Конец Джека Джонсона

Новость распространилась по Лонгфильду с удивительной быстротой. Где бы почтальон в это утро ни появлялся, повсюду его встречали дружеской улыбкой и крепким рукопожатием. Поздравления неслись из распахнутых окон и калиток. Друг полковника Уайта, владелец свирепого пса, даже предложил господину Джарвису купить ему новый костюм. Он сказал:

- Вы можете гордиться своим мальчиком. Просто уму непостижимо, что он готов был рисковать своей жизнью, чтобы спасти эту ужасную старушку Поттс!

Когда госпожа Джарвис утром пришла в деревню, чтобы купить чай, на улицу выбежали все те, кто недавно и в упор ее не замечали, чтобы пожать ей руку. Хозяйка лавки подбежала, говоря:

- Я всегда была уверена, что этого мальчика еще можно было вернуть на путь добродетели. Это просто поразительно, чего вам удалось добиться!

И в автобусе, и в школе все только и говорили о героическом поступке Джека Джонсона. Петер от всей души жалел, что Джек не слышал всех этих похвал в свой адрес.

Но когда мальчик не появился и к обеду, господин и госпожа Джарвис уже не на шутку встревожились.

- Пойду позвоню полицейскому Джоунсу, - сказал озабочено почтальон и отодвинул тарелку с супом, к которому и не притронулся.

- В этом нет никакой необходимости, - воскликнула его пораженная жена. - Он как раз подходит к калитке.

Когда полицейский услышал, что Джек не ночевал дома, лицо его омрачилось.

- Новый пастух господина Вихера только что принес мне вот это, - сказал он и положил на стол потертый коричневый кошелек. - В нем немного денег, а здесь, видите, надпись: "Джек." Тэд всю ночь не мог сомкнуть глаз, но прийти ко мне раньше он тоже не мог, потому что сегодня базарный день. Боюсь, что Вам и Вашей жене нужно приготовиться к самому худшему. Тэд рассказал мне, что видел Джека вчера вечером, когда направлялся к Длинному лугу, чтобы пригнать коров домой. Он говорил, что Джек произвел на него довольно жуткое впечатление, когда стоял на перилах моста, уставясь на воду. Возвращаясь с коровами домой, Тэд нашел этот кошелек на мосту, как будто его нарочно там оставили.

Глаза почтальона расширились от ужаса.

- Вы думаете, он прыгнул в реку?! - выдавил он из себя.

- Ну, он наверняка был уверен, что ему предъявят обвинение в поджоге, воровстве и убийстве. Кто бросит в него за это камень? - подавленно ответил полицейский. Господин Джарвис спрятал лицо в ладонях; его жена была слишком потрясена, чтобы плакать.

Полиция развернула широкомасштабную операцию по поискам Джека. Розыски велись по всей округе. Но никто не мог припомнить, что видел его.

Полицейский Джоунс сказал:

- Такая большая родинка на лице, как у него, обязательно бросится кому-нибудь в глаза.

Водолазы обшарили всю реку ниже плотины, вокруг них стаями вились газетные репортеры, и ошеломленный Лонгфильд начал опасаться, что случилось непоправимое.

Дженни сидела неподвижно, прижав к себе Хэппи и погрузившись в невеселые мысли. Петер всячески избегал заходить в сарай, боясь увидеть велосипед Джека, одиноко стоявшего в темном углу.

Господин Льюис, сидя в своем лондонском кабинете, нервно теребил пуговицу на расстегнутом вороте рубашки, который вдруг стал ему слишком тесен. Он понимал, что был последним, кто видел Джека живым. Полковник Уайт в полном одиночестве сидел в своем огромном доме на главной площади деревни и чувствовал себя еще ничтожнее маленького почтальона, которого он всегда презирал.

Именно мысль о Петере и удержала Джека в конце концов от прыжка в бурлящую реку.

Даже если он окажется за решеткой, все равно у него будет надежда когда-нибудь снова увидеться с Петером. Он шумно прочистил нос и отправился к автобусной остановке. Вытаскивая носовой платок, он не заметил, что вместе с ним из кармана выскользнул кошелек и теперь сиротливо лежал на мосту.

Джек уже привык к тому, что все у него шло наперекосяк. Поэтому он не очень и удивился, обнаружив, что его часы отстают.

На главную улицу он вступил как раз в тот момент, когда его автобус скрывался за поворотом. Это было тяжелым ударом, но Джека не так - то легко было выбить из седла.

"Если я прибавлю хода и пойду напрямую через лес, то, может быть, еще сумею догнать его у гостиницы "Корона", где он иногда останавливается на пару минут", - подумал он.

Джек не очень-то верил в успех этой затеи, но не уставал заверять себя, что свобода его зависит от того, догонит он этот автобус или нет. Перепрыгнув через забор, он помчался к лесу. Он бежал наугад, и вдруг путь ему преградила проволочная ограда. При попытке преодолеть эту преграду, его левая нога застряла в ячейке сетки, а правая подвернулась, и он обрушился на нее всем своим весом. У Джека потемнело в глазах от боли. Постепенно до него дошел весь ужас его положения. О продолжении побега нечего было и думать. Нога болела невыносимо, и все же гордость не позволяла Джеку лежать здесь и ждать, пока подоспеет полиция с носилками.

Подобно загнанному зайцу, он затравленно оглядывал окрестности в поисках убежища. И тут он вдруг вспомнил об одной полуразвалившейся хижине. Однажды они с Петером целый день посвятили исследованию ее развалин. Они решили, что, как и дом старушки Поттс, эта хижина была когда-то частью металлургического завода, но уже много лет в ней никто не жил. Джек был уверен, что до нее было рукой подать. Только бы добраться до этой хижины! Тогда бы у него было убежище, где он мог бы переждать, пока утихнет боль в лодыжке.

Ползти на четвереньках, осторожно волоча за собой перебитую ногу, занятие не из самых приятных. Когда Джек наконец-то добрался до хижины, лоб его был покрыт крупными каплями пота, а из груди вырывались едва сдерживаемые всхлипывания. Сжав от боли зубы, он с трудом пополз вверх по полусгнившей лестнице. Если ему не изменяла память, вверху было немного суше, чем внизу. Не успел он опуститься на груду старых мешков, как потерял сознание.

Два следующих дня в этом полуразрушенном убежище тянулись для Джека бесконечно долго. Боль в лодыжке становилась временами невыносимой, но еще больше страданий причиняли ему холод и жажда. К счастью, все эти дни лил дождь, не переставая, и он слизывал с ладони капли, проникавшие в комнату через дыру в крыше. Но жажды, конечно, это утолить не могло. На второй день утром через дыру в стене он увидел, как два полицейских прочесывали лес в окрестностях хижины.

"Значит, старушка все-таки умерла, - с горечью подумал он, - и они действительно меня разыскивают!"

Ему так часто приходилось прятаться от полиции, что в этот раз Джек совсем не испугался. Ему уже было безразлично, найдут его или нет. Он слышал, как один полицейский сказал:

- Слушай, Браун, ступай наверх один. Моего веса эта лестница не выдержит!

Но и страх полицейского Брауна перед гнилыми полами был, очевидно, слишком велик. Вскоре Джек услышал их удаляющиеся шаги. Позвать их назад? Ему срочно нужна была медицинская помощь. Нет, лучше умереть от жажды, чем добровольно отдаться в их руки. Жаль, что он не прыгнул с моста, не воспользовался этой возможностью. Ну почему он никогда ничего не может довести до конца? День тянулся невыносимо долго, и с каждым часом Джеком овладевало все большее уныние.

Вся его злость и ярость испарились. Он с болью представлял себе, как семья Джарвисов бродит среди еще дымящихся развалин своего дома, выискивая обугленные остатки своего имущества. Как только у него поднялась рука причинить такое горе людям, которые никогда не сделали ему ничего плохого? Смогла ли спастись из огня маленькая Дженни? Успел ли спасти свою гитару Петер?

"Как жаль, что у меня не получилось ненавидеть их и дальше, - думал он, - тогда бы я не чувствовал себя таким негодяем". Но все это вышло, в основном, из-за дружбы с Петером. Ни на минуту не должен был он забывать, что Петер принадлежал совсем к другому миру, миру настоящему, миру безопасному. В этом мире, рождаясь, дети приходили в настоящую семью - их никто не бросал малышами, никто не кидал в бушующее море жизни, чтобы они сами искали себе спасительный якорь и опору. А такие дети, как он, никому не нужны. Ни приемным родителям с их "благими намерениями", ни инспекторам по делам несовершеннолетних, ни Богу. По крайней мере, он не выставлял себя на всеобщее посмешище, подав Богу заявление на усыновление. "Своими друзьями Иисус, наверняка, хочет видеть лишь таких хороших, нормальных людей, как Петер", - решил Джек.

Маленький почтальон с детства верил в благотворное воздействие леса на людей. Так и в этот вечер он с Хэппи отправился на прогулку. Собака очень страдала от подавленного настроения в доме. Сейчас же она радостно носилась, прыгала и обнюхивала все, что попадалось им на пути, потрясенная новизной и обилием лесных запахов. Но ничто не могло рассеять печали почтальона. Внезапно он почувствовал жуткую усталость.

- Ну что ж, малышка, пора домой! - позвал он. Но собака вела себя очень странно: она лаяла и скребла когтями дверь старой, полуразрушенной лачуги.

- Там наверняка живут полчища крыс, Хэппи, но нам пора уже домой, - сказал устало почтальон. Но Хэппи - что было совсем на нее не похоже - не обращала на него никакого внимания. Она всем телом налегла на дверь и скрылась внутри хижины. Тяжело вздохнув, господин Джарвис пошел на ее возбужденный лай, раздавшийся с верхнего этажа. Вид источенной червями лестницы не привел его в особый восторг, но, опасаясь, что собака нашла крысиную нору, он начал осторожно подниматься...

На теле мальчика не осталось ни одного места, которое Хэппи не покрыла бы своими слюнявыми поцелуями. Увидев господина Джарвиса, осторожно ступавшего по полусгнившим половицам, Джек отвернулся к стене. Он прекрасно помнил тот взгляд, которым одарил его почтальон после истории с вонючей бомбой и не испытывал ни малейшего желания снова увидеть на его лице это выражение.

В своей обычной манере почтальон не стал задавать никаких вопросов, а вместо этого, молча сел на пол и стал ждать, пока собака успокоится. При этом он увидел опухшую, побелевшую щиколотку и искаженное от боли лицо Джека с ввалившимися щеками.

- Госпожа Поттс быстро идет на поправку, - наконец сказал он. - Она рассказала полковнику Уайту, как ты на днях спас и ее, и ее деньги. В Лонгфильде ты стал настоящим героем. Хорошо, что позапрошлой ночью ты так внезапно исчез, - продолжал он, - потому что после того, как ты ушел, в твоей комнате начался пожар.

Джек медленно повернул к нему голову и сказал:

- Это я ее поджег.

- Ну да, так я и подумал. Но я не держу на тебя зла, - поспешно добавил он. - Ты ведь считал, что мы не поверили твоему рассказу о пожаре у старушки Поттс. Но, если честно, мы поверили каждому твоему слову.

После долгого молчания Джек резко бросил:

- Простите меня, что я сжег ваш дом.

- Да вовсе ты его и не сжег, не переживай, - прозвучал веселый ответ. - Мы с Петером очень быстро потушили огонь. Комната твоя, конечно, немного закоптилась, но об этом мы не проронили никому ни слова.

- Почему? - спросил Джек, трудно сглатывая появившийся в горле ком.

- Мне не хотелось бы, чтобы что-то задержало оформление документов на твое усыновление.

Джек бросил на почтальона быстрый взгляд.

- Может быть, ты не хочешь стать Джарвисом? - сказал тот с улыбкой. - Но я бы очень гордился, если бы герой всей округи стал моим сыном.

Джек снова повернулся к стене, хрипло прошептав:

- Я ничего не имею против.

- Прекрасно! - воскликнул господин Джарвис и продолжал, давая Джеку время прийти в себя.

Мы всегда мечтали о большой семье, и нам было очень больно узнать, что у нас не может быть детей. За эти годы через наш дом прошло много приемных детей, но лишь двух из них мы смогли усыновить.

Эти слова вихрем ворвались в сумятицу чувств и мыслей Джека. С трудом приподнявшись на локтях, Джек спросил ошарашенно:

- Петера и Дженни?

- Совершенно верно! - ответил почтальон с улыбкой.

- Но я всегда считал, я был уверен, что они - ваши собственные дети!

- Конечно, наши собственные! - откликнулся господин Джарвис. - Они для нас стали дороже и ценнее, чем если бы были подарены нам естественным путем. Когда Петеру было два года, его мать привязала его к детской кроватке и покинула навсегда. Не думаю, что за всю свою короткую жизнь он получал хоть что-нибудь, кроме холодного чая из бутылки и размоченного в воде печенья. Он был легче перышка, когда попал к нам. В это невозможно поверить, каким он стал богатырем. Но, это конечно, плоды маминого кулинарного искусства.

- А Дженни? - прошептал Джек, чей мир вдруг перевернулся с ног на голову.

- Когда она попала к нам, она с головы до ног была покрыта грязью, все ее тело было в синяках и царапинах, так что она походила на ту старую тряпочную куклу, которую с такой охотой грызет Хэппи. Но сейчас Дженни в хороших руках. Слава Богу!

- Почему же никто из них ничего мне об этом не сказал? - пробормотал Джек, в изнеможении опускаясь на мешки.

- Ну, наверное, потому, что сами они не очень-то часто об этом вспоминают. Это ведь и в самом деле не имеет совершенно никакого значения. Сейчас они носят фамилию Джарвис - и точка. Надеюсь, и ты скоро будешь носить эту фамилию! Но не можем же мы всю ночь сидеть здесь и болтать, - закончил он и поднялся. - Пойду вызову скорую помощь. А пока пусть Хэппи составит тебе компанию.

Он ушел, а Джек остался лежать, не шевелясь. Едва дыша от счастья: "Сына никто и никогда не может выгнать из родительского дома!" И тут он вспомнил еще кое-что.

- Да, Бог, Свою часть договора Ты выполнил на все 100, - пробормотал он. - Это ведь Твоих рук дело, что семья Джарвисов не вышвырнула меня за дверь. Спасибо Тебе!

Потом он снова приподнялся на локти и сделал то, что обещал:

- Бог, я очень хочу, чтобы Ты стал моим Отцом. Прости меня, пожалуйста, за все совершенные мною гадости. Спасибо, Иисус, что Ты пришел на землю и за меня, что Ты поможешь мне стать другим. Аминь.

Когда он вновь опустился на мешки, лицо его сияло. "Скоро я тоже стану Джарвисом, но Божьим сыном я уже стал".