – это тоже процессы распознавания, и в их ходе в подсознательной памяти в ответ на стимул подбираются ассоциации, подходящие по некоторым критериям. У интуитов критерии, во-первых, упрощены, во-вторых, в них минимизирована эмоциональная компонента биологической полезности. Из-за этого встречно возрастает роль информационного сродства объектов по обобщенным, классообразующим признакам. Если для сенсорика самолет и ворона это скорее очень разные объекты (хотя бы потому, что на вороне нельзя летать, одна живая, другой нет, да и питаются и гадят они очень по-разному, и т.д.), то для интуита между этими объектами имеется много общего – оба они имеют крылья. Из этого несколько утрированного примера должна быть понятна разница ассоциативного процесса у интуитов и сенсориков.