Несколько общих замечаний

Все этн данные до некоторой степени предопределяют ответ на поставленный выше вопрос о том, какой общественный строй предшествовал феодальному у народов нашей страны и среди них прежде всего у славян Поднепровья и Поволховья. На основе распавшегося патриархального рода мы имеем здесь несомненное наличие общины-марки, не исключающей и одновременного с нею существования большой патриархальной семьи, на на­ших глазах проделывающей свою дальнейшую эволюцию. Это был далеко не мирный процесс, и летопись сохранила неко­торые намеки на борьбу между уходящим старым строем н насту­пающим новым.

Этого, однако, мало. Мы должны использовать имеющиеся в нашем распоряжении данные, чтобы осветить этот грандиозный процесс по возможности с разных сторон и прежде всего рассмот­реть вопрос наиболее спорный — о структуре и характере клас­сового общества первого периода его существования и, в част­ности, вопрос о роли рабства в обществе этой поры.

Однако вопрос этот, большой и важный, не может быть окон­чательно решен относительно определенного общества — в дан­ном случае общества восточных славян — без учета конкретного материала источников н того места, какое занимало данное об­щество во всемирно-историческом процессе.

Славяне и, в частности, восточная их ветвь в момент выхода из первобытно-общинного своего состояния столкнулись с раз­рушавшимся рабовладельческим античным миром и принадле­жали к той группе народов, которая благодаря своему общинному строю могла омолодить умирающую Европу. Омоложение это заключалось именно в том, что новые народы таили в себе воз­можности нового общественного строя, по сравнению с рабовла­дельческим — более прогрессивного, феодального. Это не значит, что у этих так называемых «варварских» народов не было рабства. Рабство как простейшая форма разделения труда и первая форма деления общества на классы было прекрасно знакомо этим обще­ствам, в том числе, конечно, и славянскому.

Даже прн самом поверхностном соприкосновения с нашими археологическими и письмешшми памятниками наличие и важная роль рабства у славян бросаются в глаза совершенно отчетливо.

В древнейших известиях византийских писателей и в более поздних известиях арабов мы имеем частые упоминания о нали­чии рабов у славян. Между прочим, эти известия говорят о рас­пространенном у славян обычае сжигать вместе с знатными покой­никами их жен, которые идут иа смерть якобы добровольно. Об этом говорит Маврнкий в своей «Стратегии», то же повторяет в своей «Тактике» Лев Мудрый (886—911), о том же говорит и майнцский епископ Бонифаций (765) в отношении западных славян. Араб Аль-Джайхани (конец IX или начало X века) сообщает то же самое относительно Руси, но он указывает на то, что сжигались вместе с покойниками их рабыни и рабы. Это же подтверждают и Ибн-Фадлан, Аль-Истахри и др. Археологиче­ское изучение могнл говорит о том же. Этот обычай применяется только среди людей богатых и знатных. Несомненно, мы имеем здесь одно из следствий длительного существования рабства, так как подобных обычаев в родовом доклассовом обществе нет. По сообщению Ибн-Хаукаля н Аль-Истахри (оба пользовались одним источником), сжигание девушек делается «для блаженства их душ» так как они могут попасть в царство небесное только со своими господами.

Но тот же Маврикий подчеркивает разницу в положении славянских рабов по сравнению с рабами византийскими. Обра­щаю внимание на то, что Маврикий говорит не о славянских рабах вообще, а только о пленниках, которые в античных обще­ствах, как правило, всегда превращались в рабов. Это-то обстоя­тельство и бросилось в глаза византийскому наблюдателю и не могло его не удивить. Может быть, тут кое-что у Маврикия и преувеличено, ио совершенно извратить факт он не мог. В дока­зательство справедливости этого свидетельства можно привести,— правда, более позднее —■ сказание о некоем половчине («Чудо св. Николая»), где рассказывается о том, как этот половчин попал в плен к русским. Нет никаких указаний, что ои работал в плену. Неизвестно, за что он был посажеи в заключение. Его хозяин предложил ему дать за себя выкуп, но так как у пленника никаких средств на выкуп при себе не было, то хозяин, отдав его на поруки св. Николаю, отпустил его домой с условием принести за себя выкуп. Это свидетельство говорит о том, что характер рабства у восточных славян не очень резко изменился и в более позднее время и если менялся, то не в направлении превращения его в античное трудовое рабство. Плен как источник рабства не упоминается и в «Русской Правде».

Рабы прекрасно известны и всем древним русским письменным памятникам, — иначе, конечно, не могло и быть, поскольку рабство существовало н в «докиевский» и в «киевский» период нашей истории.

Под разными иаименоваинями (холопы, челядь, одерень, обель, раб илн просто «люди», обыкновенно с указанием на при­надлежность их кому-нибудь) мы можем встретить их едва ли не во всех дошедших до нас письменных источниках X—XII ве­ков и позднее. Рабов покупают, продают, в различных формах эксплуатируют их, воруют, иногда они убегают от своих господ сами, их разыскивают и наказывают. Сведений о ннх достаточно, и тем не менее вопрос об общественной роли рабства в древней

Руси этой справкой отнюдь ие решается. Он не может быть решен и тогда, когда мы ознакомимся с экономической природой раба в статическом его положении, потому что познание всех процессов мира достигается через изучение их в самодвижении, в жизии, в раскрытии противоречивых, взаимоисключающих, противопо­ложных тенденций этих процессов. Место раба в производстве данного общества на данной ступени его развития мы сможем определить лишь тогда, когда изучим отдельные этапы в истории этого общества. Лишь тогда наши факты найдут свое место, и мы сможем научно оперировать с ними.

Как бы мы нн определяли время возникновения классового общества у восточных славян (оно не может быть одним для всей огромной массы восточного славянства), несомненно, однако, что возникшее рабство не стало основой производства.

Сельская общнна — осколок родового строя с ее свободным земледельческим населением — жила, и ее члены как основная масса населения н были главной производящей силой в феода- лизнрующемся восточнославянском обществе. Феодал покидал раба как совершенно неинициативного работника и предпочитал иметь дело с зависимым от иего крестьянином^[130]. Община, слу­жившая оплотом крестьянства, со своей стороны не позволяла рабу вытеснить крестьянина и стать основой производства на Руси в противоположность римской рабовладельческой лати­фундии, в свое время, по выражению Плииия Старшего, погу­бившей римского крестьянина и с ним вместе Италию («Lati- fundia perdicjere Italiam nunc vero et provincias») н создавшей в Римской империи такие тяжелые для народной массы условия, что она в конечном счете стала явно стремиться к объединению с «варварами», с их более примитивным строем, но в то же время более справедливым и лучше обеспечивающим массам сносное существование.

* ч,

*

Нельзя сказать, что процесс феодализации в изучаемый отре­зок времени на всем огромном пространстве территории Древ­нерусского государства протекал по своим темпам совершенно⁴"- параллельно; в Поднепровье и Поволховье он, несомненно, развивался интенсивнее и опережал центральное междуречье. Обобщенное изучение этого процесса только в главнейших центрах этой части Европы, занятой восточным славянством, мне кажется в некоторых отношениях допустимым, но н то с по­стоянным учетом различия природных, этнических н историче­ских условий каждой из больших частей этого объединения.

Считаю необходимым предупредить о том, что за недостатком письменных источников я не мог обследовать в сколько-нибудь

полном виде более ранние периоды в истории этого общества, и мои дальнейшие наблюдения поэтому касаются главным образом лишь X—XII веков, по преимуществу и прежде всего именно тех центров, которые располагались по великому водному пути из Балтийского в Каспийское море. В основу исследования поло­жен материал русских источников, дополняемый в отдельных случаях источниками нерусскими.

Целесообразно, наконец, условиться и относительно точного содержания тех основных понятий, с которыми в дальнейшем придется нам иметь дело: рабовладельческое общество и феода­лизм.

Если рабовладельцы и рабы есть первое крупное деление общества на классы, то необходимо помнить, что не во всех обще­ствах рабство успело достигнуть своего высшего развития и оформления: не все общества переживали рабовладельческую формацию, как не все общества переживали и феодализм и капи­тализм. Человечество в своем поступательном развитии знает рабовладельческие времена в период так назьюаемой древней истории. Средние века рабовладельческих государств уже не знают. Конкретная история каждого данного народа протекает в своей исторической среде, которая не может не воздействовать на развитие производительных сил данного народа.

Славяне, германцы н другие народы средневековья, перешед­шие от первобытно-общинного строя к феодализму, не пере­живали рабовладельче:кого строя, хотя все они прекрасно знали рабство как одну из форм эксплуатации человека.

При рабовладельческом строе основой производственных отно­шений является собственность рабовладельца на средства про­изводства и на непосредственного производителя — раба.

Для того чтобы рабский труд успел вытеснить труд свобод­ного крестьяиина-общинника и действительно стать «основой производства», необходимы соответствующие условия, которых в средневековой Европе уже не было, почему и рабовладель­ческих обществ в Европе приблизительно с V века н. э. мы не встречаем.

Из самого характера эксплуатации рабов и их роли в произ­водстве вытекала и разрешалась для рабовладельческого общества проблема воспроизводства рабочей силы. Возможность нормаль­ного внутреннего воспроизводства рабочей силы при обычной для рабского способа производства системе эксплуатации раба почти исключалась. Одними внутренними ресурсами рабство как система хозяйства не могло питаться. Отсюда необходимость для античных обществ широкой завоевательной политики: рынок рабов пополняется посредством войны, морского разбоя и т. д. Превращение побежденных в рабов — нормальная цель этих военных предприятий.

Стало быть, для того чтобы рабовладельческий способ произ­водства мог восторжествовать, требовались особые исторические условия, которые не обязательно должны быть в известный момент истории человечества налицо везде и всюду. В Европе VIII—XV веков мы видим господствующим иной строй — фео­дальный, в недрах которого существует рабство, с течением времени проявляющее все более заметные признаки к полному исчезновению.

Но само собой разумеется, что оформление того или иного строя происходит не вдруг, что тут неизбежны более илн менее длительные переходные моменты.

В данном случае возникает вопрос о том, как шел конкрет­но процесс оформления феодального строя у восточных славян. От первобытно-общинного строя к феодализму славяне (так же как и другие народы средневековья) перешли ие сразу.

ч= * *

Подходя к решению проблемы становления феодализма в России, исследователь должен твердо помнить, что каждая общественно-экономическая формация характеризуется своим способом производства. Поэтому прежде всего следует иметь ясное представление о сущности феодализма. Такого представ­ления мы не найдем ни у дворянских, ни у буржуазных исто­риков, Оии либо вообще отрицали существование феодализма в России, лнбо понимали под феодализмом определенный строй юридических отношений. В последнем случае начало феода­лизма на Руси связывалось с появлением политической раз­дробленности.

Вопрос о сущности феодальных отношений нашел подлинно научное решение лишь в трудах основоположников марксизма- ленинизма, создавших учение об общественно-экономических формациях. Классическое определение феодального строя дано И. В. Сталиным. «При феодальном строе,—пишет И. В. Сталин,— основой производственных отношений является собственность феодала на средства производства и неполная собственность ' на работника производства, — крепостного, которого феодал уже не может убить, но которого он может продать, купить. Наряду с феодальной собственностью существует единоличная собственность крестьянина н ремесленника на орудия производ­ства и на свое частное хозяйство, основанная на личном труде»^[131],

Совершенно очевидно, что одним из основных вопросов при изучении генезиса феодализма на Руси является вопрос о фео­дальной собственности на землю, вопрос о крупном землевла­дении у восточных славян.

Новые археологические данные и показания письменных источников (арабских, византийских и собственно русских), рассмотренные в свете марксистско-ленинского учения о базисе и надстройке, позволяют трактовать период VI—VIII веков как время становления феодальных отношений и возникновения фео­дальной собственности у восточных славян

Этот период можно назвать «полупатриархальным-полу- феодальным», пользуясь терминологией И. В. Сталина при­менительно к прошлому азербайджанцев и некоторых других народов^[132]. Действительно, это был период, когда в восточно­славянском обществе, в условиях разложения общинно-патриар­хального строя, происходило становление феодальных отно­шений, когда стало развиваться крупное землевладение и эксплуатация землевладельцами крестьян-общинников; в этот период у восточных славян появились первые политические объединения.

Опираясь на данные археологии, мы можем утверждать, что приблизительно до V века н. э. славянство переживало стадию развитого родового строя, хотя уже и в это время были налицо признаки разложения этого строя. Археологическое изучение культуры «полей погребений» (носителями которой, как из­вестно, были племена полян, северян, волынян, уличей, бужан, белых хорватов и др.) позволило Б. А. Рыбакову установить не только основное занятие славян этого периода (пашенное земледелие н оседлое скотоводство), но и выявить некоторые черты их общественного строя: славяне живут в это время еще в больших укрепленных поселениях. Подобный укрепленный родовой поселок обнаружен и П. Н. Третьяковым в более север­ных районах нашей страны (Березняки).

Мы знаем поселения и более позднего времени. Они уже иного типа: селения этн не укреплены, но рядом с неукреп­ленными деревнями можно наблюдать укрепленные жилища, которые, несомненно, могли принадлежать только богатым и политически сильным людям.

Сосуществование неукрепленных крестьянских поселений и укрепленных жилищ знати, прослеживаемое археологами по крайней мере с VII века, несомненно, является показателем зна­чительных сдвигов в социальном развитии восточного славян­ства.

В земледельческой стране основным видом собственности на средства производства неизбежно стала собственность иа землю. На этой основе происходил процесс классообразования у славян, и несомненно, что владелец укрепленного жилища был одновременно н владельцем землн, населенной крестья­нами-смердами. Хорошо зная враждебное отношение к себе со сторонй попавшего в зависимость сельского населения, земле­владелец должен был воздвигать вокруг своего жилища особые укрепления. Такова социальная природа этих укрепленных жилнщ-усадеб, расположенных в непосредственной близости от обычного, неукрепленного сельского поселения.

Интенсивный процесс классообразовання у восточных славян в VI—VIII веках подтверждается и другими исследованиями наших археологов. Особо важное значение имеют наблюдения Б. А. Рыбакова над знаками княжеской н боярской собственно­сти X—XII веков^[133]. По мнению Б. А. Рыбакова, элементы таких знаков у знатных людей прослеживаются начиная с VI—VII ве­ков. В свете этих наблюдений становятся гораздо понятнее отрывочные н немногочисленные свидетельства византийских, арабских и других источников. Сообщение о деятельности вождя антов Божа и 70 старейшин в IV веке, свидетельства об обще­ственном и политическом строе славян в VI веке, сведения о со­стоянии их религиозных представлений, известия об успешной борьбе славян с Византией — все эти данные письменных источ­ников, сопоставленные с открытиями советских археологов, приобретают теперь для нас более глубокий смысл.

Из византийских источников мы узнаем о прогрессивной роли славянских народов, которую они сыграли в перерожде­нии рабовладельческой Восточной Римской империи в феодаль­ное государство.

Значительно расширяют наши представления о социальной и политической жизни восточного славянства этого времени и арабские источники. Сообщение Масуди (автор IX века) о на­личии на Волыни в VI веке политического объединения славян подтверждается и русской летописью. Приблизительно в VIII ве­ке, по свидетельству других арабских авторов, на террито­рии Восточной Европы возникло несколько государственных образований, уже более зрелых и прочных, чем политическая организация иа Волыни в VI веке. Этими государственными образованиями были Куявия, Славия и Артания, прямые пред­шественники обширного Древнерусского государства с центром в Киеве. Существование этих политических образований находит свое косвенное подтверждение и в дошедшей до нас древней­шей арабской карте Восточной Европы. Очень вероятно, что на территории Восточной Европы в период с VI по VIII век воз­никали и другие политические объединения, существование которых мы пока только можем предполагать.

«Повесть временных лет» как будто подтверждает такое предположение сообщением о существовании особых княжений у полян (где «держали княжение» Кий, Щек и Хорив, а потом их потомки), а также указанием на наличие подобных княжений и в других восточнославянских землях («княженье... в деревлях свое, а дреговичи свое, а словени свое в Новегороде»¹). Этот легендарный рассказ в своей подоснове, несомненно, содержит элементы реальной исторической действительности.

Эти политические организации содействовали дальнейшему упрочению экономических и политических позиций землевла­дельческой знати.

Таким образом, изучение данных археологии и письменных источников (византийских, арабских и др.), правильное их теоретическое осмысление заставляет нас притти к выводу, что отдельные показания сравнительно поздних русских источ­ников («Русская Правда», Летопись, где помещены договоры с греками, и др.) могут быть отнесены не только к X—XII векам, но и к значительно более раннему времени. Подходя к этим русским источникам, мы уже знаем, что перед их появлением русский народ успел пройти длительный путь своего развития, что успехи его на этом пути были уже весьма значительны и что, следовательно, источники эти не только являются основой для изучения русского общества X—XII веков, но могут и должны быть использованы при анализе более ранних периодов нстории древней Руси. Огромное значение для понимания процесса ста­новления классового, феодального общества имеет «Русская Правда» н прежде всего ее древнейшая часть.

Особенно интересны в этом отношении статьи, характери­зующие социальное положение «мужей» в древнерусском обще­стве. Можно сказать, что «мужн» — главный предмет внимания древнейшей «Правды». Живут эти «мужи» в хоромах, окружен­ные слугами; они не порывают связи с крестьянским миром. Эти хоромы могут быть сопоставлены с теми укрепленными жили­щами, которые хорошо известны нашим археологам. «Мужн» эти вооружены, часто пускают оружие в ход, «Мужи» владеют имуществом, которое можно купить и продать. Они способны платить за побои, раны, личные оскорбления. Они-то и являются, видимо, землевладельцами.

Договоры с греками — памятник для моих целей не менее важный, чем «Русская Правда». Хотя первые договоры, дошед­шие до нас, относятся к самому началу X века, но есть основания думать, что оии заключались и в IX веке.

¹ «Повесть временных леи, ч. I, стр. 13.

V «й^