В стране Народного единства

В первые недели наступившего 1971 года старый грузовик сияет новой краской. На его деревянных бортах появились плакаты, на них – лица, сжатые кулаки, как на некоторых картинах Пикассо, а посредине на фоне сине-бело– красного флага Чили большими буквами написано: «Унидад популар» – «Народное единство». Золотые руки механика сумели вновь поставить на колеса этого отслужившего свою службу железного коня.

Старый грузовик превратился в трибуну. Его окружили сотни людей. Они хотят услышать, что сделает для них правительство Народного единства.

Это боевое собрание. Товарищи на трибуне не собираются отделываться пустыми обещаниями и ничего не значащими словами. Они объясняют, что правительство Альенде получило в наследство разваленную экономику. Они объясняют, что управляющие иностранных концернов, которые привыкли выжимать все соки из Чили, теперь организовали саботаж производства. Они объясняют, что рабочие должны внимательно следить за действиями директоров предприятий, что нужно быть готовыми к отражению любых нападок правых. Единственное, что можно твердо обещать, это борьбу.

Люди, столпившиеся вокруг грузовика, согласны не со всем, что говорят ораторы, одни возражают, другие задают вопросы. Это собрание – не привычный доклад и дискуссия после него. Нет, это беседа, обмен мнениями между единомышленниками. И именно это обстоятельство настраивает на оптимизм, такого в Чили еще не бывало.

И все начинают подпевать, когда один из людей на грузовике берет гитару и запевает песню, в которой говорится, что все компаньерос должны держаться вместе, чтобы построить новую Чили.

Человек с гитарой – Дин Рид. Правда, он гринго, как называют в Латинской Америке североамериканцев, но для чилийских рабочих он не чужой, не враг.

Люди, живущие в трущобах Сантьяго, знают, что Дин приехал в страну, чтобы продемонстрировать свою солидарность с народом Чили. Они знают, что он не потребовал за выступление ни единого эскудо. Они знают, что он делает это, потому что считает их дело своим собственным.

Четыре месяца подряд Дин поет для Унидад популар. Сцены, с которых он выступает, не имеют бархатного занавеса, не освещены прожекторами. Сцены Дина – это старенький грузовичок, который притащили со свалки, это профсоюзные клубы, это красные уголки, это станки, встав на которые он выступает в цехах во время рабочих перерывов, это рудники, где он поет перед шахтерами, это коридоры тюрем, куда он пришел со своими друзьями из Унидад популар; ведь они знают, что воришки, которые здесь сидят, стали уголовниками лишь потому, что их семьи терпели горькую нужду.

Четыре месяца подряд Дин скорее агитатор, чем певец. Содержание его песен – это облеченная в поэтические рифмованные строки, спетая в захватывающем ритме программа Народного единства. Это песни революции, песни народа.

Тогда, в Чили, я единственный раз в жизни оказался в обстановке, которая внешне походила на ту, что встретила меня, когда я приехал в Южную Америку в качестве молодой свежеиспеченной голливудской звезды. Теперь на мне был солидный черный костюм, как и на всех других мужчинах, за исключением военных, надевших парадные мундиры. Женщины были в роскошных нарядах. В бокалах пенилось шампанское, которое разливали лакеи в ливреях.

Но сходство с той обстановкой было только внешним. Вся элегантность была лишь данью официальному протоколу. А вот разговоры, которые велись во время этого вечера, так же отличались от банальностей, которыми обмениваются в высшем обществе, как ковбой отличается от своего босса. И неудивительно: ведь многие из присутствовавших впервые участвовали в подобном торжестве. Впервые в чилийской истории представители народа встретились в президентском дворце «Ла Монеда». Это было 4 ноября 1970 года, в день, когда доктор Сальвадор Альенде был официально приведен к присяге в качестве президента.

Я никогда не забуду этого выдающегося государственного деятеля, который погиб с оружием в руках, отстаивая свои убеждения. Простота в обращении с земляками, понимание нужд простых людей, достоинство, с которым он встречал провокации (я сам был тому свидетелем на множестве собраний), характеризуют его как поистине великого человека.

Четыре месяца я прожил тогда в Чили и уезжал из страны с тяжелым сердцем. И сейчас, когда я беспокоюсь за судьбу многих друзей, которых нашел в стране Народного единства, мне нечего добавить к тому, что было сказано тогда в моем прощальном привете чилийскому народу. Письмо было опубликовано в таких крупных чилийских изданиях, как «Кларин», «Насьон» и других. Вот оно, это письмо: «Пришел час, который должен был прийти, час моего расставания. Я прожил четыре месяца бок о бок с вами в часы, столь значительные и для чилийского народа, и для меня лично...

Я приехал в Чили, чтобы быть вместе с вами, чтобы помочь вам, чтобы показать, насколько я разделяю ваше желание жить в свободном и справедливом обществе. Я приехал, чтобы учиться и учить. Ведь когда любят друг друга, как вы и я, то нет учителей и учеников, обе стороны – и учитель, и ученик – учатся. Я никогда не забуду те четыре месяца, что провел рядом с вами. Как могут изгладиться из памяти часы, проведенные на шахтах Теньенте и Чукикамата, беседы с крестьянами Консепсьона, встречи с рабочими в Сантьяго, Арика и Вальпараисо! Все эти чилийцы имеют различные представления о жизни, у каждого свое прошлое, но у всех объединяющее их будущее. Все с надеждой и доверием смотрят в будущее – новую Чили.

Мои слова не столько слова прощания, сколько вера в новую встречу. Мы ведь всегда будем рядом друг с другом, когда речь идет о выступлении против несправедливости. Мы будем рядом в любой точке земного шара, где мужчина или женщина защищают свой очаг от иноземного агрессора. Мы будем рядом в любом месте, где рабочие, крестьяне, студенты и интеллигенция борются за мир, в котором нет места несправедливости и войнам.

Мы будем рядом, где есть люди, отстаивающие свои неотъемлемые права, и мы будем бороться вместе с этими людьми – будь то во Вьетнаме, Анголе или Бразилии.

Мы будем рядом и в тех местах, где цветут цветы, сияет солнце, смеется ребенок. Ведь нашим будущим будет мир, где обретают высочайшую ценность самые чистые и гуманные человеческие качества. В этом мире единственным привилегированным классом будут дети, а мужчины и женщины будут дарить свою жизнь не только друг другу, но и всему человечеству, будут солидарны с каждым, кто нуждается в солидарности. Это будет мир, в котором люди будут ощущать боль, если больно соседу. Это будет мир, в котором люди будут жить достойно и мирно.

Чилийцы, я желаю вам счастья на вашем пути. Вы взяли на себя историческую задачу, и я знаю, что вы справитесь с ней. Не сдавайтесь. Всегда следуйте за правдой. Я всегда готов помочь вам. Я обнимаю вас.

Дин Рид»

29 мая в крупной ежедневной газете «Насьон» не было привычной передовицы. Вместо нее было напечатано прощальное приветствие, обращенное к Дину Риду. Оно принадлежало перу Мигеля Умберто Агирре, одного из редакторов газеты. В приветствии говорилось:

«Правда, гринго, заключается в том, что нам нелегко сказать тебе «гуд бай», тебе, который никогда ничего не требовал от нас. Мы много раз работали вместе, всегда во имя нашего революционного дела.

Ты сейчас далеко от своей семьи, ты оставил своих близких, чтобы жить в окружении друзей. Ты сейчас далеко от своего дома, от родителей, далеко от родины и своей дочери Рамоны.

Ты оставляешь нас, как брат, Дин. Ты оставляешь нас, как романтик нашего дела. Ты оставляешь нас, потому что такова твоя судьба – бороться за то, во что ты веришь.

Нас покидает друг.

Ты для нас друг, который отправляется теперь в другую точку планеты, чтобы поднять оружие за счастье других народов.

Мы прощаемся с хорошим товарищем. Поцелуй и обними за нас Рамону. Пусть она простит нас за то, что мы столь надолго задержали ее отца, и пусть поймет, что это было необходимо».