Надписи к статуе Петра Великого 3 страница

Не дар ли мы в Стекле божественный имеем,

Что честь достойную воздать ему коснеем?

Взирая в древности народы изумленны,

Что греет, топит, льет и светит огнь возжженный,

Иные божеску ему давали честь;

Иные, знать хотя, кто с неба мог принесть,

Представили в своем мечтанье Прометея,

Что, многи на земли художества умея,

Различные казал искусством чудеса:

За то Минервою был взят на небеса;

Похитил с солнца огнь и смертным отдал в руки.

Зевес воздвиг свой гнев, воздвиг ужасны звуки.

Предерзкого к горе великой приковал

И сильному орлу на растерзанье дал.

Он сердце завсегда коварное терзает,

На коем снова плоть на муку вырастает.

Там слышен страшный стон, там тяжка цепь звучит;

И кровь, чрез камни вниз текущая, шумит,

О коль несносна жизнь! позорище ужасно!

Но в просвещенны дни сей вымысл видим ясно.

Пинты украшать хотя свои стихи,

Описывали казнь за мнимые грехи.

Мы пламень солнечный Стеклом здесь получаем

И Прометея тем безбедно подражаем.

Ругаясь подлости нескладных оных врак,

Небесным без греха огнем курим табак⁸;

И только лишь о том мы думаем, жалея,

Не свергла ль в пагубу наука Прометея?

Не злясь ли на него, невежд свирепых полк

На знатны вымыслы сложил неправой толк?

Не наблюдал ли звезд тогда сквозь Телескопы,

Что ныне воскресил труд счастливой Европы?

Не огнь ли он Стеклом умел сводить с небес

И пагубу себе от варваров нанес,

Что предали на казнь, обнесши чародеем?

Коль много таковых примеров мы имеем,

Что зависть, скрыв себя под святости покров,

И груба ревность с ней, на правду строя ков,

От самой древности воюют многократно,

Чем много знания погибло невозвратно!

Коль точно знали б мы небесные страны,

Движение планет, течение луны,

Когда бы Аристарх⁹ завистливым Клеантом¹⁰

Не назван был в суде неистовым Гигантом,

Дерзнувшим землю всю от тверди потрясти,

Круг центра своего, круг солнца обнести;

Дерзнувшим научать, что все домашни боги

Терпят великой труд всегдашния дороги;

Вертится вкруг Нептун, Диана и Плутон

И страждут ту же казнь, как дерзкой Иксион;

И неподвижная земли богиня Веста

К упокоению сыскать не может места.

Под видом ложным сих почтения богов

Закрыт был звездный мир чрез множество веков.

Боясь падения неправой оной веры,

Вели всегдашню брань с наукой лицемеры,

Дабы она, открыв величество небес

И разность дивную неведомых чудес,

Не показала всем, что непостижна сила

Единого творца весь мир сей сотворила;

Что Марс, Нептун, Зевес, всё сонмище богов

Не стоят тучных жертв, ниже под жертву дров;

Что агньцов и волов жрецы едят напрасно;

Сие одно, сие казалось быть опасно.

Оттоле землю все считали посреде.

Астроном весь свой век в бесплодном был труде,

Запутан циклами¹¹, пока восстал Коперник,

Презритель зависти и варварству соперник.

В средине всех планет он солнце положил,

Сугубое земли движение открыл.

Однем круг центра путь вседневный совершает,

Другим круг солнца год теченьем составляет,

Он циклы истинной Системой растерзал

И правду точностью явлений доказал.

Потом Гугении¹², Кеплеры¹³ и Невтоны,

Преломленных лучей в Стекле познав законы,

Разумной подлинно уверили весь свет,

Коперник¹⁴ что учил, сомнения в том нет.

Клеантов не боясь, мы пишем все согласно,

Что истине они противятся напрасно.

В безмерном углубя пространстве разум свой,

Из мысли ходим в мысль, из света в свет иной.

Везде божественну премудрость почитаем,

В благоговении весь дух свой погружаем.

Чудимся быстрине, чудимся тишине,

Что бог устроил нам в безмерной глубине.

В ужасной скорости и купно быть в покое,

Кто чудо сотворит кроме его такое?

Нас больше таковы идеи веселят,

Как, божий некогда описывая град,

Вечерний Августин¹⁵[63]душею веселился.

О коль великим он восторгом бы пленился,

Когда б разумну тварь толь тесно не включал,

Под нами б жителей как здесь не отрицал,

Без Математики вселенной бы не мерил!

Что есть Америка, напрасно он не верил:

Доказывает то подземной католик,

Кадя златой его в костелах новых¹⁶ лик.

Уже Колумбу вслед, уже за Магелланом

Круг света ходим мы великим Океаном

И видим множество божественных там дел,

Земель и островов, людей, градов и сел,

Незнаемых пред тем и странных нам животных,

Зверей, и птиц, и рыб, плодов и трав несчотных.

Возьмите сей пример, Клеанты, ясно вняв,

Коль много Августин в сем мнении неправ;

Он слово божие употреблял[64]напрасно.

В Системе света вы то ж делаете власно.

Во зрительных трубах Стекло являет нам,

Колико дал творец пространство небесам.

Толь много солнцев в них пылающих сияет,

Недвижных сколько звезд нам ясна ночь являет.

Круг солнца нашего, среди других планет,

Земля с ходящею круг ней луной течет,

Которую хотя весьма пространну знаем,

Но к свету применив, как точку представляем.

Коль созданных вещей пространно естество!

О коль велико их создавше божество!

О коль велика к нам щедрот его пучина,

Что на землю послал возлюбленного сына!

Не погнушался он на малой шар сойти,

Чтобы погибшего страданием спасти.

Чем меньше мы его щедрот достойны зримся,

Тем больше благости и милости чудимся.

Стекло приводит нас чрез Оптику к сему,

Прогнав глубокую неведения тьму!

Преломленных лучей пределы в нем неложны,

Поставлены творцем; другие невозможны.

В благословенной наш и просвещенной век

Чего не мог дойти по оным человек?

Хоть острым взором нас природа одарила,

Но близок оного конец имеет сила.

Кроме, что вдалеке не кажет нам вещей

И собранных трубой он требует лучей,

Коль многих тварей он еще не досягает,

Которых малой рост пред нами сокрывает!

Но в нынешних веках нам Микроскоп открыл,

Что бог в невидимых животных сотворил!

Коль тонки члены их, составы, сердце, жилы

И нервы, что хранят в себе животны силы!

Не меньше нежели в пучине тяжкий кит,

Нас малый червь частей сложением дивит.

Велик создатель наш в огромности небесной!

Велик в строении червей, скудели тесной!

Стеклом познали мы толики чудеса,

Чем он наполнил понт, и воздух, и леса.

Прибавив рост вещей, оно, коль нам потребно,

Являет трав разбор и знание врачебно;

Коль много Микроскоп нам тайностей открыл,

Невидимых частиц и тонких в теле жил!

Но что еще? уже в Стекле нам Барометры

Хотят предвозвещать, коль скоро будут ветры,

Коль скоро дождь густой на нивах зашумит,

Иль, облаки прогнав, их солнце осушит.

Надежда наша в том обманами не льстится:

Стекло поможет нам, и дело совершится.

Открылись точно им движения светил:

Чрез то ж откроется в погодах разность сил.

Коль могут счастливы селяне быть оттоле,

Когда не будет зной ни дождь опасен в поле?

Какой способности ждать должно кораблям,

Узнав, когда шуметь или молчать волнам,

И плавать по морю безбедно и спокойно!

Велико дело в сем и гор златых достойно!

Далече до конца Стеклу достойных хвал,

На кои целой год едва бы мне достал.

Затем уже слова похвальны оставляю,

И что об нем писал, то делом начинаю.

Однако при конце не можно преминуть,

Чтоб новых мне его чудес не помянуть.

Что может смертным быть ужаснее удара,

С которым молния из облак блещет яра?

Услышав в темноте внезапной треск и шум

И видя быстрый блеск, мятется слабый ум;

От гневного часа желает где б укрыться;

Причины оного исследовать страшится.

Дабы истолковать что молния и гром,

Такие мысли все считает он грехом.

На бич, он говорит, я посмотреть не смею,

Когда грозит отец нам яростью своею.

Но как он нас казнит, подняв в пучине вал,

То грех ли то сказать, что ветром он нагнал?

Когда в Египте хлеб довольный не родился,

То грех ли то сказать, что Нил там не разлился?

Подобно надлежит о громе рассуждать.

Но блеск и звук его, не дав главы поднять,

Держал ученых смысл в смущении толиком,

Что в заблуждении теряли путь великом

И истинных причин достигнуть не могли,

Поколе действ в Стекле подобных не нашли.

Вертясь, Стеклянный шар¹⁷ дает удары с блеском,

С громовым сходственны сверьканием и треском.

Дивился сходству ум; но видя малость сил,

До лета прошлого¹⁸ сомнителен в том был;

Довольствуя одне чрез любопытство очи,

Искал в том перемен приятных дни и ночи;

И больше в том одном рачения имел,

Чтоб силою Стекла болезни одолел;

И видел часто в том успехи вожделенны.

О коль со древними дни наши несравненны!

Внезапно чудный слух по всем странам течет,

Что от громовых стрел опасности уж нет!

Что та же сила туч гремящих мрак наводит,

Котора от Стекла движением исходит,

Что зная правила изысканны Стеклом,

Мы можем отвратить от храмин наших гром.

Единство оных сил доказано стократно:

Мы лета ныне ждем приятного обратно.

Тогда о истине Стекло уверит нас,

Ужасный будет ли безбеден грома глас?

Европа ныне в то всю мысль свою вперила

И махины уже пристойны учредила.

Я, следуя за ней, с Парнасских гор схожу,

На время ко Стеклу весь труд свой приложу.

Ходя за тайнами в искусстве и природе,

Я слышу восхищен веселый глас в народе.

Елисаветина повсюду похвала

Гласит премудрости и щедрости дела.

Златые времена! о кроткие законы!

Народу своему прощает миллионы¹⁹;

И пользу общую Отечества прозря,

Учению велит расшириться в моря,

Умножив бодрость в нем щедротою своею!

А ты, о Меценат²⁰, предстательством пред нею

Какой наукам путь стараешься открыть,

Пред светом в том могу свидетель верной быть.

Тебе похвальны все приятны и любезны,

Что тщатся постигать учения полезны.

Мои посильные и малые труды

Коль часто перед ней воспоминаешь ты!

Услышанному быть ее кротчайшим слухом

Есть новым в бытии животвориться духом!

Кто кажет старых смысл во днях еще младых,

Тот будет всем пример, дожив власов седых.

Кто склонность в счастии и доброту являет,

Тот счастие себе недвижно утверждает.

Всяк чувствует в тебе и хвалит обое,

И небо чаемых покажет сбытие.

 

Декабрь 1752

 

Поздравительное письмо Григорью Григорьевичу Орлову июля 19 дня 1764 года^*

 

ПОЗДРАВИТЕЛЬНОЕ ПИСЬМО ГРИГОРЬЮ ГРИГОРЬЕВИЧУ ОРЛОВУ¹ ОТ МИХАЙЛА ЛОМОНОСОВА С РУДИЦКИХ ЗАВОДОВ² ИЮЛЯ 19 ДНЯ 1764 ГОДА

 

Любитель чистых муз, защитник их трудов,

О взором, бодростью и мужеством Орлов,

Позволь простерть им глас из мест уединенных

Навстречу, где от стран богиня оживленных,

Всех щедря и любя, спешит к Невы струям

Отрады обновить, покой умножить нам;

Где ты усердие и верность к ней являешь,

И сродно с именем, раченьем возлетаешь,

Предвидишь издали благоугодность ей,

Минерве, тысящи достойной олтарей.

Куда ни поспешат стопы ее достигнуть,

Там должно храмы в честь для вечности воздвигнуть.

Лишь только начнется пребыстрых мыслей бег,

Предводит польза их и следует успех.

Стократно счастливы ее под кровом нивы,

Где лавры собрал Петр, она садит оливы.

Возносят грады там в веселии главы;

О как красуетесь, Балтийски бреги, вы!

Тритоны с нимфами там громко восклицают

И Амфитриды путь российской прославляют.

Кронштадтских вобразив за лето шум валов,

Как радовались те схождению богов,

Екатеринину приходу в длани плещут;

Торжественны огни среди недр влажных блещут.

Сугубым ревом там и пеною порог

Стремится к низу, чтя монарших святость ног.

Противны некогда, но ныне россам святы

Ликуют в торжестве ливонские раскаты.³

Крутится, веселясь, в струях своих Двина,

Отрадой более, как влагою, полна.

Не страшны там отвне грозящи исполины:

Крепит премудрыя рука Екатерины.

Для безопасности обильных росских недр

Хранит преемница, что там устроил Петр.

Крепит на западе, в восток распространяет,

Судьба широки где врата ей отверзает,

Народы многие сыскав, от зла покрыть

И знанием добра и пользы просветить.

Здесь тверды крепости, здесь пристани и флоты,

Прибежище своим и от врагов оплоты.

Снаряды значат все противным страх, не вред,

И в безопасности чтоб мирной был сосед.

В покое богатить монархиня нас мыслит,

Что общее добро своим довольством числит,

Во всем Отечестве поставить правый суд⁴

И щедро награждать усердных верный труд,

Блаженство подданных возвысить чрез науки,

Наградой ободрять художественны руки;

Спасать несчастливых, счастливых умножать

И быть рабов своих возлюбленная мать.

Подобно как весны благоприятно время

Живит по всей земли и в море всяко племя,

Владычица красот, натуры щедра дщерь,

Когда богатств своих отверзет только дверь,

Зефиры нежные на воздух вылетают,

Утеху, здравие повсюду разливают,

И пчелы пестрые сосут в лугах цветы,

Сбирая сладостны себе и нам соты.

Поля, стада, леса дают везде надежду,

Готовя нам покров, и пищу, и одежду;

И всё, что видимо в богатом естестве,

Живет и движется в труде и в торжестве.

Не иначе народ в блаженстве успевает,

Что просвещенная богиня покрывает;

В числе монаршеских считает вящих дел

Внутрь области снабдить и укрепить предел.

Се слава по путям ливонским разглашает:

Монархиня лицем к Петрополю⁵ сияет.

В восторге он приняв желаемый сей слух,

От чистых Невских струй возводит взор и дух.

И солнца своего приветствует восходу,

Откуду блещет свет российскому народу.

Желания во всех, как тихих волн игра,

Приемлющих лучи чистейшие сребра,

Повсюду блещущих от одного светила;

Так действует в сердцах доброт монарших сила!

Я зрю здесь в радости довольствий общих вид,

Где Рудица, вьючись сквозь каменья, журчит,

Где действует вода⁶, где действует и пламень,

Чтобы составить мне или превысить камень

Для сохранения геройских славных дел,

Что долг к Отечеству изобразить велел.

Где дщерь Петрова мне щедротною рукою⁷

Награду воздала⁷ между трудов к покою.

Трудов, что ободрил Екатеринин глас,

И взор жизнь нову влил, и воскресил Парнас!

Он будет сих даров бессмертный проповедник.

А ты, о храбрых дел отеческих наследник,

Что знаешь с мужеством приятность сопрягать,

Блюсти величество и подданных спасать.

Великие дела соединять к отраде,

И Марсу следовать⁸ и угождать Палладе.

Блажен родитель[65]твой таких нам дав сынов⁹,

Не именем однем, но свойствами Орлов.

Он храбростью Петру усердствовал на брани;

Ты верны Отчеству распростирая длани,

Екатеринин рок и общей отвратил,

Покой и век златой наукам обновил:

Ликуют Северны страны в премудрой воле,

Что правда с кротостью сияет на престоле.

О коль прекрасны дни! о коль любезна власть!

Герой, мы должны в том тебе велику часть!

 

 

 

Идиллия

 

Полидор^*

 

Ее императорского величества малороссийскому, обоих сторон Днепра и войск запорожских гетману, действительному камергеру, Академии наук президенту, лейбгвардии Измайловского полку подполковнику и разных орденов кавалеру, сиятельнейшему графу Кирилу Григорьевичу Разумовскому¹ идиллия, которою усердное свое почтение засвидетельствует Академии наук профессор Михайло Ломоносов.

 

ПОЛИДОР²

 

Идиллия,

в которой разговаривают

Каллиопа, муза.

Левкия, Днепрская нимфа.

Дафнис, тамошней пастух.

 

Каллиопа

 

Между прохладными Днепровыми струями,

Между зелеными и мягкими кустами

Тебя я посетить пришла с Кастальских гор,

Чтоб радость мне свою соединить с твоею;

Едино счастие с тобою я имею:

Един у нас теперь предстатель³ Полидор.

Богиня⁴, что поля пространны управляет

И щедрою Парнас рукою украшает,

Ему вручила жезл⁵, чтоб в сих лугах пасти.

 

Левкия

 

Доколе будет Днепр в брегах своих крутиться,

Дотоле олтари здесь будут ей куриться

И лавры завсегда торжественны цвести.

Здесь плески на лугах повсюду раздаются,

И с шумом радостным в порогах воды льются,

Избыточно цветы дают свой нежной дух,

И ветвьми дерева, красуяся, качают,

И горы и леса богиню возвышают,

Что к их желанию склонила щедрый слух.

Тебя здесь, Полидор, желали рощи злачны,

Долины тучные, источники прозрачны,

Тебя желали здесь обильные поля.

 

Каллиопа

 

Тебя мы, Полидор, имеем там ограду;

И чрез тебя Парнас почувствовал отраду,

Как влагу получив иссохшая земля.

 

Левкия

 

Ты, муза, прохладись под тению густою.

 

Каллиопа

 

Ты, нимфа, уклонись со мной сюда от зною;

Мы сядем при воде на мягкую траву.

Теперь пристоен час сплетать венки прекрасны

И Полидору петь здесь песни нам согласны.

 

Левкия

 

Я ветьвей и цветков, Каллиопа! нарву.

Смотри, как зеленью везде покрылись нивы,

И тихой Днепр в себе изображает ивы,

Что густо по крутым краям его растут.

Играют зефиры кудрявых древ листами

И нежат теплыми душистой цвет крилами,

С которого, шумя, свой пчелы мед несут.

 

Каллиопа

 

Приятной день теперь нам радость умножает,

Под ветвьми соловей свой свист усугубляет,

Завидуя в лугах поющим пастухам.

И овцы уж траву с ручьями позабыли

И слух к веселой их игре поворотили,

И козы прыгают по звонким их струнам.

Иной кладет пучки, иной в свирелку свищет,

Иной любезныя меж деревами ищет,

Иной сам прячется от ней в зеленой куст.

 

Левкия

 

Хотя довольно нас приятность услаждает,

Однако больше всех меня увеселяет

О Полидоре песнь из Дафнисовых уст.

Я вижу, он идет украшен весь цветами,

Цветы на голове, цветы между перстами,

Цветами увит вкруг и посох и свирель.

Не так любезно мне по камням вод журчанье,

Не столько голубиц мне мило воркотанье,

И сладких соловьев не так приятна трель,

Как голос Дафнисов здесь рощи оживляет

И имя Полидор стократно повторяет.

Ах, Дафнис! пением своим нас услади.

 

Каллиопа

 

Хотя геройских лир мне больше шум угоден,

Однако сельских струн мне сладок звон и сроден,

Ты, Дафнис, звонких птиц в лугах здесь постыди.

 

Дафнис

 

Ты, муза, мне вдохни, что ныне петь пристойно,

Что слуху вашего и что сих дней достойно,

Ты, нимфа, ласковым мне взглядом силу дай.

 

Каллиопа

 

Зачни великия богини добродетель,

Которой я сама и весь Парнас свидетель;

Потом и сих долин довольства воспевай.

 

Левкия

 

Запой, что видел ты, как был в великом граде,

И что при нимфах пел в Палемоновом стаде⁶.

Мы станем пестрые веночки завивать

И в голос к твоему напеву приставать.

 

Дафнис

 

Молчите, шумные пороги,

И слушайте мой новой стих;

Усыпьте, нимфы, здесь дороги

Лилеями из рук своих;

Везде венками украшайте

Пригорки, долы и ручьи.

 

Каллиопа

 

Верьхи Парнасски, расцветайте.

 

Левкия

 

Красуйтесь, Днепрские струи.

 

Дафнис

 

Великой будет пусть богине

Везде прилична красота.

О как я веселюся ныне,

Что видел очи и уста,

От коих радость почерьпают

Широки северны поля.

 

Каллиопа

 

Верьхи Парнасски расцветают.

 

Левкия

 

Красуется сия земля.

 

Дафнис

 

При ней я видел Полидора,

Он пред лицем ее стоял

Среди геройского собора

И ласково ко мне взирал.

О тихи ветры, развевайте

По всем лугам слова мои.

 

Каллиопа

 

Верьхи Парнасски, расцветайте.

 

Левкия

 

Красуйтесь, Днепрские струи.

 

Дафнис

 

Вчерась меня кругом обстали

Пастушки с красных наших гор

И с жадностию понуждали:

Каков, скажи нам, Полидор?

Я дал ответ: он превышает

Собой всех здешних пастухов.

 

Каллиопа

 

Верьхи Парнасски украшает.

 

Левкия

 

Он здешних будет честь лугов.

 

Дафнис

 

Они одна перед другою:

Скажи, скажи о нимфе нам,

Которой Полидор красою

Пленившись торжествует сам.

Я им сказал: вы заплетите

Нарвавши с розами лилей.

 

Каллиопа и Левкия

 

На них любуясь поглядите

И думайте при том об ней.

 

Дафнис

 

Лозе подобно плодовитой,

Она возлюбленным плодом,

Благословением покрытой,

Наполнит Полидоров дом⁷.

Пребудет радость ввек отныне,

На каждой умножаясь час.

 

Каллиопа и Левкия

 

Хвала бессмертная богине,

Украсившей его и нас.

 

Дафнис

 

Ему поспешно наливайтесь

Приятной сладостью, плоды,

Сторично, овцы, размножайтесь

И летние волов труды.

Вы сладку росу поспешайте

Сбирать, прилежные рои.

 

Каллиопа

 

Верьхи Парнасски, расцветайте.

 

Левкия

 

Красуйтесь, Днепрские струи.

 

 

 

Разные стихотворения

 

«Я знак бессмертия себе воздвигнул…»^*

 

 

Я знак бессмертия себе воздвигнул

Превыше пирамид и крепче меди,

Что бурный аквилон сотреть не может,

Ни множество веков, ни едка древность.

Не вовсе я умру, но смерть оставит

Велику часть мою, как жизнь скончаю.

Я буду возрастать повсюду славой,

Пока великий Рим владеет светом.

Где быстрыми шумит струями Авфид¹,

Где Давнус² царствовал в простом народе,

Отечество мое молчать не будет,

Что мне беззнатной род препятством не был,

Чтоб внесть в Италию стихи эольски³

И перьвому звенеть Алцейской лирой⁴.

Взгордися праведной заслугой, муза,

И увенчай главу Дельфийским лавром⁵.

 

<1747>

 

«Ночною темнотою…»^*

 

 

Ночною темнотою

Покрылись небеса,

Все люди для покою

Сомкнули уж глаза.

Внезапно постучался

У двери Купидон,

Приятной перервался

В начале самом сон.

«Кто так стучится смело?» –

Со гневом я вскричал.

«Согрей обмерзло тело, –

Сквозь дверь он отвечал. –

Чего ты устрашился?

Я мальчик, чуть дышу,

Я ночью заблудился,

Обмок и весь дрожу».

Тогда мне жалко стало,

Я свечку засветил,

Не медливши нимало

К себе его пустил.

Увидел, что крилами

Он машет за спиной,

Колчан набит стрелами,

Лук стянут тетивой.

Жалея о несчастье,

Огонь я разложил

И при таком ненастье

К камину посадил.

Я теплыми руками

Холодны руки мял,

Я крылья и с кудрями

До суха выжимал.

Он чуть лишь ободрился,

«Каков-то, – молвил, – лук,

В дожде, чать, повредился».

И с словом стрелил вдруг.

Тут грудь мою пронзила

Преострая стрела

И сильно уязвила,

Как злобная пчела.

Он громко рассмеялся

И тотчас заплясал:

«Чего ты испугался? –

С насмешкою сказал, –

Мой лук еще годится,

И цел и с тетивой;

Ты будешь век крушиться

Отнынь, хозяин мой».

 

<1747>

 

«Лишь только дневной шум замолк…»^*

 

 

Лишь только дневной шум замолк,

Надел пастушье платье волк,

И взял пастушей посох в лапу,

Привесил к поясу рожок,

На уши вздел широку шляпу

И крался тихо сквозь лесок

На ужин для добычи к стаду.

Увидев там, что Жучко спит,

Обняв пастушку, Фирс храпит,

И овцы все лежали сряду,

Он мог из них любую взять;

Но, не довольствуясь убором,

Хотел прикрасить разговором

И именем овец назвать.

Однако чуть лишь пасть разинул,

Раздался в роще волчей вой.

Пастух свой сладкой сон покинул,

И Жучко с ним бросился в бой;

Один дубиной гостя встретил,

Другой за горло ухватил;

Тут поздно бедный волк приметил,

Что чересчур перемудрил,

В полах и в рукавах связался,

И волчьим голосом сказался.

Но Фирс недолго размышлял,

Убор с него и кожу снял.

Я притчу всю коротким толком

Могу вам, господа, сказать:

Кто в свете сем родился волком,

Тому лисицей не бывать.

 

<1747>

 

«Жениться хорошо, да много и досады…»^*

 

 

Жениться хорошо, да много и досады.

Я слова не скажу про женские наряды:

Кто мил, на том всегда приятен и убор;

Хоть правда, что при том и кошелек неспор.

Всего несноснее противные советы,

Упрямые слова и спорные ответы.

Пример нам показал недавно мужичок,

Которого жену в воде постигнул рок.

Он, к берегу пришед, увидел там соседа:

Не усмотрел ли он, спросил, утопшей следа.

Сосед советовал вниз берегом идти:

Что быстрина туда должна ее снести.

Но он ответствовал: «Я, братец, признаваюсь,

Что век она жила со мною вопреки;

То истинно теперь о том не сумневаюсь,

Что, потонув, она плыла против реки».

 

<1747>

 

«Послушайте, прошу, что старому случилось»^*

 

 

Послушайте, прошу, что старому случилось,

Когда ему гулять за благо рассудилось.

Он ехал на осле, а следом парень шол;

И только лишь с горы они спустились в дол,

Прохожей осудил тотчас его на встрече:

«Ах, как ты малому даешь бресть толь далече?»