Усиление отдельных феодальных княжеств

Союз трех наиболее сильных княжеств, некоторое время под­держивавший единение и мир в восточноевропейской равнине, существовал недолго. После событий 1068 г. стало известно, что Йзяслав не имеет поддержки в народе и очень слабую — у своих братьев. Сам Изяслав, водворившийся в Киеве при помощи поль­ских феодалов, стал понимать свое положение и заботиться об его упрочении, но все меры, им принятые, не принесли желае­мых плодов. Летописцу пришлось вспомнить диавола, который якобы перессорил братьев. На самом деле у Святослава и Все­волода, действительно изгнавших из Киева Изяслава, были, повидимому, для этого очень серьезные основания. Возможно, что тут играли роль и полонофильскне тенденции Изяслава и склонность его к католичеству. В этом иас убеждает, между прочим, и «Послание» Феодосия Печерского¹ к князю Изяславу, где автор упрекает Изяслава в его ориентации на латынян- поляков.

«Ты же, чадо, — пишет Феодосий Изяславу, — блюдися кривоверных и всех их словес, зане же исполнилася и наши земля злыя тоя веры». Тут же Феодосий советует «блюсти своих дочерей, не давати за них (не выдавать замуж за латы- нян. — Б. Г.), ни у них поимати» (не жениться на латинян­ках. — Б. Г.) — несомненный намек на наводку польских фео­далов в Киевскую землю и иа брак Изяслава с сестрой поль­ского короля Казимира.

Летопись, сообщая об изгнании Изяслава, говорит глухо: «Святослав же бе начало выгнанию братню, желая болыиия вла­сти». Он повлиял и иа Всеволода, убедив его в том, что Изяслав

Относительно того, какому Феодосию принадлежит это послание, — Феодосию Печерскому (XI век) или Феодосию Греку (XII век) — сущест­вует разногласие. Голубинский, Шахматов, Яцимирскии и др. приписывали его Феодосию Греку. Соболевский, А. Павлов, Шевырев, еп. Макарнй и др. — Феодосию Печерскому. Последняя критическая работа, посвящен­ная этому спорному вопросу, И. П. Еремина «Из истории древнерусской публицистики XI в.» («Труды отделения древней русской литературы инсти­тута русской литературы АН СССР», т. II М,—Л. 1935, стр. 21—38) убеж- дает меня в том, что послание действительно принадлежит Феодосию Печер­скому и адресовано князю Изяславу Ярославичу, готовится к выступлению против них в союзе с Всеславом Полоц­ким; «аще его не вариве (если мы его не предупредим), — гово­рил Святослав, — имать нас прогиати» (то ои иас прогонит). Возможно, что мысль о создании общерусской единой власти была в это время и в Полоцке.

Против Изяслава были и киевские горожане, с которыми Изяслав сталкивался не один раз. Святослав и Всеволод, как мы уже видели, стояли к городским массам ближе. К ним обраща­лись городские низы с просьбой предотвратить карательную экспедицию Изяслава, шедшего с польским войском на Киев в 1068 г. Киевляне «створиша вече, и послашася к Святославу и к Всеволоду глаголюще: «Мы уже зло створили есмы, киязя своего прогнавше, а се ведеть на иы Лядьскую землю...»И рече им Святослав: «Ве послеве к брату своему; аще поидеть на вы с ляхы губити вас, то ве противу ему ратью...»^[535]. (Мы послали к брату своему: если он пойдет на вас с ляхами, чтобы убить вас, то мы выступим против него войной.)

Из рассказа летописца даже можно сделать вывод о том, что киевская городская масса была активным участником этих собы­тий. Она вела себя достаточно выразительно, если Изяслав выну­жден был покинуть Киев раньше, чем прибыли туда Святослав и Всеволод.

После изгнания Изяслава «триумвират» распался. Святослав оказался крупным политическим деятелем. Оставаясь князем черниговским, он'занял Киев. Всеволод отошел на второй план. Летописец, хотя и очень сочувствует Всеволоду (не будем забы­вать, что Сильвестр писал летопись по поручению и под контро­лем сына Всеволода, Владимира Мономаха), но тем не менее указывает на его пассивность (Святослав его «прельстил и взост- рил» на Изяслава).

Став господами положения, Святослав и Всеволод стали рас­поряжаться Древнерусским государством вдвоем. Изгнанный Изяслав отправился в Польшу, ио на этот раз польский король как будто не спешил защищать своего родственника. Вопрос об отношении Болеслава к Изяславу в это время темен. Лето­пись говорит, что Болеслав, забрав у Изяслава огромные богат­ства, с которыми он выехал из Киева, «показа ему путь от себе». Это известие подтверждается и буллою папы Григория VII к Болеславу, где говорится о деньгах, отнятых у «русского короля».

Но есть основание допускать, что Болеслав начал было воен­ные действия в защиту Изяслава и только вследствие изменив­шейся международной обстановки прекратил их и даже заключил союз с Святославом и Всеволодом — виновниками изгнания Изяслава. На поведение Болеслава могла оказать влияние и политика Святослава Ярославича, который не жалел денег, чтобы расстроить планы Изяслава. Узнав, что Изяслав обратился за помощью к германскому императору Генриху IV, вассалом которого ои готов был себя признать, Святослав послал Генриху «подарки».

Немецкий хроиист отмечает, что никогда никто в Герма­нию не присылал столько сокровищ, сколько принесли Генриху в дар от Святослава. Генрих отказал Изяславу в помощи. Изяслав после этого обращается к врагу Генриха IV, папе Гри: горию VII.

Польский король не ошибся в расчетах. Его новые союзники Святослав и Всеволод помогли ему в войне с чехами. В этом самом году сыновья Святослава и'Всеволода ходили с войском на по­мощь полякам.

Умер Святослав и похоронен был не в Киеве, а в своей вот­чине — Чернигове (1076 г.). Киев перешел в руки Всеволода, но не надолго.

После долгих странствований по Западной Европе и хлопот перед дворами польским, германским, папским Изяслав нашел, наконец, поддержку у римского папы, Григория VII. Папская курия, враг славянских народов, хотела поживиться за счет Руси. Секрет расположения папы к Изяславу объясняется тем, что Изяслав, изменив родине, дал присягу папе в том, что он в случае возвращения ему Киева признает власть папы и Киев­скую Русь сделает леном св. Петра. Действительную помощь Изяславу оказал польский король, нашедший для себя удобным снова вмешаться в киевские дела.

В то время когда Изяслав предавал интересы Руси, искал помощи в Западной Европе, отдельные части Древнерусского государства успели настолько усилиться, что некоторые из них совершенно открыто проявляли свои стремления к освобождению от власти Киева. На первом месте среди княжеств, весьма опре­деленно обнаруживавших свое враждебное отношение к Киеву, надо поставить княжество Полоцкое. Проявляли те же стремле­ния, хотя и в разной степени, и другие князья. Центр недоволь­ных Киевом князей сосредоточился в Тмутаракани.

Это было как раз в то время, которое так красочно обрисовал наш знаменитый поэт, автор «Слова о полку Игореве». «Тогда при Ользе Гориславичи сеяшеться и растяшеть усобицами, поги- башеть жизнь Дажьбожа внука, в княжих крамолах веци чело­веком скратншася. Тогда по руськой земли редко ратаеве кыка- хуть, но часто врани граяхуть, трупиа себе деляче, а галици свою речь говоряхуть, хотять полетети иа уедие».

Что же, собственно, сделал Олег Святославич, которого автор «Слова» переделал в Гориславича? Он, действительно, много сделал для ускорения расчленения Русской земли. Но мы сейчас собираемся не столько его судить, сколько проникнуть в мотивы его действий. Как могло случиться так, что не один Олег,.а группа князей объединилась для проведения в жизнь своих планов и целей, в конечном счете приведших к раздроблению государства?

«Триумвират», хотя и с большим трудом и не всегда успешно поддерживавший единство страны, очутился в крупном противо­речии с окружающей политической обстановкой: не желая под­чиняться киевскому князю, «триумвиры» в то же время стремятся держать в подчинении всю территорию государства и продол­жают рассматривать других князей как своих подручных; ины­ми словами, они не признают за другими киязьями тех прав, которых достигли и которыми дорожили сами.

Нет ничего удивительного в том, что эти противоречия очень скоро вскрылись.

Ростислав, сын Владимира Ярославича, посаженного отцом в Новгороде, не захотел подчиниться князьям-триумвирам и, под­держанный новгородским боярством, ушел с войском в Тмута­ракань, где тогда сидел князь Глеб, сын одного из триумвиров — Святослава Ярославича. Ростислав прогнал Глеба и, несмотря на то, что за Глеба вступился отец, все-таки остался в Тмутара­кани в качестве тмутараканского князя. Ростислав ведет здесь энергичную и независимую от Киева политику, подчиняет себе косогов и пользуется влиянием в Корсуии. Насильственная смерть от руки корсунянина, молсет быть не без ведома Киева, прекратила его деятельность.

После смерти Ростислава Глеб Святославич снова вернулся в Тмутаракань. Отсюда его перевели в Новгород.

Братья Глеба, знаменитые Олег и Роман, уже после смерти своего отца тоже отказались повиноваться Киеву. Олег не захо­тел ехать в Муромо-Рязанскую землю, куда посылали его дядья, а самовольно отправился в Тмутаракань к брату Роману. Кроме Олега и Романа в Тмутаракани оказался в таком же положении и с враждебньми намерениями по отношению к Киеву князь Борис, сын Вячеслава Ярославича смоленского.

Олег и Борис наняли в помощь себе половцев, двинулись против Всеволода и разбили его иа р. Сожице (1078). Побежден­ный Всеволод, недавно выступавший против вернувшегося с поль­ской помощью в Киев Изяслава, обратился теперь к нему за содействием. Недавние враги увидели, что им надо не ссориться, а объединиться для защиты и себя, и той политической системы, которую они до сих пор представляли.

Братья — одни, возвращающийся с польской силой изгнан­ник, другой, разбитый своими же родственниками в союзе с половцами, — при встрече расцеловались, и Всеволод стал рассказывать Изяславу печальную повесть последних лет: как отдельные феодальные княжества ие признают авторитета Киева, действуют по своему усмотрению и согласно своим собст­венным интересам, ие останавливаясь перед заключением союза с половцами.

Изяслав, сам перенесший в изгнании много невзгод, понял, что положение Всеволода, с которым ои еще недавно делил власть, серьезно пошатнулось. Он даже стал утешать Всеволода, хотя утешение его носило характер, граничащий с безнадежностью: «Аще будеть нама причастье в Русской земли, то обема; аще лишена будеве, то оба». Изяслав мог лишь твердо обещать быть с братом неразлучным и в беде, и в счастье. Изяслав сдержал свое обещание: ои пал в первом же бою с коалицией враждеб­ных князей (1078).

Эта битва с ее последствиями описана в «Слове о полку Иго­реве»: Олег «ступает в злат стремень в граде Тмуторокане. Той же звон слыша давный великый Ярославль сын Всеволод, а Вла­димир (его сын. — Б. Г.) по вся утра уши закладаше в Черни­гове. Бориса же Вячеславлича слава на суд приведе (ои был убит. — Б. Г.) и на ковалу зелену паполому постла за обиду Ольгову храбра и млада князя. С тоя же Каялы Святополк (сын Изяслава. — Б. Г.) полелея отца своего между угорскими ино­ходцы ко св. Софии к Кыеву» (привез труп отца в Киев. — Б. Г.).

Борьба двух систем продолжалась. Число противников ста­рой системы росло.

К Олегу и Роману Святославичам присоединились три сына умершего Ростислава и Давид Игоревич. При помощи наемных половцев и черкесов снова ходили они против Всеволода и сына его Владимира Мономаха. Всеслав Полоцкий угрожал с севера. Положение Всеволода было очень трудное.

Всеволод хотя и победил, но уже ие мог восстановить прежнего значения Киева. Летописец говорит о ием так: «седящю... ему в Кыеве, печаль бысть ему от сыновець (племянников. — Б. Г.) своих, яко начата ему стужати, хотя власти ов сея, ов же дру­гие; сей же, омиряя их, раздаваше власти им. В сих печали всташа и недузи ему и приспеваше старость к сим: и нача любити смысл уных, совет творя с ними: си же иачаша заводити и негодовати дружины своея первые и людем не доходити княжие правды, начаша ти унии грабити, людий продавати, сему не ведущу в болезиех своих»^[536].

Всеволоду на старости лет пришлось переменить курс своей политики. Он принужден был разойтись со своими старыми советниками, старшими членами своей дружины. Место их заняли более демократические слои дружины, которым летописец самым явным образом ие сочувствует. Эти новые люди, ставшие у власти, внесли, несомненно, и новые приемы и методы властво­вания. По утверждению летописца, эта новая власть была не похожа иа старую. Тут нам приходится еще раз подчеркнуть факт, о котором уже шла речь выше, факт противопоставления старого времени новому. Нам нетрудно вскрыть главный при­знак различия между этими двумя периодами: это перемена в орга­низации крупного хозяйства и в формах эксплуатации зависимого населения: новые люди стали «грабить» и «продавать» людей, т. е. обрушились иа свое же зависимое от них население как иа объект эксплуатации. Летописец думает, что это, по крайней мере отчасти, объяснимо старостью и болезненностью Всеволода: будь он силен и молод, он бы до этого не допустил. Но дело, конечно, не в старости и болезнях князя, а в том, что времена переменились, и киевский князь для отсрочки окончательной гибели должен был итти иа компромисс.

С. М. Соловьев совершенно верно подметил факт крупных перемеи в общественной и политической жизни Древнерусского государства в это время; только объяснил он эти перемены по- своему, со своей «родовой» точки зрения. «Первые усобицы на Руси, — пишет он, — произошли от отсутствия отчииного права в отдельных волостях, от стремления осиротелых князей-изгоев установить это право и от стремления старших не допустить до его установления»¹.

С. М. Соловьев правильно подметил настоящий мотив высту­пления князей против Киева: борьба велась за созидание и укрепление обособленных от Киева вотчин-княжений, борьба, в которой Киев отстаивал свое положение главы государства, — старой «матери городов русских». В этой борьбе ои оказался побежденным.

Но С. М. Соловьев не поиял самого главного. Он не инте­ресовался тем, что происходило в области производства и общественных отношений, требовавших изменения и в государ­ственном строе. Не «отсутствие отчииного права» решало вопрос о целостности Древнерусского государства, а изменения в хозяйственном строе и общественных отношениях.

Отдельные феодальные княлдаства настолько усилились, что управлять ими из Киева было уже невозможно. На смену геге­монии Киева приходит сепаратизм вотчин-кияженвй и, как неиз­бежное следствие, —практика княжеских феодальных съездов.

17. КНЯЖЕСКИЕ ФЕОДАЛЬНЫЕ СЪЕЗДЫ

Первый княжеский съезд происходил в 1097 г. в городе Лю- бече. Давно уже князья чувствовали потребность договориться относительно своих взаимоотношений. Святополк Изяславич Киевский и Владимир Всеволодович Мономах приглашали одного из самых энергичных князей — Олега Святославича Чернигов­ского в Киев на совещание: «поиди Кыеву, да поряд положим о Русьстей земли пред епископы и пред игумены и пред мул(и отець наших и пред людьми градьскнми, да быхэм оборонили

Русьскую землю от поганых». На приглашение Олег дерзко отвечал: «несть мене лепо судити епископу, ли игуменом, ли смердом», и ие послушал своих братьев, внимая, как объясняет летописец, лишь своим «злым советникам». Он имел полное осно­вание думать, что на съезде его будут «судить». Это было в 1096 г.

Святополк и Владимир Мономах пошли иа Олега и выгнали его из Чернигова. Теперь он ушел в Муромо-Рязанскую землю и стал отсюда угрожать соседям. Он успешно завоевал Ростово- Суздальскую землю, но успех его продолжался недолго. Сын Владимира Мономаха Мстислав, сидевший тогда в Новгороде, положил конец притязаниям Олега. Он дважды разгромил его войско, после чего Олег стал сговорчивее и явился на княжеский съезд в город Любеч. Здесь съехались князья с тем, чтобы устроить и укрепить между собой мир. Решили, чтобы каждый из князей «держал свою вотчину», т. е. полученную от отца землю, и не покушался бы на чужое. «Целовали крест» на том, что если кто-нибудь из князей поднимется иа другого, то все князья должны встать на зачинщика.

На этом съезде уже совершенно четко было констатировано наличие нового политического строя. Было официально произ­несено и признано съездом: «кождо да держать отчину свою». Съезд признал этот факт основой дальнейших политических междукняжеских отношений.

Но лишь только князья разъехались, как между двумя князь­ями, присутствовавшими иа съезде, разыгралась кровавая драма. Давид Игоревич Владимиро-Волынский при содействии самого Святополка Изяславича вероломно и коварно поступил с князем Теребовльским Васильком. Пригласили его в гости, сковали, и Давид велел выколоть ему глаза. Василько был сильный и храб­рый человек. Много удачных походов совершил он против поль­ских феодалов и стал среди князей вызывать подозрения в своих дальнейших замыслах.

Уже слепой, Василько, вспоминая прошлое, говорил: «се слышу, оже мя хощет дати ляхом Давыд; то се мало ся насытил крове моея, а се хочет боле насытитися, оже мя вдаст им. Аз бо ляхом много зла творих и хотел есмь створити и мстити Русьскей земле. А аще мя вдаст ляхом, небоюся смерти...» Можно думать, что между Святополком и Давидом, с одной стороны, и Польшей, с другой, относительно Василька велись какие-то переговоры. Иначе совсем непонятна угроза выдать Василька полякам. Свя­тополк и Давид, несомненно, боялись, что, объединившись с Владимиром Мономахом, он может быть опасен другим киязьям. Его и решили они погубить.

Владимир Мономах принял меры для наказания виновных. Ои осудил поведение Давида и Святополка и с войском отпра­вился на Киев. Святополк хотел бежать, ио его не пустило киев­ское вече. Оно протестовало против осады Киева и связанного с нею кровопролития. В результате переговоров пришли к ком: промиссиому решению—велели одному из соучастников престу­пления преследовать другого. Святополк должен был итти против Давида. Святополк долго медлил и, наконец, пошел устраивать свои собственные дела, отвоевывая для себя у родственников ослепленного князя волости. Давид с помощью половцев полу­чил возможность еще больше усилиться.

Через три года был созван второй съезд в Витичеве (1100 г.), куда вызван был и Давид. На этот раз против него стояла северная коалиция князей. Лишенный Владимиро-Волынского княжества, он должен был повиноваться и довольствоваться назначенной ему новой, сравнительно небольшой волостью.

На съездах решались и другие вопросы, касающиеся всех княжений. На съезде 1103 г. у Долобского озера ставился вопрос о совместных действиях против половцев, и Владимиру Моно­маху пришлось убеждать Святополка в необходимости похода. Прошли те времена, когда Владимир I посылал своих подруч­ных князей, куда считал необходимым. Дружииа Святополка протестовала, указывая на то, что весной нельзя брать кре­стьянских лошадей, необходимых армии в случае похода, и отрывать крестьян от полевых работ, от чего страдали не только смерды, но и их хозяева — землевладельцы, в том числе и дружинники.

Мономаху удалось опровергнуть эти соображения и доказать, что лучшая защита крестьянского хозяйства — это разгром половцев, постоянно угрожавших тому же крестьянству.

Княжеские съезды оказались неспособными примирить про­тиворечивые интересы феодальных владетелей. Среди иих про­должало господствовать право сильного. Сильный феодал имел возможность игнорировать и постановления съездов. Феодаль­ная раздробленность сделалась фактом очевидным. Неизбежным ее следствием явились хронические феодальные войны. Закон­чился «Киевский период» истории Руси. Но прежде чем успел окончательно восторжествовать новый политический строй, харак­теризуемый обособленностью княжеств, на которые раздроби­лось Древнерусское государство, Владимир Мономах сделал еще одну попытку удержать Русь от расчленения, построив свою власть на новых началах.

18. ВОССТАНИЕ В КИЕВЕ В 1118 г. ^[537]

Не только летописец замечал перемену в форме эксплуатации зависимого населения. Крестьянские общины, встретившие насту­пление феодалов восстаниями, продолжали спорадически высту­пать с протестом и позднее. Но крестьянские восстания по своей природе, особенно в столь далекое время не могли быть сколько- нибудь мощными, хотя бы только в виду распыленности кре­стьянских сил. Гораздо более внушительными рисуются в наших источниках выступления городских масс.

В 1113 г. в Киеве вспыхнуло одно из крупных восстаний: воспользовавшись смертью князя Святополка Изяславича, под­нялись мелкие городские люди; их поддержала деревня. Этот князь умел отталкивать от себя даже своих близких. Высокого роста, худой, с острым взглядом и длинной бородой, ои даже на пиру был мрачен: болезнь не позволяла ему нормально есть, а пил он только по необходимости, «для других». Сребролюбив и скуп он был необычайно, имел постоянные связи с ростовщи­ками, поддерживал их, давал им льготы. Однажды, когда в Кневе подорожала соль, Святополк пограбил всю соль в Печерском монастыре, чтобы продавать ее по высокой цене н нажиться. Когда же игумен стал обличать его корыстолюбие и жестокость, князь заточил своего обличителя. Даже киевские монахи, обычно почтительные к своим властям, плохо отзывались о своем князе Святополке: много насилия видели от него люди, великое было тогда нестроение и грабеж беззаконный.

Сын Святополка, Мстислав, был во всем похож на отца. До него как-то дошел слух, что двое печерскнх монахов нашли клад в монастыре. Мстислав мучил их без пощады, требуя выдачи клада.

Как только Святополка не стало, народ в Кневе восстал и прежде всего бросился на двор киевского тысяцкого Путяты, который всегда держал сторону Святополка и его сына. Потом разгромили дворы сотских и ростовщиков. Имущие слои испуга­лись. Спешно они отправляют посольство за посольством к Вла­димиру Мономаху, который ие очень хотел вмешиваться в киев­ские дела. Тогда растерявшиеся представители господствующего класса стали указывать Мономаху на возможность углубления восстания. Они велели передать Владимиру, что если он не явится немедленно в Киев, то будут разграблены не только отдельные дворы родственников князя, правящей знати и ростовщиков, но и монастыри, за допущение разграбления которых Мономаху придется отвечать перед богом.

Владимир явился, вынужденный нарушить правило, принятое на Любечском съезде князей, что каждый князь должен дер­жаться своей вотчииы. Киев не был вотчиной Мономаха. Влади­мира выбрало вече, собравшееся иа этот раз не на площади, где господствовал восставший народ, а в храме св. Софиивместив­шем в себя боявшуюся народного гнева «степенную» публику.

«Степенная» публика, однако, даже укрывшись за крепкими стенами Софийского храма, не могла ае считаться с желаниями

2 ^В Я.^Гатщя, История Российская с самых древнейших времен, №

и требованиями киевской народной массы. Выбор пал иа князя, который был приемлем для этой народной массы. В своей дея­тельности Владимир Мономах действительно обнаружил янную тенденцию шти навстречу требованиям горожан. В киевских событиях 1Шг.^снаходит свое выражение едва ли не впервые тенденция к союзу между горожанами и сильной великокняже­ской властью, своим острием обращенной против феодальных усобиц. Эта опора на горожан Киева является основным источ­ником политической силы Владимира Мономаха.

Создавшееся положение подсказало ему, что необходимо прежде всего несколько облегчить положение должников, сто­навших под игом ростовщических процентов, н тех, кто за взятые у господ вперед деньги должны были гнуть свои спины на бар_: ской работе, т. е. закупов. Владимир сделал и то, и другое.

Однако, хотя его меры были направлены в сторону некоторого облегчения тяжелого положения угнетенных горожан и сель­чан, он отнюдь не собирался уничтожать привилегии господ­ствующих классов. От ею реформы ве должны былн, как мы сейчас увидим, страдать ростовщики и землевладельцы. Об этом компромиссном характере мероприятий Мономаха говорится и в послании к нему Ннкифора: «... отдаждь должником долги. Аще лн немощно... великий резостави...»^[538] Владимир именно так и поступил: не решившись полностью ликвидировать долги, он действительно устранил «великий рез». Немедленно по прибытии в Киев он собрал в княжеском загородном дворце в княжом селе Берестове своих наиболее видных дружинников; пригласил и представителя от черниговского князя, знаменитого Олега Свя­тославича; онн сообща обсуднли создавшееся положение и выра­ботали «Устав». По этому уставу тот, кто взял деньги в долг на 50% годовых, должен платить эти проценты только два года. Кто уже уплатил эти проценты за три года, делается свободным от всего своего долга.

Как мы уже видели, Владимир Мономах вынужден был обратить внимание на безвыходное положение закупов и всякого рода рядовичей. Это обстоятельство, повидимому, и дало повод Владимиру Мономаху отметить в своем «Поучении»: «тоже и худаго смерда (сюда можно отнести и закупа. — Б. Г.) и убогые вдовице не дал есмь силным обндети»².

Свидетельством этого курса внутренней политики Мономаха служит и устав о холопах Пространной «Правды». Здесь Мономах, идя навстречу требованиям хозяйственного развития страны, обнаруживает тенденцию сократить источники рабства.

Некоторые из этих новых правил оказались неисполнимыми, потому что трудно было следить за всеми господами, пользую­щимися трудом занисимого от ннх населения. Но тем не менее новые правила создавали совершенно определенное впечатление, что времена Святополка миновали. Народ на время утнх.

На некоторое время утихли и князья-феодалы и боярство. Они поняли, что им грозит много опасностей, и среди них опас­ность народных движений; поняли также, что феодальные войны подготовляют почву для этих движений. В лице Владимира Мономаха оии нашли князя, который не без их, конечно, со­действия, сумел укрепить власть киевского князя и поставить в вассальную от себя зависимость князей-вотчинников.