Сопоставление перечней признаков фонетического значения

Во-первых, из всех полученных признаков экспериментатор выбирает только те, которые, с его точки зрения, соответствуют «коннотативному значению слова». При таком подходе существует высокая степень вероятности, что из полученных 19 признаков хотя бы 1 будет – по субъективной оценке экспериментатора – соответствовать тому, чего хочет экспериментатор.

Во-вторых, порядок перечисления, т.е. приписывания признаков слову, основан не на величине полученных оценок, а опять-таки на субъективном решении экспериментатора.

В-третьих, одна из сопоставляемых категорий, а именно то, что А.П. Журавлев называет «коннотативным значением слова», является абсолютно произвольной сущностью, не имеющей никакого точного измерения. При таком подходе экспериментатор может выделить в «коннотативно-признаковом аспекте» лексического значения, например, слова арбуз самые различные (в зависимости от потребности) признаки: и красный, и зеленый; и твердый (поверхность), и мягкий (внутренняя часть); большой, круглый, гладкий, тяжелый, и т.д. Имея большой никем и ничем не предопределенный заранее набор «лексических» признаков и довольно обширный набор «фонетических» признаков, можно практически в любом случае найти хотя бы одно соответствие между первым и вторым набором.

Нетрудно заметить, что субъективизм экспериментатора усиливается по «хронологической оси» (от 1974 к 1981 году) и по оси «научное-популярное». В монографии «Фонетическое значение» (1974) А.П. Журавлев останавливается на случаях «несоответствия» фонетического и «коннотативного» значения и в целом делает такой вывод:

«В результате сложного диалектического взаимодействия зву­чания и значения слова на синхроническом срезе языка можно обнаружить слова с самыми разными отношениями фонетиче­ского и лексического значений — от четкого соответствия до резких противоречий. Но мотивировочная тенденция обнару­живает свое действие в том, что эти отношения между содержанием и формой слов заметно влияют на их функционирова­ние и только в одном направлении: гармония содержания и формы повышает эффективность функционирования, противо­речие затрудняет его и приводит к сдвигам содержания и фор­мы в сторону соответствия» (см. Журавлев 1974: 142-143).

Заметим сразу же, что последнее утверждение находится в полном противоречии с фактами языка: если бы в языке существовала только одна тенденция – в сторону сближения формы и содержания слова, то за тысячелетнюю историю развития языка в нем оставались бы только мотивированные слова. Но это абсолютно не так.

Однако в «популярной» книге «Звук и смысл» (1981) уже ни о каких «несоответствиях» не говорится, а общий вывод сводится к следующему: «Содержательность звуковой формы слова и его признаковое значение – разные аспекты, и при любых способах сопоставлений можно обнаружить их гармонию, но не тождество, не совпадение» (Журавлев 1981: 66). У читателя (а на эту «популярную» книгу делаются ссылки в научной литературе!), особенно у представителей «младшего» поколения лингвистов, не имеющих достаточно большого опыта экспериментальной работы, подсознательно возникает уверенность, что А.П. Журавлев не только открыл способ измерения фонетического значения, но и установил, что подавляющее большинство слов языка обладает этим значением, т.е. у большинства слов языка форма соответствует содержанию.

Понятно, что те методы отбора и интерпретации исследуемого материала, которыми руководствовался А.П. Журавлев, не позволяют получить ответ на важнейший для фоносемантики и для лингвистики в целом вопрос: каково же подлинное соотношение в языке фонетически мотивированных и немотивированных слов? Каков результат взаимодействия двух противоположных тенденций в языке – произвольности и мотивированности языкового знака? Совершенно очевидно, что А.П. Журавлева интересует нечто иное – доказать, что фонетическое значение – это явление, которое не просто существует в языке, но функционирует в таких масштабах, которые превосходят все мыслимые ожидания. Не будем списывать такое стремление А.П. Журавлева на увлеченность первооткрывателя или на особенности «жуткой и мерзопакостной» эпохи, когда так хотелось разрушить устоявшиеся стереотипы. Еще за год до появления книги «Фонетическое значение», обследовав 17 групп слов украинского языка (всего 134 слова), мы пришли к следующим выводам.

1. «Символическое значение» слова далеко не во всех случаях совпадает с его лексическим значением. Из приведенных в табл. 22 134 слов приблизительно 65 % обладают положительной фонетической мотивированностью и 35% – отрицательной. Однако некоторая часть этих слов подбиралась субъективно, в расчете на то, что будет обнаружена ожидаемая положительная мотивированность. Поэтому можно предполагать, что число положительно мотивированных слов в украинском язке составляет 50-60% – картина, не столь радужная, как это представлялось по первому опыту А.П. Журавлева» (см. Левицкий 1973: 54). (2.?)

А.П. Журавлеву, безусловно, принадлежит неоспоримая заслуга в формулировке понятия «фонетическое значение» и в разработке методов его измерения. А.П. Журавлев был пионером в создании целого направления внутри фоносемантики, и его яркие работы в этой области до сих пор не утратили своего значения. Но в силу целого ряда субъективных (личные качества исследователя) и объективных (место и время научного творчества) факторов поиски звукосимволических свойств лексики – вслед за А.П. Журавлевым – постепенно превращались в работах советских и российских исследователей звукосимволизма в мифотворчество. «Года минули, страсти улеглись». Пора от мифов переходить к реальности.