Большая семья и вервь Русской Правды и полидкого статута

опрос о славянской верви — старый вопрос. Давно ¹ историки и историки права интересовались этой про­блемой.

Славянофильствующие буржуазные юристы и историки инте­ресовались сущностью и судьбами верви в убеждении, что это — явление специфически славянское. Труды Ф. Энгельса, который использовал некоторые наблюдения М. Ковалевского, показали, что данное явление свойственно всем народам при переходе от родового общества к классовому; долго живет оно и в клас­совом обществе. Такая постановка придает этому вопросу значи­тельно большее значение.

Вопрос о славянской верви — это вопрос об этапах разложе­ния родового общества и дальнейшей эволюции общества, уже классового. Мы хорошо знаем эти этапы по признакам эволюции семьи: матриархальная семья, большая патриархальная семья, индивидуальная семья.

Патриархальная большая семья, иначе, семейная община — еще значительный пережиток родовых отношений. Она живет в одном большом дворе, сообща владеет своим полем и обрабаты­вает его, ведет коллективное хозяйство.

Индивидуальная семья есть порождение частной собствен­ности на землю и победы индивидуального семейного хозяйства, большой шаг вперед в истории общественных отношений.

Признание большой семьн промежуточным звеном в цепн раз­вивающихся общественных отношений, сделанное М. Ковалев­ским, — это шаг вперед в исторической науке. Но это признание, как отметил Энгельс, «создает новые трудности н вызывает новые вопросы, которые еще требуют своего разрешения. Здесь, — продолжает Энгельс, — могут привести к окончательному реше­нию только новые исследования»¹. Эти трудности встают перед

* Ф. Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и государ­ства, стр. 146—147.

исследователем истории общественных отношений каждой страны. Недостатка в попытках разрешить проблему верви в литературе русской, хорватской и других славянских народов нет. Обраще­ние в таких случаях к «Русской Правде» н Полнцкому статуту обычно, поскольку только эти два памятника знают термин «вервь».

Профессор О. Миллер в 1865 г. утверждал, что для решения вопроса о сущности древнерусской верви необходимо обратиться к югославянскнм аналогиям, и приводил пример из современного сербского языка, где слово «врвинк» обозначает «родственник» подобно древнему же «ужику». О. Миллер этим сопоставлением указывал только на происхождение термина. Русскую вервь времени «Русской Правды» он понимал как известный круг «людей, обитающих в пространстве, измеренном вервию», т. е. в данном случае веревкой в качестве измерительного средства. О. Миллер, далее, полагал, что «в свою же очередь вервь, под­разделяется на дымы (т. е. дома), сохи, рала, тягла — ряд выра­жений, указывающих или на сожительство, или на сотрудничество и соучастие в тяготе, а вовсе не на сродство в кровном смысле»^[555].

Этому же вопросу специальное исследование посвятил рус­ский буржуазный ученый Ф. Леонтович. Однако, ослепленный славянофильскими тенденциями, он видел в Полицком статуте и в «Русской Правде» не то, что там написано. Славянская задруга как специфическая форма славянских общественных отношений настолько увлекала автора, что он находил ее даже там, где ее при более беспристрастном изучении памятников невозможно найти.

«Вервь, дружнна, племя,— писал Ф. Леонтович, — различные названия одного и того же учреждения семейнойобщины»^[556], т. е. задруги. Но документы, которыми располагал Ф. Леонтович, заставили автора столь значительно отойти от этого своего опре­деления, что по сутн дела от него мало что и осталось. В другой своей работе он уже говорил иное: «Приняв в себя элементы, чуждые семье, коренясь отчасти в отношениях договорных, задруга отодвинула на второй план связи кровные, патриар­хальные»^[557]. И на этом определении автор не останавливается. В той же своей работе ои дает несколько определений верви: «Вервь, владеющая племенщиною сообща, по бащтнне, отли­чается от верви, состоящей из отдельных участников (диоников), владеющих отдельными жребиями (участками, «ждрибове»)»^[558]. Тут уже дано два определения: по одному вервь — коллектив, вла­деющий сообща родовой (в позднем смысле слова) наслед­ственной землей (племенщина), и по другому вервь — община, объединяющая отдельных хозяев, индивидуально владеющих землей.

А дальше тот же автор различает уже «три главные формы верви». Третья форма заключается в том, что село может «раз­делить между собою землю (собственно поля, котарь) на отдель­ные жеребьи, оставаясь при общем пользовании гаями и испа- шами, — может также разделить и леса, при общем владении пастбищем. В последнем случае пастбище (нспашь) считается главною хозяйственною связью верви»^[559].

Совершенно очевидно, что Ф. Леонтовичу вопреки его жела­нию понимать вервь как семейную общину (большая семья, задруга) источники не позволяют оставаться на своей позиции и заставляют отойти от нее очень далеко. В самом деле, что же это за большая семья, если «главной связью» ее является связь не кровная, а хозяйственная, и именно общее владение пастби­щем — столь характерный признак сельской общины?

Упрекать Ф. Леонтовича в отходе от его первоначального мнения нельзя: он сдал свои позиции под натиском убедитель­ных фактов. Упрекать автора можно лишь в том, что он сделал это недостаточно решительно н четко, оставив себе путь к от­ступлению: три противоречащие друг другу мнения не могут существовать одновременно.

В 1884 г. в книге «О формах землевладения в древней России» Г. Ф. Блюменфельд, определяя сущность верви, некритично следовал за Ф. Леонтовичем^[560]. М. Ф. Владимирский-Буданов, принципиально расходясь с Леонтовичем, тоже связывал проис­хождение термина «вервь» с сербским «врвиик»⁸.

Очень внимательно отнесся к Полицкому статуту и А. Е. Прес­няков. ««Вервные братья» у хорватов, — писал он, — члены кровнородственной группы, которая связана экономически, делят земельные угодья по врвн — линиям родства по отцу». Вервь «Русской Правды» он считал общиной^[561]. В. Лешков писал, что «люди, мир и вервь» есть различные выражения для одного н того же понятия⁶. И. Д. Беляев считал, что «русская земля в то время (эпоха «Русской Правды» — Б. Г.) была разделена иа общины, называвшиеся вервями, члены которых были связаны круговой порукой, так что в случае совершения преступления одним нз ее членов виру платила вся община»^[562]. Ссылался на дал­матинские законы н советский ученый М. Н. Тихомиров в своем комментарии к статье «Русской Правды» «О долзе»^[563].

Среди хорватских ученых, интересовавшихся значением термина «вервь», надо назвать В. Мажуранича, автора историко- юрнднческого хорватского словаря. Он занимался параллельно русской и хорватской вервью. Русскую вервь он считает общиной, ставит знак равенства между «вервью» и «миром»; хорватскую — в сущности он тоже считает общиной, ио с прибавлением сообра­жения о том, что члены хорватской верви — люди, связанные экономическими связями, ведущие раздельно свое хозяйство, но помнящие свое происхождение от общего предка^[564].

Ученые-исследователи разделились на две группы по данному вопросу: К. Н. Бестужев-Рюмин, А. Я- Ефнменко, Г. Ф. Блю- менфельд, Ф. Леонтович, в советское время В. В. Мавродин ¹ считают вервь большой семьей, семенной общиной, иначе задру­гой; М. Ф. Владимирский-Буданов, А. Е. Пресняков, В. Лешков, И. Д. Беляев, из советских ученых М. Н. Тихомиров — общиной территориальной.

Эти разногласия не случайны: источников, знающих вервь, мало, и они говорят о верви не совсем ясно, что позволяет иссле­дователям толковать тексты в связи со своими общими предста­влениями о ходе развития славянских народов; следовательно, причины разногласий лежат не только в понимании терминов, но и в методологии исследования.

Энгельс выяснил роль большой семьи в процессе обществен­ного развития и тем самым положил методологическое основание исследованию фактического материала. «Чем дольше жил род в своем селе... — пишет Энгельс, — тем больше родственный характер связи отступал на задний план перед территориаль­ным; род исчезал в марке, в которой, впрочем, еще достаточно часто заметны следы ее происхождения из отношений родства членов общнны»^[565]. О большой семье Энгельс в 1884 г. писал: «Только около десяти лет тому назад было доказано (М. Кова­левским. — Б. Г.), что такие большие семейные общины сохра­нились и в России; теперь все признают, что онн столь же глубоко коренятся в русских народных обычаях, как н сельская община. Они фигурируют в древнейшем русском своде законов, в «Правде» Ярослава, под тем же самым названием (вервь), как н в далмат- скнх законах; их (большие семьи. — Б. Г.) и указания на них можно найти также в польских и чешских исторических источ­никах»^[566].

Далее Энгельс указывает, что семейная община, иначе боль­шая семья, играет переходную роль «между семьей с материнским правом и отдельной семьей» и является «переходной ступенью, из которой развилась сельская община, или марка, с обработкой земли отдельными семьями и с первоначально периодическим, а затем окончательным разделом пахотной земли и лугов» ².

Часто исследователи вопроса обращают главное внимание на фразу Энгельса о том, что в «Русской Правде» и в Полицком статуте большая семья якобы называется вервью. Но весь смысл суждения Энгельса заключается не в этих словах, а в основной мысли о наличии больших семей в России уже в глубокой древ­ности, о связи их с сельской общиной и о месте большой семьи в эволюции семьи от матриархальной к индивидуальной.

Последние исследования, особенно археологические откры­тия, полностью подтверждают это положение Энгельса.

Я имею в виду раскопки города Ладогн, где в более раннем жилом слое, VII—VIII веков, раскрыты В. И. Равдоникасом дома площадью от 50 до 100 кв. метров с соответствующими этим размерам значительными хозяйственными постройками, в то время как в более поздних слоях, IX—X веков, больших домов уже нет; вместо них обнаружены дома очень небольших раз­меров — от 3,7 X 3,9 метра до 5,5 X 6 меяров. Иначе как вытеснением большой семьи индивидуальной моногамной семьей объяснить это явление нельзя.

Вопрос о том, каким термином называлась большая семья и что надо понимать под словом «вервь» в «Русской Правде» и далматских законах, ие касается существа проблемы, и то или иное решение последнего вопроса совсем не меняет глубокого и оправданного фактами смысла замечания Энгельса.

В нашей советской историко-юридической литературе вопрос о значении термина «вервь» продолжают обсуждать. Большинство историков, если не все, основываясь на данных «Русской Правды», понимает вервь в смысле сельской общины.

Не согласен с этим пониманием С. В. Юшков. В своей работе, вышедшей в 1949 г., С. В. Юшков снова вернулся к полемике со мной по этому вопросу. Повторив часть прежних своих аргу­ментов, автор счел бесполезным продолжать полемику со мной, как «с историком, который отказывается уловить различие между большой семьей или семейной общиной п крупной патриархаль­ной семьей»³.

Я, действительно, в 4-м издании своей «Киевской Руси» писал о том, что большая семья и есть патриархальная семья, возражая С. В. Юшкову, утверждавшему, что «вервь» (т. е., по Юшкову, большая семья)... в этот период стала распадаться на крупные патриархальные семьи».

Поскольку я имел в виду терминологию Энгельса, от которой отказываться иет никаких оснований, то считаю полезным напо­мнить ее и здесь^[567]. В своем труде «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Энгельс пишет: «Во всяком случае патриархальная домашняя община с общим землевладением и совместной обработкой приобретает теперь совсем иное значение, чем раньше. Мы уже не можем подвергать сомнению важную пере­ходную роль, которую она играла у культурных и некоторых других народов Старого света в период между семьей с материн­ским правом и отдельной семьей»².

Иногда для краткости большую патриархальную семью Энгельс называет просто «патриархальной семьей», «большой семейной общиной», «большой семьей», «семейной общиной».

Совершенно ясно, что у Энгельса «патриархальная большая семья», «патриархальная семья» — это то же, что и просто «боль­шая семья». Она характеризуется наличием общинного землевла­дения и совместной обработкой земли и является переходной формой от древней матриархальной семьи к современной инди­видуальной семье. Это признает и сам С. В. Юшков, называя большую семью семейной общииой. Но чем она, эта «большая семья или семейная община» по терминологии С. В. Юшкова, отличается от его же «крупной патриархальной семьи» (С. В. Юш­ков здесь употребляет вместо «большой» — «крупной»; един­ственный, но едва ли существенный отход ог терминологии Энгельса), автор ие говорит. Да едва ли и можно тут что- либо сказать иное, кроме того, что мы имеем у Энгельса и что соответствует конкретным этапам в истории семьи: между боль­шой семьей и большой патриархальной семьей (даже если за­менить «большой» словом «крупной») никакой разницы нет. Стало быть, большая семья не могла распадаться на крупные патриархальные семьи. Отказ С. В. Юшкова продолжать даль­нейшее обсуждение этого вопроса не оправдан. Я считаю про­должение обсуждения не бесполезным.

В настоящей статье я расширяю круг источников по сравне­нию с тем, которым я пользовался в «Киевской Руси». Имею в виду хорватский Полицкий статут, знающий термин «Русской Правды» «вервь».

На это совпадение в терминологии двух памятников, русского и хорватского, обратил внимание В. Мажуранич. «Насколько тесио сродство нашего старого языка со старым русским, — пишет В. Мажуранич, — показывает несколько сотен слов и вы­ражений хорватских и русских, которые я лично отметил»^[568]. В данном случае нас интересуют не просто русские слова, встре­чающиеся и в хорватском языке, а совпадения историко-юриди- ческих терминов «Русской Правды», «Повести временных лет» и Полицкого статута, вроде: «вражда», «говедо», «правда», «челядь», «свада», «овен», «ближний», «вервь», «рота», «дружина», «дым» («подымный») и др.

Почему в других древних законодательных памятниках сла­вянского права такого совпадения нет? Случайным это обстоя­тельство быть не могло. Такое совпадение заставляет предпо­лагать какую-то длительную близость культурных связей русского и хорватского народов.

Русские источники позволяют установить, хотя лишь до некоторой степени, эти связи. «Повесть временных лет» включает хорватов в число восточнославянских племен и помещает их между вятичами и дулебами^[569]. Она же указывает иа неоднократное уча­стие хорватов в походах восточных славян — руси — на Визан­тию. А. А. Шахматов считал, что «хорваты жили несомненно в Га­лиции в бассейне Днестра» ³.

Вопрос интересный и настойчиво поставленный. Нужно на­деяться, что он в конечном счете будет решен общими усилиями историков, филологов и археологов. Сейчас нам остается серьезно считаться с фактом общности терминологии двух знаменитых памятников — «Русской Правды» и Полицкого статута — и по­пытаться при помощи их показаний разобраться и в вопросе о значении термина «вервь», а также об отношении верви к боль­шой семье. Термин «вервь», конечно, связан с понятием веревки, верви. Но эта филологическая справка не разъясняет дела, ибо вервь как в «Русской Правде», так и в Полицком статуте обозна­чает ие только веревку, но и общественную организацию, о сущ­ности которой и идет сейчас спор.

То, что термин «вервь» в последнем смысле упоминается кроме «Русской Правды» и в Полицком статуте, давно всем хорошо известно, н даже в нашей исторической литературе имеется опыт параллельного рассмотрения этих двух источников. Но трудность разрешения вопроса заключается в значительной неясности трактовки этого сюжета в обоих названных памят­никах. Вот почему старые разногласия в понимании славянской верви до сих пор не изжиты полностью.

Этот вопрос в последнее время затрагивался рядом исследо­вателей, между прочим, и мною, и С. В. Юшковым, и М. Н. Тихо­мировым. Однако исследователи до сих пор по-разному понимают сущность верви по «Русской Правде». Что же касается данных Полицкого статута, то они не привлекались к решению проблемы в должной мере начиная с 1867 г., когда вышла упомянутая выше работа Ф. Леонтовича.

В «Русской Правде» «вервь» и производные от этого корня называются минимум семь раз. В Краткой «Правде»: «А иже убьют огнищанина в разбои, или убница не ищуть, то вирное платити в иеи же вири (верней) голова начнет лежати» (ст. 20). В Пространной «Правде»: «Аже кто убиеть княжа мужа в разбои, а головника ие ищють, то виревную (вирьвную, вирное, вирную) платити, в чьей же верви голова лежать, то 80 гривен; паки ли людин, то 40 гривеи» (ст. 3). «Которая ли вервь иачнеть платити дикую виру, колико лет заплатить ту виру, заие же без головника им платити» (ст. 4). «Будеть ли головник их в верви, то зань к ним прикладываеть, того же деля им помагати головиику, любо си дикую внру; но сплати (сплатити) им вообчи 40 гривен, а голов- ничьство самому головиику; а в 40 гривен ему заплатити ис дру­жины свою часть» (ст. 5). «Но оже будеть убил или в сваде или в пиру явлено, то тако ему платити по верви ныне (вервинне, вер- вине)¹, иже ся прикладывають вирою» (ст. 6). «А по костех и по мертвеци не платить вервн, аже имене ие ведають, ии зиають его» (ст. 19). «Аже будеть росечена земля или знамение, им же ловлено, или сеть, то по верви искати татя ли платити продажю» (ст. 70).

Сюда же надо присоединить и ст. 19 Краткой «Правды», несмотря иа то, что она термина «вервь» и не знает. «Аще убьють огнищанина в обиду, то платити заиь 80 гривеи убииди, а людем не надобе...» Вслед за этой статьей идет следующая 20-я, по содержанию теснейшим образом с ней связанная. Из ст. 20 видно, что за убийство огнищанина «в разбои» н при непринятии мер по разысканию убийцы виру должна платить та вервь, на тер­ритории которой найдено мертвое тело. А в ст. 19 рассматривается случай с тем же огнищанином, когда убийца отыскан. Вервь в таком случае виры не платит. Отвечает за убийство сам убийца. Ясно, что в этих двух статьях говорится о верви, но в первом случае она подразумевается под термином «люди», во втором — под собственным термином «вервь». Вервь-люди. Та же вервь- люди разумеется и в ст. 19 «Правды» Пространной. «А по костех и по мертвеци не платить верви (людям. — Б. Г.), аже имене не ведають, ни знають его».

Из сопоставления этих текстов «Русской Правды» можно сде­лать относительно верви следующие выводы:

1. Вервь — это определенная территория, на которой может быть найдено мертвое тело, по которой идет «гонение следа» (искание татя), — следовательно, территория довольно значи­тельная. Процедура «гонения следа» нам хорошо известна по польскому источнику «Ksi^ga prawa» и по галицким источникам XV века (Acta grodzkie i ziemskie, t. XII, 187 и др.).

2. Вервь в то же время — общественная организация, в ней живут ее члены, именуемые в «Русской Правде» «людьми», имею­щие свои права и обязанности.

3. Никаких намеков источника на то, что вервь есть кровно­родственный коллектив, большая семья, нет.

Однако этн как будто бесспорные положения оспаривались и в буржуазной литературе, оспариваются и сейчас (С. В. Юшков, В. В. Мавродин).

Для решения вопроса не случайно привлекались и тексты из хорватского Полицкого статута, единственного после «Русской Правды» знающего термин «вервь» и от этого корня производные («вервные братья», или просто «вервиые», «вервная племеищина», «дружина вервная»). Полицкий статут подвергался исследованию Ф. Леонтовича, но и его выводы, как мы могли увидеть, объек­тивными и убедительными признать невозможно.

Очень важно привести здесь главнейшие тексты Статута и сделать новую попытку их истолкования.

Вот статья 59-а, единственная, которая упоминает вервь как общественную организацию: «Ако би се згодило, да би кое село хотило меу собом раздилити гаи али котарь, рекуйи ако не могу али не те заедно пасти али држати, той ест ако би едаиь али ихь вейе просили од ииога села дила ки Ъихь море доити, али пакь ако би све село било куньтенто, да се раздили и да виде ча е чигово: иаипрво ча е испаша, гди ние rata, той се не море дилитн меу собом, ере се и тако ли не би могло од селанша бранити пасти, не такам отсвога селаиина, да и од сусиднега села не има се бранити по закону пасти по испаши, не будуЬи ис прико третьега котара, како е и приа речеио; а ча е гаи, той се има дилити овакои и по ови путь: иаипрво ако би се знала врвь и дио како гре од племеныциие меу селом, по мири и по врви од бащиие, тада не би триби ииога ни инака дилениа изискавати от гаевь, него по правой врвн и по мири од главь и подворииць и племеныциие, како годирь гре врвь (в 4 вариантах прибавлено «свиЪна») од бащиие, тако има и rata дио пойти. Ну ли се не зиа ни се море знати врвь меу собом од племеныциие, како се находи гдиевейе диониковь у селу, томуисе има овако дилити гаи: иаи- прво и наипочеоние почело од искони на старе и законите жрнбове и сада и подворнице има поити дио rata» (курсив мой. — Б. Г.) ^[570] ,

Здесь прежде всего бросается в глаза, что инициатором раздела леса является либо село, либо отдельные жители села. Далее здесь речь идет не о родственниках, а именно о селянах, связан­ных между собой не родством. И тут же называют и вервь, которая может помнить и знать, как делились сельчане раньше. Наконец, речь идет здесь об имуществе, принадлежащем селу, а ие какому- либо иному отдельному лицу или коллективу.

Нелегко ответить иа вопрос, о двух или об одном субъекте здесь идет речь. Иначе, «село» и «вервь» здесь синонимы или раз­ные вещи? С одной стороны, инициатива дележа, ее выполнение, объект дележа говорят только о селе. Но в то же время село обращается за справкой о принципах раздела леса к верви, которая мыслится в данном контексте частью села. Закон го­ворит, что упомнить этот принцип тем труднее, чем больше чле­нов села, имеющих право участия в дележе, причем связывает эту мысль именно с вервью: «если же вервь не зиает и не может узнать частей внутри себя... как это обычно встречается там, где в селе есть больше членов, участвующих в разделе...» Вервь и село здесь друг от друга неотделимы.

Мы имеем основание признать, что вервь есть часть села. Мы можем и догадаться, что это за часть, если вдумаемся в другие термины Полицкого статута, связанные с корнем «вервь». Возь­мем ст. 80-а «О коловаи», т. е. о мельнице: «Если кто-либо захо­чет поставить новую мельницу, где ее прежде не было, то, если она строится на его отдельном участке, он волен ее строить на своем участке». Если же он захочет строить мельницу «меу братком али ином дружином врвитЬом», тогда надо получить их согласие.

Перед нами отдельные хозяева, живущие на своих земельных участках, и «дружииа вервитея», какой-то коллектив, который может н не позволить строить мельницу иа своей вервной земле. Эта вервная земля, иначе «племекщина вервитея», встречается в ст. 62-а, где говорится о случае, когда возникает какой-либо спор о вервной земле; тогда «надо взять вервь (здесь веревка, измерительный прибор) и перемерить, где кому несправедливость видится, всякую правду двинуть там, где речь идет о вервной племенщине».

Эта «вервная племенщина» в ст. 80-в (входящей в отдел «За­кона од коловаи») называется землей общинной («опйена»'). Если бы кто-либо построил (мельницу. — Б. Г.) на общинной земле (продолжается развитие мысли закона, изложенной в ст. 80-а), и ему никто не возражал, и ие протестовал, и не заявлял, строил «млин» спокойно без всяких протестов и мельничное колесо или водяную мельницу и пустил их в ход, — тогда у него нельзя (мельницу. — Б. Г.) из рук взять, но можно ему ее «у миру по­ставит»^[571] и включить в его часть. Нам здесь важно отметить наличие «вервной племенщины», т. е. общинной земли, право членов верви разрешать или не'разрешать строить на их общин­ной земле мельницу.

Отсюда мы получаем основание заключить, что вервь — та наиболее архаичная часть села, которая владеет еще не разде­ленной или частично разделенной землей. Она, эта часть, есте­ственно, больше может помнить старину и принцип раздела земли. Но может, конечно, и не помнить.

В. Мажураиич сделал попытку определить сущность верви. Он обратил внимание на общность терминов в русском и хорватском языках, но отказался дать объяснение своему совершенно точному наблюдению. Действительно, термин «вервь» встречается только в русских и хорватских памятниках. В. Мажуранич, так же как и Леонтович, пользуется «Русской Правдой» и хорватским Полицким статутом для определения сущности понятия «вервь»; ему знакома и русская литература вопроса. Его определение не отличается ясностью и убеди­тельностью. Мажураннч пытается сгладить противоречия: он не может не видеть, что члены хорватской верви уже давно разделили когда-то общую землю. «Некогда для них, — пишет он, — дедина была общей, в результате раздела получилось несколько баштин — племенщин». Но «родственные связи, — продолжает он, — могли оставаться не разорванными оконча­тельно». И прибавляет: «Остаются еще неразделенными земли, особенно леса и луга»².

Предполагаемое Мажураничем родство сохраняется, по его мнению, в «памяти об общем происхождении». Но ведь речь долж­на итти не о «памяти об общем происхождении», а о конкретных связях, соединяющих вервь в единое целое вообще. Ссылки на то, что члены верви называют себя братьями, не убедительны потому, что все поличане называют себя братьями. Полицкий статут, однако, различает братьев, во-первых, присных, иначе ближних, во-вторых, «не прем присных», иначе дальних, н, в-третьнх, вервных. Первые две категории братьев — родствен­ники кровные и двоюродные или троюродные н, может быть, родственники до четвертого колена. Третьи — не родственники вообще. Вервные братья всегда отделяются от «ближних и даль­них», иначе «присных и не прем присных», т. е. родственников.

В Полице существуют две категории земельной собствен­ности: частная, индивидуальная, и коллективная, «вервная». Последняя тоже весьма ие прочна и готова всегда к разделу. Перед нами процесс распада старой верви и победы индивидуаль­ного хозяйства. Именно это и имел в виду Энгельс, когда писал об эволюции сельской общины, или марки, «с обработкой земли отдельными семьями и с первоначально периодическим, а затем окончательным разделом пахотной земли и лугов»^[572]. Все основные положения Энгельса остаются в силе и подкрепляются наблюде­ниями иад текстом Полицкого статута.

Полицкий статут, как мы сейчас увидим, знает большую семью, ио вервью ее не называет. Большая семья (по новому изданию 1953 г. — семейная община), по определению Энгельса, «охватывает несколько поколений потомков одного отца вместе с их женами, причем все они живут вместе в одном дворе, сообща обрабатывают свои поля, питаются и одеваются из общих запасов и сообща владеют излишком дохода»^а.

Ст. 33 Полицкого статута дает нам сведения о большой семье. Этот отдел Статута имеет заголовок «За'коиь о диленьа» (закон о разделе): «Если делятся братья, ближние или дальние, или сыновья от отца, или иные «ближики» (родственники. — Б. Г.), кому захочется разделиться, тогда если это имущество движимое, то его легко справедливо разделить... Если есть племенщина (разу­меется, земля прежде всего. — Б. Г.), то делить надо по головам, а младшему «старо огннще»; а когда разделятся справедливо, тогда каждый свое должен держать. И если потом будут делиться или перемеривать, каждый волен делить и перемеривать, как кому угодно. Само собой, каждый волен владеть своим жребием.

Если братья (подразумевается, ближние и дальние. — Б. Г.) или иные участвующие в дележе пока еще не разделились, то у них все общее: и добро и зло, и прибыль и убытки, и долги, кому они должны и кто им должен. Все это общее, пока ие раз­делились; а когда разделились, тогда каждому своя часть. А сестры в дележе не участвуют, если имеют братьев, или от них дети, но одежда и приданое остаются за ними («рухо и оброк на ода-fey»)».

Трудно яснее изобразить большую семью, чем это сделано в ст. 33: отец, сыновья и иные «ближики», т. е. родственники «ближние» — прямые, кровные, и «дальние» — двоюродные, может быть, и троюродные. Состав большой семьи определен и в одном хорватском документе 1488 г., приведенном у В. Мажу- ранича: «сыиы, братья, братучада, стрии и сыиовцы, ближние и дальние»^[573]. Конечно, тут подразумевается и отец. Тот'же пере­чень мы имеем и в ст. 1 Краткой «Русской Правды» («отец, братья, сыновья, браточада, сыновья сестер»).

Необходимо обратить внимание на присутствие в хорватской большой семье и людей, ие родственников («И да братьа али ини дионици»), В большую семью начали проникать не родственники, имеющие, однако, право участвовать в разделе общего имущества. Это, конечно, признак разложения большой семьи. О непроч­ности полицкой большой семьи говорит и легкость ее раздела: члены семьи имеют полное право «захотеть разделиться», и этого желания, повидимому, достаточно, чтобы раздел произошел.

Ст. 33, таким образом, несомненно, имеет в виду большую семью, но Статут ие только не называет ее вервыо, а противопо­лагает ее верви; «ближние» в состав верви не входят. Членов верви Статут всегда именует вервными братьями и трактует их, как мы видели, иначе, чем родственников, отделяя вервных братьев от родственников.

Всех этнх данных вполне достаточно, чтобы распутать запу­танный в литературе вопрос и перестать видеть в верви большую семью, В. Мажуранич по отношению к русской верви этого и не делает. В хорватской верви он видит лишь следы старых, еще не забытых родственных отношений. Трудно проверить, в какой степени они были забыты в Полице XV—XVII веков, но возмож­ность этих воспоминаний не кажется нам невероятной.

Но суть дела не в том, помнят ли члены полицкой верви в XV—XVII веках свое происхождеиие от одного предка, а в том, что собой представляла вервь в то время, какие связи соединили ее членов, родственные или экономические.

Ст. 59-а и другие вышеприведенные как будто достаточно ясно говорят о том, что члены верви, по терминологии Полицкого статута, вервные братья, ие родственники, что вервь есть часть села, именно та, жители которой живут на «вервной племеи- щиие», либо находящейся еще в общем владении, но всегда гото­вой распасться на индивидуальные участки, либо уже распав­шейся и владеющей сообща лишь лесами и лугами. Члены верви готовы и к разделу леса. Лугов пока делить нельзя, поскольку лугами пользуется по обычаю и закону не только данное село, в составе которого живет и данная вервь, но и смежные села. Леса делить закон разрешает.

Все эти данные позволяют нам считать вервь и по Полицкому статуту и по «Русской Правде» не большой семьей, а сельской общиной, в различные периоды ее существования. В Полицкой верви больше признаков ее разложения, чем в верви «Русской Правды», котя уверенно об этом говорить нельзя, поскольку «Русская Правда» не вводит нас во внутреннюю структуру верви. Однако исчезновение термина «вервь» в русских источниках XIII века не говорит ли нам о том, что и на Руси вервь пережи­вала тот же процесс разложения, что и в Полице?

Вервь, правда, под другим названием, могла жить и жила еще долго, ио ее можно видеть уже под термином «мир». «Русская Правда» дает нам основание считать оба термина, «вервь» и «мир», тождественными. Ст. 70 Пространной «Правды», например, говорит о том, что «аже будеть росечена земля... то по верви нскати татя». Эта статья по содержанию перекликается со ст. 13 Краткой «Правды», где читаем: «аще поиметь кто чюжьконь, любо оружие, любо порт, а познаеть в своем миру, то взяти ему свое...». Речь в этих двух статьях идет о поисках татя; разумеется, что татя ищут в аналогичной обстановке: там, на юге,—в верви, здесь, на севере, — в миру.

Позднее, повидимому, эти термины в «Русской Правде» были заменены другим, более созвучным современности. «Аче кто конь погубить, или оружье, или порт, а заповесть на торгу, а после познаеть в своем городе, свое ему лицемь взяти» (ст. 34 Пространной «Правды»). К отождествлению верви миру мы полу­чаем право прибавить еще «город», понимая этот термин в смысле городского округа, т. е. того же мира, во главе которого стал город. Сельский мир стал городским округом, что вполне законо­мерно. Рост производительных сил изменил общественную обста­новку, вместе с чем соответственно изменилась и терминология.

Вервь—мир—в процессе своей жизни меняла свою структуру. Большая семья имеет свою судьбу. Но смешивать эти два явления в рассмотренных нами памятниках нет никаких оснований^[574].

АНТИНАУЧНЫЕ ИЗМЫШЛЕНИЯ ФИНСКОГО «ПРОФЕССОРА»

аглавне статьи «профессора» В. Кипарского «Викииги у Днепра», помещенной в реакционной финской газете «Хувудстадсбладет», само по себе не вызвало бы ни у кого сомнений, если бы автор ограничился констатацией всем хорошо известного факта появления викингов приблизи­тельно в IX веке в различных частях Европы, в том числе и на Днепре.

Но В. Кипарскому захотелось пойти дальше и сделать вывод, что восточными славянами руководили иноземцы, именно «несла­вянский народ руссы», и что языком этого народа был древний шведский язык. Таким утверждением он заканчивает свою статью. Автор не скрывает того, что выступает против аитинорманистов, в защиту норманской теории. Он думает, что достаточно показать наличие викингов на Днепре и сделать попытку убедить легко­верного читателя в том, что названия порогам дали шведы, — и антииорманисты повержены во прах!

Между тем вопрос обстоит гораздо сложнее. Под норманиз- мом мы понимаем «теорию», «доказывающую» неполноценность русского народа, его неспособность создать свою культуру и государственность, утверждающую за варягами-норманиами роль основателей русского государства н творцов русской культуры. Всерьез защищать эту «теорию» в настоящее время, при нынешнем уровне исторической науки (нмею в виду подлинную прогрессив­ную науку), попросту невозможно. Но В. Кипарский отважи­вается на это. Естественно, у каждого читателя возникает вопрос: на чем основаны столь ответственные выводы В. Кипарского? Оказывается они получены автором из «своеобразного» филоло­гического толкования названий порогов, приведенных Констан­тином Багрянородным в его произведении «De administrando imperio».

Перед тем как перейти в атаку на аитинорманистов, В. Ки­парский проводит некоторую подготовку. Ои старается убедить

читателей, во-первых, в том, что в конце прошлого и начале нынешнего века антинорманисты якобы «даже в России сложили оружие» и только-де после второй мировой войны «борьба была возобновлена советскими историками и филологами»; и, во-вто­рых, в том, что советские историки и филологи «обходят молча­нием» сообщение Константина Багрянородного о днепровских порогах.

Автор, очевидно, попросту не знаком с русской историогра­фией — ни дореволюционной, ии советской — или намеренно ее игнорирует. В. Васильевский (жил во второй половине XIX века) никак не может быть причислен к норманнстам; ярко выраженными антинорманистами были также Д. Иловай­ский, С. Гедеонов и другие дореволюционные историки.

Советские историки в довоенные годы ие только вели борьбу с норманизмом в отдельных исследованиях, но и обобщили эту свою точку зрения в учебниках как. для средней, так и для высшей школы. Иначе и быть не могло, поскольку марксистско- ленинская теория исторического процесса предельно ясно дока­зывает всякому непредубежденному человеку всю антинаучность «теорий» иорманистов. Да и тысячи новых фактов, главным образом археологических, подкрепляют именно эту точку зрения, начисто опровергая основное положение иорманистов об обра­зовании русского государства варягами (см. книгу Б. А. Рыба­кова «Ремесло древней Руси» и другие труды советских ученых).

Таким образом, В. Кипарский, утверждая обратное, допускает грубую ошибку.

Ошибается он и во втором своем утверждении, будто советские ученые «обходят молчанием» название днепровских порогов в сообщении Константина Багрянородного. Автору следовало бы познакомиться с работами С. В. Юшкова «К вопросу о проис­хождении русского государства» (1940) или М. Н. Тихомирова «Происхождение названия «Русь» и «Русская земля»» (1947), где дается новое и совершенно убедительное толкование этой про­блемы.

У В. Кипарского имеются и другие ошибки, рассыпанные в его небольшой, но обильной ненаучными утверждениями статье. Он считает, например, что вся навигация по Днепру находилась в X веке в руках шведов, так как русские люди — по его мнению — «за исключением беломорских поморов научились навигации лишь заботами Петра I». Но такое утверждение решительно про­тиворечит всем фактам и прежде всего тем, какие, казалось бы, должны быть известны всякому, кто берется за толкование текстов

X века. Ведь имеиио к X веку относятся походы славян-руси по Днепру в Черное море и к Константинополю. Сохранились договоры с греками н комментарии к ним русского летописца

XI века.

Таким образом, в разбираемой статье В. Кипарского мно­жество замечаний, которые обнаруживают его случайное при­косновение к источникам и важнейшим фактам, связанным с его темой, и полную произвольность его утверждений. Почему он, например, так уверен, что русский летописец называет антов Иордана уличами? На каком основании он убеждает нас в том, что в южном Поднепровье не было антов? Почему он считает «совершенно невероятным», что славяне жили в южном Подне­провье даже до появления здесь печенегов? Почему он отвергает мнение финских ученых Хуго Пиппинга и Т. Э. Карстена о том, что названия порогов, приведенные Константином на двух язы­ках, имеют одинаковое значение и что славянские формы во вся­ком случае более старые? Ответить иа все эти «почему» совсем нетрудно. Лишь потому, что автору во что бы то ни стало хочется опровергнуть антннорманистскне взгляды советских историков и филологов и сделать ставку в данном серьезном вопросе на неосведомленность своих читателей. Повторяем: прежде чем браться за перо, В. Кнпарскому следовало бы, конечно, позна­комиться с тем, что пишут советские ученые н чем они аргумен­тируют свои положения. В. Кипарского, видимо, это и не инте­ресует, ибо без ознакомления с аргументами советских ученых, конечно, легче упражняться в безответственных писаниях. Но серьезных и добросовестных историков Финляндии ознакомление с трудами советской науки не интересовать не может!

Прежде всего необходимо иметь в виду, что ни один советский историк не станет отрицать присутствие варягов в Новгороде н частично в Киеве. Точно так же никто из советских историков не будет оспаривать скандинавское или датское происхождение викингов. Но вместе с тем никто из советских историков не согла­сится признать Рюрика основателем русского государства по той простой причине, что советские историки не могут повторять басни об отдельных личностях — основателях государств, к ка­кой бы национальности эти личности пн принадлежали.

Для решения вопроса о происхождении государств советские историки ищут материалы; позволяющие судить о степени раз­вития общественного строя данного народа; а поскольку пись­менных источников для столь ранних периодов, как правило, всегда недостаточно, то историки, естественно, обращаются к археологии.

Советская археология дает нужный материал. Он позволяет утверждать о разложении родового ■ строя у восточных славян уже в середине I тысячелетия нашей эры, о возникновении горо­дов в VII—VIII веках (раскопки Старой Ладогн, Пскова и др.), что могло иметь место лишь в классовом обществе и при наличии государственных форм жизнн у восточных славян. Ведь город возникает в итоге отделения ремесла от сельского хозяйства и появляется вместе с переходом от племенного строя к государству; а это означает, следовательно, что русская государственность существовала значительно раньше появления варягов в Европе и, в частности, на Руси.

Без

Наконец, термин «Русь» не так просто расшифровывается, как пытается нас уверить В. Кипарский. Об этом сущест­вует н старая и новая литература, опять-таки старательно игнорируемая В. Кипарским. Не следовало ли бы В. Кипар- скому с гораздо большим основанием посчитаться с теми араб­скими писателями IX—X веков, которые иначе думают о Руси, чем В. Кипарский? Масуди, например, называет руссов «вели­ким народом»; Ибн-Хордадбе говорит, что русские «суть племя из славян». В соответствии с этими и другими данными востоко­вед Хвольсон давно уже заявлял, что «имя «Русь» не было дано нынешней России варягами, но было туземным именем и употреблялось уже очень рано в общепринятом смысле».

В нашем распоряжении карта XI века Махмуда аль-Кашгари, на которой обозначены народы в Европе, где строго различаются печенеги, руссы, славяне и варяги. За печенегами к северу лежит Древнерусское государство с центром в Киеве (руссы), за ним к северу идет Новгородская земля (словеие) и, наконец, еще севернее — варяги. Тут руссы отнюдь не норманны, а основное население Поднепровья, т. е. Древнерусского государства (см. статью И. Умнякова в Трудах Самаркандского государ­ственного пединститута, т. I, вып. 1, 1940).

Западноевропейские источники тоже знают Русь — народ. «Баварский географ» (конец IX века) знает русских (ruzzi), как народ, соседящий с хазарами. Количество доказательств можно значительно увеличить.

Наконец, сам Константин Багрянородный в труде, который привлек внимание В. Кипарского, не один раз Русью называет народ русь, а не варяжских викингов.

Константинопольский патриарх Фотий в 866 г. говорил о народе рос, как о большом известном народе, за последнее „ время усилившемся благодаря завоеванию им соседних народов. Не случайно Волга называлась Рось, а в устье Дона стоял город Росия; названия целого ряда южных рек также происходят от корня «рос»: Оскол—Рось, Рось—притоки Днепра н Нарева, Роска на Волыни, Росава и др. Южный народ русь упоминает и Псевдо-Захария (VI век) и Лев Диакон (X век). «Правда Ру­ская»—это не сборник нормаиских законов, а первый законо­дательный сборник русского народа.

Не следует также забывать и другой серии фактов, где «рос» обозначает дружину.

Из названий порогов у Константина Багрянородного ясно то, что высказали финские историки Карстен и Пиппинг и что вполне согласно с мнением русских историков: пороги называли именами автохтоны этого края, восточные славяне, плававшие по Днепру и прекрасно знакомые с условиями этого плавания.

^Какой-то варяг, очевидно, тоже служивший в войске визан­тийского императора, сообщил названия порогов византийскому императору на двух языках: на славянском и перевод некоторых этих названий на скандинавский язык. По какой причине этот варяг назвал скандинавский язык русским, — это совершенно особый вопрос, не имеющий никакого отношения к той роли варя­гов на Руси, какую приписывают им норманисты.

Важно здесь подчеркнуть другое обстоятельство: варягн весьма быстро и бесследно растворились в славянской среде, не внеся даже военных или морских терминов в русский язык (за отдель­ными единичными исключениями, не идущими ни в какое сравне­ние с терминами русскими, греческими и терминами восточных народов).Если бы прав был В. Кипарский и те, кого он повторяет, то положение неизбежно было бы иным.

Не блещут убедительностью и приводимые В. Кипарским филологические толкования названий днепровских порогов. Порогов этих семь, но названия большинства из них по-славянски звучат очень ясно и не требуют комментариев: 1 — Эссупи (более позднее название Будило), 2 — Островунипрах, 3 — Геландри, что по-славянски, как говорит Константин Багрянородный, значит «шум порога», 4 — Неясыть, позднее Ненасытец, 5 — Вульнипрах, 6 — Веруци от древнеславянского «вручий», т. е. кипящий, 7 — Напрези (Настрези, от русского слова стреж, стрежень).

Нельзя забывать, что у Константина Багрянородного назва­ния порогов на обоих языках переданы неточно, что, конечно, усложняет понимание этих названий. Сам Константин Багря­нородный название двух порогов затруднялся записать или объяснить. Это Эссупи и «шум порога».

Ясно, что большинство названий порогов звучит по-славянскн. Имели лн пороги и другие, параллельные названия или же их со славянского языка перевел какой-то варяг, сообщивший свои сведения Константину Багрянородному, — неясно. Но поскольку в Поднепровье автохтонным населением были скифы, а позднее славяне, то естественно сделать вывод, что славяне и дали наиме­нование порогам.

Несмотря на это, В. Кнпарский без всяких доказательств произвольно утверждает, что первичное название порогов было скандинавское и лишь позднее эти названия были переведены на славянский язык.

В заключение своего экскурса в область филологии В. Ки- парский говорит: «Я не буду в связи с этим входить дальше в линг­вистические аргументы, заставляющие меня принять весьма осторожное отношение к этим утверждениям» (о славянском происхождении названий порогов. — Б. Г.).

Трудно связать эту оговорку автора с якобы вытекающим нз его филологических домыслов совсем неосторожным выводом о том, что «неславянский народ русы» руководил большим сла­вянским коллективом. В чем же фактически выразилось это руководство? Автор об этом ничего не сказал, и его вывод никак не связан с его лингвистическими упражнениями, а лишь опять- таки свидетельствует о его желании во что бы то ни стало объявить свой тезис во всеуслышание, нисколько не заботясь о его убе­дительности.

Но какая подлинная наука может осмелиться сейчас утвер­ждать, что Ромул основал римское государство, Попель и Пяст — польское, Само—чешское, Рюрик—русское и т. д.?! Государства образуются не отдельными людьми, а вырастающим из недр родового общества классом, способным взять в свои руки власть и установить свое господство. И, разумеется, не скандинавские викинги были этим классом: этот класс был русским, родив­шимся из русского родового общества, классом, как и весь рус­ский народ ко времени появления на Руси варягов, уже имев­шим длительную историю, чем и объясняется то, что варяги столь бесследно растворялись в этой русской, достаточно зрелой среде.

Исследование столь сложной проблемы, конечно, надо про­должать; ио оно может быть плодотворным только в том случае, если исследователь хорошо знает свой предмет, если он действи­тельно горит желанием постичь истину, если он с вниманием и без пристрастия следит за всеми новейшими трудами в этой области и отрешился от старых, уже разоблаченных и развен­чанных теоретических представлений. Все эти качества в статье В. Кипарского полностью отсутствуют. Из нее лишь видно, что отнюдь ие научные цели руководили ее автором, а совершенно иные, не имеющие с подлинной наукой ничего общего.

СОДЕРЖАНИЕ

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА.................................................................................................... 3

I. ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ.................................................................... 5

II. МЕСТО ДРЕВНЕРУССКОГО ГОСУДАРСТВА ВО ВСЕМИРНОЙ

ИСТОРИИ........................................................................................................ 23

[II. СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО ДРЕВНЕЙ РУСИ......................................................... 33

1. Место земледелия в хозяйстве древней Руси....................................................... 35

2. Техника сельского хозяйства в древней Руси...................................................... 55

IV. ОБЩЕСТВЕННЫЙ СТРОЙ ВОСТОЧНЫХ СЛАВЯН ДО ОБРА­ЗОВАНИЯ ДРЕВНЕРУССКОГО ГОСУДАРСТВА 71

1. Древнерусская община........................................................................................ 73

2. Предпосылки образования городов на Руси...................................................... 96

3. Несколько общих замечаний............................................................................ 111

V. ОБЩЕСТВЕННЫЕ ОТНОШЕНИЯ КИЕВСКОЙ РУСН........................................ 119

1. Крупное землевладение и землевладельцы....................................................... 122

2. Организация крупной вотчины IX—XII веков............................................... 143

Челядь.................................................................................................................... 158

Рабы.............................................................................................................. 171

Рядовичи........................................................................................................ 191

Закупы................................................................................................................... 195

Смерды.................................................................................................................. 210

Смерды — свободные члены общины............................................................ 217

Смерды зависимые........................................................................................ 225

Заключение о смердах........................................................................................... 239

Несколько замечаний по поводу термина «смерд»......................................... 242

Изгои..................................................................................................................... 247

Пущенники, задушные люди и прощенники................................................... 255

_t Несколько обобщающих замечаний..................................................................... 258

3. Движения смердов........................................................................................ 262

VI. ВАЖНЕЙШИЕ ЧЕРТЫ ПОЛИТИЧЕСКОГО СТРОЯ КИЕВ­СКОЙ РУСИ....... 275

1. Предварительные замечания.............................................................................. 2?7

2. Князь и киевская.............................................................................................. 288

3. Организация вооруженных сил восточных славян и Древне­русского государства 310

Период военной демократии......................................................................... —

Войско Древнерусского государства..................................................................... 320

«Вой»................................................................................................................... 323

Дружина......................................................................................................... 338

Вспомогательные военные части........................................................................... 346

4. Несколько замечаний о древнерусском вече..................................................... 353

VII. ИСТОКИ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ И КУЛЬТУРА КИЕВСКОЙ РУСИ............... 371

VIII. КРАТКИЙ ОЧЕРК ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ ДРЕВНЕ­РУССКОГО ГОСУДАРСТВА 423

1. Народы и племена Восточной Европы и Русь................................................. 425

2. Народы Кавказа............................................................................................... 430

3. Народы Средней Азии.................................................................................... 434

4. Греческие колонии в Причерноморье.............................................................. 437

5. Торговые связи восточных славян с другими народами.... 439

6. Первые сведения о Киеве и начале Древнерусского государ­ства.................... 441

7. Образование Древнерусского государства....................................................... 450

8. Древнерусское государство и кочевники южных степей.., 468

9. Время князя Владимира Святославича............................................................. 471

10. Крещение Руси.............................................................................................. 475

11. Вызревание новых форм государственного строя....................................... 480

12. Киев и Западная Европа при Ярославе.......................................................... 486

Русско-польские отношения............................................................................. —

Русско-чешские отношения............................................................................ 487

Киев и Германия.................................................................................................... 488

Киев и Франция............................................................................................ —

Киев, Скандинавия и Прибалтика.................................................................. 489

13. Попытки предохранить государство от раздробленности. «Три­

умвират».................................................................................................... —

14. Усиление политической роли городов........................................................ 491

15. Движение городских масс в Киеве................................................................ —

16. Распадение «триумвирата». Усиление отдельных феодальных

княжеств....................................................................................................... 494

17. Княжеские феодальные съезды..................................................................... 499

18. Восстание в Киеве в 1113 г............................................................................ 501

19. Владимир Мономах (1113—1125)................................................................ 504

20. Политическое раздробление Древнерусского государства... 505

ПРИЛОЖЕНИЯ.......................................................................................................... 515

Генезис феодализма в России............................................................................... 517

«Русская Правда» и ее славянское окружение........................................................ 534

Большая семья и вервь Русской Правды и Полицкого статута... 547

Антинаучные измышления финского «профессора»........ 561

Ответственный редактор Д. Б. Черепнин

Редактор А. Мвраон Оформление художника Б. Никифорова Техническая редакция А. Данилиной и М. Пукав Ответственные корректоры Е. Перекина и О. Галыгерн

2-я типография «Печатный Двор» им А м - --------------;-------- ~---------

Мшшстсфсгш VbT,™i СССР. Й™г°рад.^С'TaSSSf'Т" ^{Главнвдата}

«Напротив того, герои других циклов почти никогда не называются богатырями». Л. Майков, цит. соч., стр. 1, примечание.

² Очень интересно и убедительно пересматривает вопрос о начале письменности в России академик Н К. Никольский (Я. /(. Никольский, Повесть временных лет, как источник для истории начального периода русской письменности и культуры, Л. 1930).

¹ Есть еще неясный намек и на 1091 г.

² См. М. И. Сухомлинов, О древней русской летописи, как памятнике литературном, стр. 28—45; И. И. Срезневский, Чтения о древних русских летописях. Прилож. к III т. Записок Академии паук, СПБ 1862 г., стр. 10;

² См. Л. В. Арциховский, Курганы вятичей.

Белорусская Академия наук, Инст. истории, Минск 1932); его же. Ремесло древней Руси, 1948.

изд. ГАЙМК, 1934, стр. 102—130).

⁸ См. П. Н. Третьяков, Подсечное земледелие в Восточной Европе, изд. ГАИМК; его же, Расселение древнерусских племен по археологическим данных («Советская археология» №.4); его же, Восточнославянские племена, 1948 (изд. второе, М. 1953).

² См. Я- А- Манандян, Проблема общественного строя доаршакидской Армении («Исторические записки», т. XV).

¹ М. М, Щербатое,, История Российская, т. 1, СПБ 1794, стр. И, при­мечание.

3 Б. Д. Греков

* См. Т. С. Пассек, Тришльське поселения Коломийщина («Три- Ыльська культура», т. 1, Ки1в 1940, стр. 34).

² Св. Марпар:/основатель монастыря в Регенсбурге (в 1075 г.), был у киев­

фунтов серебра; увезя их на телегах, он благополучно вернулся вместе с куп­цами в Регенсбург». Эти меха там были проданы и на вырученные деньги

«Летопись занятий археографической комиссии за 1926год», вып. 1(34),стр.22).

⁸ Летописец преувеличивает роль хазар в истории Руси. Разбойничий хазарский каганат вредгенно подчинял себе некоторые восточнославянские племена, но подчинение, это было непрочным.

¹ В Ипатьевской летописи, под 1257 г.: «Данило посла Косштша... да побереть на них [ятвягах] дань; ехав же Коснятнн пойма на них дань, черный купы и бель сребро, и вдасть ему...». Под 1068 г. в Лаврентьевской летописи говорится о разграблении двора киевского князя Изяслава. Выло

¹ Этот дом-дым в совершенно конкретном виде вскрыт В. И. Равдони- касом в Старой Ладоге и больше никакой загадки не представляет.

¹ См. Ф, И, Успенский, Образование второго Болгарского царства («Записки Новороссийского университета», т. 27-, Одесса 1879, стр. ИЗ).

⁵ С. Гедеонов, Варяги и русь, ч. 1, стр. 311.

разграблено «бещисленое множьство злата и сребра, купами и белыо» («По­весть времевных лет», ч. I, стр. 115).

Ибн-Русте пишет: «Белые, круглые диргемы приходят к ним (булгарам,— Б. Г.) из страи мусульманских, путем мены за их товары» (Д. А. Хеольсон, Известия о хозарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славянах и руссах Ибк-Даста, СПБ 1869, стр. 25). Вопрос этот требует специального исследо­вания. Я высказываю здесь только предположение, навеянное терминоло­гией арабских памятников и аналогией с летописным сообщением о том, что вятичи платили дань «шлягами».

' В. В. Хвойка, ■ Древние ^обитатели Среднего Приднепровья и их культура в доисторические времена, Киев 1913, стр. 61 (курсив везде мой. — Б. Г.).

¹ К■ Фляксбергер, Находки культурных растений доисторического периода («Труды Института истории науки и техники», серия 1, вып. 2, стр. 177 и др.).

² См. Л. федоровский, Археолопчш розкопи в околицях Харкова

(«Хроника археологи та мнстецтва», ч. 1, Всеукраинская Академия наук,

Ки'1в 1930, стр. 5—10).

¹ См. К. Фляксбергер, Хлебные зерна из Ковшаровского городища, Гриневской волости, Смоленского уезда («Научные известия Смоленского государственного университета», обществ.-гуманитарн. науки, т. Ш, вып.

3, Смоленск 1926, стр. 250—251); См. также работы того же автора: «На­ходка культурных растений доисторического периода» («Труды Института истории науки и техники Академии наук», сер. 1, вып. 2); «Археологи­ческие находки хлебных растений в областях, прилегающих к Черному морю» («Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института истории материальной культуры», VIII, М. — Л. 1940, стр. 117—119).

^и См. А. И. Лявданский, Некоторые данные о городищах Смоленской губернии («Научные известия Смоленского государственного университета», т. III, вып. 3, стр. 247).

¹ Лавреитьевская летопись, под 1071 г.; «Повесть временных лет»,

ч. I, стр. 117.

' М. Ф. Владияирский-Буданов, Христоматия по истории русского права, вып. 1, изд. 5, СПБ.— Киев 1899, стр. 137.

² См. Е. Э. Липшиц, Византийское крестьянство и славянская колони­

зация (преимущественно по данным земледельческого закона) («Византий­

ский сборник», 1945, стр. 106—114).

• Новгородская 1 летопись, под 1127 г. (курсив мой. — Б. Г.)-, Новго­

¹ М. Я. Никольский, История русской церкви, изд. 2, М,—Л. 1931, стр. 50 и др.

³ Н. Огановский, Закономерность аграрной эволюции, ч, 2, Саратов

191), стр. 33—34.

¹ См. Л. Я. Лявданский, Некоторые данные о городищах Смоленской губернии- («Научные известия Смоленского государственного университета», т. III, вып. 3, стр. 247).

¹ «Грамоты Великого Новгорода и Пскова» под ред. С. Н. Валка, М.-Л. 1U-19, № 82, стр. Ш.

G1

¹ «Грамоты Великого Новгорода и Пскова», № 102, стр. 159. Данная Антония Римлянина'(не позднее 1147 г.).

² См. С. Н. Волк, Начальная история древнерусского частного акта («Вспомогательные исторические дисциплины», сб, статей, М.—Л. 1937, стр. 285—318). Возражения С. Н. Валку в защиту подлинности грамоты см. М.Н. Тихомиров, О частных актах в древней Руси («Исторические записки», т. XVII, стр. 235-241).

¹ Лаврептьевская летопись, под 1037 г.; «Повесть временных леи,

¹ «Былины», изд. т-ва «Огни», СПБ 1911, стр. 27.

¹ Лаврентьевская летопись, изд. 1897 г., стр. 13; «Повесть времен­ных лет», ч. I, стр. 15.

^II В, О. Кмочевский, Курс русской истории, ч. I, стр. 16].

6 Б. Д. Греков 81

¹ Ф. И. Леонтович, О значении верви по Русской Правде и Полиц- кому статуту, сравнительно с задругою юго-западных славян (ЖМНП, 1867, апрель, стр. 18).

³ См. А. Я. Ефименко, Исследования народной жизни, М. 1884, стр. 238

и сл.

¹ См. Г. Ф. Блюменфельд, О формах землевладения в древней Руси,

Одесса 1884, стр.,53 и др.

⁵ Я. Д, Беляев, Лекции по истории русского законодательства, изд. 2, К. 1888, стр. 189.

в Киевской Руси, 2) безнадежно неспособен понимать разницу между «боль­

шой семьей» и «крупной патриархальной семьей». Первое утверждение

просто неточно, так как сам С, В. Юшков на той же странице своего труда (стр. 87) указывает, цитируя меня, что родовые организации ушли «конечно, не бесследно, в прошлое» (курсив мой. — Б. Л). Второе утверждение С. В. Юш­кова совершенно точно: действительно, я не понимаю разницы между «боль­шой семьей» и «патриархальной семьей» даже с прибавлением «крупной», какое тут делает мой оппонент. Энгельс во всяком случае пользуется терми­нами «патриархальная большая семья» (patriarchalische Hausgenossen- schaft), «патриархальная семья» (patriarchalische Familie), «большая семья» (Hausgenossenscnaft) в одинаковом смысле (Ф. Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и государства, стр. 57—60). Подробнее см. мою статью о верви в «Вопросах истории» № 8 за 1951 г.

⁸ С. В. Юшков имеет в виду мое мнение, высказанное в книге «Киевская Русь», изд. 3, стр. 61,

' См. Н. П. Грацианский, О материальных взысканиях в варварских Правдах («Историк-марксист» № 7, 1940, стр, 54—64),

¹ См.А. Е. Пресняков, Лекции по русской истории, т.1, стр. 164—165 исл.

¹.Ф. Энгельс, Происхождение семьи, частно® собственности и госу­дарства, стр. 156—157 (курсив мой. — Б, Г.).

³ Пространная «Правда», ст. 34.

хорватская республика, общественный строй которой имел очень много

гии, так и по сущности отдельных правовых институтов. См. В. Д. Грат,

² «Вервиая племенщииа» — это общинная земля.

¹ Пространная «Правда», ст. 19.

• Подробнее об общине по «Русской Правде» и «Польской Правде» см. Б. Д. Греков, Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII века,

может служить к данному случаю аналогией.

³ Ср. со ст. 36: «А оже будет в одном граде, то ити истцго до конца того свода..,», ст. 39: «А ис своего города в чюжду землю извода нет...». В ст. 114 «чей либо город» противополагается «хоромам». Здесь город — несомненно укрепленная усадьба. «Город» в смысле округа поним