2018-01-21
345
843 Семенов Ю.И. Избранная библиография по крестьянству и крестьянской экономике // Власть земли. Традиционная экономика крестьянства России XIX века — начала XX века. Т. 2. М., 2003.
p`gdek II. Šenph“ h leŠndnknch“ qn0hnjrk|Šrpmni `mŠpnonknchh
культуру, отличную от культуры общества, в состав которого входили. Следовательно, крестьянские общины, не будучи обществами, были субобществами. В целом ряде отношений крестьянские общины были сходны с первобытными, от которых они произошли. Это одновременно объясняет как сходство крестьянской культуры с первобытной, так и то обстоятельство, что и первобытный, и крестьянский миры являются объектами исследования одной науки — этнологии. Именно сходство между первобытной и крестьянской общиной дало К. Марксу основание охарактеризовать земледельческую, т. е. раннюю крестьянскую общину как новейший тип архаической, т. е. первобытной, общественной формации844. Когда американские этнологи в середине XX в. вплотную занялись крестьянством, они тоже обратили внимание на это сходство. Известный исследователь первобытности и ла- тиноамериканского крестьянства, Р. Редфилд (1897–1958) в одной из своих работ даже объединил первобытные и крестьянские общины под названием «Folk society»845. Последний термин и сейчас используется в англоязычной этнографической ли- тературе, но в основном лишь в применении к социальным низам классового общества, и крестьянству, прежде всего. Поэтому, хотя его буквальное значение — «народное общество», правильнее всего будет его перевести как «простонародное общество». Но, сравнительно верно передавая обычное значение этого термина, данное слово- сочетание малопригодно для выражения того более широкого смысла, который вкла- дывает в него Р. Редфилд. По мнению Р. Редфилда, «примитивное» и «крестьянское» общества образуют один тип, что и дает ему основание применять для их обозначения единый термин. «Простонародное общество» он характеризует, прежде всего, как «малое, изолиро- ванное, бесписьменное и гомогенное, с сильным чувством групповой солидарности»846. Это общество представляет собой «группу, экономически независимую от всех осталь- ных: его члены производят то, что они потребляют, и потребляют то, что производят»847. Все эти характеристики суммируются в утверждении, что «простонародное общество есть малый мир в себе и для себя»848. Во всех этих рассуждениях Р. Редфилда имеется рациональное зерно. Нельзя в этой связи не вспомнить и то, что К. Маркс характери- зовал русскую общину как «локализованный микрокосм»849. Однако, подчеркивая черты сходства между первобытной и крестьянской общи- нами, Р. Редфилд совершенно оставляет в стороне различия между ними. А между тем они столь существенны, что делают невозможным отнесение примитивных и крестьянских общин к одному типу и, соответственно, обозначение их одним терми- ном. На это указал другой американский этнограф Дж.М. Фостер (р. 1913) в статье, появившейся пять лет спустя после указанной работы Р. Редфилда850. Он сделал по- пытку выявить различие между этими двумя видами социальной организации. Основное различие между первобытной и крестьянской общинами Дж. Фостер видел в том, что первая является вполне самостоятельным обществом, со своей соб- ственной самостоятельной культурой, а вторая всегда существует в составе более крупных общественных организмов, которые имеют свою культуру, не совпадающую с культурой крестьянской общины, хотя и влияющую на последнюю. Такая точка зрения высказывалась некоторыми этнографами и до него. «Кре- стьяне, — писал американский этнолог А.Л. Крёбер (1876–1960), — всегда сельские жители, однако живут в связи с рыночными городами; они образуют классовый сег- мент большего населения, остальная часть которого живет в городских центрах, ино-
844 Маркс К. Наброски ответа на письмо В.И. Засулич // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 19. С. 404. 845 Redfield R. The Folk society // American Journal of Sociology. 1947. Vol. 52. № 3. 846 Ibid. P. 300. 847 Ibid. P. 301. 848 Ibid. P. 301. 849 Маркс К. Указ. раб. С. 405. 850 Foster G. What is Folk Culture // American Anthropologist. 1953. Vol. 55. № 2.
p`gdek II. Šenph“ h leŠndnknch“ qn0hnjrk|Šrpmni `mŠpnonknchh
гда столице. Они образуют частичные общества с частичной культурой»851. А еще раньше такую же мысль высказал Дж.Ф. Эмбри в работе «Суйе Мура, японская де- ревня» (1939). Он указывал и на сходство, и на различие между первобытными и крестьянскими общинами852. Развивая этот взгляд, Дж. Фостер подчеркивал, что крестьянское (простонарод- ное) общество есть «часть большой социальной единицы (обычно нации), которая расслоена и по вертикали, по горизонтали. Крестьянский компонент этой большой единицы поддерживает симбиотические пространственно-временные отношения с более сложным компонентом, который состоит из высших классов доиндустриаль- ного городского центра»853. В том же году, что и статья Дж. Фостера, вышла в свет новая работа Р. Редфилда, в которой автор, пока еще не отказываясь прямо от старой точки зрения, развивал по существу те же самые взгляды. Как подчеркивал теперь Р. Редфилд, крестьянские общины, в отличие от первобытных, существуют только в качестве частей больших социальных образований, обязательно включающих в свой состав города, где живет политическая, религиозная и интеллектуальная элита854. В этих и последующих работах Р. Редфилда и Дж. Фостера большое внимание уделяется вопросу, который в свое время был поставлен и рассмотрен Г. Науманном, — проблеме взаимоотношения между «малой традицией», т. е. устной анонимной куль- турой крестьянских общин, и «большой традицией», т. е. письменной, профессио- нальной культурой всего общества в целом855. С определением крестьянских общин как частичных обществ, а крестьянской культуры как частичной культуры согласно подавляющее большинство зарубежных исследователей. Некоторые из них идут дальше, видя суть большого общества, в со- став которого входят крестьянские общины, в существовании не городов, а государ- ства. «Не город, но государство, — пишет Э. Вульф (1923–1999), — есть решающий критерий цивилизации, и появление государства — вот что знаменует порог пере- хода от земледельцев вообще к крестьянам»856. Соответственно, главный признак, отличающий крестьянскую общину от первобытной, Э. Вульф видит в том, что члены ее были объектом эксплуатации со стороны господствующего класса857. Крестьянские общины в отличие от первобытных действительно всегда суще- ствовали в рамках классовых обществ, являлись их частями. Однако совершенно недостаточно ограничиваться констатацией этого факта. Невозможно также ограни- чиваться и указанием на то, что крестьяне подвергались эксплуатации со стороны господствующего класса, ибо это характеристика не столько самой крестьянской общины, сколько и всего общества, в состав которого она входит. Необходимо рас- крыть различие между внутренней структурой первобытных и крестьянских общин, между системами связей, существующими в тех и других. Многие советские, ныне российские, исследователи противопоставляли и сейчас продолжают противопоставлять первобытную общину, как базирующуюся на род- стве, крестьянской общине, как основанной на соседских связях. Соответственно, первую они характеризуют как общину родовую, или кровнородственную, а вторую — как общину соседскую. И вполне понятно, что сущность перехода от первобытной общины к крестьянской они видят в замене родственных связей соседскими. Противопоставление родства как основы первобытной общины соседству как фундаменту крестьянской общины было в свое время крупным шагом вперед. В этой форме был осознан факт существования глубокого, коренного различия между со- циальными отношениями, на которых покоилась первобытная община, и социальны-
851 Kroeber A.L. Anthropology. New York, 1948. P. 284. 852 Embree J.F. Suye Mura, a Japanese Village. Chicago, 1939. P. XVI. 853 Foster G. Op. cit. P. 13. 854 Redfield R. Primitive World and its Ttansformations. Ithaca, 1953. P. 31. 855 Foster G. Op. cit.; Redfield R. Peasant Society and Culture. Chicago, 1956. 856 Wolf E.R. Peasants. Englewood Cliffs, N.J. 1966. P. 117. 857 Ibid. P. 3, 4.
p`gdek II. Šenph“ h leŠndnknch“ qn0hnjrk|Šrpmni `mŠpnonknchh
ми отношениями, лежавшими в основе крестьянской общины. Но если различие и было осознано, то сущность его не была раскрыта. В основу различия этих двух типов социальных связей было положено не столько внутреннее их содержание, сколько внешняя форма. Но между содержанием и формой в определенных условиях может возникнуть и несоответствие. В результате связи одного типа могут приобрести внешние признаки, характерные для связей другого. Так, известно немало примеров крестьянских общин классового общества, кото- рые состояли из родственников ничуть не в меньшей степени, чем первобытная об- щина. В Юго-Восточном Китае даже в начале XX в. довольно часто встречались де- ревни, в которых все мужчины прослеживали свое происхождение от одного общего предка. Население такой деревни составляло одну родственную патрилинейную группу. Однако связи внутри такой общины не отличались сколько-нибудь существен- но от тех, что существовали в деревнях, население которых не составляло одной родственной группы858. Несмотря на наличие между ее членами родственных связей, такая деревенская община ни в коем случае не может быть охарактеризована как первобытная. Это подлинно крестьянская, и в этом смысле соседская, а не кровнородственная община. Деревни, население каждой из которых составляло одну родственную группу, суще- ствовали в Японии в XIX–XX вв., на Русском Севере, в Белоруссии, на Украине в XVI–XIX вв., в Болгарии859. Науке известны не только крестьянские общины, состоявшие из родственников, но и общины доклассового общества, далеко не все члены которых были связаны между собой родством и свойством. В связи с этим некоторыми советскими этногра- фами в качестве одного из этапов эволюции доклассового общества была даже вы- делена стадия первобытной соседской общины. Все это делает совершенно невозможным ограничение использовать термины «родство» и «соседство» при характеристике различий между первобытной и кре- стьянской общиной. Необходимо раскрыть внутреннюю сущность как связей, лежав- ших в основе первобытной общины, так и отношений, образовывавших базис кре- стьянской общины. А для этого нужно обратиться к исследованию социально- экономических отношений.
Концепции крестьянства и крестьянских общин в современной экономической антропологии (этнологии)
Из двух разделов экономической антропологии) ведущим всегда был тот, который занимался исследованием первобытности. Именно его, прежде всего, имеют в виду, когда говорят об экономической антропологии. За время ее существования и осо- бенно в 60–70 гг. XX в., когда эта дисциплина пережила своеобразный бум, был на- коплен поистине гигантский фактический материал, который настоятельно потребо- вал теоретического осмысления и обобщения. В результате в западной экономической этнологии возникли два основных идейных течения, между которыми развернулась упорная борьба. Сторонники первого, формалистского направления исходили из того, что раз- личие между капиталистической и первобытной экономиками носит не качественный, а лишь количественный характер, и поэтому как к той, так и к другой в одинаковой степени применима формальная экономическая теория, или маржинализм. Их противники — субстантивисты: К. Поланьи (1886–1964), Дж. Дальтон, М. Салинз и др. — настаивали на коренном, качественном отличии первобытной экономики от капиталистической. Убедительно показав, что маржинализм является концепцией исключительно лишь капиталистической экономики, они считали не- обходимым создание особой теории первобытной экономики.
858 Freedman M. Lineage Organization in Southeastern China. London, 1958. 859 Beardsley R., Hall J., Ward R. Village Japan. Chicago, 1959; Косвен М.О. Семейная община и патро- номия. М., 1963. С. 104–107, 168 сл.
p`gdek II. Šenph“ h leŠndnknch“ qn0hnjrk|Šrpmni `mŠpnonknchh
В ходе дискуссии, пик которой пришелся на 60-е гг. XX в., была убедительно по- казана полная бесплодность и практическая бесполезность формалистского подхода к первобытной экономике. Но и субстантивистам, несмотря на все их усилия, не удалось создать теории первобытной экономики. В результате на рубеже 60-х и 70-х гг. западная экономическая антропология оказалась в состоянии глубокого теоретиче- ского кризиса. Материал продолжал накапливаться, а никакой теории создать запад- ным этнологам не удавалось (см.: «Экономическая антропология»). Еще сложнее в западной экономической антропологии дело обстояло с исследо- ванием крестьянских экономических отношений, тем более что в этой области мате- риала было накоплено меньше. В результате западные специалисты в области эконо- мической антропологии так и не смогли раскрыть существенное различие между первобытными и крестьянскими экономическими структурами. «Под крестьянской экономикой, — писал, например, один из крупнейших британских экономических антропологов Р. Фёрс (р. 1902), — понимается система мелких производителей с про- стой технологией и снаряжением, чаще всего обеспечивающих свое существование прежде всего тем, что они сами производят. Основным средством обеспечения жиз- ни крестьян является обработка земли»860. Но как совершенно справедливо указал другой видный специалист в области экономической антропологии Дж. Дальтон, данное определение с не меньшим правом может быть отнесено не только к крестьянскому обществу, но и ко многим прими- тивным обществам861. Соглашаясь со взглядом, согласно которому крестьянские об- щины в отличие от первобытных являются не самостоятельными социальными общ- ностями, а частями большого общества, Дальтон подчеркивает, что, такой подход, позволяя отделить крестьянскую культуру от первобытной, в то же время мало что дает для понимания отличия крестьянской экономики от первобытной. Вся трудность, по его мнению, заключается в том, что крестьянская экономика действительно очень сходна с примитивной. «В традиционном крестьянстве, — пишет он, — так же как в примитивных общинах, существует тот же самый упор на одну или две основные пищевые культуры, которые составляют большую часть всей продукции, и та же самая необычайная надежда на милость природы вследствие простой техно- логии и отсутствия сложного процесса производства. В отношении размера произ- водственных ячеек, технологии, зависимости от милостей природы и узкого круга производимых предметов традиционные крестьянские общины напоминают при- митивные общины значительно больше, чем в отношении культуры»862. Но тем более полезно, по мнению Дальтона, «провести различие между примитивной экономикой и крестьянской экономикой, как оно проводится между крестьянской и примитивной культурами»863. Первоначально в качестве главного отличия крестьянской экономики от при- митивной Дальтон выдвинул тесную зависимость первой от рынка. «Большинство людей, — писал он, — обеспечивает себя основной частью средств к жизни через посредство производства на рынок; сделки купли-продажи с помощью денег часты и в количественном отношении важны; часто существуют рынки факторов производ- ства: значительные количества труда, земли, средств производства доступны для купли, аренды, найма за деньги. Именно сравнительная важность рынков, факторов производства и продуктов производства и денежных сделок составляет принципи- альное различие между крестьянской и примитивной экономикой864. Картина крестьянской экономики, нарисованная Дальтоном, находится в столь разительном противоречии с тем, что известно науке о крестьянском хозяйстве в докапиталистических обществах, исключая, пожалуй, лишь поздний феодализм За-
860 Firth R. Elements of Social Organization. London, 1951. P. 87. 861 Dalton G. Theoretical Issues in Economic Anthropology // Current Anthropology. 1969. Vol. 10. № 1.
P. 74.
862 Ibid. 863 Ibid. 864 Ibid.
p`gdek II. Šenph“ h leŠndnknch“ qn0hnjrk|Šrpmni `mŠpnonknchh
падной Европы, что автор спешит внести в нее поправки. «Хотя рудименты капита- листической (т. е. рыночной) экономики, — пишет он, — существенны и важны в крестьянских общинах, они неполны и недоразвиты сравнительно с рыночной орга- низацией в современной национальной экономике. Неполнота означает, что внутри данной крестьянской общины некоторые рынки могут отсутствовать или быть кро- шечными — земля может часто покупаться или арендоваться, но труд — нет, или наоборот, и что производство для удовлетворения собственных нужд может количе- ственно быть важным в некоторых хозяйствах»865. В последующих своих работах Дальтон отказался от выдвинутого им критерия различия между крестьянской и примитивной экономиками. Правда, основанием для этого послужило, кажется, не столько отсутствие в значительном числе крестьянских общин производства на рынок, сколько наличие в некоторых доклассовых обществах рынков и своеобразных форм денег866. Но как бы то ни было, Дальтон, в конечном счете, пришел к выводу об «отсутствии отчетливого экономического критерия, от- личающего крестьян от людей племенного общества»867. По его мнению, невозможно ставить вопрос о грани между примитивной и кре- стьянской экономиками вообще. Можно искать различие лишь между примитивной экономикой и экономиками тех или иных исторически определенных групп крестьян- ства, например феодально-зависимого французского крестьянства Х в., но не бо- лее868. Однако вступая в противоречие с самим собой, Дальтон все же пытается пред- ложить какой-то общий критерий. И он находит его, в конечном счете, в характери- стике крестьянских общин как частей больших обществ. «Вопреки очень реальному сходству между примитивной и крестьянской технологией, производством для соб- ственного обеспечения и низкой производительностью, традиционные крестьянские общины близки к современным, ибо деньги, коммерция, города, письменность и централизованное государство были структурными частями больших цивилизаций, в состав которых входило крестьянство»869. Круг, таким образом, замкнулся. Если Дальтон прямо поставил (и попытался найти ответ) вопрос о различии между примитивной и крестьянской экономикой, то другие специалисты по эконо- мической антропологии, как правило, вообще избегали постановки такой задачи даже в тех случаях, когда, казалось бы, уклониться от ответа на этот вопрос было невоз- можно. В этом отношении показательна монография М. Нэша «Примитивная и кре- стьянская экономические системы» (1965). Хотя автор провозглашает, что в его книге будет сделан упор на анализ и теорию, однако он ограничивается простым описанием, с одной стороны, экономики папуасов сиане, а с другой — крестьянских рынков в ряде местностей Латинской Америки, Африки и Азии. По существу, как на единственное отличие примитивной экономики от крестьянской М. Нэш указывает на то, что первая была безденежной, а вторая — частично денежной870. Не сумев создать теорию крестьянской экономики, многие западные ученые об- ратились к трудам представителей «организационно-трудового» направления в рус- ской экономической мысли. Главная работа А.В. Чаянова «Организация крестьянско- го хозяйства» (ее первоначальный вариант вышел впервые в Берлине в 1923 г. на немецком языке как «Учение о крестьянском хозяйстве»), опубликованная в СССР в 1925 г., была переведена на английский язык под названием «Теория крестьянской экономики» (1966) и стала для многих западных крестьяноведов своего рода «библи- ей». К ней стали обращаться и специалисты по первобытной экономике.
865 Ibid. P. 75. 866 Dalton G. Peasantries in Anthropology and History // Current Anthropology. 1972. Vol. 13. № 3–4. P. 387. 867 Ibid. 868 Ibid. P. 397, 398. 869 Ibid. P. 399. 870 Nash M. Primitive and Peasant Economic Systems. San Francisco, 1966. P. 3.
p`gdek II. Šenph“ h leŠndnknch“ qn0hnjrk|Šrpmni `mŠpnonknchh
Под явным влиянием книги А.В. Чаянова в трудах ряда западных этнологов, в частности, М. Салинза и Дж. Гуди, появились термины «домашний (domestic) способ производства» и «домашняя (domestic) экономика»871. Салинз использовал термин «домашний способ производства» для характеристики первобытного производства, Гуди понимал под «домашней экономикой» и крестьянское хозяйство. Некоторые медиевисты, в частности Э. Ле Руа Ладюри, сочли понятие домашне- го способа производства очень подходящим для обозначения хозяйства средневеко- вых крестьян872. Но и работа А.В. Чаянова в силу причин, указанных при рассмотрении «организационно-трудовой» школы, не помогла западным исследователям найти вы- ход из тупика. Характеризуя в 1972 г. состояние проблемы различия между примитивной и крестьянской экономикой в западной этнографической науке, Дальтон писал: «Эт- нографическая литература отличает крестьянскую общину от примитивной по рели- гии, языку, организации власти, но не по экономике»873. И хотя эти слова сказаны более тридцать лет тому назад, за прошедшее время мало что изменилось. После бума 60–70-х гг. XX в. в западной этнологии наметился упадок интереса к исследованиям как первобытной, так и крестьянской экономики. Хотя полевые исследования продолжались, в области теории наступил почти полный застой. Чтобы убедиться в этом, достаточно ознакомиться с определением крестьянства, данным крупнейшим английским крестьяноведом Т. Шаниным в работе, опублико- ванной в 1992 г. «В первом приближении, — пишет он, — мы можем определить кре- стьян как мелких сельскохозяйственных производителей, которые, используя простой инвентарь и труд членов своей семьи, работают — прямо или косвенно — на удо- влетворение своих собственных потребительских нужд и выполнение обязательств по отношению к обладателям политической и экономической власти»874. Все это отнюдь не значит, что западные крестьяноведы ограничивались лишь описаниями крестьянской экономики. Хотя создать теорию они оказались неспособ- ными, ими было сделано немало важных частных обобщений. Испокон веков счита- лось, что крестьянами следует называть производителей, основным видом хозяйствен- ной деятельности которых является земледелие. Р. Фёрс в работе «Малайские рыба- ки: Их крестьянская экономика» (1946) убедительно показал, что к крестьянам относятся и мелкие производители, занимающиеся в основном рыболовством. Нельзя сказать, что такой взгляд был абсолютно новым. П.С. Ефименко в «Сбор- нике народных юридических обычаев Архангельской губернии» (1869) без малейших колебаний относит к числу крестьян жителей северных деревень, главным занятием которых была рыбная ловля и охота на морского зверя. Однако какие бы то ни было обобщения у него отсутствуют. Американским исследователем Г.У. Скиннером было сделано открытие экономи- ческого явления, получившего название «солярной (солнечной) системы рынков» Суть его была изложена в работе «Рыночный обмен и социальная структура в сельском Китае» (1964). Данное явление описывалось и раньше, в частности, это было сделано в труде российского экономиста и статистика Ф.А. Щербины (1849–1936) «Крестьян- ское хозяйство по Острогожскому уезду» (1887), но никаких общих выводов им не было сделано. Двумя другими крестьяноведами — Дж. Фостером и Дж.У. Беннетом была особо выделена и тем самым открыта одна из важнейших форм экономической связи между крестьянскими дворохозяйствам, которая была названа в статье «Парный
871 Sahlins M. Stone Age Economics. Chicago, New York, 1972; Goody J. Production and Reproduction. A Comparative Study of the Domestic Domain. Cambridge etc., 1983. 872 Ле Руа Ладюри Э. Монтайю, оксиканская деревня (1294–1324). Екатеринбург, 2001. С. 489– 490. 873 Dalton G. Op. cit. P. 387. 874 Шанин Т. Понятие крестьянства // Великий незнакомец. Крестьяне и фермеры в современном мире: Хрестоматия. М., 1992. С. 11.
p`gdek II. Šenph“ h leŠndnknch“ qn0hnjrk|Šrpmni `mŠpnonknchh
контракт: модель социальной структуры мексиканской крестьянской деревни» — «парным контрактом», а в статье «Взаимный экономический обмен среди североа- мериканских аграрных производителей» (1968) — «парным обменным партнер- ством». Только опираясь на гигантский материал, накопленный крестьяноведами в XIX и XX вв., и учитывая их частные обобщения, можно надеяться создать подлинную теорию традиционной крестьянской экономики. Существенный шаг по пути, ведущим к ней, был сделан в работе Ю.И. Семенова «Общая теория традиционной крестьянской экономики (крестьянско-общинного способа производства)»875. В ней развивается взгляд на традиционную крестьянскую экономику как на особый способ производства, а, следовательно, и особый общественно-экономический уклад. Хозяйственной ячей- кой этого уклада является крестьянское дворохозяйство, хозяйственным организ- мом — крестьянская община. Крестьянское дворохозяйство остается крестьянским в точном смысле слова, пока оно является составной частью крестьянской общины и не втянуто в капиталистиче- ский рынок. Крестьянская община есть система дворохозяйств. И важнейшей задачей является выяснение природы отношений, связывающих крестьянские дворы в единое социально-экономическое целое. Принято считать, что таким объединяющим факто- ром является общинная собственность на землю. Но сведение связей между крестьян- скими дворами лишь к отношениям общинной собственности на землю мешает понять природу крестьянской общины, а тем самим и отношений между дворами. Хорошо известно, что в определенных типах крестьянской общины общинная собственность сочетается с обособленной собственностью дворохозяйств на пахотную землю. В полной собственности общины в таком случае находятся лишь угодья. Но об- щина, тем не менее, существует как единое экономическое целое. Это говорит о на- личии и иных, кроме общинной собственности на землю, экономических связей между дворами, составляющими общину. Ими являются услугообменные, прежде всего, помогообменные отношения. В настоящее время в мире повсеместно идет процесс разрушения традиционной крестьянской экономики и исчезновения традиционного крестьянства. Крестьяне превращаются в фермеров, мелких буржуа. Поэтому большинство современных кре- стьяноведческих работ посвящено не столько традиционному крестьянскому хозяйству, сколько процессу его трансформации в существенно иную экономическую группу. Это ярко выражается в названиях их книг: С. Такс (1907–1997) «Грошевой капи- тализм: Гватемальская индейская экономика» (1953), М. Нэш «Золотой путь к совре- менности, деревенская жизнь в современной Бирме» (1965), Дж.М. Халперин «Ме- няющаяся деревенская община» (1967), С. Франклин «Европейское крестьянство: Финальная фаза» (1969), Х. Мендрас «Исчезающий крестьянин» (1971), Т. Левелен «Крестьянин в процессе перехода. Меняющаяся экономика перуанских аймара: Об- щий системный подход» (1978), Дж.Ф. Эдер «Поколением позже: Стратегия крестьян- ских домохозяйств и экономически перемены в деревне Филиппин» (1999), Дж.М. Смит «Когда рабочих рук слишком много. Общинная организация и социальные перемены в гаитянской деревне» (2002). С исчезновением традиционного крестьянства крестьянская этнология в целом неизбежно лишится своего объекта, которым всегда было «живое» крестьянство. Но полностью она не исчезнет. В рамках этнологии давно уже существует научная дис- циплина, которую называют исторической этнографией. Она всегда занималась не настоящим, а прошлым. В ее задачу входила реконструкцию, во-первых, истории конкретных народов и их культур, во-вторых, исчезнувших конкретных первобытных обществ или прошлых стадий развития существующих конкретных первобытных обществ. В отношении этнологии крестьянства эту роль со временем стала выполнять историческая наука.
875 Власть земли. Традиционная экономика крестьянства России XIX века — начала XX века. Т.1. М., 2002.
p`gdek II. Šenph“ h leŠndnknch“ qn0hnjrk|Šrpmni `mŠpnonknchh
Все чаще появляются труды, посвященные древневосточному и античному кре- стьянству. Уникальной является работа российского индолога Л.Б. Алаева «Сельская община в Северной Индии» (М., 1981), в которой прослежена история индийской общины в период с VI в. до н.э. по XIX в. н.э. т. е. в течение 25 веков. Им же сделано открытие, относящееся, скорее, к области этнологии крестьянства, чем к истории. Он доказал, что большинство деревенских общин Индии качественно отличаются от крестьянских, представляют собой совершенно иной тип сельских общин. Однако труды, посвященные истории крестьянства, почти всегда рассматривались как чисто исторические, а не этнографические работы. Одно из направлений современной исторической науки — школа «Анналов» во Франции — в качестве важнейшей задачи выдвинула изучение того, что было назва- но «ментальностями». И хотя адепты этого направления претендуют на принципи- альную новизну, в действительности объект их исследования давно уже был известен в марксистской (и не только в марксистской) традиции под названием общественной (социальной) психологии, психологии масс и т. п.876 Ученых школы «Анналов» инте- ресовала, прежде всего, общественная психология («ментальность») низов средневе- кового общества, главным образом крестьянства. От изучения простонародных «ментальностей» эти историки в дальнейшем пе- решли к реконструкции простонародной, прежде всего крестьянской жизни средне- вековья вообще. Эта область исследования характеризуется представителями школы «Анналов» не просто как раздел исторической науки, а как особая научная дисципли- на — историческая антропология. И это не случайно. По существу, речь в данном случае идет об исторической этнологии крестьянства, или, шире, исторической эт- нологии простонародья. И вполне естественно, что в качестве одной из важнейших проблем перед учеными школы «Анналов» встал вопрос об отношении между «на- родной» и «ученой» («фольклорной» и «официальной», «устной» и «письменной») культурами877. Этнология крестьянства, так же как этнология первобытности (см.: «Этнология»), обречена превратиться, если не сейчас, то в не столь отдаленном будущем, из науки о «живой старине» в науку только о прошлом, о «мертвой старине», т. е. историческую этнологию крестьянства. См. также статьи: Народная культура; Общество; Община; Экономическая этно- логия; Этнология (этнография): становление науки; Этнос; Этничность.
