Бюргерство и плебейство

Патрициату противостояло бюргерство и плебейство. Верхний слой бюргерства составляло непатрицианское крупное купечество, для которого характерно занятие оптовой торговлей, с одной страной – Фландрией, Норвегией и т.д. Эти группы купцов носили название Fahrer-Kompanien. Древнейшими из них были Шонен-фарер-компания и Берген-фарер-компания, которые возникли в XIV в. Позднее образовались коллегии купцов, торговавшие с Ригой, Новгородом, Стокгольмом, Англией, Испанией и т.д. В Любеке к концу XIV в. их насчитывалось около 10¹. Эти общества обладали монополией на связи с определенной страной.

Ведущее положение среди этих купеческих корпораций занимала Шонен-фарер-компания, вывозившая сельдь из Сконе в Любек и обеспечивающая селедкой всю Северную Европу. Ее значение определялось значимостью этой статьи торговли для экономики Любека. Только за период с 1492-1496 гг. из Любека было отправлено в Померанию, Пруссию, Ливонию 1189 ласт, 733 бочки сельди². Берген-фарер-компания занималась в основном торговлей вяленой треской. Она имела собственную капеллу в церкви св. Марии, избирала олдерменов и насчитывала в XV в. 100-200 человек. Они делились на две группы: богатые и старые купцы, постоянно проживавшие в Любеке, и приказчики, молодые люди, которые регулярно ездили в Норвегию и долго жили в Бергене³. Купеческие коллегии (их еще называли «нациями») имели свои уставы, дома для собраний и т.д.⁴

Но надо отметить, в этой среде была своя низшая ступень. Входившие в те же сообщества среднее купечество занималось розничной торговлей ввозимыми товарами, часть только малыми средствами участвовало в заграничной торговле. Это были любекцы, которые сами плавали в Сконе и там покупали один или два ласта рыбы⁵.

Самые богатые и предприимчивые в этих компаниях образовывали верхушку непатрицианского купечества, которое в противоположность старому патрициату, не владело или почти не владело домами, землей, рентами. Источники позволяют назвать ряд лиц, среди которых был и сам Юрген Вулленвевер.

Раймер Зандов состоит в торговой компании с люнебуржцем Андреасом Бекером. они торгуют крупными партиями соли (в упомянутом деле от 17 августа 1526 г. названо 2 корабля соли)¹. В то же время он является членом судовладельческой компании вместе с любекцем Иохимом Гавердаком и висмарцем Францем Гавердаком и висмарцем Францем Фойтихом, чьи корабли ходят по Балтике в Ревель и далее². Участвует Раймер Зандов и в торговле со Сконе³. Основным занятием Ганса Арндеса было, очевидно, торговля: в деле от 19 сентября 1533 г. он фигурирует как купец⁴. Но месяцем раньше (15 августа 1533 г.) он был главным действующим лицом другого разбирательства. Как уже упоминалось, на него с жалобой обратилась Аннекен Смеде из-за «нового мастерства», которое он ввел у себя, проведя водосток через двор, чем причинил убытки жалобщице⁵.

Ганс Гольме – прежде всего он крупный купец, занимающийся продажей и перепродажей товаров. 8 июня 1523 г. он жаловался на душеприказчиков умершего Матеуса Слотельборга из-за 320 локтей сукна⁶, которые он продал.13 июня 1533 г. на Ганса Гольме подал жалобу любекский ратман Эверт Шторталберх, который купил у ответчика в 1531 г. партию товара – 19 лейденских сукон. Эти сукна Эверт послал в Стокгольм, где они, пройдя ряд рук, попали на рынок, где оказалась недостача товара. Совет признал Ганса Гольме ответственным за убытки, хотя тот ссылался на то что сам он купил их у другого человека⁷. Очевидно, Ганс Гольме имел определенный вес в любекском обществе и пользовался уважением, если стал в 1533 г. душеприказчиком умершего декана любекского собора Иоганна Бранди (дело касалось ежегодной ренты, проданной деканом)¹. Но в то же время Ганс Гольме не имеет собственного дома в Любеке. В деле от 15 сентября 1534 г. он фигурирует как съемщик дома². Может быть, это возможно объяснить социальным происхождением Г. Гольме, тем, что этот крупный купец вышел из «низов» любекского общества.

Сам Юрген Вулленвевер принадлежит к этому социальному слою. После ликвидации ганзейской конторы в Новгороде перестало существовать одно из шести объединений крупных купцов Любека, ведущих торговлю с Новгородом – Новгород-фарер, членом которого был Ю. Вулленвевер. Но это не снизило экономической активности Ю. Вулленвевера. Он стал членом судовладельческой компании (1533 г.)³, выступал в качестве поручителя в купеческих делах (8 мая 1528 г.)⁴, был ответчиком в деле об «общем долге» нескольких купцов от 10 января 1532 г.⁵

Есть сведения и о хозяйственной деятельности одного из старейших руководителей бюргерской оппозиции Германе Израеле, который активно участвовал в политической жизни города в 20-е годы XVI в. 10 октября 1522 г. Тони Дустерхузен жалуется на 3-х человек, среди которых назван и Герман Израель, из-за продажи ему этими людьми баржи. Эти трое являются членами одной из судовладельческих компаний⁶. В другом деле он выступает как уполномоченный поручителя, умершего Матеуса Слотельборха⁷.

Другую, большую часть, любекского бюргерства составляли ремесленники. То, что Любек на протяжении XIII-XV вв. был центром транзитной торговли сказалось на положении ремесленников. Они были зависимы от местного купечества и совета, который разрешал чужим ремесленникам и купцам торговать в Любеке своими товарами. Тем самым нанося значительный ущерб любекским ремесленникам. 24 августа 1468 года старшины и весь цех золотых дел мастеров жаловались на И. ван Роде из Кёльна из-за продажи им в Любеке недоброкачественных товаров. Совет решил, что названный Иоганн должен показать пряжку своей выделки, а совет решит о возможности продажи¹. В том же году жалуется цех любекских мелочных торговцев на нюрнбергских и других чужих торговцев². В 1469 г. совет Люнебурга просит совет Любека разрешить люнебургскому бюргеру Вихольду фон Раймонду выставить в Любеке для продажи мелочные товары³.

Среди судебных дел, рассматриваемых любекским советом, встречаются жалобы любекских ремесленников на купцов как на чужих, так и, что особенно существенно, на своих. 9 мая 1472 года старшины и весь цех обработчиков янтаря (знаменитые патерностермахеры) жалуются на Генриха Фурстена, гамбургского бюргера, который доставил в Любек и продавал обработанный янтарь⁴, нарушая тем самым цеховые привилегии. 14 июня 1499 года совету Любека жалуются старшины цеха кузнецов на Ганса Харлаге (не указано чей купец: любекский или чужой) из-за изготовленных изделий, которые Ганс в значительном числе доставляет в Любек и здесь продает, чем наносит ущерб цеху кузнецов⁵. 2 июня 1491 года совет разбирал дело между шерстоткачами и изготовителями войлочных шляп и купцом Иоганном Бере о праве на закупку шерсти⁶.

Но особенно сильную конкуренцию любекское ремесло испытало со стороны импортируемой любекскими купцами ремесленной продукции других городов. Городской рынок в средние века и так был довольно узким, но он еще больше сужался в результате деятельности местного купечества, привозившего товары иностранного происхождения, которые иногда были другой техники обработки и не лучшего качества и вытесняли собственную ремесленную продукцию. Например, в Любек много ввозилось и продавалось купцами цинковых изделий из Нидерландов, Нюрнберга, а в XVI в. из Саксонии¹. В 1495 г. крупный любекский купец Р. Мюлих послал в Любек из Франкфурта-на-Майне товаров на общую сумму в 7655 рейнских гульденов. Из них украшений – на 3040 гульденов, оружия – на 505 гульденов, бархата – на 1720 гульденов². Можно себе представить, какой ущерб должны были ощущать любекские ювелиры и оружейники, когда такие массы изделий ввозились в Любек и в Любеке продавались. В 1532 году, уже в ходе борьбы за реформу церкви, при переговорах представителей цехов с советом любекские изготовители металлической посуды из цинка прямо жаловались на продажу цинковых изделий, привезенных из Лейпцига и совет определил: этими, а также из других мест привезенными цинковыми изделиями можно торговать на рынке только три дня под надзором старшин цеха изготовителей металлической посуды³.

Если лейпцигские купцы привозили в Любек чужие ремесленные изделия, то стало быть они были лучше или дешевле, а это означало сужение рынка для любекских ремесленников. А если имело место сокращение рынка, то все цеховые противоречия обострялись еще больше.

Рассмотренные примеры показывают, с одной стороны трудности, с какими сталкивалось ремесло в своем развитии в крупном ганзейском городе, а, с другой стороны, усиление позиций любекских ремесленников, которые осмеливались жаловаться на купцов, а совет был вынужден принимать компромиссные решения.

Обращает на себя внимание и тот факт, что многие любекские ремесла были официально признаны только в конце XV – начале XVI вв. Из 65 цехов, названных у Вермана, 27 были оформлены в указанное время⁴, хотя уже в начале XV в. в Любеке насчитывалось 96 ремесленных специальностей¹. Значит это объясняется не столько уровнем развития ремесла в Любеке, сколько постоянной зависимостью ремесленников и их цехов от городского совета. Исходя из любекского материала, трудно согласиться с В.В. Стоклицкой-Терешкович, которая считает, что «немецкие цехи обладали гораздо более широкой автономией чем французские»², объясняя это наличием во Франции сильной королевской власти.

Хотя Германия была децентрализованным государством, и в силу этого цехи и их деятельность мало зависели от императорской власти но оборотной стороной дела было то, что именно в этих специфических политических условиях ряд городов и в первую очередь Любек, обладали большой автономией, и вся полнота власти принадлежала купеческо-патрицианскому городскому совету, который всячески ограничивал самостоятельность ремесленников.

Власть совета распространялась даже на прием в члены цеха. Особенно это касалось цеха мясников, прием в который новых членов после восстания 1384 года осуществлял сам совет³. Спорные вопросы между цехами также решал совет⁴. 3 сентября 1466 года совет разбирал дело между старшинами обработчиков янтаря и старшинами мелочных торговцев⁵. Дела ремесленников рассматривались в Wette. Это было специальное ведомство в совете по делам ремесленников, образованное из двух членов совета и секретаря⁶, но без участия самих ремесленников.

Совет имел решающее влияние и при выборах цеховых старшин. Хотя выборы производили сами цехи, но вновь избранные подлежали утверждению советом Любека и должны были принести ему клятву. Ремесленники ежегодно платили в городскую казну определенные суммы за места продажи на рынке. Сумма зависела от количества ремесленников. Из книги доходов любекского казначейства за 1460 г. следует, что мясники платили 138 марок, пекари – 32 марки 7 шиллингов, кожевники – 9 марок 4 шиллинга, ткачи – 5 марок, сукноторговцы – 37 марок и т.д. Эти поступления следовали беспрерывно до 1530 г.¹

Документы дают примеры мелочной зависимости ремесленников от совета. Например, в 1466 году зафиксирован список лиц, которым совет пожаловал право варить пиво² (очевидно, в связи с изданным в 1462 году советом статутом для пивоваров). Или в 1469 году уже упоминавшемуся Герману Бергману только с разрешения совета было позволено топить сало за городскими воротами³. Во второй половине XV в. совет присвоил себе право давать свидетельства для вступающих в цех в том, что они законнорожденные, родители их немцы, а не славяне, и что они не являются сыновьями ткачей⁴.

Противоречия между ремесленниками и патрицианским советом усугублялись политическим бесправием ремесленников: доступ в городской совет для ремесленников был закрыт с самого начала любекской истории.

Новые тенденции в развитии ремесла и торговли сопровождались разложением старых цеховых и торгово-корпоративных структур, углублением имущественных и социальных контрастов, что вызывало обострение внутригородских противоречий. Старые традиционные противоречия между патрициатом и непатрицианским купечеством и ремесленниками осложнились новыми – внутри купечества и ремесленников, обусловленными складыванием раннекапиталистических отношений.

Ремесленная масса на рубеже XV-XVI веков предстает сильно дифференцированной в имущественном и социальном отношении. Некоторые «ремесленники» выступают в качестве кредиторов в ссудно-закладных операциях, причем при закладе недвижимости. 9 февраля 1470 года переплетчик Г. Костер принял в залог «все движимое имущество и дом»¹. 23 мая 1511 года мастер Г. Борнинк дал ссуду под залог дома². Очевидно, что эти «ремесленники» обладали большими капиталами, раз могли обеспечивать такие крупные залоги. В ремесленной среде начинается отщепление отдельных элементов, которые представляют собой предкапиталистическую предпринимательскую верхушку. Т.е. появляются социально сильные элементы вне цеха, и намечается новое противоречие между ремесленной массой и этими элементами.

С другой стороны, цеховые подмастерья и ученики, потерявшие реальную перспективу выбиться в самостоятельные мастера, превращались в поденщиков и наемных рабочих. В то же время внутри цеха отношения между мастерами и подмастерьями приобретают черты классового антагонизма, что выразилось в объединении подмастерьев Любека и межгородских союзов мастеров (гл. III § 2).

Выделившаяся верхушка богатых ремесленников начинает политически примыкать к непатрицианскому купечеству. Ее не устраивает собственное бесправие и всевластие патрициата. Не случайно поэтому с самого начала реформационного движения в Любеке рядом с руководителем бюргерской оппозиции крупным купцом Германом Израелем мы видим предводителей-ремесленников: пивовар Иоахим Зандов, кузнец Борхерт Вреде, старшина сапожников Петр Маленбеке, портной Петрус Бульдер, ювелир Ганс Мевес.

Но самой многочисленной, малоимущей и политически бесправной категорией любекского населения было плебейство. По подсчетам А. фон Бранта в Любеке в конце XIV в. купцы составили 15,4% населения, пивовары, судовладельцы, торговцы в разнос – 7,3%, ремесленные мастера, носильщики – 35,4%, и масса несамостоятельных, не обладавших бюргерским правом – подмастерья, наемные рабочие – 41,8%¹.

Говоря о плебействе, нужно различать его юридическое положение и фактическое социальное. Вся совокупность жителей Любека в политико-юридическом плане делилась на 2 больших группы: бюргеров и небюргеров, «жителей» (inwonere)². Их разделяло обладание бюргерским правом – совокупность прав – обязанностей по отношению к городу. Обладавшие бюргерским правом составили городскую общину. «Жителями» являлись экономически несостоятельные низшие слои городского населения, которое, несмотря на длительность пребывания в городе, не приобрели бюргерского права³, получение которого считалось обязательным и было связано с двумя моментами: нужно было заплатить определенную сумму денег (в начале XVI в. в соседнем с Любеком Ростоке предоставление бюргерского права стоило большой суммы в 20 марок⁴) и за каждого нового бюргера должны были поручиться два других. Очевидно, можно согласиться с Ю. Ашем, который считает, что «причиной невступления в бюргерскую общину была бедность части «жителей» и столь низкое социальное положение их, что никто не хотел за них поручиться»⁵. Городские документы четко делят жителей на эти две категории. В публикациях совета, в хрониках XVI в. постоянно встречается эта формулировка «бюргеры и жители»⁶.

Жители, низшие слои населения, представляли в основном плебейство в Любеке. Социальный состав плебейства был разнородным. Положение плебейства в социальном плане определялось его экономической несамостоятельностью. К плебсу относились все те категории, которые не имели собственных средств к существованию (земли, дома, мастерской, корабля и т.п.) и жили за счет работы у других.

Изученные нами документы почти не содержат прямых сведений о социальном составе любекского плебейства, но можно привлечь косвенные данные. Очевидно, самой большой категорией были слои населения, связанные с обслуживанием любекской морской торговли: носильщики¹, матросы, которых в Любеке в конце XIV в. насчитывалось 500 (носильщики) и 600 (матросы) человек².

Другая часть любекского плебса – те слои, которые возникли в результате разложения цехового ремесла. К ним относились обедневшие ремесленники (5,4% ремесленников в Любеке в финансовом отношении не достигали среднего слоя и фактически относились к низшему)³ и многочисленные подмастерья и ученики, насчитывающие 2500 человек⁴. Замыкание цеха, а также усложнение и вздорожание средств производства закрыло перед подмастерьями и учениками возможность подняться на более высокую ступень в цеховой иерархии, превратиться в самостоятельного мастера. Они стали относиться к предпролетарским слоям. Ф. Энгельс писал о подмастерьях: «временно они стояли вне официального общества и по условиям жизни настолько приближались к пролетариату, насколько это было вообще возможно при тогдашней организации промышленности и господстве цеховых привилегий»⁵. Следствием этого процесса стала повышенная социальная активность этих слоев населения, что выразилось в создании союзов подмастерьев и межгородских союзов мастеров, а также быстрое разорение массы ремесленников в новых условиях, их стихийная экспроприация.

К плебейству в Любеке относились также поденщики (работники, слуги, служанки), которые обслуживали дома крупных купцов и ремесленников и выполняли всю неквалифицированную работу в городе. Их было около 3000 человек¹.

Частью плебейства в Любеке были и наемные рабочие. И хотя источниками они не называются, но складывание новых форм производства в ряде отраслей заставляет предположить наличие этого слоя. Любекское книгопечатание, как новое производство, повсюду основывалось на наемном труде. В мастерских «вольных мастеров», на которых жаловались любекские цехи, – бондаря Гартихи Хольсте, ременщика Петера Бенедиктуса, Г. Арндеса, который отвел к себе водный поток² и др. скорее всего работали наемные рабочие, если учесть масштабы этих мастерских. Можно предположить, что наемные рабочие трудились и в заведениях, которые (как мы уже указывали) назывались «свободное ремесло». Это медеплавильни любекского бюргера Н. Хагелькена, расположенные в Везенберге и Ольдесло, предприятие Вильгельма ван дем Занде и Петера Пинне по производству квасцов, краски и кож, которое объединяло ряд производственных опрераций, скорее всего обслуживалось не подмастерьями, а наемными рабочими³. И когда из жалобы канатчиков 1486 г. выясняется, что некий Маркус Зассен нанял подмастерьев вне Любека, в Локфельде, и по решению любекского совета должен был их уволить в течение трех дней⁴, то можно утверждать, что это были не цеховые подмастерья, а просто наемные рабочие.

Часть любекского плебса, как и везде в Западной Европе, составляли нищие. Количество их в Любеке к началу XVI в. возрастает и достигает 3500 человек⁵, что связано с уже отмеченными явлениями разложения цеховой системы и застоя ганзейской посреднической торговли, а также вследствие притока бедноты из деревни. Если раньше надзор за ними входил в функции одного из судебных чиновников, то в 1527 г. была учреждена специальная должность беттлер-фогта для надзора за своими и пришлыми нищими¹. Т.е. плебейство в Любеке, как и в других городах Германии, представляло собой совокупность переходных и промежуточных категорий, и к нему можно с полным основанием отнести характеристику, данную Энгельсом всему немецкому плебейству. «Плебеи в то время были единственным классом, находившимся совершенно вне существующего официального общества. Они стояли как вне феодальных, так и вне бюргерских связей. Они не обладали ни привилегиями, ни собственностью; у них не было даже обремененного тяжелыми повинностями владения, которое имелось у крестьян и мелких бюргеров. Они были во всех отношениях неимущими и бесправными; условия их существования не имели никакого непосредственного касательства к действовавшим в то время учреждениям, которые их совершенно игнорировали. Они были живым симптомом разложения феодального и цехово-бюргерского общества и в то же время первыми предвестниками современного буржуазного общества»². В этом источник высокой социальной, революционной активности плебейства этой эпохи.