Ризоматическое мировидение

Концепцией ризоматического мировидения мы обязаны Ж. Делезу и Ф. Гватта- ри, их совместной работе «Rhizome», вышедшей в свет в 1976 г. Сам термин «ризома» заимствован из ботаники. Обозначает он там способ жиз- недеятельности многолетних травянистых растений типа ириса. Ризома — стелю- щаяся культура, пускающая корни книзу и дающая покрытые листьями побеги кверху. По мере продвижения такого растения вперед его ранее выброшенные корни и побеги постепенно отмирают. Каждый отрезок ризомы при благоприятных условиях может давать (и дает) жизнь новому растению. В П. ризома — это метафора для описания реальности в терминах запутанной корневой системы (корневища), нитевидных эволюционных цепочек, «подземных стеблей и наземных корней». Ризому П. противопоставляет дереву как совершенно другому (классическому) способу мышления. «Дерево» не устраивает П. очень многим, практически всем. Де- рево держит философский дискурс в плену мифологического сознания с его организацией универсума, космоса по принципу «дерева мира». Мыслить «деревом» — зна- чит мыслить мифологически, притом что по форме все может выглядеть сверхрационально. У дерева, далее, есть корень, а значит, глубина, в которой, по общему мнению, заключена сущность, субстанция, основа-детерминанта всего являющегося нам мира. Дерево также является символом вертикально-властной организации бытия («власть всегда древовидна»), оно навязывает нам образы центра (ствол) и периферии (отходя- щие от ствола боковые ветви). Образ центра, впрочем, приходит здесь и с другой стороны — со стороны колец, ежегодно нарастающих в стволе дерева. Дерево с его вектором роста (и движением соков) от корней до кроны олицетворяет собой генетически-стержневое, линейно-сквозное видение мира. Своим непрерывным дихотомическим ветвлением дерево к тому же конституирует бинаризм, логику бинарных оппозиций. Любая упорядоченность, согласно П., непременно приобретает «древовидную» конфигурацию. Деревом проросла, как полагают Делез и Гваттари, вся западная культура, что значительно ограничивает ее спонтанность, творчество и свободу. Вообще «у многих людей дерево проросло в мозгу», их мысли, решения и действия страдают одеревенелостью. В отличие от дерева ризома являет собой множество беспорядочно переплетенных отростков и побегов, растущих во всех направлениях. Не имеет она и связующего центра в виде какого-то единого корня. Это непараллельная эволюция полностью различных образований, происходящая не за счет дифференциации, членения, ветвления, а благодаря удивительной способности перепрыгивать (переползать) с одной линии развития на другую (отсюда — «поперечное» мышление), исходить и черпать силы из разности потенциалов. Как трава, пробивающаяся между камнями мостовой, ризома всегда чем-то окружена и растет из середины, через середину, в середине. Ризома — это идеология междуизма, апология того, что избегает крайностей, дихотомического разведения реально взаимодействующих частей.

Ризома в П. уподобляется сорняку, который стелется и переваливает через препятствия (борозды, каналы, ямы) именно из-за того, что его теснят, ограничивают, обступают со всех сторон культурные растения. И чем сильнее это давление, тем шире радиус действия данного сорняка, тем дальше он выбрасывает свои щупальца- отростки, тем больше периферийной земли становится его жизненным простран- ством. Место ризомы там, где трещины, разломы, пустоты, бреши и другие провалы человеческого бытия. Она их по-своему преодолевает. Для нее нет непроходимых границ, какими бы — естественными или искусственными — они ни были. Ризома учит нас двигаться по «пересеченной местности» нашего бытия. Она умножает стороны, аспекты, грани, превращает круг в многоугольник. Ризома — образ гетерогенности, сама гетерогенность, это поставленное на поток производство неопределенности, «manufactured uncertainty», по Э. Гидденсу. Ризома всегда в становлении, у нее нет «ориентации на кульминационную точку или на внешнее окончание». «В ризоме, — пишут Делез и Гваттари, — нет точек или позиций, которые мы находим в структуре, дереве или корне. Есть только линии». Ризома есть сетка «линий ускользания», т. е. путей ухода от определенности, фиксированности, одеревенелости. Если дерево — символ космоса, т. е. порядка, целого, то ризома — символ хаоса, а точнее, хаосмоса [хаоса + (кос)моса]. Она представляет все существующее как не- гарантированное, ненадежное, текучее и мимолетное. П. раскручивает маятник истории не между централизацией и децентрализацией, как это было при модерне, а между совершенно непредсказуемой новизной, которая разрушительна для непод- готовленной к этому социальности, и совершенно механическим повторением од- нажды найденного, что одинаково гибельно для социальности — как реальности развивающейся. В субъектно-деятельном плане хаосмос предстает как культура «созидательного разрушения» (М. Кастельс). Социально-теоретическое уточнение метафизической ризомы дает нам сеть, сетевую структуру. На фоне одного из самых ярких структурных символов эпохи модерна — атома — ее очень ярко обрисовал К. Келли: «Атом — это прошлое. Символом науки для следующего столетия является динамическая сеть… В то время как атом является воплощением идеальной простоты, каналам сети присуща чудовищная сложность… Единственная организация, способная к не обремененному предрассуд- ками росту или самостоятельному обучению, есть сеть. Все прочие топологии огра- ничивают то, что может случиться. Сетевой рой весь состоит из краев и по этому открыт для любого пути, которым вы к нему подходите. В самом деле, сеть есть наименее структурированная организация, о которой можно сказать, что она имеет структуру вообще… Фактически, множество поистине расходящихся компонентов может оставаться когерентным только в сети. Никакая другая расстановка — цепь, пирамида, дерево, круг, колесо со ступицей — не может содержать истинное разнообразие, работающее как целое»618.