2017-11-30
224
Когда Полдарк поравнялся со вторым денником, ему послышалось за спиной какое‑то движение. Он резко развернулся и вскинул ружье. Никого. Слабый свет фонаря не проникал вглубь конюшни, и Росс пожалел, что не прихватил его с собой.
Теперь Сквайр вскинул голову и переступил копытами. Все лошади почуяли опасность. Росс напряженно замер. Выждал минут пять. Он прекрасно понимал, что это проверка на терпение: у кого раньше сдадут нервы. В себе Росс был уверен, но именно это и побуждало его к действию. Рубен мог подобрать бур, вернуться обратно на сеновал и затаиться там на всю ночь.
Росс услышал, как Джуд вышел из дома и потопал по брусчатке. Сначала он подумал, что слуга направляется на конюшню, но потом понял, что цель Пэйнтера – располагавшийся по соседству сортир. Вскоре Джуд пошел в обратном направлении, и дверь в дом захлопнулась. А в конюшне так никто и не проявился.
Росс повернулся, чтобы пойти за фонарем, и в этот момент что‑то просвистело у него за спиной и с грохотом обрушилось на перегородку, рядом с которой он стоял всего секунду назад. Ручной бур. Доска разлетелась в щепки, Росс обернулся и выстрелил в появившуюся из темноты фигуру. Что‑то ударило его по голове, а фигура метнулась к выходу из конюшни. Как только в дверном проеме возник четкий силуэт человека, Полдарк еще раз спустил курок. Но произошла осечка, и Рубен успел скрыться до того, как Росс выстрелил в третий раз.
Полдарк выбежал из конюшни. Фигура мужчины двигалась в саду между яблонь. Росс разрядил в нее второй ствол, потом вытер со лба кровь и пошел к дому. А на крыльцо тем временем уже выбежали Джуд, Пруди и Демельза.
Росс был зол и раздосадован, из‑за того что Рубену удалось сбежать, хотя он ничуть не сомневался: утром Клеммоу непременно схватят.
Раненому трудно скрыться.
Глава тринадцатая
На рассвете Росс пошел по кровавому следу Рубена, но тот, не дойдя до Меллина, свернул на север к песчаным холмам, и след затерялся. Прошло несколько дней, о Клеммоу никто ничего не слышал, и вполне можно было предположить, что он истек кровью или умер от холода где‑нибудь в песках. Его исчезновение всех устраивало, а то, что накануне он объявился в конюшне, обитатели Нампары и Заки, которому Росс рассказал о происшествии, держали в секрете.
В то лето не было ни дня, когда бы Нампара‑Хаус не был украшен цветами. И все благодаря Демельзе. Со временем девочка перестала бояться, что ее силой вернут жестокому отцу. Теперь она каждое утро на рассвете, конечно же в сопровождении Гаррика, уходила собирать полевые цветы, а возвратившись, украшала ими гостиную.
Пруди пыталась втолковать Демельзе, что судомойка не должна этим заниматься, но девочка все равно приносила цветы в дом, и в результате Пруди сдалась. Чего только не было в букетах Демельзы: таволга и кукушкин цвет, наперстянка и полевая гвоздика. Трудно сказать, замечал ли цветы в гостиной Росс; если и замечал, то никак на это не реагировал.
До появления в Нампаре девочка росла словно молодое животное с зашоренными глазами. Ее мир был сужен до семейного круга и повседневных примитивных нужд. Первые девять лет жизни она практически неотрывно находилась при вечно беременной матери. Болезни, плохое обращение, нищета, плачущие младенцы – вот что видела Демельза. Да и после смерти миссис Карн практически ничего не изменилось, разве что у девочки перестали появляться новые братья. Неудивительно, что теперь она стала быстро развиваться, причем не только физически. За четыре месяца Демельза выросла на целый дюйм, а ее интерес к цветам стал своего рода символом открытия нового мира.
Со временем Демельзе понравилось причесываться и собирать волосы в хвост, и теперь можно было легко разглядеть ее лицо. Девочка оказалась довольно симпатичной: чистая кожа, развитая мимика и умные, очень честные глаза. Легко можно было предположить, что уже через пару лет за ней будет ухаживать какой‑нибудь молодой шахтер вроде Джима Картера.
Демельза все схватывала на лету, а еще у нее была тяга к подражанию, и она начала учиться правильно произносить новые слова, при этом некоторые старые, наоборот, постепенно исчезали из ее лексикона. Росс деликатно наставлял Пруди, а Пруди, которая при желании могла перещеголять в крепких выражениях любого солдафона, вдруг обнаружила, что ей нравится отучать Демельзу сквернословить.
Порой, сталкиваясь с наводящими вопросами девочки, Пруди чувствовала себя загнанной в ловушку. Она‑то знала, что правильно и пристойно, в отличие от Демельзы. Если других девочек еще можно было учить хорошим манерам, не заботясь о собственном поведении, то с Демельзой этот фокус точно бы не прошел. Она была очень сообразительной, ее мысли уносились вперед и били рикошетом.
В результате процесс добровольного воспитания Демельзы сопровождался также вынужденным перевоспитанием Пруди. Получалось, что ей теперь даже и напиться толком нельзя.
Росса все это очень забавляло. Даже Джуд не остался в стороне, хотя относился к ситуации и не так снисходительно, как супруга. Похоже, Пэйнтеру совсем не нравилось то, что Пруди уже больше двух месяцев не охаживала его метлой.
Только не подумайте, что Пруди с Джудом менялись оттого, что общались с чистым непорочным ребенком; в девочке первородного греха было не меньше, чем в них самих.
Если Демельза росла и развивалась постепенно, то Гаррик рос как на дрожжах. Когда он только появился в Нампаре, это был самый обычный щенок. Кормежка в новом доме была не в пример лучше, чем в старом, и Гаррик так быстро вымахал, что всем стало ясно: в его родословной не обошлось без овчарок. Редкие черные кудряшки никуда не делись, а вот из‑за отсутствия хвоста пес казался нескладным и до смешного непропорциональным. А еще Гаррик очень привязался к Джуду, Тот, в свою очередь, видеть его не мог, но несуразный щен повсюду преследовал старого лысого пройдоху. В июле Гаррика объявили чистым от паразитов и он получил допуск в кухню. Это событие пес отметил тем, что промчался от двери прямиком к сидящему за столом Джуду и опрокинул бедолаге на колени кувшин с сидром. Облитый сидром и готовый расплакаться от жалости к самому себе, Джуд запустил в Гаррика пустым кувшином, но тот успел смыться, а Демельза забежала в маслобойку и давилась там от смеха, прикрыв голову руками.
В один прекрасный день Росса, к его большому удивлению, посетили миссис Тиг и ее младшая дочь Рут.
Как объяснила миссис Тиг, они направлялись в Мингус и подумали, что было бы неплохо заодно нанести дружеский визит в Нампару. Миссис Тиг не бывала здесь уже лет десять, и ей якобы захотелось посмотреть, как Росс один со всем управляется.
– Покойный мистер Тиг, – заявила она, – всегда говорил, что фермерство – весьма захватывающее хобби.
– В моем случае это несколько больше чем хобби, мэм, – сказал Росс.
В тот день он ремонтировал ограду на одном из участков своей земли и потому выглядел далеко не презентабельно. Взлохмаченный, грязный, с исцарапанными и грязными руками, он в ярком костюме для верховой езды приветствовал миссис Тиг и ее дочь, которая явно приложила немало усилий, чтобы выглядеть просто сногсшибательно. Контраст между визитерами и хозяином был налицо.
Росс распорядился, чтобы гостьям принесли сладкий ликер, и, пока они его пили, разглядывал Рут. Теперь он понял, чем девушка привлекла его на балу: мягкие, слегка подкрашенные губы, миндалевидные серо‑зеленые глаза и маленький, но волевой подбородок. Миссис Тиг удалось в последней отчаянной попытке наделить свою младшую дочь той жизненной энергией, которой так не хватало старшим сестрам.
Они мило поболтали о том о сем.
Миссис Тиг поведала, что на самом деле их пригласил мистер Джон Тренеглос, старший сын мистера Хораса Тренеглоса из Мингуса. Джон устраивает охоту в Гранбэрроу. Увидев однажды, как Рут держится в седле, он был немало восхищен и с тех пор столько раз их приглашал, что отказаться было бы по меньшей мере неприлично.
– Не правда ли, дом в Мингусе просто превосходный? – поинтересовалась миссис Тиг, оглядывая гостиную Росса. – В готическом стиле и такой просторный. Мистер Тренеглос очаровательный пожилой джентльмен, но трудно не заметить, как он сдал в последнее время.
Она все болтала и болтала. Как жаль, что капитан Росс не охотится с гончими! Общение с людьми своего круга и возбуждение от погони, без сомнения, пошли бы ему на пользу. Рут обожает ездить верхом. Конечно, это вовсе не означает, что она не преуспела в других, более женских занятиях. Кто попробует ее силлабаб[6], сразу поймет, какая Рут мастерица.
Далее миссис Тиг поведала о том, что всегда воспитывала из дочерей хороших хозяек. Например, вот этот фишю[7]– совместная работа Рут и Джоан, хотя Джоан и не такая прилежная и трудолюбивая, как младшая сестра.
Все это время Рут сидела с весьма недовольным видом: она надувала губки, искоса оглядывала гостиную и постукивала хлыстом по сапожку. Однако, когда ее маменька теряла бдительность, она бросала на Росса выразительные и многообещающие взгляды. А Росс думал о том, что бо́льшая часть дня уже потеряна и теперь он вряд ли закончит сегодня чинить ограду.
Миссис Тиг поинтересовалась, часто ли он видится с родственниками. На балу у Лемонов не было ни одного Полдарка. Естественно, теперь, когда Элизабет в положении, никто не ожидает, что она будет выходить в свет, как раньше. После этой фразы Рут вспыхнула, а у Росса защемило в груди.
Ходят слухи, продолжала мать Рут, что Верити, несмотря на запрет отца, все‑таки встречается с этим ужасным человеком, с капитаном Блейми. Хотя откуда Россу об этом знать, он ведь живет в Нампара‑Хаусе отшельником.
В половине шестого гостьи собрались уходить. Росс пригласил их остаться на обед. Они поблагодарили, но отказались. Миссис Тиг заметила, что было очень приятно повидаться, и напоследок поинтересовалась, не откажется ли Росс нанести им ответный визит. Когда ему удобно? Где‑нибудь в начале следующего месяца? Да, конечно, нет сомнений, что капитан Росс возродит Нампару. Хотя женская рука не только не помешает, но даже привнесет в атмосферу дома некоторое изящество. Это ведь так очевидно.
Росс проводил гостей к выходу. Миссис Тиг продолжала болтать, а ее дочь то улыбалась, то дулась – другими словами, пыталась вернуть те игривые отношения, которые возникли между ними на балу. Слуга миссис Тиг подал лошадей. Рут первой легко вскочила на лошадь, она явно была прирожденной наездницей. Затем миссис Тиг тоже весьма достойно оседлала свою кобылу, и Росс проводил обеих до границы своих владений.
На пути им встретилась Демельза, которая несла из Сола корзину сардин – первый в этом году улов. На ней было лучшее из двух ее платьев – розовое, из набивного канифаса. Девочка‑девушка, худенькая и угловатая, она шла широким шагом, и солнце играло в ее спутанных волосах.
Увидев Росса и его гостей, она моргнула, неловко присела в реверансе и пошла дальше.
Миссис Тиг достала платок из тонкого кружева и смахнула с жакета пыль.
– Я слышала, капитан Полдарк, что вы удочерили девочку. Это она и есть?
– Я никого не удочерял, – сказал Росс. – Мне просто была нужна судомойка. Эта девочка достаточно взрослая, она прекрасно знает, чего хочет. Она добровольно решила поступить ко мне в услужение. Вот, собственно, и все.
– Прелестная девчушка, – заметила миссис Тиг. – И вы правы: похоже, она действительно знает, чего хочет.
В конце августа роман Верити и капитана Блейми достиг кульминации. К несчастью, это случилось именно в тот день, когда Росс, приняв приглашение миссис Тиг, решил нанести ей ответный визит.
В то лето Эндрю Блейми четыре раза уходил в плавание, и все четыре раза, когда он возвращался, Верити встречалась с ним в Нампаре.
Росс никак не мог подавить в себе симпатию к этому человеку, даже несмотря на его прошлое. Блейми был спокойным, уверенным в себе мужчиной, говорил он мало и только по делу, а некоторую его холодность сглаживала удивительно скромная манера держаться. Если описывать Эндрю Блейми одним словом, больше всего подошло бы «трезвость». Хотя, если верить его собственным признаниям, прежний Блейми был далеко не трезвенником. Иногда, глядя на него, можно было почувствовать этот внутренний конфликт. Росс знал, что у Блейми была репутация настоящего капитана. Жесткий самоконтроль, самоограничение и сдержанность в движениях – все это являлось эхом былых сражений, и нетрудно было догадаться, какой ценой одержана победа. К Верити Блейми относился с нежностью и уважением, и Полдарк не сомневался в искренности его чувств.
Если Россу что‑то и не нравилось, так это та роль, которую он играл в сложившихся обстоятельствах. Он добровольно содействовал встречам двух людей, которым любой разумный человек посоветовал бы расстаться. Случись что, виноват будет именно он. Как можно ожидать здравомыслия от влюбленных?
Росса совершенно не устраивало то, как развивались события. Он никогда не присутствовал на свиданиях, но знал, что Блейми пытается уговорить возлюбленную тайком бежать, а Верити пока не приняла решение, потому что все еще надеялась на примирение отца с Эндрю. Но при этом она согласилась, когда представится такая возможность, поехать с Блейми в Фалмут и познакомиться с его детьми. Росс подозревал, что если Верити туда поедет, то уже вряд ли вернется обратно. Нельзя переступать черту. Эта поездка стала бы первым шагом на пути открытого противостояния. Случись подобное, Блейми вполне мог убедить Верити в том, что лучше уж немедленно обвенчаться с ним, чем возвращаться домой, где ее ждут скандал и унижение.
За неделю до описываемых событий миссис Тиг прислала к Россу одного из своих грумов с приглашением на «скромный дневной прием, который состоится в следующую пятницу, в четыре часа пополудни». Росс мысленно выругался, но ответил письменным согласием. А на следующий день приехала Верити и спросила, можно ли ей встретиться с Эндрю Блейми в Нампаре в три часа дня в пятницу.
Росс доверял Верити, поэтому не считал нужным оставаться дома во время их свиданий, и просто немного задержался, чтобы встретить гостей.
Проводив Верити и Блейми в гостиную, он распорядился, чтобы их не беспокоили, а сам отправился с визитом к миссис Тиг. Проезжая по долине, он с тоской глядел по сторонам и думал о том, сколько всего мог бы сделать сегодня по хозяйству, а вместо этого придется изображать из себя светского франта в компании полудюжины юнцов и девиц. В конце долины, сразу за Уил‑Мейденом, он встретил Чарльза и Фрэнсиса.
В первый момент Росс даже опешил.
– Рад приветствовать вас на своей земле, дядя, – сказал он. – Решили меня навестить? Еще пять минут – и вы бы меня не застали.
– А мы именно на это и рассчитывали, – огрызнулся Фрэнсис.
Чарльз натянул поводья. Отец и сын оба были не в духе и раскраснелись от злости и быстрой езды.
– Прошел слух, что Верити встречается в Нампара‑Хаусе с этим Блейми в твоем доме. Мы едем узнать, так ли это.
– Боюсь, я не смогу оказать вам должное гостеприимство, – сказал Росс. – К четырем я приглашен в гости, а путь неблизкий.
– Верити сейчас в твоем доме, – заявил Фрэнсис. – Нравится тебе это или нет, но мы намерены отправиться туда и убедиться, что там нет Блейми.
– Уф! – выдохнул Чарльз. – Фрэнсис, незачем так горячиться. Возможно, мы ошибаемся. Росс, мальчик мой, дай слово чести, что это не так, и мы тут же развернемся и уедем.
– Да, но интересно, что же в этом случае Верити делает в Нампара‑Хаусе в отсутствие хозяина? – задиристо поинтересовался Фрэнсис.
– Поскольку мое слово чести не в силах переместить капитана Блейми в иное место, я его, пожалуй, давать не стану, – произнес Росс.
Чарльз изменился в лице.
– Вот дьявол! Росс, ты оставил ее в своем доме с этим сукиным сыном? У тебя что, нет ни капли порядочности? А как насчет верности семье?
– А я что тебе говорил! – воскликнул Фрэнсис и, не желая слушать дальнейшие объяснения, пустил своего коня рысью в сторону Нампары.
– Я думаю, дядя, вы заблуждаетесь относительно Блейми, – как можно спокойнее сказал Росс.
– А я думаю, что заблуждался на твой счет, – усмехнулся в ответ Чарльз и последовал за сыном.
Росс с тяжелым сердцем смотрел, как дядя и кузен приближаются к его дому. Нетрудно было догадаться, что сейчас разразится скандал.
Росс развернул Смуглянку и поехал обратно.
Когда он добрался до Нампара‑Хауса, Фрэнсис уже был в гостиной. Чарльз тяжело спешивался со своей кобылы, а из дома доносились возбужденные голоса.
Войдя в гостиную, они застали следующую картину: Эндрю Блейми стоял возле камина и, чтобы Верити не встала между ним и Фрэнсисом, придерживал ее за рукав. Он был в капитанском мундире добротного синего сукна с белым воротником‑стойкой и в черном галстуке. Судя по его лицу, Блейми запер все свои эмоции на самые прочные и проверенные временем засовы. Этот крепкий мужчина средних лет, сдержанный и владеющий собой, выгодно отличался от молодого Фрэнсиса, раскрасневшегося и самонадеянного. Росс заметил, что Чарльз прихватил в гостиную хлыст.
– …Не смейте в таком тоне говорить с сестрой, – произнес Блейми. – Все, что вы собрались высказать, говорите мне.
– Ах ты, сукин сын! – воскликнул Чарльз. – Тайком, за нашей спиной… Завел шашни с моей единственной дочерью…
– Я действовал тайком лишь потому, что вы не пожелали встретиться и обсудить этот вопрос, – спокойно ответил Блейми. – Неужели вы думаете…
– Обсудить этот вопрос! – перебил его Чарльз. – Мне нечего обсуждать с женоубийцами! В наших краях таких типов не любят! От них смердит! Верити, немедленно седлай лошадь и езжай домой.
– Я вправе распоряжаться своей жизнью, – тихо возразила Верити.
– Ступай, дорогая, – сказал Блейми. – Не стоит здесь оставаться.
Верити стряхнула его руку:
– Я останусь.
– Ну и оставайся, черт с тобой! – потерял терпение Фрэнсис. – А таких, как этот твой Блейми, пронять можно только одним способом. Ему бесполезно толковать про честь. А вот хорошая взбучка не помешает. – И Фрэнсис начал снимать сюртук.
– Пожалуйста, не в моем доме, – сказал Росс. – Только начните здесь драку – мигом всех вышвырну вон.
На секунду все онемели.
– Проклятье! – взорвался Чарльз. – У тебя никак хватает наглости принять его сторону!
– Я не принимаю ничью сторону, но в драке смысла не вижу.
– Что один, что другой. Эти два мерзавца друг друга стоят, – заметил Фрэнсис.
– Вы слышали, что сказала ваша сестра, – спокойно произнес капитан Блейми. – Верити вправе распоряжаться своей жизнью. У меня нет ни малейшего желания ссориться, но она уйдет со мной.
– Да никогда! Скорее мы встретимся в аду, – парировал Фрэнсис. – Я не позволю вам вытереть ноги о нашу семью.
Тут капитан Блейми стал белым как мел.
– Наглый щенок!
– Ах так! – Фрэнсис шагнул вперед и дал капитану пощечину.
На щеке моряка осталось красное пятно, и он ударом кулака в лицо повалил Фрэнсиса на пол.
Все замерли. Верити, испуганно ахнув, отошла в сторону.
Фрэнсис сел и тыльной стороной ладони вытер струйку сочившейся из носа крови. Потом встал и поинтересовался:
– Капитан Блейми, когда вам будет угодно встретиться со мной?
Выплеснувшись наружу, злость капитана сошла на нет, а вот выдержка на этот раз ему изменила.
– Завтра с отливом я отплываю в Лиссабон.
– Именно такой ответ я и ожидал услышать, – презрительно хмыкнул Фрэнсис.
– Но все можно решить сегодня.
Чарльз вышел вперед:
– Нет, Фрэнсис, эти французские штучки нам тут ни к чему. Давай просто надерем этому проходимцу зад, и дело с концом.
– Этого я вам не позволю, – заявил Росс.
Фрэнсис облизнул губы:
– Я требую сатисфакции. Ты не можешь мне запретить. Этот тип считает себя джентльменом. Так пусть выйдет из дома и ответит на мой вызов. Если, конечно, у него хватит духу.
– Эндрю, – взмолилась Верити, – не соглашайся.
Капитан посмотрел на девушку отстраненно, как будто враждебность ее брата их уже разделила.
– Разберись с ним на кулаках, сынок, – просипел Чарльз. – Этот негодяй не стоит того, чтобы ради него получить пулю.
– Только так его и можно остановить, – возразил Фрэнсис. – Росс, я прошу тебя предоставить нам оружие. Если откажешься, я пошлю в Тренвит за своим.
– Тогда посылай, – грубо сказал Росс. – Я не собираюсь в этом участвовать.
– Пистолеты на стене у вас за спиной, – сквозь зубы произнес Блейми.
Фрэнсис развернулся и снял со стены серебряные дуэльные пистолеты, те самые, которыми Росс угрожал отцу Демельзы.
– Надеюсь, они стреляют? – холодно поинтересовался Фрэнсис у хозяина дома.
Тот промолчал. Фрэнсис повернулся к Блейми:
– Пойдемте.
– Мальчик мой, – подал голос Чарльз, – послушай меня, не глупи. Это мое дело как отца, и…
– Ничего подобного. Этот тип ударил меня.
– Пошли отсюда, не связывайся с этим мерзавцем. А Верити вернется домой. Да, Верити?
– Да, папа.
Фрэнсис посмотрел на Росса:
– Позови своего слугу, пусть он проверит пистолеты и убедится в том, что оба заряжены.
– Сам и позови.
– У нас нет секундантов, – попытался возразить Чарльз. – Мы не можем соблюсти все правила.
– Это все условности! – заявил его сын. – Когда отстреливаешь ворон, правила не нужны!
Фрэнсис явно был настроен решительно, и они вышли из дома. У Блейми даже ноздри побелели от напряжения, но держался капитан отстраненно, будто все происходящее его не касалось. Верити предприняла последнюю попытку вразумить брата. Но тот в ответ резко заявил, что ее следует излечить от слепой страсти, а другого способа он не видит.
Джуд болтался возле дома, так что звать его не пришлось. Пэйнтеру очень хотелось поглазеть на дуэль, а уж когда ему доверили роль секунданта, это превзошло все его ожидания. Джуд присутствовал при подобном событии лишь однажды, и тому минуло уже тридцать лет. Фрэнсис велел ему отсчитать положенные пятнадцать шагов. Джуд вопросительно глянул на Росса, но тот только пожал плечами.
– Да, сэр, я понял – пятнадцать шагов.
Они вышли на лужайку. Верити отказалась вернуться в дом и стояла, судорожно вцепившись в садовую скамейку.
Дуэлянты встали спина к спине. Фрэнсис был на дюйм с лишним выше своего противника.
– Готовы, сэр?
– Да.
Росс хотел было вмешаться, но передумал – пусть эти упрямые глупцы сами между собой разбираются.
– Тогда начали. Один, два, три, четыре, пять, шесть…
Пока Джуд считал, а Фрэнсис с Блейми расходились, с неба спикировала ласточка и пролетела между дуэлянтами.
На счет «пятнадцать» они развернулись лицом друг к другу. Фрэнсис выстрелил первым и попал Блейми в правую руку. Капитан выронил пистолет, наклонился, поднял его левой рукой и выстрелил в ответ. Фрэнсис схватился за горло и повалился на траву.
Росс бросился вперед.
В висках стучало: «Я должен был их остановить. Что будет с Элизабет, если Фрэнсис погиб?..»
Росс перевернул кузена на спину и разорвал ворот рубашки. Пуля вошла в шею у самого плеча, но ранение не было опасным. Росс поднял Фрэнсиса на руки и перенес его в дом.
– О господи! – беспомощно воскликнул Чарльз и пошел следом. – Мой мальчик… Он умер?
– Ерунда, ничего страшного, – ответил Росс. – Джуд, возьми лошадь мистера Фрэнсиса и скачи за доктором Чоуком. Скажи ему, у нас тут вышел несчастный случай с пистолетом. Правду не говори.
– Рана серьезная? – спросил капитан Блейми, он уже успел перемотать платком раненую руку. – Я…
– Убирайтесь отсюда! – побагровев от гнева, завопил Чарльз. – Как вы посмели снова войти в этот дом!
– Не толпитесь вокруг, – сказал Росс, укладывая Фрэнсиса на диван. – Пруди, принеси чистую тряпку и горячую воду.
– Разреши, я помогу, – попросила Верити. – Позволь, я… Я должна что‑то сделать… я могу…
– Нет, не надо. Не трогай его.
Все умолкли, а потом в комнату торопливо вошла Пруди с тазом горячей воды. До этого Росс, чтобы кузен не истек кровью, зажимал рану своим шейным платком. Теперь он поменял платок на лоскут влажной ткани. Фрэнсис поморщился и застонал.
– С ним все будет хорошо, – сказал Росс. – Только не толпитесь тут, а то дышать нечем.
Капитан Блейми взял свою шляпу, вышел из дома и, сев на скамью у парадной двери, закрыл лицо руками.
Чарльз обтер платком шею и голову под париком.
– Будь оно все проклято, как же я испугался! Подумал, что мальчик умер. Слава богу, Блейми стрелял не с правой руки.
– Возможно, с правой он бы как раз промахнулся.
Фрэнсис повернул голову, что‑то пробормотал и открыл глаза. Еще через несколько секунд он окончательно пришел в сознание. Злости в его взгляде уже не было.
– Он ушел? – спросил Фрэнсис.
– Да, – кивнул Росс.
– А я его все‑таки подстрелил, – криво усмехнувшись, сказал Фрэнсис. – Паршивые у тебя пистолеты, Росс. Прицел наверняка сбит. Ох! Ну, теперь можно будет неделю‑другую и без пиявок обойтись.
В саду возле дома Верити присоединилась к Эндрю Блейми.
Капитан замкнулся в себе. За какие‑то пятнадцать минут их отношения бесповоротно изменились.
– Я должен уйти, – произнес Блейми, и они оба сразу заметили, что он говорит в единственном числе, только о себе. – Лучше сделать это сейчас, пока Фрэнсис не очнулся.
– О, мой дорогой, если бы ты… промахнулся или вообще отказался стрелять…
Блейми покачал головой: раздираемый противоречиями собственной натуры, он страдал, оттого что был не в силах объяснить все Верити.
– Я знаю… Фрэнсис… он искал этой ссоры, – продолжала Верити. – Но он мой брат. И теперь для меня просто невозможно…
Блейми попытался ухватиться за соломинку:
– Со временем все уляжется, Верити. А наши чувства останутся неизменными.
Он несколько секунд не отрываясь смотрел на нее.
Девушка не ответила, просто сидела опустив голову.
– Возможно, Фрэнсис был прав, – наконец произнес Блейми. – Ни к чему хорошему это и не могло привести. Возможно, мне не следовало даже думать о тебе… смотреть в твою сторону…
– Нет, Фрэнсис ошибался. Но после всего этого… примирение уже невозможно.
Они посидели так еще с минуту, и Блейми встал.
– Твоя рука, – сказала Верити. – Давай я перевяжу.
– Пустяки, царапина. Жаль, что он не прицелился лучше.
– Ты сможешь ехать верхом? Твои пальцы…
– Да, смогу.
И Блейми, ссутулившись, словно старик, ушел за дом.
Обратно он вернулся уже верхом.
– Прощай, любовь моя. Пусть нам не суждено быть вместе, но я тебя никогда не забуду.
Блейми пересек ручей и медленно поехал по долине. Верити смотрела ему вслед, пока его силуэт не размыли внезапно набежавшие на глаза слезы.
Глава четырнадцатая
В Тренвит вернулись все вместе. Фрэнсис с временной повязкой смог доехать верхом, и теперь им занялся Чоук. Доктор устроил из процедуры перевязки целое представление. Чарльз, пуская газы и срыгивая остатки гнева, проковылял в свою комнату, чтобы вызвать рвоту и отдохнуть перед ужином.
Увидев супруга, Элизабет едва не лишилась чувств, но быстро пришла в себя. Она буквально летала вверх‑вниз и подгоняла миссис Табб и Бартла, чтобы они предоставили доктору все необходимое и обеспечили раненому удобства. У Элизабет вообще была такая особенность: пока жизнь протекала спокойно, она словно бы накапливала энергию про запас, а в чрезвычайной ситуации использовала ее в полную силу. Согласитесь, подобное встречается не часто.
А Верити… Верити ушла в свою комнату…
Она чувствовала себя словно бы отрезанной от семьи, частью которой была целых двадцать пять лет. Теперь ее окружали посторонние люди, причем не просто чужие, а враждебно настроенные. Родные отдалились от Верити, а Верити – от них. Бедняжка замкнулась в себе, ее никто не понимал, у нее не осталось друзей.
Верити закрыла дверь на задвижку и обессиленно опустилась на стул. Роман с Блейми подошел к концу, и, как бы Верити этому в душе ни противилась, она понимала, что уже ничего нельзя изменить. Ослабевшая до полуобморочного состояния, Верити устала от самой жизни. Если бы смерть сейчас пришла тихо и безболезненно, она бы приняла ее как возможность лечь в постель и, забыв обо всем, погрузиться в сладкий сон.
Верити обвела взглядом комнату. С каждым предметом обстановки, с каждой мелочью здесь ее связывала будничная, но при этом особенная близость.
Высокое и узкое створчатое окно в алькове. Она смотрела в него еще маленькой девочкой, а потом и девушкой. Смотрела зимой и летом, осенью и весной, пребывая как в хорошем, так и в дурном настроении. На этот сад, на тисовую ограду, на три изогнутых платана. Она наблюдала за тем, как иней выводит на стекле свои узоры, как потом капли дождя сбегают вниз, словно слезы по старческим щекам, как первые лучи весеннего солнца падают на турецкий ковер и на половицы из мореного дуба.
На каминной полке из резной сосны – старинные французские часы с расписными и позолоченными фигурками куртизанок времен Людовика XIV. Они стояли там с самого рождения Верити, хотя на самом деле были значительно старше ее: их тонкий металлический колокольчик отсчитывал время уже более пятидесяти лет. То есть получается, когда мастер их сделал, Чарльз Полдарк был еще худеньким мальчиком, а не задыхающимся стариком с багровым лицом, который разрушил любовь своей дочери. Они всегда были вместе: младенец и часы, девочка и часы, девушка и часы. Их тиканьем сопровождались ее болезни и ночные кошмары, сказки и грезы, они были рядом на протяжении всей ее жизни, такой монотонной и такой яркой.
