Городская олигархия в конце XV – начале XVI вв

Патриции в Любеке, как и в других вендских городах, в XV-XVI вв. назывались «Junker» и составляли пятую часть купцов, приблизительно 150-160 человек¹. Богатство их складывалось из различных источников: доходов от торговли, кредитно-ростовщических операций, долей в компаниях и в кораблях, городского и частного сельского землевладения, наличных денег.

Типичным примером являются четыре брата Мюлиха. Они происходили из Нюрнберга и приобрели между 1476 и 1514 гг. бюргерское право в Любеке. Занимались торговлей, имевшей большие размеры, между Любеком и Южной Германией. Например, в 1495 г. во Франкфурте Паулем Мюлихом, который действовал как комиссионер своего брата Матиаса, жившего в Любеке, было приобретено ювелирных товаров, оружия, ломбардской бумаги и т.д. на сумму в 11483 любекских марки. Среди поставщиков Пауля Мюлиха мы находим несколько крупных южногерманских фирм – Большую Равенсбургскую компанию, компании Георга Фуггера, Петера Ватта. Братья имели также дела с Ливонией и Скандинавией². Из четырех братьев самым богатым был Матиас. Кроме землевладения, унаследованного от своего отца в Нюрнберге, он приобрел в Любеке 13 домов и три владения в округе. Он являлся поставщиком оружия и украшений для княжеских дворов герцогов Шлезвига и Мекленбурга и датского короля, от которого в Ольдесло получил в лен земельный участок и построил на нем медеплавильню. В 1515 г. Матиас Мюлих был принят в патрицианское общество Циркельгезельшафт и через два брака породнился с любекскими патрицианскими фамилиями Керхрингов и Касторпов. Его имущество предположительно оценивается в 25 тыс. марок³.

Целый ряд любекских членов совета и бургомистров занимались ганзейской посреднической торговлей и вкладывали капиталы в недвижимость. Ратман (1484-1510) Яспер Ланге торговал с Англией, Фландрией, Ливонией, Швецией, Данцигом. В 1492-1493 гг. его ввоз и вывоз в Ревель, Ригу, Стокгольм и Данциг составил 11692 марки¹. Предметами вывоза из Любека были шерсть, цинк, серебро, соль. Он торговал сам или в купеческой компании с данцигскими бюргерами Струорингом и Кнаке. Ему принадлежала часть деревни Шлутуп.

У члена совета и бургомистра Давида Дивесса основу его дел образовывала торговля воском и цветными металлами. По этим статьям он стоял во главе любекской торговли с Данцигом. Его торговля с Ревелем концентрировалась на дорогостоящих ганзейских товарах. В 1492-1493 гг. он вывозил в Ревель шерсть, сельдь, цинк, мед, а ввозил воск, шкуры, лен, угрей, ворвань².

Гартвиг Штанге, ратман с 1509 г., занимался в основном торговлей солью с Пруссией, объем которой в 1492-1493 гг. составил 3375 марок³. Однако главное поле его деятельности создавала соляная торговля с Люнебургом, которой он в 90-е годы XV в. занимался как любекский купец-оптовик. Бургомистр в 1513-1523 гг. Генрих Витте в компании с Вольтером ван Ленпером торговал с Ревелем, Сконе и Данцигом. Объем их торговли в 1492-1493 гг. в этом направлении составил 18355 марок. Предметами торговли были шерсть, соль, сети⁴.

Любекские патриции часто торговали в компании друг с другом, как, например, в 1452 г. Адольф Гревероде и Арнд Гревероде, Ганс Плесков и Ганс Керкринг, находившиеся в «купеческой компании»⁵. Таким образом, любекский патрициат предстает перед нами прежде всего как купечество, ведущее крупную экспортную торговлю.

Начавшиеся с конца XIV в. в среде любекского патрициата изменения продолжали развиваться и в XV – XVI вв.. Речь идет о помещении части купеческого капитала во внегородское землевладение и возникновении нового социального слоя-рантье (См. Глава IV, 1§). В покупке земель и рент участвовали город, представленный советом, многочисленные церковные учреждения¹, а также имущие бюргеры, прежде всего патрициат.

Источники позволяют говорить о частном бюргерском землевладении. В период с 1227 до 1500 гг. полностью во владении любекских бюргеров были длительно или временно 49 деревень, частично им принадлежало 57 деревень и ренты они имели в 20 деревнях². Формы любекского бюргерского землевладения исторически сменяли друг друга. В раннюю эпоху это было ленное держание с вытекающими отсюда обязанностями по отношению к земельным собственникам, которыми могли быть феодалы или совет города. С середины XVI в. доминирующей формой владения становится свободная собственность, не обремененная феодальными повинностями.

Совершенно другая форма бюргерского землевладения, получившая название «рента», становится преобладающей во II половине XV – I половине XVI вв. В отечественной историографии сложилось социально-экономическое понимание ренты. В.В. Стоклицкая-Терешкович считает, что рента означала, «что заимодавец патриций дает нуждающемуся в деньгах известную сумму под залог недвижимости, получая ежегодно взамен ее ренту в определенном размере, т.е. рента представляла собой замаскированные проценты за долг»³. Е.А. Ермолаев подчеркивает другую сторону ренты: это приобретение не самой земли, а гарантированного дохода с нее в виде оброков, рент, десятин и т.п.⁴ Так же понимает ренту и К. Фритце: это такая форма помещение капитала в землю, которая не сопровождалась формальной сменой владельцев у недвижимости. При таких сделках речь шла о приобретении совершенно фиксированной доли феодальных повинностей, вносимых крестьянами в пользу феодала¹.

Распространение рент в XV-XVI вв. было вызвано упадком ганзейской торговли. Любекские патриции, приспосабливаясь к новой экономической ситуации, пытались обеспечить себе надежные источники доходов, приобретая земельные участки и ренты. Типичным примером рентной сделки может служить запись в любекских Urkundenbücher, сделанная 7 ноября 1467 г.: «Братья Вольрад и Отто Ритцерау продали Генриху фон Гахеде, ратману Любека, за 500 марок ежегодную ренту в 35 марок с деревни Клейн-Ритцерау со всем ей принадлежащим [перечисляется движимость и недвижимость] при условии выкупа (Wedderkopen)»².

Анализ рентных сделок в Любеке в 1451-1470 гг. (см. табл.) позволяет сделать следующие выводы. Основными покупателями рент во II половине XV в. были любекский патрициат и церковь: из 21 сделки 12 в этой роли выступают бургомистры и члены совета Любека и в 6-духовенство; в двух случаях – отдельные бюргеры Любека и в одном – совет города. Среди рент преобладает земельная рента: из 21 ренты 14 рент с земли, 2 – с пошлины, 3 – с разного вида движимости, 2 сделки без указания на то, чем является рента. Можно предположить, что это ростовщическая сделка.

Если соотнести социальный состав покупателей рент (рантье) и формы ренты, то окажется, что из 12 случаев патрицианской купли восемь имеют отношение к ренте в деревне; остальные 4 случая представляют собой ренты с движимости (с пошлины, с платежа города Ратцебурга герцогу Саксонско-Лауэнбургскому, с доходов герцога Шлезвига с городов Триттау и Ольдесло), т.е. основной формой вложения капитала в форме рент у любекских патрициев было приобретение феодальных доходов с земли. Интересно посмотреть, кто является продавцом рент. Из 21 продавца 5 – крупные территориальные князья-герцоги (№ 2, 4, 5, 6, 8), в двух случаях – короли (№ 19. 20), 8 мелких феодалов (№ 3, 9, 10, 11, 12. 13. 15, 17), 3 духовных лица и учреждения (№ 14, 18, 21) и только трех продавцов нельзя отнести к классу феодалов (№ 1, 7, 16).

Сумма, за которую продается рента, в источниках называется hovedstol, hovedsummen – это основной капитал. Можно установить соотношение основного капитала и ренты, т.е. величину процентов с вложенного капитала. Например, если продается годовая рента в 84 марки за 1200 марок, то прибыль с капитала равна 7%. В основном это 7% (№ 2, 3, 4, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 19, 21) 6% (№ 1, 5, 6, 8, 17, 18). Исключение составляют № 7 – 4% и № 20 – 8%. Приблизительно такая же норма прибыли с рентовладения – 6-7% – была и в других вендских городах¹.

Почти все заключенные договоры о купле-продаже ренты заканчиваются непременной оговоркой «при условии выкупа…», иными словами, купивший ренту, т.е. кредитор, получал в свою пользу приобретенный доход, но должник сохранял за собой право его выкупить. Эта форма ссудно-заемной операции получила в исторической литературе название «живой залог»².

Вкладывание капитала в рентовладение свидетельствует как о нарастающем разорении феодального дворянства, так и об ухудшившемся положении любекских купцов-транзитников. Ведь рента практически не давала дополнительного дохода. Например, рента в 84 марки, купленная за 1200 марок, окупится только через 14 лет. Здесь важна не величина, а постоянство дохода, его надежность в условиях кризиса посреднической торговли. Поэтому нельзя безоговорочно согласиться с К. Фритце в том, что рентовладение способствовало экономическому усилению высшего городского слоя³. Но, с другой стороны, любекский патрициат, покупая у дворянства ренты с земли, связывается с феодальными слоями, частично феодализируется. Однако было бы слишком поспешным утверждать, что патрициат становится крупным землевладельцем. Все городское землевладение Любека в конце XV в. давало 9% общего дохода города¹, т.е. по сравнению с феодалами любекские рантье были мелкими землевладельцами. Это не позволяет преувеличивать степень феодализации любекского патрициата в позднее средневековье. Но в то же время нельзя совершенно игнорировать значимость рентовладения для социальной характеристики любекского патрициата. Как это делает А.ф. Брандт, считая, что «вложение капиталов в ренты с земли является не более, чем, нередко вызванная конъюнктурой форма купеческой деятельности»².

К сожалению, используемые источники не дают ответа на вопрос о формах эксплуатации патрициатом земли в деревне, о каких-либо изменениях в связи с этим в феодальных производственных отношениях. Но изучая аналогичные процессы в других районах Германии (в частности, выводы В.Е. Майера, относящиеся к району Эрфурта), исследователи все же считают, что «за то время, в течение которого бюргер владел феодальной землей в качестве кредитора, он оказывал влияние на направление хозяйственной деятельности крестьян»³.

Но наряду с рентами любекский патрициат в 50-70-е гг. XV в. продолжает заниматься и куплей-продажей земли. В 1451 г. бургомистр Любека Иоганн Люнебург продал Тидеманну Раймердингу хутор в Паделюгге за 320 марок⁴, в 1456 г. опекуны умершего Хинрика Дине продали этому же бургомистру деревню Езекендорфе и половину деревни Овервольде (сумма не указана)⁵. В 1468 г. член совета Х. Гахеде продал совету Любека за 20 марок половину гуфы земли у Кюсена¹. А ратман Адольф Гревераде в 1469 г. купил землю у бюргера из другого города (Царпена), что было засвидетельствовано советом этого города². Документы дают сведения о вложении значительных капиталов высшего городского слоя Любека и в другие непроизводственные сферы, прежде всего в ростовщичество, но в отличии от покупки рент не завуалированное. В документе от 13 мая 1455 г. засвидетельствовано, что Ганс Крогер должен Вильгельму ван Калюену, бургомистру Любека, 41 марку и 18 пфеннигов и в обеспечение долга закладывает хмельник³. Аналогичный случай зафиксирован 25 апреля 1451 г. Некий Н. Бовендорп должен был уплатить 109 марок члену совета Н. Липпераде в определенный срок (день св. Мартина), но не смог этого сделать и передал принадлежащий ему дом на Фемарне⁴ (остров, переданный герцогом Шлезвига в 1437 г. в залог Любеку)⁵. Таким образом, ростовщичество являлось для патрициата еще одним источником не просто доходов, но и средством приобретения недвижимости, ведь в данных примерах в случае неуплаты долга хмельник и дом перейдут в руки кредитора.

В 1468 г. кредиторами ливонского ландмаршала Герда фон Мелленгроде выступили любекский бургомистр Г. Касторп и его брат Ганс. Ландмаршал, чтобы рассчитаться с ними, взыскивает долг с ревельского бюргера Д. фон Гралле в размере 400 рижских марок и 45 ластов соли из Байи и обещает переслать названные деньги и соль братьям Касторп в Любек⁶.

Но любекский патрициат ссужает деньги не только частным лицам, но и городам. Так, в 1468 г. совет Штральзунда пришел к соглашению с любекским членом совета Г. фон Гахеде о возврате занятых у него 1050 марок¹.

Кроме торговых операций, вкладывания капиталов в землевладение, ростовщичество любекский патрициат не стесняется заниматься любыми делами, очевидно приносящими прибыль. Так 6 января 1470 г. любекские бургомистры Витик и Касторп купили на 1000 марок серебро для любекских монет², а 2 февраля этого же года ратман Любека Г. фон Гахеде снабдил монастырь св. Бригитты в Мёльне вином и облатками к причастию³.

Среди любекского патрициата встречаются очень деятельные личности. Например, член совета Г. Липпераде в 1451 г. дает деньги взаймы⁴, в 1452 г. ему продают оборудование солеварни в Ольдесло⁵, а в 1453 г. он вместе с двумя другими ратманами Любека покупает корабль у данцингского бюргера Мартина Набита⁶. То же самое можно сказать о члене совета Гахеде и братьях Касторп.

Приобретение любекским патрициатом новых сфер хозяйственной деятельности сопровождалось стремлением его к социальной замкнутости, что нашло свое выражение в образовании в Любеке в конце XIV – середине XV вв. патрицианских обществ – Циркельгезельшафт (позднее оно стало называться Юнкеркомпания), Кауфлейтекомпания и Греверадекомпания, создавших свои уставы, которые регулировали их совместное собрание, членство, проведение праздников и т.д.⁷ И именно из этих немногочисленных патрицианских объединений (каждое насчитывало самое большее 30 фамилий) формировался совет в Любеке в позднее средневековье. Из 136 членов совета в период с 1416 по 1530 гг. 49 человек вышли из Циркельгезельшафт¹. А в 1527 году все 22 ратмана принадлежали к патрицианским товариществам: 10 – Циркельгезельшафт; 9 – Греверадекомпании; 3 – Кауфлейтекомпании². За 200 лет в течение XIV-XV вв. было избрано в совет 282 члена из 180 семей, причем 62 члена из 10 фамилий³. Это были выходцы из землевладельчески-ростовщически-торговой верхушки города. Ведь землевладение в Любеке, в отличие от других вендских городов, еще с XII в. было обязательным условием избрания в совет⁴.

В XV-XVI вв. любекский патрициат пополнился новыми родами⁵. В совете стали заседать Бремзе (1447-1800), из семьи которых вышли 15 ратманов и 5 бургомистров. Эта фамилия особенно прославилась в 30-е годы XVI в., в период событий, связанных с реформацией и движением Вулленвевера. Семья Касторпов (1452-1537) недолго заседала в совете, но дала трех ратманов и двух бургомистров, среди которых был знаменитый бургомистр Генрих Касторп (о нем выше). К патрицианским фамилиям, появившимся в Любеке в позднее средневековье, нужно отнести Геркенов (1524-1744), фон Дорне (1535-1704), фон Хивеленов (1527-1671), Кёлеров (1537-1814), Людинхузенов (1527-1589), Плонье (1522-1703), Вармбекеров (1506-1800), Вестфалей (1406-1505), Виббекингов (1522-1650). Все эти патрицианские фамилии были тесно связаны друг с другом родственными связями⁶.

Политическому могуществу патрициата способствовало не только его засилье в совете, но и то что это был совет столицы Ганзы и имперского города, которому перешла большая часть верховных прав императора: высшего суда, чеканки монеты, взимание торговых пошлин, защиты купцов, находящихся в пути. Таким образом, вся полнота экономической, юридической, административной, фискальной власти в Любеке находилась в руках городского совета. Особое могущество ему давало то обстоятельство, что в Ганзе не было союзных служащих и все дела выполнялись членами совета, секретарями и служащими, в первую очередь Любека¹. Видимо, это создавало благоприятные условия для всяческих злоупотреблений.

Но, пожалуй, самое большое недовольство всех слоев горожан вызывала налоговая политика совета, отражавшая социальные противоречия внутри крупнейшего ганзейского города. В городе собирался прямой и косвенный налоги. Но не все жители города несли налоговые повинности. Налоговыми привилегиями пользовалась вся масса городского клира (церкви, капеллы, монастыри, духовные братства), рыцарское сословие, чиновники, а с XVI в. и члены совета, то есть вся тяжесть бремени по обеспечению ганзейских дел, внешней политики Любека, внутригородских потребностей несли рядовые купцы, ремесленники и политически бесправные низшие слои, которые, хотя и не обладали бюргерским правом, но с начала XV в. привлекались к налоговой повинности². Сбором и употреблением этих денег ведали специальные члены совета. Городская община была лишена возможности контролировать поступление и расходование налоговых сумм. Такая своекорыстная налоговая политика любекского совета оказывалась особенно губительной для тех ростков предкапиталистических элементов, которые складывались в любекском ремесле и торговле в конце XV – начале XVI вв.³, т.к. новые предпринимательские слои не могли осуществить одно из важнейших условий начала капиталистического производства – накопление капиталов. Таким образом, важным источником доходов любекского патрициата становится городская казна.

В итоге можно сказать, что патрициат представлял собой самую богатую экономически и могущественную политически часть любекского купечества, причем довольно замкнутую (проникновение непатрицианского купечества в него было только путем браков с представителями городской знати).

Но характеристика любекского патрициата в позднее средневековье не может быть однозначной, т.к., не взирая на свою многолетнюю экономическую и политическую стабильность, он подвергся определенной трансформации в XV-XVI вв. В этот период в Любеке положение патрициата как социального слоя было двойственным. С одной стороны, он вырос на базе специфически городского товарного производства и основой его хозяйственной деятельности оставалась крупная заграничная торговля. А с другой стороны, он частично феодализировался приобретением вне города земельных владений и рент, участием в ростовщических операциях, срастанием с церковью.

Но если в других городах Германии и Европы (например, в Страсбурге, Монпелье) «первая генерация» патрициата, «старый патрициат», землевладельческий по своей основе, формировался из представителей министериалов, дворян, ростовщиков¹, то в Любеке о дворянских корнях патрициата не может быть речи: здесь «старый патрициат» возник на посредническо-оптово-купеческой основе. В XV в. в результате сложного исторического процесса он превратился в землевладельчески-ростовщически-купеческий патрициат.