Политическое раздробление Древнерусского государства

Древнерусское государство подобно другим раннесредневе- ковым государствам было недолговечно. Огромная территория с разнообразным по экономическим, этническим и культурным признакам населением, объединенная властью Киева, как мы уже видели, рано стала обнаруживать тенденцию к расчленению на части. Но пока соотношение снл Киева и подчиненных ему частей явно склонялось в пользу Киева, пока в сильной власти киевского князя была заинтересована местная знать, Киев всегда торжествовал над этими центробежными стремлениями. Даже в начале XII века, несмотря на то, что на Лгобечском съезде (1097 г.) был узаконен новый политический строй, еще живы были притязания Киева на главенство над всеми княжествами: Вла­димиру Мономаху и отчасти его сыну Мстиславу (1125—1132) удалось на некоторое время поддержать авторитет Киева.

Но мы не должны забывать, что расчленение Древнерусского государства есть прежде всего результат роста отдельных его составных частей, каждая из которых стала проводить свою собственную политику, преследуя свои собственные цели. Киев не только не располагал необходимыми средствами для содействия дальнейшему росту отдельных земель, но своими требованиями с мест людей и денег несомненно задерживал этот рост.

Неизбежное при этих условиях обособление частей Древне­русского государства лишало киевского князя даней-податей, издавна поступавших в Киев со всех включенных в состав государства племен и народов, т. е. в то самое время, когда Киеву для борьбы с сепаратистскими тенденциями отдельных его земель особенно необходимы были материальные средства, он систематически их лишался. Но этого мало. Параллельно происходили события международного характера, в своем итоге нанесшие серьезный удар экономическому положению Киева.

В XI веке в Европе началось движение, окончившееся тем, что торговые пути в'Западную Европу из Византии и.Малой Азии значительно укоротились и пошли мимо Днепра.

В 1082 г. византийский император Алексей Комнен дал грамоту Венеции, оказавшей императору военную помощь в сицилийской войне. Этой грамотой Венеция была поставлена в торговых своих сношеииях с Византией в более выгодные условия, чем собственные подданные императора. Свободная от всяких пошлин торговля, отвод для венецианских купцов особых кварталов в Константинополе и особых морских пристаней, спо­собствовали превращению Венеции в мировую торговую державу. Киевская торговля, транзитная по преимуществу, стала отодви­гаться на второй план^[539].

Крестовые походы сильно содействовали также успеху тор­говли итальянских, гожнофранцузских и рейнских городов, получивших в свои руки средиземноморские пути, до тех пор находившиеся в руках арабов и византийцев. Восточные товары стали перевозиться в Европу итальянцами по Средиземному морю, а по Рейну эти товары достигали Центральной Европы. Рейнские города образовали охвативший своими конторами всю Балтику торговый союз, на крайнем северо-восточном участке которого оказался Новгород, — один из русских городов, для которого эта передвижка мировых торговых путей несла в себе компен­сацию за утраченное положение на великом водном пути «из варяг в греки».

Города по Среднему Поднепровъю с перемещением торговых путей стали глохнуть. Ярче всего это обстоятельство сказалось на большом торговом городе Киеве. Лишенный старого своего экономического значения, он в то же время терял а значение политическое.

К середине XII века (особенно ко второй его половине) про­цесс укрепления а обособления новых политических центров, с одной стороны, и ослабления Киева, —с другой, пошел на­столько далеко, что Киев окончательно ие только перестал быть стольным городом большого, хотя и непрочного государства, но оказался и не на первом месте среди городов других княжеств. Но в глазах народа всей Руси он попрежнему занимал централь­ное место, как символ недавнего величия Древнерусского госу­дарства.

Этот процесс образования отдельных феодальных княжений, в конечном счете приведший к раздроблению Древнерусского государства, протекал далеко не мирно.

Уже в конце XI или начале XII века наш летописец, огля­дываясь назад и подводя итоги пройденному Русью историче­скому пути, счел необходимым подчеркнуть разницу между своим настоящим и прошедшим. Он совершенно явно отдает пред­почтение прошлому. В старые времена (он разумеет период роста н расцвета Древнерусского государства) князья и их мужи расширяли границы Русской земли, но сами вели скром­ный образ жизни. Обращаясь к своему времени, летописец подчеркивает прежде всего заметную перемену в отношениях господствующих классов к зависимому от них населению; он указывает на их ненасытную алчность и, обращаясь к богачам, говорит: «За наше ненасытство навел бог на иы поганые; а и скоты наша и села наша и имения за теми суть, а мы своих злых дел не останем».

Здесь уместно напомнить и более поздние оценки этого прош­лого. Автор «Слова о полку Игореве», оплакивая бедственное состояние феодально-раздробленной Руси, обращается к слав­ному прошлому, вспоминает «первую годину» и «первых кня­зей». Почему нельзя было навсегда удержать в Киеве «ста­рого Владимира»?^[540] Автор другого поэтического произведения, «Слова о погибели земли Русской» вдохновляется тем же истори­ческим сюжетом прошлого.

Действительно, уже в конце XI века появилось в обществен­ных я политических отношениях много таких явлений, которые не могли не обратить на себя внимания.

Мы уже видели, что произошли перемены в формах эксплуа­тации зависимого населения. Усилилось экономическое и поли­тическое значение знати на местах. Если мы учтем факт роста городов и, как его следствие, пробуждение деятельности вечевых собраний, особенно главных городов, вечевые решения которых были обязательны для всей зависимой от них территории, если мы не забудем, что эти города являлись также и местом жительства землевладельческой знати, становившейся в известные отношения к городской народной массе, — то нам станет совершенно ясной основная линия того процесса, который протекал в XI веке в Киевской Руси и который по-своему, но достаточно четко отме­тил и летописец. Он имел полное основание указывать на значительную разницу между своим настоящим и еще сравни­тельно недавним прошлым.

Борьба русского народа за свою независимость в этот период становится особенно острой; перемены, происходившие в Древне­русском государстве, и прежде всего ослабление его военной мощи в связи с обособлением земель, еще недавно признававших власть киевского князя, будили надежды у соседних народов, готовых расширить свои владения за счет Русской земли.

Половцы, отодвинутые было за Дон во время Мономаха, снова начинают надвигаться на южные пределы Руси, и с 60-х го­дов X11 века этот напор степных кочевников достигает огромной силы.

Историческая жизнь древней Руси не удержалась на перво­начальной территориальной базе, сдвинулась к северу и северо- востоку, северо-западу и западу, постепенно теряя прежнюю ориентировку на юг, и стала группироваться вокруг нескольких новых центров.

Каждая из обособившихся земель обращается в целую поли­тическую систему, со своей собственной иерархией землевладель­цев (князей и бояр), находящихся в сложных взаимных отноше­ниях. Эти разрозненные ячейки, все больше замыкаясь в тесном пространстве своих узких интересов по сравнению с недавним большим размахом международной политической жизии Древне­русского государства, заметно мельчали. Однако внутренняя жизнь этих политически разрозненных миров текла интенсивно и подготовила базу для образования новых государств в Восточ­ной Европе, и самого крупного из них — Русского централизо­ванного государства.

Мы уже отмечали в истории Древнерусского государства в XI веке обостряющуюся борьбу двух систем: старой, выражаю­щейся в стремлении удержать господство Киева иад огромной тер­риторией с русским и частично нерусским населением, и новой, отрицающей право Киева распоряжаться силами всего государства и выдвигающей новый принцип суверенного существования каждой волости-кияжества.

Мы видели, как протекала эта борьба при первых Яросла- вичах. Мономах с сыном могли только задержать дальнейшее углубление начавшегося раздробления Древнерусского госу­дарства, но не прекратить его совсем.

Естественнее всего было бы ожидать, что Мстислав передаст Киев своему сыну таким же порядком, как он и сам получил его от своего отца Моиомаха. Но вышло не так.

В Лаврентьевской летописи под 1132 г. по этому поводу напи­сано: «Преставися Мстислав сын Володимерь месяца априля в 14 день и седе по нем брат его Ярополк княжа Киеве: людье бо кыяне послаша по ны». Вопрос о преемстве Киевского стола ре­шили сами «людье-кыяие», т. е. городское киевское вече. В цвету­щее время Древнерусского государства ничего подобного не было.

Дети Мстислава Владимировича оказались в распоряжении дяци Ярополка. Он попытался было обеспечить племянников и рассадить их по более выгодным городам, но встретил решитель­ный протест своих собственных братьев. Особую энергию проявил брат Ярополка Юрий по прозвищу Долгорукий, владевший тогда Ростово-Суздальской землей, но не перестававший мечтать о Киеве.

Один из племянников Ярополка, Изяслав Мстнславич, счи­тавший себя обиженным дядьями (Ярополком и Юрием), вошел в соглашение с киязьями черниговскими, знаменитыми Ольго- вич'ами, потомками одного из «триумвиров», Святослава Яросла- вича. Это был союз, для Киева не предвещавший ничего хорошего, так как Ольговичи были самыми энергичными и принципиальными сторонниками нового политического порядка, столь определенно выраженного в постановлении Любечского съезда («каждо да держать отчииу свою»). Ольговичи и сейчас заявили Ярополку, что они желают владеть тем, чем владел их отец («что ны отец держал... того же и мы хочем»). Если же Ярополк будет этому противиться и настаивать на праве распоряжаться всей Русской землей, то они снимают с себя ответственность за последствия: «...то вы виновати, то на вас буди кровь». Протестовал против действий Ярополка и Новгород: вече новгородское судило Все­волода Мстнславича за то, что он послушал распоряжения Яро­полка и бросил было Новгород для Переяславля. Вече изгнало Всеволода н пригласило к себе Ольговича Святослава, которого вече имело основание считать сторонником суверенности отдель­ных княжеств. Новгородцы были заинтересованы в прекращении войны и послали своего посадника в Киев «мирить кыян с цер- ииговцы».

Ольговичи черниговские в союзе с Изяславом и его братом Святополком Мстаславичами и половцами выступили против Ярополка. Борьба закончилась торжеством Ольговичей. Они утвердились в Черниговщине, а в 1139 г., после смерти Ярополка, Всеволод Ольгович даже занял и Киев, прогнав оттуда попытав­шегося было там утвердиться Вячеслава, родного брата умер­шего Ярополка.

В итоге этой борьбы укрепила свою независимость от Киева не только Черниговская земля, но и Галицкая, и Полоцкая, и Ростово-Суздальская. Ольговичи выросли в большую силу, т. е. новый порядок стал явно торжествовать.

Энергичный политик, прекрасно умевший использовать с выгодой для себя очень трудные и запутанные положения и побеждать одних своих врагов при помощи других, Всеволод Ольгович (1139—1146) достиг очень больших успехов. Он, оста­ваясь князем черниговским, владел и значительной частью бывшего Древнерусского государства. Однако характер его власт­вования в Киеве говорит о том, что он смотрел на Киев как на свою добычу, и немудрено, что киевская городская масса относилась к нему враждебно. Не имея возможности восстать против своего угнетателя, оиа смогла лишь воспользоваться его смертью, чтобы расправиться с ненавистными ставленниками Всеволода. Очень характерно враждебные ему киевские массы мотивировали свое отрицательное отношение к Ольговичам вооб­ще: «...не хочем быти (у Ольговичей) аки в задничи». Киевляне, уже испытавшие свою силу и значение в вопросе выбора себе князя, были недовольны тем, что Всеволод и его брат Игорь, которого пытался навязать им Всеволод в качестве своего преем­ника, обращаются с Киевом, как с наследственной собственно: стью (это и есть «задница»).

Двенадцать дней, последовавшие за смертью Всеволода, весьма показательны. Всеволод заранее уже подготовлял почву для посажения на Киевский стол своего брата Игоря. Опираясь на свои силы, умело привлекши на свою сторону верхи киевского общества, он, однако, не учел выросшего значения киевских купцов и ремесленников. Выступление этих последних аннули­ровало волю Всеволода Ольговича.

Городские народные низы собрали вече и решительно отвергли постановление предыдущих собраний аристократических сто­ронников Игоря. Это вече привлекло к ответу ставленников Всеволода и прежде всего самого киязя Игоря. Игорь боится этого веча, боится также и игнорировать «приглашение» на вече. Он идет на собрание с дружиной, становится с нею в засаду, а на вече посылает более нейтральную фигуру — своего брата Свято­слава. Святославу пришлось выслушать народные жалобы на насилия предыдущего княжения и обещать от имени своего брата Игоря устранить злоупотребления ставленников Всеволода Оль­говича. На этом условии вече согласилось признать своим князем Игоря. Но совершенно очевидно, что вопрос этот был решен далеко не единодушно, так как сейчас же вслед за этим решением киевские городские низы начали расправу с княжеской адми­нистрацией и, повидимому, вошли в соглашение с другим князем, для них более приемлемым, именно — с внуком Владимира Мономаха Изяславом Мстиславичем, князем переяславским.

Изяслав Мстиславич с войском двинулся на Киев, разбил выступившего против него Игоря и вступил в Киев «с великою славою и честью». Игорь был низложен н арестован. Изяслав не препятствовал проявлению народного гнева («взяша имения много в домах и в монастырях»),

Ольговичи пытались создать коалицию из своих сторонников против Изяслава. Святослав Ольгович, брат низложенного Игоря, в свою очередь вошел в соглашение с Юрнем Долгоруким, кня­зем Ростово-Суздальской земли.

Началась упорная борьба, в которой принимали участие не только русские, но и венгры, поляки, черные клобуки, половцы.

В ходе этой борьбы мы можем еще раз явно видеть выросшую роль городов. Изяслав был уверен, что киевские горожане, а поскольку решение веча главного города было обязательно и для пригородов с деревнями, то н смерды пойдут за ним против Святослава Ольговича и Юрия Долгорукого. Но ему при­шлось скоро убедиться, что это не совсем так. Горожане Киева и Владимира на Клязьме смотрели на эту борьбу своими собственными глазами, и Изяслав в ответ иа предложение киев­лянам выступить вместе с ним против Юрия и Святослава услышал от киевского веча решительный отказ. В течение этой борьбы Юрий три раза завладевал Киевом и только в послед­ний раз (1156 г.) остался там навсегда, т. е. до смерти, последо­вавшей 15 мая 1158 г.

Лишь только умер Юрий, в Киеве вспыхнуло народное дви­жение. «Много зла створися в то день, •— пишет летописец, —. разграбиша двор его (Юрия) красный, и другый двор его за Днеп­ром разграбиша, его же звашет сам раем, и Василков двор сына его разграбиша в городе; избивахуть суждалци по городом и селом, а товар их грабяче». Это движение не было неожиданным. Юрий силой завладел Киевом, а киевляне давно уже заявляли, что им «с Гюргем не ужити».

Чем же собственно владел Юрий на юге, в Киевщине? Этот вопрос далеко не праздный. Юрий владел только небольшим пространством по р. Горыни, Турово-Пинской землей, впрочем, очень скоро тоже обособившейся, собственно Киевом с окрест­ностями и преддверием к Киеву — Переяславлем. На большее Юрий претендовать не мог, так как остальные земли были уже независимы и имели достаточно сил, чтобы отстоять свою неза­висимость.

Юрий, прибыв в Киев, рассадил своих сыновей не очень далеко от себя: Андрея — в Вышгороде, Ростислава — в Переяславле, Бориса — в Белгороде, Глеба — в Каневе; только Василько был посажен в Суздале.

Земли-волости вне границ Киевщииы уже жили своей соб­ственной жизнью, не считаясь с киевским князем.

Княжение Юрия Владимировича с полным правом может быть названо тем историческим моментом, когда раздробление Руси вполне определилось, причем Киевская земля в системе феодально-раздробленной Руси заняла мало заметное место. Киевщине не пришлось даже сложиться в особое политическое целое и выработать внутреннюю организацию под управлением своей местной династии. Князья, осевшие в своих уделах, ревниво смотрели за тем, чтобы никому из них не досталась Киевщина в самостоятельное княжение. После смерти Юрия иа Киевском столе сидели последовательно: Изяслав Давидович Чернигов­ский, отпрыск рода черниговских Святославичей (1158—1160), затем Ростислав Мстиславич Смоленский (1160—1168), Мстислав Изяславич Волынский (1168—1169), но все они, владея Киевом, не рвут своих связей со своими княжениями, где они чувствуют себя прочно в своих вотчинах.

Мстислав Изяславич из Волыни добывает себе Киев. Но Во­лынь остается его опорным пунктом и убежищем в тяжелые моменты его жизии и его постоянным владением. Если до недав­него времени Киев стремился держать в своих руках Волынь и действительно ее держал, то теперь, как мы видим, Киев и Во­лынь поменялись местами.

Мстислав был человек энергичный и предприимчивый, люби­тель книг и талантливый, неустрашимый полководец. Ему удалось организовать поход на половцев, в котором приняло участие 13 названных летописью по именам князей, — владетелей княжений, и «инии мнози». В походе принимали участие и чер­ные клобуки, давно уже связавшие свою историческую судьбу с Русью. Победа над половцами была полная^[541]. Но н этому князю не удалось отстоять Кнев от силы, выросшей за это время в между­речье Волги и Окн.

Поводом к войне между Андреем Владимирским и Мстиславом Киевским послужил Новгород. Владимирский князь, заинтересо­ванный в своем владении Новгородом, не мог мириться с тем, что Мстислав предпринял весьма определенные шаги к тому, чтобы удержать Новгород в своих руках: Мстислав Изяславич посадил своего сына Романа в Новгороде, в то время как Андрей Юрьевич Боголюбский имел там в качестве князя своего ставлен­ника. К тому же Роман стал вести враждебную политику по отношению к союзникам Андрея. Андрей решил нанести одно­временно удар и Новгороду, и Киеву. Новгородцы.сумели себя защитить и 25 февраля 1170 г. праздновали свою победу над суздальско-владимнрской ратью, но до этого,8 марта 1169 г., Киев пал под ударами той же направляющей рукн.

Князь Андрей (1157—1174), сын Юрия Долгорукого, с 1154 г. уже князя Киевского, сидевший около отца в старинном кня­жеском замке Вышгороде, отказался даже жнть на юге и пред­почел ему Ростово-Суздальскую землю. Он тайно от отца ушел нз Вышгорода во Владимир на Клязьме (в нескольких кило­метрах от Владимира в Боголюбове он построил себе новый замок, от которого и получил прозвище Боголюбского). В 1169 г., как мы видели, Андрей Боголюбский организовал против Киева большой поход.

Во время разгрома «матерн городов русских» погибли не только материальные ценности: наша наука лишилась богатого письменного наследства.

Вторично Киев подвергся разрушению приблизительно три­дцать лет спустя, в 1203г.^[542] Батыев погром в этом отношении закон­чил начатое феодальными войнами дело. Этим в значительной степени объясняется скудость письменных источников этого богатого событиями периода нашей истории.

О походе авдреевых войск на Киев С. М. Соловьев писал: «Андрей не сам привел войска свои к Киеву, не пришел в столь­ный город отцов и дедов и после отдал его, опустошенный, млад­шему брату, а сам остался на севере, в прежнем месте своего пребывания, во Владимире на Клязьме. Этот поступок Андрея был событием величайшей важности, событием поворотным, от которого история начинала новый путь, с которого завелся на Руси новый порядок вещей»'², подготовленный, однако, как мы видели, предшествующим ходом событий.

С. М. Соловьев и здесь правильно констатировал факт, объяс­нив лишь его со своей «родовой» точки зрения: до сих пор, по его мнению, Русью владел большой княжеский род при наличии «общности интересов всех князей». Сейчас Андрей Боголюбский, по мнению С. М. Соловьева, создал себе во Владимире независи­мое, могущественное положение.

Мы уже вндели, что не княжеский «род» владел Древнерус­ским государством, что князья, несмотря на свое родство, давно уже стали стремиться каждый к созданию для себя «независи­мого» положения и что многие из них успели достигнуть своей цели до Андрея Боголюбского, Андрей— не исключение, а один из наиболее ярких примеров вновь создавшегося положения вещей, т. е. перемен в надстройке под влиянием перемен в базисе. Если Андрей чем-либо и отличался от других ему подобных кня­зей, то лишь своей силой, с которой другие князья вынуждены были считаться.

Однако в деятельности Андрея Боголюбского мы можем заметить черты, роднящие его с будущими политическими дея­телями Москвы, которым удалось сделать то, что было еще не по силам Андрею. Москва достигла своих успехов на новой базе/еще не созревшей в XII веке.

Особое положение владимирского князя было следствием условий, сложившихся благоприятно для роста княжеской власти именно на северо-востоке. Сильная княжеская власть в этот период «всеобщей путаницы» несомненно способствовала процессу образования национального государства. Но прежде чем этот процесс успел достигнуть сколько-нибудь заметных результатов, Русь стала жертвой нашествия татарских ханов, власть которых над Русью надолго задержала дальнейшее развитие русского народа.