2018-01-21
223
1435 См.: Биология человека / Харрисон Дж. и др. М., 1979. С. 491.
p`gdek III. nqmnbm{e onm“Šh“ h opnakel{ qn0hnjrk|Šrpmni `mŠpnonknchh
После ашельской революции «человеку-мастеру» потребовалось больше общать- ся в свободное время. Поэтому на язык жестов наслоился звуковой язык, воспользо- вавшийся структурами полей Брока и Вернике. По этой причине язык современного человека основывается на отношениях подлежащего (субъекта действия, первона- чально технологического), сказуемого (действия, первоначально технологической операции) и дополнения (объекта действия, первоначально технологического). Язык рос и продолжает расти по сей день пропорционально производительности труда и свободному времени. Первобытный язык в первую очередь социализировал людей (мнение о его охот- ничьем назначении ошибочно, так как коллективные охотники вроде львов и гиено- вых собак охотятся безмолвно). Поэтому язык обслуживал межличностное общение, не обладал неслышной внутренней составляющей и не наделял носителя самосозна- нием, состоящим у современного человека в собеседовании левого полушария голов- ного мозга (у правшей) с правым (речь понимают оба полушария, но разговаривать умеет только левое, что называется асимметрией головного мозга). При таких собе- седованиях нам кажется, что в сознании присутствует некое второе Я, обслуживаю- щее наше самосознание (в действительности это внимательно слушающее правое полушарие мозга). В эпоху ранней цивилизации правящая верхушка социума разделенного труда (администраторы и священнослужители) управляла не только подчиненными слоями общества, но и самой собой, что привило ей навыки саморегуляции. Со временем распоряжения, обращенные руководителями к самим себе, стали неслышными и по- родили основы знакомого нам самосознания (хотя и сейчас при размышлениях у нас беззвучно колеблются голосовые связки). Подчиненные слои общества заимствовали навыки самосознания у элиты, как происходит со всеми ее нововведениями. В предчувствии плодородного сезона, с приближением грозы шимпанзе возбуж- денно приплясывают, радостно размахивая сорванными ветвями, что называется «танцем дождя»1436. Встречаясь в изобильный сезон, соседствующие стада шимпанзе по-человечески приветствуют друг друга рукопожатиями, поцелуями, объятиями, похлопываниями по спине, торжествующими вскрикиваниями, пританцовываниями, «барабанной дробью» по стволам деревьев, что называется «карнавалом»1437. Если аналогичные мероприятия практиковались нашими предками, то первое из них могло послужить прототипом общечеловеческого магического обряда вызывания дождя, а второе — австралийского магического обряда плодородия Кунапипи. По мере роста праздного времени у гоминин росло и непроизводственное общение в магических обрядах. От инструментов магии отпочковались предметы пассивного почитания — фетиши. Обсуждение ярких охот породило начала анималистической (зооморфной) мифологии. Образы последней породили тотемизм, хотя, помимо убежденности в родстве человека с определенным животным, это верование предпо- лагает также и родство с растениями, явлениями природы и пр. Подобное разнообра- зие объясняется необходимостью обогатить свободное время праздным общением магического и религиозного свойства. Шимпанзе и орангутанги порой погребают своих мертвых сородичей листвой и землей1438. Предаваясь этому занятию, наши предки помещали в могилы вместе с по- койниками священные предметы. Погребения являются единственной реальной предметной формой «того света». Обсуждая положение дел в этом «потустороннем мире», гоминины наделяли похороненные объекты бытием на словах. Со временем покойники приобрели в разговорах статус «душ», священные предметы — ранг «ду- хов», и в результате родилось такое верование, как анимизм. Последний послужил источником всех современных религий, а также представлений философии и науки о трансцендентных сущностях вещей.
|
|
|
|
|
|
1436 См.: Лавик-Гудолл Дж. ван. В тени человека. М., 1974. С. 48-49. 1437 См.: Биология человека / Харрисон Дж. и др. М., 1979. С. 117–118; Лавик-Гудолл Дж. ван. В тени человека. М., 1974. С. 72. 1438 Шаллер Дж.Б. Год под знаком гориллы. М., 1968. С. 167, 219.
p`gdek III. nqmnbm{e onm“Šh“ h opnakel{ qn0hnjrk|Šrpmni `mŠpnonknchh
Археологические свидетельства названных верований пока не идут глубже эпо- хи «гейдельбергского человека». Неутилитарные кристаллы кварца, обычные в маги- ческих обрядах «вызывания дождя», открыты на стоянке синантропов в китайской Нижней пещере Чжоукоудянь возрастом 500–230 тысяч лет (в данном случае носи- телем был Homo erectus pekinensis, «человек прямоходящий пекинский», или китай- ский питекантроп). Древнейшие фетиши можно усмотреть в полированных фрагментах кварцита из интер-Рисса (теплого интерстадиала Рисского ледникового периода), из чешского Бечова древностью в 281–219 тысяч лет. Старейшие кремневые скульптурки мифо- логических животных относятся к межледниковому периоду Рисс/Вюрм горы Богут- лу в Армении (144–110 тысяч лет назад). Тотемная эмблема видится в выстроенных линией костях слона из древнего среднего ашеля стоянки Амброна в Испании ледни- ковой стадии Миндель II, датирующейся 411–388 тысячами лет назад. Наконец, самые ранние признаки погребального обряда присутствуют у Homo sapiens idaltu («челове- ка разумного старшего») из Херто в Эфиопии древностью 160±2 — 154±7 тысяч лет.
Биологические предпосылки нравственности и права
Нравственное поведение и моральное сознание у наших предков также имеют биологические предпосылки. Поведение коллективных животных складывается из двух фундаментальных составляющих. Во-первых, животным свойственны эгоистические начала поведения, обязанные происхождением индивидуальному естественному отбору, который озабочен выжи- ванием персонального генотипа организма и передачей его будущим поколениям. Под давлением индивидуальной селекции живое существо занято прежде всего соб- ственным выживанием. Поэтому оно во многом равнодушно к судьбам окружающих. Подобные древние начала поведения присущи и людям. Однако эгоистические на- чала противоречат нормам нравственности не потому, что «низменны» (как справед- ливо принято считать), а только потому, что плохо служат целям непроизводственно- го общения людей. Во-вторых, коллективным животным (как позвоночным, так и беспозвоночным) присущи альтруистические формы поведения, обязанные своим происхождением групповому отбору родичей, когда единицей селекции является генотип, свойствен- ный группе родственных особей. Ради его выживания и передачи по наследству эти особи склонны помогать друг другу и даже жертвовать друг для друга благополучием, здоровьем, жизнью и возможностью оставить собственное потомство. В отличие от эгоистического поведения, замыкающего индивида на него самого, альтруистическое поведение обращено к окружающим, а потому пригодно для ис- пользования в непроизводственном общении. У животных подобная возможность не находит широкого применения. Напротив, у гоминин, столкнувшихся по крайней мере 1,6 миллиона лет назад с нуждой в непроизводственном общении, альтруисти- ческое поведение развивалось стремительными темпами1439. В интересах насыщения свободного времени праздным общением наши предки стали больше заботиться друг о друге, помогать слабым, больным и престарелым со- братьям, активнее жертвовать здоровьем и жизнью в интересах племени, применять по отношению друг к другу открытые и откровенные нормы общения, соизмерять личные запросы с нуждами коллектива. Попав в речевое обсуждение, подобные фор- мы общежития послужили основой моральных представлений, что с течением вре- мени привело к формированию неписаных нравственных норм, известных нам как кодексы чести (представления «гордых дикарей», спартиатов, европейских рыцарей и японских самураев). В фундаменте так называемых общечеловеческих моральных норм лежат сердо- больность, самоотверженность, правдивость и совестливость, основы чему, по- видимому, заложили еще древние гоминины. Так нам известен целый ряд ископаемых
|
|
|
1439 См.: Клягин Н.В. Современная научная картина мира. М., 2006.
p`gdek III. nqmnbm{e onm“Šh“ h opnakel{ qn0hnjrk|Šrpmni `mŠpnonknchh
предков, чьи болезни или увечья затрудняли или даже исключали выживание соот- ветствующих особей, если бы не помощь соплеменников, действующих из альтруи- стических побуждений и тем самым руководствующихся наиболее ранними начала- ми нравственности. Можно привести следующие примеры: самку «человека-мастера», Homo ergaster KNM-ER 1808, из Кооби Фора в Кении древностью > 1,5 миллиона лет; классического «человека прямоходящего», Homo erectus, или питекантропа I из Триниля на о-ве Ява в Индонезии древностью 710 тысяч лет; классического «гейдельбергского человека», Homo heidelbergensis, из Мауэра в Германии возрастом ~ 700 тысяч лет; позднего «гейдельбержца» из Мугарет-эль-Зуттиех в Израиле возрастом 148 тысяч лет; финаль- ного «гейдельбержца», прогрессивного неандертальца, из Шале в Словакии древно- стью > 110 тысяч лет; классического неандертальца, Homo neanderthalensis, Шанидар I из пещеры Шанидар в иракском Курдистане древностью 46900±1500 лет. В эпоху позднего первобытного общества (в так называемую эпоху «варварства») нравственные нормы поведения настолько усложнились, что стали регламентировать кровнородственные, имущественные и уголовные отношения людей посредством установлений, образовавших впоследствии обычное, неписаное право. В эпоху ранней цивилизации они подверглись кодификации и бюрократизации, положив начало формальному, писаному праву. Наиболее ранние образцы законода- тельного права найдены в Шумере, в нынешнем Ираке, где мы имеем изложение уже модернизированных законов 5-го и 9-го царей I династии города Лагаша, соответ- ственно Энметены (2360–2340 до н.э.) и Уруинимгины (2318–2312 до н.э.), а кроме того, своды законов 1-го и 2-го царей III династии города Ура, соответственно Ур- Намму (2112–2094/93 до н.э.) и Шульги (2093–2046 до н.э.), которые оставили нам древние образцы писаного права.
|
|
|
У истоков искусств
Истоки многих (но далеко не всех) искусств также находят свое место в биоло- гической предыстории наших предков. В «танцах дождя» и «карнавалах» шимпанзе можно подметить элементарные зачатки танца, вокала, музицирования и лицедейства. По-видимому, гоминины были не чужды аналогичным дарованиям. По мере роста у них производительности труда и нужды в непроизводственном общении занятия со- вместными танцами, пением, музицированием и лицедейством набирали все большие обороты. Об этом можно судить по некоторым древним признакам развития пере- численных искусств у первобытного человека. Приплясывающие «колдуны» изображены на стенах грота де Труа-Фрер-2 во Франции, 13 900±120 лет назад, и гротта делл’Аддаура на о-ве Сицилия в Италии, 10 800–10 200 лет назад. Выявленная прекрасная акустика украшенных пещер под- сказывает, что там пели и музицировали на барабанах, флейтах и свистульках. Ко- стяные «ударные инструменты» возрастом 15 245±1080 лет открыты в Межириче на Украине. В Ле Труа-Фрер-2 один из изображенных «колдунов» играет на музыкальном луке. В немецком Бок-штайншмиде найдены свистульки из фаланг пальцев животных древностью 144–110 тысяч лет. Как можно предположить, «карнавалы», послужившие источником магических обрядов людей, много позже, в раннецивилизованную эпоху Архаического Ура в Шумере (2900–2615 до н.э.), стали основой мистерий «священного брака», разыгры- ваемых в сопровождении арфисток и певчих. Еще позже, в Древней Греции, дионисийские мистерии и хоровая песнь дифи- рамб, в жанре которой творил хоровой лирик Арион (~ 600 до н. э.), послужили на- чальным пунктом развития классического театра. В 534 до н.э. Феспид дополнил хор актером-декламатором, комментирующим зрелище. Ввод второго актера Эсхилом (525–456 до н.э.) и третьего — Софоклом (496–406 до н.э.) создал драматическое представление, независимое от хора. В 1895 г. театр, соединившись с фотоискусством, породил искусство кино, без которого жизнь современного человека немыслима.
p`gdek III. nqmnbm{e onm“Šh“ h opnakel{ qn0hnjrk|Šrpmni `mŠpnonknchh
Изобразительное искусство возникло на почве религиозных (мифологических) верований. Верхнепалеолитические кроманьонцы в Западной Европе 33–10,2 тыся- чи лет назад изображали на стенах пещер и скальных убежищ одни и те же сюже- ты1440. В центре композиции пребывало Первое животное (лошадь), которое сопрово- ждалось Вторым животным (бизоном или быком), а также Третьим животным (оленем, горным козлом или мамонтом). Эту основную композицию замыкало Четвертое жи- вотное (пещерный лев, медведь или шерстистый носорог). На периферии основной композиции или на периферии украшенного святилища располагались очень редкие животные (некоторые млекопитающие, птицы, рыбы, змеи) и антропоморфы (муж- ские изображения). Помимо выразительных изображений присутствовали обильные знаки и женские сюжеты, играющие роль знаков. Двадцатитысячелетняя устойчивость описанного набора сюжетов свидетельствует о том, что они отражали определенную анимали- стическую (зооморфную) мифологию. Редкие мустьерские (вероятно, неандерталь- ские) гравюры и более древние кремневые статуэтки животных уводят данную ми- фологию во времена межледниковья Рисс/Вюрм горы Богутлу в Армении возрастом 144–110 тысяч лет. Схематическая женская статуэтка из гальки (палеолитическая «Венера») дости- гает в израильском местонахождении Берехат Рам древности ~ 250 тысяч лет. Возраст характерных знаков уходит почти до ~ 783 тысяч лет в чешском местонахождении Странска скала. Как можно предполагать, уже «гейдельбергский человек» подметил в своих отщепах сходство с силуэтами мифологических животных, принялся создавать их целенаправленно и положил начало изобразительному искусству. Сперва оно (как и другие виды искусства) вызывало сакральные (священные) чувства. Затем, по мере развития изобразительных навыков в позднем мадлене (13,3–10,2 тысячи лет назад), возник «фотографический реализм», не уступающий современной живописи, и свя- щенные чувства по поводу искусства зажили самостоятельной жизнью, обратившись в эстетические. Видимо, по этой причине чувства прекрасного по сей день носят для человека сакральный оттенок, а картинные галереи и театры воспринимаются как «храмы ис- кусства». Все виды искусства рассчитаны на зрителей и слушателей, а потому перво- начально социализировали свободное время наших предков непроизводственным путем, что не утратило значения поныне, хотя функции современного искусства значительно расширились. Художественная литература имела сложную (комплексную) судьбу. Поначалу протолитературные произведения были устными (что продолжалось до времен Гоме- ра), собирали слушателей в общении по своему поводу и выполняли функцию социа- лизации их в свободное время. Излюбленным времяпрепровождением первобытных людей (например, мезолитических аборигенов Австралии) являлись сплетни и скан- далы. Наиболее драматичные или комичные из них задерживались в памяти поколений и выщеплялись как предания соответствующей окраски. С развитием нравственности они породили притчи, а с прогрессом магии и религии (мифологии) — сказки. Круп- ные охоты, переходы и конфликты наградили человечество эпосом. По сей день со- циальность, назидательность, религиозность или фантастичность, равно как и эпич- ность (масштабность), отличают профессиональную художественную литературу. Ее социализирующая роль не вызывает сомнений, а развлекательность служит для человека своеобразным магнитом. Перечисленные жанры литературы и искусства процветают по сей день. Их ха- рактерный набор не случаен: он объясняется особенностями становления духовной жизни у древних людей, сведения о которой все еще отрывочны и непросто подда- ются комплексным методам исследования.
1440 См.: Leroi-Gourhan A. Les religions de la pr histoire: (Pal olithique). Paris, 1964. Р. 77–152.
p`gdek III. nqmnbm{e onm“Šh“ h opnakel{ qn0hnjrk|Šrpmni `mŠpnonknchh
Появление городов и рождение первых цивилизаций
Около 16 тысяч лет назад на Ближнем Востоке разразился демографический взрыв, который в силу демографо-технологической зависимости повлек за собой неолитическую технологическую революцию, развернувшуюся около 11,7 тысячи календарных лет назад. На основе навыков земледелия и скотоводства, существовав- ших, но не развивавшихся у первобытных людей, она вовлекла ближневосточное население, говорившее на афразийских, северокавказских и шумерском языках, в систематическую и прогрессирующую практику земледелия и скотоводства. В это же время стало обособляться подразделение ремесленного труда, а также купечество, не только развернувшее межплеменную торговлю, но и применившее для ее обслуживания предметное письмо в виде «жетонов» (символических фигурок, обозначавших товары), послуживших средством своего рода ближневосточного «эсперанто», а позже давшее протошумерскую иероглифику и шумерскую клинопись. Первобытные вожди и колдуны стали обосабливаться в подразделение умственного труда, грядущих правителей, писцов и жрецов. У всех этих социальных групп имелись достаточно различные интересы и цели. Это обстоятельство неизбежно расшатывало общество разделенного труда. Выжили лишь те его социумы, которые стихийно научились объединять своих членов особы- ми образованиями, известными нам как города. Город как элемент цивилизации можно определить как предметную форму структуры общества разделенного труда, призванную не дать ему распасться. В раннем (и современном) городе овеществлены место жительства и рабочие места элиты (дворцы и храмы), мастерские ремесленни- ков, лавки и рынки купцов; жилые кварталы иногда разбивались по профессиональ- ному признаку; все это образование стягивалось оборонительными сооружениями; город опоясывался деревнями и полями сельских жителей. Первый в истории город (Иерихон в Иордании) возник на стадии докерамиче- ского неолита А (11 830–10 010 календарных, или 10 300–8720 радиоуглеродных, лет назад); второй по времени город Чатал-Хююк в Турции состоялся на стадии раннего керамического неолита (9420–8440 календарных, или 8200–7350 радиоуглеродных, лет назад). В них уже начинали обозначаться перечисленные признаки городской культуры. Однако Иерихон был укреплен внушительной башней (7,75 м) и крепостной стеной (5,75 м высоты), тогда как Чатал-Хююк группировался вокруг «квартала жре- цов». Ранние египетские города тоже являлись крепостными, тогда как города Шуме- ра возводились вокруг храмов. Причина этого обстоятельства была закономерной. Таким образом, цивилизованный город возникает как средство консолидации общества разделенного труда, а разделение труда произошло вследствие самодвиже- ния средств коллективного производительного потребления (коллективных орудий и средств производства вообще). Чтобы противодействовать дезинтегративным следствиям развития средств кол- лективного производительного потребления, цивилизация закономерно должна была прибегнуть к средствам коллективного, но непроизводительного потребления. Наи- более коллективными и непроизводительными среди них были храмы и фортифика- ции, служившие всему населению, но не использовавшиеся в производстве. Поэтому ранние города и возникали вокруг храмов или внутри крепостей. В центре тогдашнего цивилизованного мира (Левант, включая Иорданию; Древ- ний Египет) контакты населения, в том числе конфликтные, были самыми активными, поэтому там цивилизация пошла по фортификационному пути развития городов. На периферии раннецивилизованного мира (нынешняя Турция; Шумер) контакты на- селения были не столь активны поэтому цивилизация начиналась там с храмового варианта развития городов. Со временем они выровнялись в устройстве и сейчас по- всеместно однотипны. Социальная структура всех ранних цивилизаций являлась иерархически патри- архальной. Так сложилось потому, что первобытные люди, попав в городские условия (которые они сами и создали) и оказавшись привязанными к месту, восприняли свое
p`gdek III. nqmnbm{e onm“Šh“ h opnakel{ qn0hnjrk|Šrpmni `mŠpnonknchh
положение, словно приматы в неволе. Последние в неволе (например, в зоопарке), несмотря на регулярное питание, не имеют свободного доступа к корму, а потому оценивают свое положение как жизнь в малобиопродуктивном биотопе, где по за- кону Крука у них складывается иерархическая, гаремная патрилинейность. То же самое произошло и с людьми в ранних городах.
Революционные сдвиги в древнейшей истории человечества
Биологическая, технологическая и духовная история человечества не была моно- тонной. В ней можно выделить яркие эпизоды крупных преобразований, кардиналь- но сказавшихся на судьбе человечества. Эти преобразования подчинялись опреде- ленным, однотипным закономерностям. Их можно проиллюстрировать фактически. Демографический взрыв у раннего «человека-мастера» 1,9/1,8 миллиона лет назад вызвал у него акселерацию и инфантилизацию, что облегчило этому гоминину отказ от традиций и подтолкнуло его к ашельской технологической революции 1,6 миллио- на лет назад и к культурной революции 1,6–1,5 миллиона лет назад. Последняя вы- разилась в усвоении первых начал духовной жизни, что было для живого существа на нашей планете тогда необычно. Около 50 тысяч лет назад ближневосточный сапиенс испытал демографический всплеск, вторгся в Европу и осуществил там верхнепалеолитическую технологическую революцию. 27 680±270 лет назад западноевропейский кроманьонец претерпел ак- селерацию и около 25 тысяч лет назад пережил культурную революцию, вырази- вшуюся в массовом создании украшенных пещерных святилищ. Около 16 тысяч лет назад ближневосточный человек перенес очередной демогра- фический взрыв и около 11,7 тысячи календарных лет назад произвел неолитическую технологическую революцию. Соплеменные ему западные семиты отличались высоко- рослостью по сравнению с древними египтянами, что может указывать на акселера- цию. Последовавшая культурная революция выразилась в создании цивилизации, письменности, светского искусства, а также в становлении самосознания. Наконец, в XI — середине XVI в. в Западной Европе состоялся первый этап со- временного демографического взрыва, вызвавшего Крестовые походы, движение на Восток («дранг нах остен») и морские путешествия, приведшие к Великим географи- ческим открытиям и основанию колоний по всему миру. Закономерным образом в Италии XIV в. началась промышленная революция, сопровождавшаяся там же куль- турной революцией (Ренессансом XIV в.). В конце XVIII в. в Западной Европе началась акселерация и инфантилизация на- селения, ныне захватившая многие регионы мира (нашу страну — начиная с 1960 г.). Это привело к такой культурной революции, как становление массовой культуры, исход которой еще не ясен до конца. Инфантильная сторона духовного развития со- временного мира, по-видимому, очевидна всем. Однако для юного явления это нор- мально. Поэтому социогенез даже сейчас нельзя считать законченным. См. также статьи: Культура: основания определения понятия; Личность (в куль- турной антропологии); Общество; «Община; Племя.
Лит.: Биология человека / Харрисон Дж. и др. М., 1979; Джохансон Д., Иди М. Люди: Истоки рода человеческого. М., 1984; Зубов А.А. Неандертальцы: что известно о них современ- ной науке? // Этнографическое обозрение. 1999. № 3; Зубов А.А. Новая интерпретация роли «Гейдельбергского человека» в эволюции рода Homo // Этнографическое обо- зрение. 2001. № 1; Клягин Н.В. Современная научная картина мира. М., 2006; Лавик- Гудолл Дж. ван. В тени человека. М., 1974; Оно С. Генетические механизмы прогрес- сивной эволюции. М., 1973; Шаллер Дж.Б. Год под знаком гориллы. М., 1968; Brunet M. et al. New material of the earliest hominid from the Upper Miocene of Chad // Nature. 2005. Vol. 434. № 7034; Cann R.L. et al. Mitochondrial DNA and human evolution // Nature. 1987. Vol. 325. № 6099; Groves C.P. A theory of human and primate evolution. Oxford, 1989. XII; Johanson D.C., White T.D. A Systematic Assessment of Early African Hominids // Science.
p`gdek III. nqmnbm{e onm“Šh“ h opnakel{ qn0hnjrk|Šrpmni `mŠpnonknchh
1979. Vol. 203. № 4378; Krings M. et al. Neandertal DNA Sequences and the Origin of Mo dern Humans // Cell. 1997. Vol. 90. № 1; Leakey M.G. et al. New four-million-year-old ho minid species from Kanapoi and Allia Bay, Kenya // Nature. 1995. Vol. 376. № 6541; Leakey M.G. et al. New hominin genus from eastern Africa shows diverse middle Pliocene lineages // Nature. 2001. Vol. 410. № 6827; Leakey R.E. Human Origins. N.Y., 1982; Leroi-Gourhan A. Les religions de la préhistoire: (Paléolithique). Paris, 1964; Leroi-Gourhan A. Dictionnaire de la Préhistoire. Paris, 1988. X; Rubner M. Die Beziehung zwischen Nahrungsaufwand und körperlichen Leistungen des Menschen // Die Natur-wissenschaften. 1927. Bd. 15. H. 9; Se- nut B. et al. First hominid from the Miocene (Lukeino Formation, Kenya) // Comptes rendus de l’Académie des sciences. Série II. F. a. 2001. T. 332. № 2. Н.В. Клягин
`!.е2,C
Архетип (от греч. arche — начало, и typos — образец) — прообраз, изначальный образ в значении образца, в широком смысле — идея. У Платона — умопостигаемый образец, эйдос. У Августина — исходный образ, создающий основу человеческого познания. У схоластов — природный образ, запечатленный в уме. В современный научный обиход термин А. введен К.Г. Юнгом, который в свою очередь ссылался на позднеантичных авторов, апологетов и отцов церкви — Августи- на, Иринея, Псевдо-Дионисия Ареопагита, Филона, Плиния, Цицерона, а также на герметические трактаты. Впервые термин А. был употреблен Юнгом в 1919 г., когда он занимался иссле- дованиями текстов средневековых мистиков и алхимиков. Кроме того, понятие А. пересекается с «образцами поведения» бихевиористов, «коллективными представ- лениями» Э. Дюркгейма, структурами социальной памяти, описываемыми современ- ной этнопсихологией и др. Примечательно также, что Юнг соотносил архетипы с кантовскими априорными категориями времени и пространства, с прототипами Шо- пенгауэра, лейбницевским пространством «темной души», а также образами бессозна- тельного Э. фон Гартмана. В аналитической психологии Юнга понятие А. соотносится с бессознательной активностью психики. Наряду с инстинктами А. выступают врожденными (априор- ными) психическими структурами, находящимися в глубинах коллективного бессозна- тельного. А. коллективного бессознательного у Юнга отличаются от «комплексов», при- сущих индивидуальному бессознательному, в котором помещаются главным образом представления и образы, вытесненные из сферы сознания. В этом положении заклю- чается коренное отличие юнгианства от классического фрейдизма: у Юнга бессозна- тельное формируется не только из влечений, вытесненных из сознания на протяже- нии индивидуальной жизни субъекта, но также из коллективной памяти всего чело- веческого рода. Коллективное бессознательное выступает универсальным антропологическим феноменом, передаваемым по наследству (хотя механизмы этого наследования остаются неясными), и той основой, из которой вырастает индивиду- альная психика. Априорные психические программы определяют не только простей- шие поведенческие реакции, но и высшие функции мышления — поведение, вооб- ражение. А., таким образом, является когнитивной формой фиксации и трансляции суммарного культурно-исторического опыта, передаваемого биологически, а не через культурную традицию. В ответ на обвинения в ламаркизме Юнг указывал на то, что наследуются лишь чистые формы, опосредующиеся затем материалом культурного опыта. Это положе- ние о чисто формальной природе А., не будучи подкрепленным основательным ана- лизом, сделало возможным упрощенно механистическое и откровенно противоречи- вое толкование А., с одной стороны, как чистой, т. е. бессодержательной формы, и с другой — как носителя тех или иных жестко закрепленных и неизменно воспроиз- водимых семантем.
p`gdek III. nqmnbm{e onm“Šh“ h opnakel{ qn0hnjrk|Šrpmni `mŠpnonknchh
Вообще Юнг избегал давать строгие понятийные определения А., прибегая обыч- но к метафорической образности. Так, в частности, он сравнивал А. с системой осей кристалла, которая преформирует кристалл в растворе, выступая неким невеществен- ным полем, упорядочивающим частицы вещества. «Веществом» психики является вся сумма культурного опыта (как внешнего, так и внутреннего), организуемого в соот- ветствии с врожденными архетипическими моделями. Обобщая многочисленные описания А., приводимые Юнгом в работах разных лет, можно сказать, что А. представляют собой: (1) врожденные условия интуиции, т. е. составные элементы всякого опыта, которые формируют его априорно; (2) первич- ные формы познания эмпирической реальности; (3) внутренние образы наличного жизненного процесса психики; (4) универсальные и внеисторические модели фор- мирования образных кодов описания мира; (5) суммативный итог исторического опыта, хранящийся в коллективном бессознательном и имманентно присущий чело- веку как антропологическое качество. Расплывчатость и понятийная неопределенность в отношении А. вызваны не только свойственной Юнгой манерой изложения идей, но и протеистичностью само- го явления, поскольку А. не дан субъекту ни во внешнем, ни во внутреннем опыте непосредственно. Между А. и активно переживающим и рефлексирующим его со- знанием стоят (по Юнгу) различные символические системы: мифологические, ре- лигиозные, идеологические. Символы отсылают сознание к переживанию сакраль- ного (нуминозного — термин Р. Отто) и в то же время предохраняют его от сопри- косновения с огромной психической энергией А. Мифологическая и религиозная образность придает архетипической форме семантическое содержание. Кроме того, важнейшей функцией символических систем является восстановле- ние гармонии между архетипической основой психики и наличным состоянием ак- тивного культурного сознания в контексте нарастающего по ходу истории «ухода от естества» и отчуждения в субъектно-объектных отношениях. В этой связи Юнг от- мечал усиление мистических умонастроений в «закатные» эпохи, когда традиционные мифорелигиозные и идеологические системы подвергаются эрозии и распаду. В этих ситуациях, когда символическая традиция умирает, А. способны вторгаться в психи- ку в наиболее непосредственных формах. На индивидуальном уровне примерами такого рода вторжений могут выступать различные формы психопатологии, а на коллективном — новые массовые движения, идеологии и т. п. Будучи наиболее архаическим пластом психики, А. может быть воспринят лишь на интуитивном уровне. Он «всплывает на поверхность» прежде всего в снах, галлю- цинациях, различных формах визионерского опыта, т. е. там, где сознательная об- работка минимальна. Юнг неоднократно указывал на то, что, несмотря на смутную, отчужденную и подчас пугающую образность, переживание А. всегда вызывает у человека ощущение соприкосновения с чем-то грандиозным, надчеловеческим, бо- жественным (нуминозным). В этой связи особое значение А. приобретает как питательная почва для искусства и в широком смысле всей художественной культуры. Вырастающие из архитипиче- ских оснований художественная образность и символичность выполняют в своем культурном пространстве функции, аналогичные мифорелигиозным и идеологическим символическим системам. Помимо прямого продолжения традиции аналитической психологии и психоте- рапии, юнгианские представления об А. были подхвачены широким кругом исследо- вателей мифологии, религии, искусства и фольклора. В частности, этим термином пользовались Дж. Кэмпбелл, Э. Нойманн, К. Кереньи, М. Элиаде, М. Бодкин, Ж. Дю- ран, Н. Фрай и др. Широкое распространение представлений об А. в различных сферах науки и искусства уже вне прямой связи с классическим юнгианством привело к тому, что контекст употребления термина стал чрезвычайно расплывчатым и неопределенным. В результате термин «А.» стал собирательным понятием, соотносимым с различного рода «вечными образами» мифологии, словесности и изобразительного искусства.
