Крупное землевладение и землевладельцы 7 страница

Именно этн соображения и не позволяют мне согласиться с критическими замечаниями по моему адресу С. В. Юшкова, который рассуждает, как мне кажется, слишком формально. Отвергая мое толкование «рядовича» от «ряда»-договора, он приводит следующие соображения: «Ряд — договор; он пред­полагает какое-то конкретное содержание. Договор найма порож­дает наймитов; договор займа может породить закупов и вдачей. Какие иные моменты могут быть предметом договора? Едва ли смог вообще утвердиться самый термин «рядович», если под рядом понимается ряд о женитьбе на рабыне»¹. Во-первых, ряды мы имеем в «Русской Правде» не только о женитьбе на рабыне, но н при поступлении на службу в качестве тиуна или ключника. Во-вторых, в «Правде» приведены только те случаи, которые грознлн превратить свободного человека в раба. Несом­ненно, в жизни былн и другие варианты ряда. Но дело не в про­исхождении термина, а в последствиях ряда, заключающихся в том, что поряжающийся делался зависимым человеком. Это чисто феодальное право. Это и не договор найма и не договор займа, а договор поступления в феодальную зависимость — своеобразный договор, характерный для феодальных обществен­ных отношений. Спор о том, договор ли найма или договор займа лежал в основе трактовки рязанской или московской кабалы, был в свое время так же бесплоден, как и попытка объяснить рядовство путем применения норм, выросших в другой общест­венной обстановке. Не спорю, что рядович мог быть н «мелким хозяйственным агентом, помощником тиуна». Но это его функция, должность, а не социальная природа.

Институт рядовства по сравнению с рабством, несомненно, явление нового порядка, результат расслоения внутри общины, итог появившегося там имущественного неравенства. Откреп­ленные от средств производства недавние общинники вынуждены итти в эту кабалу. Положение рядовичей, как это видно из «Правды» Ярославичей, очень приниженное. «А в рядовници княже 5 гривен, а в смерде н в холопе 5 гривен», — читаем мы там (ст. 25 и 26). Эти 5 гривен не что иное, как возмещение убытка, причиненного хозяину-господину убийством челядина, каковьм является и рядович.

Мы не знаем всех условий существования рядовичей, но летопнси дают нам основание думать, что их приниженное и

ш' ^В" ^10шков' °'^1еР^{ки по} Истории феодализма в Киевской Руси, 184

тяжелое положение в момент обострения классовых отношений в связи с усилением наступления землевладельцев на общнну определило их позиции в народных движениях XI—XII веков, н особенно ярко проявившихся в 1113 г., после чего в Кнев был призван Владимир Мономах.

Он был вынужден обратить внимание и на рядовичей. «Устав» Владимира Мономаха говорит не о рядовичах вообще, а только об их разновидности — закупах, в которых нетрудно вндеть все элементы социальной природы тех же рядовичей.

Наша задача возможно полнее рассмотреть правовую и экономическую природу закупа.

Закупи

Вопрос о закупах — один из самых беспокойных вопро­сов. О закупничестве много писали, много спорили, спорят и сейчас.

Не считаю необходимым приводить здесь всю литературу вопроса. Но указать на основные труды, на разницу в поста­новке самой проблемы между различными историками нахожу полезным.

Самое старое мнение о закупах, высказанное еще И. Н. Бол­тиным, поддержанное потом Эверсом и Рейцом, сводится к тому, что закуп — это временно «служащий по кабале» человек Ч Это состояние, близкое к тому, которое позднее стали называть кабальным холопством. Эверс называет закупа «наемником», «на время закабаленным человеком»; ролейного закупа он счи­тает «наемным земледельцем», «наемным слугой»².

А. Рейц такого же мнения; он только прибавляет, что «служ­ба по условию была вроде неволи, хотя неполной». Иногда этого слугу он называет «нанятым работником». А. Рейц допу­скает, что закуп заключал условие о работе на всю жнзнь, и сра­внивает закупов с «кабальными людьми», которые служили до смерти господина^s. Автор только не учитывает, что, прежде чем наступил этот момент в истории кабальных людей, т. е. до 80-х годов XVI в., кабала была срочной, обычно заключаемой на год. Срок продлевался в зависимости от возможности кабального человека вернуть хозяину сумму, взятую при договоре.

Наемным человеком закупа считали и В. Лешков^[240] и В. И. Сергеевич⁶. К позднейшим «серебреникам» их приравни? вал н Н. П. Павлов-Сильванский

Постепенно к этому определению закупа как наемного чело­века начинает прирастать понятие долга. С. М. Соловьев так определяет закупа: «Закупнем или наймитом назывался работ­ник, нанимавшийся на известный срок и за известную плату-, которую, как видно, он получал вперед, в виде займа»^[241]. Так же рассуждают и Калачов^[242] и И. Д. Беляев^[243]. Н. А. Максимейко возражает против такой трактовки закупничества и настаивает на том, что «с юридической точки зрения закуп был должником, а не наймитом»^[244].

Понимание закупа начинает осложняться еще новым сообра­жением о «залоге самого себя»^[245], о «запродаже себя» «личном закладе»'.

М. Ф. Владимирский-Буданов определяет закупничество как «результат соединения договора займа с договором личного найма и найма имущества» ^[246] .

В. О. Ключевский при определении закупничества тоже нагромоздил немало юридических признаков: закуп у него и закладень, н арендатор земли, и заемщик денег^в.

Давно начались и попытки найти разъяснение закупниче­ства путем привлечения более поздних памятников, в частности памятников литовско-русского права. Особенно в этом отноше­нии интересны работы М. Н. Ясинского. На основании литов­ско-русских памятников XVI века он приходит к заключению, что закуп «Русской Правды» вполне соответствует закупному или «заставному человеку» и «человеку в (у) пенязех» Литовской Руси и определяет сделку о закупничестве как «сделку о зай­ме..., сопровождавшемся личным залогом или закладом»^[247].

Так же неверно понимает закупов и Грушевский. «Это был за­клад человека, — пишет он, — самим собою или третьим лнцом в обеспечение денег, которые он отрабатывал своею работой»².

Против отождествления закупов «Русской Правды» с закуп­ными людьми Литовского статута выступил В. И. Пичета. Он указывает на то, что между закупами «Русской Правды» (XII век) и закупными людьми Литовского статута (XVI век) большой хронологический промежуток, не позволяющий говорить о тождестве двух общественных отношений, хотя сходных по созвучию. В. И. Пичета далее подчеркивает необходимость изучения правового и хозяйственного положе­ния закупных людей в связи с эволюцией феодальных отноше­ний XVI века.

Раздавались и голоса против формальной трактовки закуп- ничества. А. Е. Пресняков, не придавая большого значения разногласиям по вопросу о юридическом содержании договора и признав, что «содержание договора и характер обязательств не ясны», высказался в том смысле, что «положение закупа, — столь знакомое средневековому быту, двойственное и внутренне- противоречивое положение людей полусвободных»^[248].

И. И. Яковкин, признав современную ему полемику по вопро­су о закупничестве непродуктивной, предложил свой опыт рассмотрения закупничества, причем привлек к решению задачи скандинавские источники. Норвежский термин «сайр» он неправильно считает занесенным в «Русскую Правду» в виде «купы». Попутно, И. И. Яковкин высказал много других на­блюдений, причем некоторые из них¹ имеют^[249] большую силу убедительности (наим-лихва, заклад-наем и др.)⁴.

Наконец, в послерево'люционное время делались попытки подойти к решению вопроса с марксистских позиций.

Н. Л. Рубинштейн, признавая наличие в России феодаль­ных отношений, с этой точки зрения убедительно упрекал своих предшественников в «неправильном подходе»: они-де «давали анализ термина, ища объяснения его в современных (им. — Б. Г.) юридических, понятиях», не замечая, что тут приходится иметь дело со «сложным явлением, заключающим в себе элементы разных правоотношений в нерасчлененном виде». Но в ходе конкретного решения вопроса Н. Л. Рубинштейн пришел к выводу, к сожалению, не подтверждаемому фактами, даже иногда им противоречащему. Закупа он решил приравнять к западноевропейскому прекариету. Это «лицо, имеющее свой участок, свое хозяйство, ставшее в зависимость от другого лица, более сильного экономически и политически; оно отдает ему свою землю и хозяйство с тем, чтобы получить их от него обратно уже как милость или благодеяние»^[250].

В том же приблизительно плане идет и исследование П. А. Аргунова. Отвергая построения представителей так назы­ваемой историко-юридической школы и особенно обрушиваясь на норвежские сопоставления И. И. Яковкива, он тоже находит у закупа собственность и собственное хозяйство и приходит' к заключению о наличии двух разновидностей закупов: 1) ро- лейный закуп, работающий на господской пашне, господским инвентарем, и 2) закуп, платящий своему господину оброк («купу»), Закупничество как правовое явление автор приравни­вает эмфитеозису, т. е. длительной или наследственной аренде под условием платежа оброка^[251].

В своих книгах «Очерки по истории феодализма в Киевской Руси» и «Общественно-политический строй и право Киевского государства» С. В. Юшков отвел много места и закупничеству. В разделе «Закабаление сельского населения» автор разби­рает «институт, который был... одним из главнейших источ­ников феодальной зависимости в наиболее жестокой ее фор­ме— крепостничества». Это институт закупничества^[252]. «Закуп­ничество — это особый институт, отношение sui generis, к которому нельзя подходить с категориями римского или совре­менного гражданского права»¹. В итоге своего пересмотра вопроса автор приходит к выводу, что в основе этого института лежат долговые обязательства, что «закуп делается закупом в целях обеспечения и погашения этого обязательства»^[253].

Раздел заканчивается заключением, очень близким к тому, которое высказывал и Б. Н. Чичерин («Закупом назывался человек, который за долг отдавался в работу до уплаты... Такое состояние скорее можно назвать личным закладом»⁰).

Я приводил не исчерпывающий обзор литературы и в очень сжатом виде не для того, чтобы разбирать все мнения или поле­мизировать стеми авторами, с которыми я расхожусь в понимании предмета. Сделал я этот, может быть слишком беглый, перечень многих существующих мнений исключительно с целью показать большой интерес к вопросу, трудность его решения, наконец, опыты применения к его решению различных приемов и методов.

Мне кажется даже такая справка полезной для тех, кто за­хочет глубже ориентироваться в вопросе. Эта справка послужит извинением и мне, «оже ся где буду описал, или переписал, или не дописал». Вопрос действительно сложный и, как я думаю, может быть решен только тогда, когда мы правильно поймем всю историческую обстановку, в которой рождаются, живут и умирают явления древнерусской общественной жизни.

В некоторых редакциях «Правды» закуп называется «най­митом»^[254], но, во-первых, этого недостаточно для решения во­проса о сущности закупничества, а, во-вторых, самый термин «наим» необходимо понимать так, как его понимали современ­ники «Правды», а не так, как понимаем его мы. Термины часто переживают свое первичное содержание, и нх приспособляют к условиям, совершенно не похожим на обстановку, нх породив-, шую. Поэтому необходимо в изучении подлинных явлений жизни итти не от терминов к выяснению фактов, а самую терминоло­гию объяснять условиями, ее создавшими. В памятнике XII века несколько раз встречается термин «наим» в смысле «лихвы», т. е. процентов, наряду с наймом в нашем смысле. Это сближе­ние двух понятий в одном термине само по себе знаменательно.

В «Вопрошании Кириковом», на что обращали уже внимание И. И. Яковкин² и А. Е. Пресняков³, мы имеем следующее место: «А наим деля.рекше лихвы,тако веляше оучить: аже попа, то рци ему: «не достоить ти слоужити, аще того не останещн»; а еже простьца (мирянин в противоположность попу), то рцн ему: «не достоить ти иматн иаим...». Дажь не могоуть ся хабить (воздержаться), то рци пм: «боудите милосерди, возмете легко; аще по 5 коун дал еси, а 3 коуны возми или 4»⁴. В «Поучении» новгородского епископа Илии читаем: «А и еще слышно и дру­гие попы наим емлюще, еже священническому чину отииудь отречено». В «Поучении, избранном от всех книг», имеем то же: «На наймы жь коун не дай отинюдь, святый бо апостол Павел лихоимца с блудникы вменяет»⁶. И в житии Андрея Юродивого: «Ци наймы дея, си еси приял за мзду»⁰.

Совершенно ясно, что «наим» здесь, как весьма возможно и в «Русской Правде», нужно переводить термином «проценты», безуспешно запрещаемые церковными правилами в средние века и на Западе и у нас.

Закуп, названный наймитом, — это человек, не просто про­давший свою рабочую силу, но 'при помощи «долга», через особого рода «ряда, т. е. договор, попавший в особого вида лич­ную зависимость. Не следует, однако, на мой взгляд, делать большое ударение и на понятие долга, так как мы и здесь рис­куем модернизировать явление и впасть в ошибку. Договор займа совершенно ясно обрисован в «Русской Правде», но задол­жавший человек еще не есть закуп. Закуп — зависимый чело­век, находящийся в тяжелых условиях зависимости. Это одна из обычных категорий феодальной зависимости населения, в ка­кой находились непосредственные производители в средние века вообще. Этот «долг» в данном случае играл ту же роль, что и при заключении договора о деревенской служнлой кабале в Русском государстве, т. е. был условием покупки рабочей силы в форме феодальной кабалы и, может быть, и здесь, как безусловно в Москве, часто шел не кабальному человеку, а его господину, от которого он переходил под такую же власть к дру­гому. Это та самая кабала, о которой писал в свое время В. И. Ленин: «И «свободный» русский крестьянин в 20-м веке все еще вынужден идти в кабалу к соседнему помещику — совершенно так же, как в 11-м веке шли в кабалу «смерды» (так называет крестьян «Русская Правда») н «записывались» за помещиками!»^[255].

Такой же старый оттенок в понимании термина «наймит» мы, кажется, имеем и в самом начале XIV века в Москве. Вели­кий князь Иван Данилович Калита в своей жалованной грамоте печерским сокольникам освобождает от платежа дани, между прочим, и наймитов, «кто стражет на готовых конех, а в ку­нах»^[256]. Едва ли мы погрешим, если признаем в «готовых конех» аналогию с господским конем, на котором пахал хозяйскую паш­ню закуп, а в «кунах» — те самые деньги, при посредстве кото­рых закуп становился в особую зависимость от своего господина.

В воскрешенном С. В. Юшковым очень интересном памят­нике, в состав которого входнт частично и «Русская Правда», этот предмет трактуется также весьма вразумительно. Имею в виду «Правосудие Митрополичье»^[257]. Ст. 27 звучит в несколько исковерканном старым переписчиком виде так (знаки препинания и некоторые исправления мон. — Б. Г.)'. «А се стоит на суде челядин — наймит, не похочет быти у осподаря^[258]: несть ему вины, но дати ему вдвое задаток. А побежит от осподаря, выдати его осподарю в польницу». И ст. 28 и 29: «Аще ли убиет осподарь челядина полного, несть ему душегубства... А закупного ли най­мита, то есть душегубство». Из этого текста видно, что закуп входит в состав челяди.

Здесь совершенно отчетливо различаются два вида челяди: челядин полный, т. е. холоп обельный, и челядин — иаймнт, или «закупный», несомненно, не кто иной, как хорошо извест­ный нам закуп.

Напрашивается, естественно, сравнение со ст. 56 «Русской Правды» (Троицкий IV список): «Оже закуп бежить от господы, то обель; идеть ли искати кун, а явлено ходить или ко князю или к судиам бежить обиды деля своего господина, то про то не ро- ботять его, но дати ему правда». И того же списка ст. 89: «А в холопе и в робе виры нетуть, но оже будеть без вины убьен, то за холоп урок платити или за робу..,» Аналогию имеем в «Уставной Двинской грамоте»: «А кто осподарь огрешиТСя, ударит своего холопа или робу, и случится смерть, в том на- местници ие судят, нн вины не емлют»¹. И закупа господин имеет право бить только «про дело»².

В «Правосудии Митрополичьем» челядин-наймит, нли «за­купный», стоит на суде по делу о желании разорвать свои закуп- нические отношения с господином. Он на это имеет право, но должен в этом случае вернуть своему господину задаток в двой­ном размере. Обязанность возвращать при уходе двойной зада­ток говорит, конечно, о зависимости и имеет полную аналогию с изорниками Псковской судной грамоты (ст. 63), с француз­скими сервами, с германской Kurmede и др.

Тут закупный наймит выступает в виде зависимого человека, весьма мало похожего на капиталистического рабочего, продав­шего свою рабочую силу. Задаток — это тоже не совсем то, что мы привыкли считать под задатком. Наши древние памятники часто употребляют термины «задати», «задатися» в смысле от­даться, принять подданство, поступить под чью-либо власть³. «Задаток» — это и есть та сумма денег, которую закуп получил от своего господина при вступлении в зависимое состояние. Это не совсем то, что мы сейчас называем ссудой.

Неустойчивость экономической природы крестьянина до­статочно известна, чтобы о ней говорить снова. Если кроме внутренних экономических процессов, способствовавших обедне­нию части крестьян, принять во внимание, что в феодальный пе­риод крестьянина подстерегало много разнообразных бедствий, связанных с феодальным строем, — и прежде всего беспрерывные внутренние и внешние войны, то станет вполне понятным мас­совое разорение смердов — одно из важнейших условий, порож­давших закуппичество й другие формы феодальной зависимости.

Но одними стихийными бедствиями нельзя, конечно, объяс­нить происхождение нп этой, ни другой какой-либо формы зависимости, Нельзя забывать, что сейчас мы имеем дело с таким обществом, где отношения зависимости вырастают непосред­ственно из самого производства, где класс феодалов — земель­ных монополистов — прибегает к внеэкономическому принуж­дению как к одному из самых действительных при данных условиях средств подчинения новых групп непосредственных производителей. Но едва ли в классовом обществе есть какая- либо форма хозяйства, которой было бы неизвестно и экономи­ческое принуждение в качестве по крайней мере подсобного ме­тода присвоения прибавочного продукта. Именно таким экономи­ческим путем попадал в подневольное положение и закуп.

Владимир Мономах, прибывший на киевский стол в момент восстания низов против господствующих классов и, в частности, должников против своих кредиторов, рядом мер, в том числе и компромиссных, ликвидировал восстание^[259]. Очень вырази­тельным памятником его деятельности этого периода служит та часть Пространной «Правды», которая носит заголовок: «А се уставил Володимер Всеволодичь». Происхождение всех эле­ментов этого «Устава» до сих пор определить не удалось, но не подлежит никакому сомнению, что в своем основном содержа­нии он касался прежде всего вопросов о долгах во всех их фор; мах, и закуп как человек, связанный со свонм господином все же через деньги, попал в «Устав» на самом законном основании.

Последняя по времени попытка точнее определить содержа­ние мономахова Устава принадлежит М. Н. Тихомирову. Автор приходит к выводу, что «Устав» начинался сообщением о сове­щании в Берестове (1113 г.), включал в себя законодательство о резах и закупах и заканчивался словами: «а в мале тяже по нужи возложити на закупа»^[260]. Я думаю, что и устав о холопах носит следы деятельности того же Мономаха.

Совершенно очевидно, что появление законодательства о закупах находится в тесной связи с обострением классовой борьбы. Закупу формально гарантировано право судиться со своим господином и право уходить от господина «искать кун»; довольно точно определены случаи ответственности закупа за господское имущество, значительно защищены имущественные и личные права закупа. Бросается в глаза рассчитанная на по­литический эффект декларативность некоторых статей, касаю­щихся закупа: господин может безнаказанно бить закупа только «про дело», но отнюдь не «без вины», «не смысля» нли под пьяную руку. Во всех этих «гарантиях» ясно чувствуется безвыходное положение закупа до восстания 1113 г. Вместе с тем они не менее очевидно свидетельствуют о том, что законодатель был вынуж­ден итти на компромисс и «уступки», правда, по существу чисто декларативные. Характер деятельности Владимира Мономаха довольно ярко определен в послании митрополита Никифора, где Владимир выступает в качестве «оустраяюща словеса иа суде, хранящего истину в веки, творяща суд и правду по среде земля» Ч

Если есть основание полагать, что эти «гарантии», сослужив свою службу, преданы были забвению, то едва ли можно сомне­ваться в полной реальности штрихов, характеризующих поло­жение закупа в господском хозяйстве.

Закупу посвящен специальный отдел в уставе великого князя Владимира Всеволодовича Мономаха, входящем в состав так называемой Пространной «Правды». Ввиду того что этот отдел «Правды» «О закупе» (по Троицкому IV списку, ст. 56—62)— один из самых трудных для понимания вообще, — почему в на­шей литературе в толковании его и существует так много разно­гласий, — остановлюсь на наиболее важных его местах, именно для того, чтобы в своих выводах не быть голословным.

Ст. 56 о том, что закуп за побег от господина превращается в раба, но что он в то же время может юткрыто уходить «искать кун» илн даже бежать в суд с жалобой иа своего господина, достаточно ясна, если не считать не совсем ясное «искание кун». Мне все же кажется, что здесь идет речь о том случае, когда закуп по соглашению со своим господином отправляется раз­добывать деньги, в данный момент необходимые закупу для выхода из закупнического состояния. Закуп, стало быть, фор­мально, юридически имеет лраво ликвидировать свои отноше­ния с господином, подобно московскому кабальному человеку в раниий период существования института кабального холоп­ства. «Правосудие Митрополичье» вполне подтверждает эту правовую реальность для закупа уйга от своего господина: «А се стоит на суде челядин — наймит (это и есть «закупный». — Б. Г.), не похочет быти у оспода,ря». Закон ясно говорит: «несть ему вины», но с него в этом случае господин имеет право взыскать «вдвое задаток». Вот для чего закупу необходимо «искать кун».

Две следующие статьи, 57 н 58, возбуждают много споров. Я не буду разбирать каждое мнение в отдельности, а попробую изложить собственное понимание этих двух статей, внутренне между собою связанных. Привожу здесь эти обе статьи целиком. «А иже у господина ролеииы закуп будеть а погубить воиски (в других вариантах «воинский» «свойскы») конь, то не платнти ему (ио еже дал ему господин плуг и борону, от него же купу еШеть, то то погубившу ему платита)аще ли господин его отслеть на свое орудие, а погибнеть и без него, того ему не платити господину (ст. 57). Оже из хлева из забоя выведуть, то закупу того не платити; но оже погибнеть на поли или в двор не вже- неггь, где ему господин его велить, илн орудиа своя дея, погу­бить, то ему платити» (ст. 58). Часть текста, взятая мною в скобки, представляется мне пояснительной вставкой на том основании, что она по содержанию и по форме вклинивается в текст «Правды», говорящий об очень определенном предмете.

Обе эти статьи говорят о ролейном закупе (стало быть, закуп может быть н не ролейным, как и кабальный-человек москов­ский) и о господском коне, с которым ролейный закуп не рас­стается в своей работе. Предусматривается здесь несколько случаев: 1) господский коиь погиб в то время, когда закуп ра­ботал им на своего господина (на барщине); 2) господский конь погиб в отсутствие закупа, посланного хозяином на другое дело; 3) коня украли из закрытого помещения, куда его загнал закуп, исполнив, таким образом, свои обязанности; 4) коня украли по небрежности закупа (он не загнал его, куда следо­вало); 5) хозяйский конь погиб в тот момент, когда закуп рабо­тал им на себя. В первых трех случаях закуп за коня не отвеча­ет и убытков в случае погибели коия не возмещает; в двух послед­них случаях закуп обязан выплатить хозяину стоимость коня.

Вставка относительно плуга и бороны, сделанная по анало­гии с сюжетом о коне, мне представляется, имеет следующий смысл: плуг и борону господин закупу «дал», т. е. предоставил ему право пользования этими орудиями под условием возмеще­ния убытка в случае их гибели. Это «дал», ни разу не приложен­ное к коню, показывает, что коня господин закупу не давал, конь все время находился в господском хлеве или забое, закуп берет его только тогда, когда требуется по ходу работы на хо­зяина н в отдельных случаях на себя, конечно, с разрешения хозяина; между тем плуг и борона «даны» хозяином закупу, и он держит их у себя дома, на своем участке, или оставляет их просто в поле, как это часто делалось н позднее-. Поэтому здесь не может быть никаких сомнений: хозяин дал и требует, чтобы закуп ему вернул данную вещь или ее стоимость; никакие детали пользования этими орудиями хозяина решительно не интересуют.

Такое понимание этого отдела «Русской Правды» требует некоторого комментария, особенно после выхода в свет акаде­мического издания «Правды». Совершенно прав С. В. Юшков, когда говорит о том, что до издания «Правды» по всем до­шедшим до нас спискам исследователи обычно выбирали по своему произволу то или иное разночтение (речь идет о коне «войском», «свойском» и «воинском») и в зависимости от этого выбора давали различную конструкцию институту закупниче­ства. Прав он и тогда, когда утверждает, что «все древнейшие списки — Троицкий, Синодальный, Пушкинский и все произ­водные от них без всяких отступлений говорят только о войском коие». Отсюда он выводит заключение, что термин «войский» в «Правде» следует считать первоначальным^[261].

Заключение это едва ли может вызвать у кого-либо возра­жения. Иначе обстоит дело с попыткой расшифровки древнего термина «войский». Общепринято думать, что это слово имело в старину тот смысл, какой имеет сейчас, и соответственно с таким пониманием иногда делаются очень ответственные вы­воды вплоть до того, что закупа превращают в человека воен­ного и кавалериста. Между тем для подобных крайностей нет никаких оснований.

«Правда» представляет дело четко. Общий смысл статей о ро- лейном закупе заключается в том, чтобы оформить положение закупа именно в сельском хозяйстве вотчинника: потому он и называется ролейным, потому ему дается от господина плуг и борона, потому он и работает барским конем на барской пашне, а с разрешения господина и иа себя, потому он и обязан заго­нять этого кои я в хлев или забой и отвечает за его пропажу, если виновен в его погублении.

Все это явно вытекает из текста «Правды» и, как я собираюсь 'показать, нисколько не противоречит термину «войский». Надо только ближе остановиться на истории этого термина.

У западных славян «wojsko» обозначает «множество», «число»«wojslci» значит — его, свой. У южных славян значение этого термина, сохранившееся в некоторых местах и доныне, не менее интересно. У хорватов vojska значит die Leute, homines, (Seljad, ljudi, liudstwo, narod, puk, swijet, swijetina, doma6i, familia, glota obitely, iupa, celjad (liudi, iene i dieca) n. p. ovoj.kuci ima mnogo vojska ³. У сербов и до настоящего времени vojska означает то же, что zupa, домашний люд. Серб­ская женщина и сейчас называет своего мужа «войно». По мне­нию Иречека, «воевода» = вое вода, т. е. начальник рода.

¹ С. В. Юшков, Очерки по истории феодализма в Киевской Руси, стр. 75-76.

• В. Lin.de, Slownik jqzyka polskiego. Wojsfeo czego, mndstwo, llczba, ttum, tluszcza, chmura, eine grosse Menge, grosse Zahl. Wojski — jego.

⁸ RjeCnik Hrvatskoga jezika. Skupili i obradili Dr, Ivekovic i dr. Jvan Kroz u Zagrebu 1901. Ср. также Mei/nert Hermann, Geschlchte des Krlegswesens und Heerverfassungen in Europa. Wien, 1868, стр. 35. «Zupa» bedeutet noch gegenwartig bei den Dalmatmern das «Hausvolto und ist gleichbedeutend mit den (serbischen) vojska, puk (oik, pluk, plok), mlt c616d, ilachta, detl, detic, otroci u. dgl. Daher ist auch «Zupa», sowohl als «plk» mit dem deutschen «Sippe» und «Volk» nicht sprach, sondern auch sachverwandt. In der Folgo haben die Worte celed, wojska, pluk, die engere Bedeutung des Kriegsvolks angenommen». Vgl. «Ueber Elgenthumsverletzungen und deren Rechtsfolgen

nach dem altbolimischen Rechte», von Dr. Herm. Jireiek. Wlen, 1885, стр. 1.

■ Стало быть, первоначальное значение слова «войско» у сла­вян было — люди, объединенные либо рвдством (куча), либо хозяйственными интересами (жупа). Отсюда и «войский» перво­начально обозначало «домашний», «принадлежащий данному хозяйству», «свой». Термин этот по мере устарения был заменен совершенно равнозначащим «свойский», на юге нашей страны и на Украине до сих пор употребляющимся в значении «домаш­ний, принадлежащий данному хозяйству». Вероятно, иа севере, где этот термин не был знаком, переписчики, перестав понимать смысл слов «войский» и «свойский», произвольно изменили его иа термин «воинский», чем, несомненно, исказили перво­начальный их смысл.

Мне думается, это — самое простое и естественное объяснение терминов «войский» — «свойский», вполне соответствующее об­щему смыслу отдела «Русской Правды», трактующего о закупах.