Совет, бюргерство и церковь Любека в Реформации

Город и Реформация – тема на фоне большого количества работ по истории средневекового урбанизма, вышедших в последнее время, мало изученная в отечественной историографии, но представляющая определенный интерес в силу комплекса проблем ею затрагиваемых: город и церковь, город и государство, внутригородские отношения в позднее средневековье.

В последние десятилетия В.А. Ермолаев, Ю.К. Некрасов, Д.В. Шушарин изучали Реформацию в городах на материале Западной и Южной Германии. Регион Северной, Ганзейской Германии по-прежнему вне поля зрения отечественных историков, хотя именно здесь городская реформация, мало связанная с Крестьянской войной, проявилась в наиболее чистом виде именно как бюргерское движение.

Особенно яркой, длительной и ожесточенной реформационная борьба была в Любеке, получив там особую масштабность и значимость в силу положения, занимаемого городом в международных отношениях на Балтике и в ганзейской политике, а также в силу того, что она переросла в острейший внутригородской конфликт, известный как «Движение Вулленвевера».

Борьба за реформу церкви в Любеке длилась более 10 лет. Любек был почти последним среди нижненемецких городов, куда проникло евангелическое учение (после Штральзунда, Ростока, Брауншвейга, Висмара, Гамбурга). Это дало основание крупному исследователю реформации в Любеке В. Яннашу заявить, что «Любек в делах реформации был самым консервативным среди вендских и прусских городов»¹. Длительность борьбы за реформу церкви в Любеке объясняется сложными, меняющимися во времени отношениями между тремя основными социальными компонентами в городе эпохи Реформации: совет-городская община-клир.

Городская община, ставшая в ходе коммунального движения, опорой сформировавшегося городского права и городского самоуправления², представляла собой сложный живой организм, совокупность групп людей, различающихся по профессии, социальному положению, родственным связям³. Но это внутренне пестрое городское сообщество выступало единым фронтом в вопросах, касающихся церкви. «Взаимоотношения города и церкви в Германии в средние века складывались как отношения борьбы и соперничества… Борьба велась во всех направлениях – политическом, экономическом, в области суда и права, культуры и образования – с переменным успехом для каждой стороны»⁴. Предметом борьбы городов и церкви были прежде всего многочисленные привилегии последней, в частности, юридические. Одной из самых важных привилегий была так называемая privilegium fori, т.е. изъятие духовенства из светской юрисдикции и подсудность его только церковным судам¹.

В Любеке не было единой юрисдикции: внутри города существовали две сферы ее. Первая – это собственно городская область, состоящая под управлением и юрисдикцией совета, и область, которая подчинялась духовной юрисдикции. Любекской церкви удалось с самого начала освободить свои владения и всех клириков от налогов. Уже Генрих Лев в привилегии 1164 года освободил членов любекского соборного капитула от всех городских повинностей. Этим самым соборный капитул был отделен от любекской общины и образовал внутри нее особую общину со своим собственным церковным правом. Привилегиями, кроме капитула, пользовались остальные городские церкви (Св. Петра, Св. Марии, Св. Якова, Св. Эгидия), капеллы (Св. Клеменса, Св. Иоганна, Св. Гертруды), монастыри (два мужских – Св. Катарины и Марии Магдалины, два женских – Св. Иоганна, Св. Анны)².

Главной привилегией было освобождение от прямого налога не только всех видов собственности церковных учреждений, но и всех людей, которые состояли в какой-либо зависимости от церкви (церковные крестьяне, ремесленники и т.д.)³. Число священников, монахов и монахинь, существовавших за счет города, превышало 400 человек⁴.

Но кроме прямого налога, клир в Любеке был освобожден и от торговых пошлин. В частности, соборный капитул имел право на свободный от акциза ввоз гамбургского пива. И в 1497 году возник даже спор по этому поводу с советом, в основе которого был вопрос о торговой конкуренции. Хронист Регкман сообщает, что совет потребовал ликвидировать налоговые привилегии церкви и заставить ее платить прямой и косвенный налоги наряду с бюргерством. Только благодаря посредничеству любекского епископа спор был улажен компромиссно. Епископ был вынужден уступить: члены капитула прекратят продажу гамбургского пива в разлив, а совет возобновит их привилегии¹. Но вопрос о привлечении церкви к несению налоговых повинностей неоднократно возникал в Любеке и в 30-е годы XVI в., в период борьбы за реформацию. Большое число споров было связано и с разграничением сферы юрисдикции между церковью и советом, так как ни одна церковь в городе не подчинялась городской юрисдикции. 16 ноября 1509 года Хинрик и Бернде Рунген жалуются на Юргена Люке, который должен был им 22 марки за аренду дома. Но этот Юрген считает, что, как служащий любекской церкви, он должен подлежать суду декана соборного капитула. Совет же решил, что он должен отвечать перед ним². 24 сентября 1509 года в Любекском совете разбиралось дело о 405 марках, которые И. Лоувен принял в заклад от умершего Г. Павеса, и которые не хотел возвращать людям, которым они принадлежали, так как владел ими по каноническому праву³.

Судебные споры возникали и в случае требования возвращения долга, когда кредитором выступало духовное лицо, как например, член соборного капитула в Любеке Л. Фон Теннен в деле от 19 января 1515 года⁴. Споры о юрисдикции между духовными и светскими лицами возникали из-за наследования имущества⁵ и из-за опекунства духовенством светских лиц⁶.

Другим не менее острым вопросом во взаимоотношениях города и церкви был вопрос о землевладении. Хотя по любекскому праву церквам и монастырям запрещалось владение недвижимостью и рентами¹, фактически они являлись крупными землевладельцами и рентовладельцами. Владельцами земли, домов, рент выступают как церкви, конгрегации, духовные братства, так и отдельные духовные лица. 2 сентября 1466 года соборный капитул в Любеке продал за 200 марок С. Де Боитину, проживающему в Ибендорфе, постройки в усадьбе Ведоле и сдал ему в аренду за 38 марок несколько земельных участков так же². Крупным землевладельцем и рентовладельцем выступает братство Св. Антония. В 1470 году оно купило за 1500 марок ряд земельных участков, три хмельника и три огорода³. Оно же имело ренту за 40 марок.⁴ Викарию церкви Св. Эгидия Иоганну фон Ильзену принадлежала деревня Шретштакен⁵.

30 мая 1451 года Венедикт Виттенборг, священник церкви в Слукупе (близ Любека) продал Генриху Дрюззе два хмельника, находящиеся в Энзегелене⁶. Средством, которое помогало духовенству обойти нормы городского права, было использование посредников при записи недвижимости в городские документы⁷.

Город постоянно прилагал большие усилия, чтобы воспрепятствовать собиранию земель в руках любекской церкви. И хотя исследователь этого вопроса О. Ленинг считает, что такая политика города вызывалась не финансовыми причинами, а политическими, так как землевладение играло решающую роль для управления городом⁸, именно экономическая мощь церковных феодалов, а не «управленческие интересы» были, видимо, главной причиной сопротивления города церковному землевладению. К тому же, очевидно, как и в других вендских городах, недовольство горожан вызывали специфические методы обогащения католического духовенства. Рассмотренные нами документы дают мало материала в этом плане, есть только отдельные факты, но они красноречивы. Например, в 1456 году конвент монастыря доминиканцев в Бурге признал, что получил 275 марок за вечную мессу по умершему ребенку¹. 9 апреля 1469 года любекский епископ Альберт предоставляет тем, кто пожертвовал подарки на украшение капеллы Св. Юргена, и особенно ее алтаря, сорокадневное отпущение грехов². В 1469 году братья фон Ритцерау продали совету Любека свою недвижимость и за утверждение этой сделки епископ Любека Альберт получил 600 марок, а его официал И. Вильдунг 100 марок³.

Но, с другой стороны, для Любека позднего средневековья характерной тенденцией стало срастание патрициата с духовенством. Это объясняется сокращением доходов купцов-посредников в связи с упадком Ганзы, в то время как церковь в Любеке представляла собой большую материальную силу. Например, Любекский соборный капитул владел в Гольштинии 24-мя деревнями, в Мекленбурге – 10-ю, в Померании – двумя, кроме того, еще мельницами, епископской десятиной с некоторых приходов и т.д.⁴ Это обеспечивало постоянный доход, что было притягательным для купцов, теряющих доходы в транзитной торговле. Сближение любекского патрициата с церковной верхушкой в конце XV – начале XVI вв. наблюдается, в основном в трех формах: 1) через родственные связи высшего духовенства с патрицианскими фамилиями города; 2) через принятие духовного сана выходцами из патрицианских семей и, наоборот, проникновение духовных лиц в совет города; 3) через занятие любекскими ратманами и бургомистрами должностей в духовных братствах, капитулах и монастырях. Арнольд Вестфаль, сын члена совета Германа Вестфаля, был деканом соборного капитула в Любеке, а в 1449 году был избран епископом¹. Вильгельм Вестфаль из этого же рода, сын любекского бургомистра Иоганна Вестфаля, племянник прежнего епископа Арнольда, также был деканом соборного капитула, а в 1506 году стал епископом². Иоганн Роде с 1500 года по 1516 год был секретарем совета, исполнял ответственные миссии в России, с 1508 года стал членом любекского капитула, а с 1581 года – его деканом³. Его племянник (сын сестры) был последним католическим епископом в Любеке⁴.

Многие синдики любекского совета в прошлом носили духовный сан. Например, Иоганн Остхузен в 1468 году был плебаном в церкви Св. Марии, Амброзиус Сегеберг был членом братства Св. Антония, а в 1469 году стал синдиком. Напротив Хенги Остхузен был в 1502 году секретарем города, а в 1523 году стал пробстом соборного капитула⁵. Генрих Витте, олдермен в Брюгге, в 1496 году был избран в совет, с 1513 г. по 1523 г. – бургомистр в Любеке. С 1473 года он принадлежал к братству Св. Антония, с 1518 г. к братству Леонарда, а также входил в состав настоятелей монастыря Св. Анны⁶. Настоятелями госпиталя Св. духа в Любеке в 70-е годы XV в. были бургомистры Б. Витик и И. Вестфаль⁷. Член совета Лудере Бере обозначен в документе от 20 декабря 1470 г. как настоятель церкви Св. Марии в Любеке⁸.

Новейшие исследования немецких историков дополняют сложну. картину взаиммотношений любекской олигархии с духовенством. Отношения между этими двумя ведущими группами были как в форме конфронтации, так и в форме интеграции. Примером конфронтации может служить годами длящаяся борьба за право петроната над городскими пришодскимицерквами между советом Любека и домским капитулом. Приходские церкви оставались инкорпорированными в Dom’е, и большинство мест в них определялись капитулом, только в Мариенкирхен бюргеры владели правом рекомендации¹.

Но с другой стороны, любекские патриции объединялись в братства религиозного характера, базирующиеся при монастырях. Так, одно из древнейших патрицианских обществ Циркельгезельшафт при своем основании (1379 г.) купило капеллу и заключило договор с монахами монастыря св. Катарины, чтобы регулярно исполнять церковные службы и поминать умерших². С 1416 г. день св. Троицы, которой было посвящено общество, стал трехдневным корпоративным праздником с церковными службами, собственным корпоративным собранием, а также с танцевальными вечерами.

Тоже самое можно сказать о религиозной деятельности и других патрицианских объединений: Кауфлёимекомпания и Греверадекомпания.

Концентрация духовной жизни всех трех компаний происходила в зимние месяцы между днем св. Мартина (11 ноября) и пасхой. Это было время, когда любекские купцы находились дома (судоходство зимой было невозможно). И для этого компании каждой зимой брали в аренду большой дом, чтобы по меньшей мере 30 человек могли поместиться. Дома снимались по преимущетсву на Кёнигштрассе и Брайтенштрассе, где располагались собственные дома участников компаний и традиционно жили богатые купцы³.

Эта связь любекского духовенства с патрициатом, очевидно, является одной из причин длительности реформационного движения в столице Ганзы.

Опираясь на исследования немецких историков 80-х годов, главным образом, П. Бликле, можно отметить, что современная классификация реформационных учений выделяет три группы: Лютера и его виттенбергских учеников; так называемых христианских гуманистов (Цвингли и Буцер) и Мюнцера с его учением¹.

Если для городов Юго-Западной Германии «цвинглианство как основа Реформации оказалось наиболее адекватным бюргерскому корпоративному самосознанию»², то в городах на севере Германии наибольшее распространение получило лютеранство. Ивонин Ю.Е., опираясь на работы современного немецкого исселдователя Х. Шиллинга, объясняет причины более широкого распространения лютеранства в Германии. В лютеранстве видели сочетание религиозного единообразия с политической стабильностью. Характерная для лютеранства идея единства церкви и государства наилучшим образом соответствовала политической и социальной системе мышления бюргерства³. Немецкое бюргерство, по характеристике Э. Соловьева, «это такой отряд западноевропейских раннебуржуазных предпринимателей, спонтанная хозяйственная и социальная активность которого наиболее ущемлена, но который именно поэтому остро нуждается в духовно-нравственном стимулировании»⁴.

Реформационное движение в Любеке в источниках освещено не равнозначно. Городские документы плохо отражают 1520-1523 годы. В архивах тогда собирались в основном внешнеполитические и ганзейские документы. И только в решающие 1529-1530-е гг. появляются протоколы переговоров бюргерских комитетов с советом, а также акты соборного капитула, которые вел декан Иоганн Бранд. Эти документы были опубликованы Г. Вайцем в его трехтомной монографии⁵. Довольно последовательное изложение реформационной борьбы дают хроники очевидцев и участников событий. Реймара Кока¹, монаха в любекском монастыре Св. Катарины; Германа Боннуса, первого ректора лютеранской школы и первого суперинтендента лютеранской церкви в Любеке², Ганса Регкмана³.

Первые известия о реформационных настроениях в Любеке относятся к 1518 году, когда часть любекского духовенства открыто выступила с церковных кафедр против «позорного живодерства» – торговли индульгенциями, совершаемой папским легатом А. Арчимбольди в Северной Германии с 1514 г., а в Любеке с 1516 г., когда он, как говорит хронист, «вывез из Любека невероятно много денег и имущества»⁴. Документы, свидетельствующие о появлении в городе приверженцев нового религиозного учения – «мартинистов», как их тогда называли, относятся к 1522-1523 гг., когда соборный капитул вынужден был бороться с ними путем отлучения от церкви⁵.

Но самым ярким эпизодом начального периода распространения лютеранства, дающим представление о первоначальной расстановке социальных сил в городе, был суд над Иоганном Стеенхофом⁶. В конце 1521 г. он выступил как сторонник евангелизма, находясь на службе церкви Св. Марии (заведовал церковными документами и реликвиями). Когда декан соборного капитула Альберт Брокер 4 февраля 1522 г. хотел возбудить против Стеенхофа судебный процесс, то в курии собрались свыше сотни людей, среди которых были крупные купцы, золотых дел мастера, фогт города Меллина, родственник Меланхтона, священник. Синдик городского совета потребовал освобождения Стеенхофа из заключения. Декан вынужден был уступить. Первое столкновение евангелизма и католицизма в Любеке завершилось победой сторонников Лютера благодаря позиции любекского совета, который, не напуганный еще выступлениями бюргерства, разделял общегерманскую оппозицию против католического духовенства.

Пролютеранскую настроенность любекского совета в начале 20-х годов подтверждают и другие факты. 20 февраля 1522 года из Виттенберга было направлено письмо ближайшего друга и сподвижника Лютера Николауса Амсдорфа¹ к любекским ратманам и бургомистрам, в котором он выражал радость по поводу того, что они «жаждут божьего слова и чувствуют привязянность к Евангелию»².

О позиции совета, занимаемой в это время, свидетельствует его требование об участии духовенства в общих налоговых тяготах города³, что было нарушением многовековой привилегии любекского клира, освобожденного, как выше говорилось, еще в XII в. Генрихом Львом от всех городских податей.

Эти факты не позволяют согласится с упрощенным преставлением об изначальной враждебности любекского совета лютеранской реформации⁴. Изменение его позиции начинается только с 1524 г., когда число евангелистов было уже так значительно, что соборный капитул счел необходимым призвать духовных лиц к смягчению в их высказываниях, чтобы не вызвать «мятежа» в городе⁵.

В.Д. Хаушильд, автор главы о Реформации в «Истории Любека», причины «антиреформаторского» курса совета видит в следующих факторах: как один из немногих имперских городов Севера Любек должен был особенно принимать во внимание «антиреформаторского императора»; как глава Ганзы он должен был согласовявать торговые и внешнеполитические связи с религиозно-политическими решениями; как резиденция епископа и соборного капитула с традиционно хорошими связями между духовной и светской властью город был не свободен в своих решениях относительно церковных изменений; к тому же патрицианский совет, правящий без бюргерского участия, должен был опасаться политических последствий Реформации¹.

Главным местом лютеранских проповедей стал остров Ольдесло в 4 милях от Любека. Если до 1524 г. главным врагом лютеранства в Любеке выступает соборный капитул, духовенство, то начиная с этого года и до 1528 г. в борьбу с евангелизмом вступает и любекский совет: он запрещает лодкам и перевозчикам ездить на Ольдесло, публикует императорский указ против мартинистов, запрещающий покупать, читать переписывать сочинения Лютера², преследует известных евангелических проповедников Мангуза и Озенбрюгге (премонстранты из Померании), изгоняет из города Иоганна Вальхофа, капеллана в Св. Марии, Андреаса Вильмза, проповедника в церкви Св. Эгидия, а также Михаила Фрюнда. Штрафует или заключает в тюрьму тех, кто посещал евангелические проповеди, пел псалмы или не соблюдал посты³.

О значительности распространения нового учения в Северной Германии и его социальной опасности свидетельствует состоявшийся 8-14 января 1525 г. в Любеке ганзейский съезд, одним из вопросов которого был вопрос о «мартинистских сектах». Сохранение старой религии, повиновение высшим властям под угрозой тяжелых штрафов были главными требованиями, которые выдвинул любекский ганзатаг¹.

Решающие успехи в развитии любекской реформации были сделаны в 1528-1530 гг., когда произошло соединение религиозной борьбы с социальной в силу обострения основного внутригородского конфликта. Взаимоотношения между патрицианским советом и городской общиной – стержневая проблема социальной политической истории Любека на протяжении XIV-XVI вв.² Формирование совета в Любеке, его функции рельефно отражают сущность аналогичных институтов в балтийских городах Германии и не только в ней. Те же «выбираемые» бургомистры и члены совета, то же самодополнение (кооптация) выбывших членов совета, та же социальная база – узкий круг патрицианских фамилий, владеющих в городе недвижимостью. Поэтому к политической организации Любека вполне применима характеристика, данная А.А. Сванидзе шведскому балтийскому городу: «… перед нами патрицианско-олигархический режим, когда власть принадлежит относительно узкой группе лиц или семей и в этом круге удерживается»³.

Специфика взаимоотношений совета и церкви в Любеке⁴, всевластие совета, его «затрагиваемость» любыми социально-политическими изменениями в городе определили механизм проведения реформации в Любеке: реформация осуществлялась через решения общины, которая формулировала требования, предъявляемые совету.

В результате активного участия Любека в 20-х годах XVI века в политической жизни Северной Европы (помощь шведскому королю Густаву Вазе, герцогу Фридриху Голштинскому в Дании, борьба с изгнанным датским королем Кристианом II, конфликт с Голландией) горд испытывал большие финансовые трудности, неся основную тяжесть военных расходов среди ганзейских городов¹. Непомерные военные расходы заставляли город брать кредиты. Долг позднее погашался повышением налогов.

Когда в 1528 г. в силу экономической необходимости совет захотел ввести новый налог, то он вынужден был обратиться к общине. Община согласилась, но при условии, что будут избраны 36 бюргеров, которые возьмут на себя контроль за поступлением и расходованием денег².

С этого момента бюргерские комитеты стали реальными руководителями движения, они противостояли совету и вели переговоры с ним. В сентябре 1529 г. был избран комитет «48», состоявший из 24 представителей юнкеров и купцов и 24 представителей цехов. Деятельность комитета община поставила в зависимость от согласия совета на проповедь Евангелия и на «правильные христианские церемонии в церкви»³, при этом подчеркивалось, что вопрос о налоге мог быть решен только при условии призыва хороших проповедников, «которые могли учить слову божьему». Таким образом, произошло соединение религиозных и социальных требований. Два месяца – с 15 сентября по 17 ноября – шли переговоры комитета «48» (от имени которого выступил купец Г. Израель, пивовар И. Зандов и др.) и совета о взимании нового налога, хороших проповедниках и возвращении ранее изгнанных проповедников. Безуспешность переговоров сделали необходимым созыв общего собрания горожан, которое состоялось 10 декабря 1529 г. и приняло бурный характер. Совет вынужден был уступить и вернуть А. Вильмзена и И. Вальхофа, но все церковные обряды оставить без изменения до всеобщего собора⁴. Этим был решен вопрос о новом налоге. Это была первая победа бюргерства в борьбе за реформацию. Но компромисс был временным. 1530 г. был отмечен обострением обстановки в городе. В апреле 1530 г. состоялись новые переговоры между советом и бюргерством. Совет вынужден был согласиться на проповедь евангелия в четырех городских церквах (кроме соборного капитула), причастие под обоими видами допускалось только в церкви Св. Эгидия¹, очевидно потому, что это был самый беспокойный приход в Любеке. Здесь жили бюргеры, занимающиеся земледелием, ткачи, сукноделы, – «беспокойный элемент городского населения», – писал В. Яннаш, добавляя: «для жителей характерен беспокойный и революционный дух»².

Но одними только религиозными целями не исчерпывались задачи бюргерского движения, продолжали существовать социальные и политические противоречия, обостренные кризисом Ганзы для разрешения которых 7 апреля 1530 г. был избран комитет «64-х» (также как и комитет «48-и» он состоял из двух частей: 32 юнкеров, рантье, и купцов и 32 ремесленников)³. Комитет «64-х» в течение последующих пяти лет сосредоточил фактически всю власть в городе в своих руках, определял внутреннюю политику Любека, практически осуществил реформацию. В сущности это было начало политического переворота: рядом с патрицианским советом функционировал орган, выбранный бюргерством. 29 июня 1530 г. состоялось собрание общины, которая приняла программу реформационных преобразований в городе, предъявленную совету 30 июня в виде 14 статей, из которых только 3 касались социально-политической области (ст. 2, 4, 14), остальные были именно реформационные: требовалось прекратить любой вид католической службы, в каждую церковь ввести четверых церковных присяжных – двух из комитета «64-х» и двух из общины, в монастырях организовать школу («наших бюргерских детей учить святому писанию») и больницу для бедных и больных любекцев, требовалась секуляризация церковного движимого имущества («община хочет, чтобы совет приказал идти в церкви и взять серебро, картины, богатство»), а духовенство в течение 8 дней должно получить бюргерские права и обязанности¹.

Наряду с реформационными были и политические требования: сохранение полномочий комитета «64-х», требование отчета от городского совета обо всех расходах, запрещения произвольного налогообложения.

Историки реформации в Любеке (Шрайбер, Яннаш) считают решения общины от 30 июня 1530 г. победой лютеранства в городе, завершением реформации. Но ее углубление, придавшее ей необратимый характер, произошло позже. События в Любеке проходили на фоне общегерманских процессов в период после подавления Крестьянской войны, когда основным вопросом стал вопрос о признании лютеранства, когда сложились катольческий и протестантский лагеря, готовился рейхстаг в Аугсбурге, когда произошло конфессионально-политическое размежевание в Германии.

Император Карл V (1519-1556) был ревностным католиком: «Во время богослужений Карл молился с таким усердием и так часто прикладывался к иконам, что…король королей превращался если не в ангела, то в смиренного праведника из народа»². Он подчинил свою внутреннюю и внешнюю политику реализации программы создания «всемирной христианской монархии», сделав знаменем своей борьбы за «всемирную монархию» воинствующий катольцизм. Карл V выступил ожесточенным противником Реформации, что проявлялось не только в отношении к Лютеру, протестантским князьям Германии, но по отношению к протестантским городам, в частности, к Любеку.

Позиция императора определилась к осени 1539 г. 10 октября в Любек прибыл страстно желаемый советом и капитулом императорский мандат, датированный 16 августа 1530 г.

Как важно было императору уладить споры о вере в Любеке проявилось в том, что одновременно несколько мандатов прибыло в город: к совету, к комитету «64», к общине, к купеческим коллегиям Бергенфарер, Новгородфарер, Шоненфарер (т.е. торгующим с Бергеном, Новогородом и Юэной оконечностью Скандинавского полуострова – область Сконе) и к чктырем большим цехам¹. К сожалению, сохранился только мандат к совету. Когда совет получил мандат, он пригласил членов комитета к себе, чтобы мандат к комитету «64» и к четырем большим цехам прочитать, так как опасался при публичном объявлении этих мандатов мятежа общины. такой образ действий комитет «64» отклонил и потребовал созыва всего бюргерства. После долгих споров совет вынужден был согласиться на созыв общины для чтения мандата.

12 октября собралось бюргерство и был, наконец, зачитан императорский мандат к совету. В письме треблвалось, «чтобы избранные бюргеры были отстранены, а лютеранской учение отменено». Особенное возмущение общины вызвало предложение, чтобы бюргеры-католики были взяты под защиту соседних имперских князей – герцогов Георга и Бранима Померанских, герцогов Хинлика и Альберта Мекленбургских, герцога Магнуса лауэнбургского, маркграфа Иоахима Бранденбургского, архиепископа Кристофора Бременского и епископа Любекского. Дальше стояло требование к общине, чтобы комитет «64» и все другие заговорщики в течение трех дней после получения мандата отменили их союз, а совету «подстрекателей и непослушных бюргеров арестовать и наказать»; также все статуты церковного порядка через избранныз «64» отменить и уничтожить, лютеранское учение запретить и не принимать никакого другого без разрешения высшей власти, бургомистра и совета². Это означало уничтожение всех завоеваний в Любеке, восстановление старой веры и старых учреждений. Мандат не мог не вызвать новых волнений.

13 октября 1530 г. бюргерская община собралась еще раз, чтобы послушать мандат императора к купеческим товариществам и цехам, и сформулировала новые требования в виде решений из 26 статей¹.

В октябрьских статьях² большинство пунктов носило социально-политический характер (из 26 статей только 8 касались реформы церкви). Но завершение церковной реформы проходило на фоне политического переворота: статьи регулировали отношения между советом и комитетом «64-х», перераспределяли политические функции между ними. Совет не должен был вступать ни в какой союз без согласия «64» (ст. 6). Совет не болжен был назначать никого на высшие городские должности без согласия «64» (ст. 8). Община выразила желание, чтобы комитет «64» выполнят функции низшей судебной инстанции (ст 11). Поэтому и церковные вопросы приобрели реально-практический характер: ежегодная отчетность настоятелей церквей и монастырей перед советом и комитетом «64-х» (ст. 17), запрещение католических служб и обрядов внутри и вне города (ст. 20); лишение имущества и духовных ленов членов соборного капитула, священников и монахов в течение 8 дней (ст. 21-23). Из доходов всех церквей и духовных братств содержать проповедников и церковных слуг, помогать обедневшим бюргерам и заботится о нищих (ст. 17, 18). Все монах и монахини могут оставаться или свободно пикидать монастыри.

Статьи 12-15 содержали сведения еще об одном бюргерском комитете – комитете «100», который должен был совместно с комитетом «64» и советом «заботится о делах города». Как оказалось, речь шла только о небходимости создания этого комитета. В действительности комитет «100» был избран 22 октября 1530 г., чтобы, как объясняют хронисты Р. Кок и Г. Боннусв, «не вся община чаксто собиралась», и в то же время «когда это необходимоважные дела с советом и «64» они обсуждали бы от имени всей общины»¹. (Этот комитет «100» не играл самостоятельной роли. Во всех последующих событиях он выступал совместно с комитетом»64»).

Несмотря на угрожающе звучащий императорский мандат, бюргерство заняло лояльную позицию по отношению к императору: «община будет послушна императорскому величеству во всех делах, если это не будет идти против бога и будет на пользу городу» (ст. 4). Одновременно бюргерство протестовало против угрозы, звучащей в мандате, которая ставила город под защиту соседних князей и этим самым уничтожала имперскую совбоду; «община не хочет признавать господином никого другого, кроме императора и не иметь никого назначенного императором, и хочет, чтобы за общиной остались все привилегии, данные императором» (ст. 5). Известный немецкий исследователь реформации в Любеке Яннаш В. оценил отношение любекцев к императору, высказанному в решениях от 13 октября 153 г. следующим образом: «Это не была революция против императора…», «это не отказ от императора и империи, а только показывание границ, в которых заканчивается политическое послушание, и выступает послушание относительно бога в его праве»².

Значение решений любекской общины от 30 октября 1530 г. в исторической литературе оценивается неоднозначно. Граутофф считает, что 13 октября 1530 г. Любек получил «совершенно новое бюргерское устройство. Совет остался в своих старых правах, как регент и высшая власть в городе, но права бюргеров были переданы двум комитетам»³. Г. Вайц говорит о начале «политической революции» в Любеке⁴. В. Яннаш же отказывает решениям от 13 октября в таком значении. Но его аргументация по сути дела относится только к статьям, касающимся отношений между городом и императором (см. выше).

Нам кажется, что статьи 13 октября 1530 г. были большим шагом вперед по сравнению с июньскими, но считать их «политической революцей» нет оснований. Городской совет остался у власти, а в бюргерских комитетах не было представителей низших слоев населения. Значение этих решений, нам видится, в другом. Они показали главные социальные противоречия: между городской олигархией и бюргерской общиной, которая предприняла решительное наступление на права и привилегии патрицианского совета, что придало любекской реформации, по выражению Хаушильда, «освободительный характер»¹.

Современные исследователи Реформации в Германии классифицируют задачи, стоявшие перед городской властью и новой церковной организацией². Опираясь на эту классификацию, можно сказать, что реформация в Любеке выполнила в основном свои задачи: укрепление основ вероисповедания, формирование пастората, организация школы, попечительство над бедными, формирование новых церковных структур («непреходяшие результаты бюргерской реформации»)³.

26 октября 1530 г. в Любек для установления нового церковного порядка прибыл доктор Иоганн Бугенхаген⁴, знаменитый в Северной Германии реформатор, «апостолГермании», а в 1531 г. суперинтендантом лютеранской церкви в Любеке стал Герман Баннус (впоследствии – один из любекских хронистов). И с этого времени можно говорить о начале организации лютеранской церкви в городе. В основу ее было положено Брауншвейгское церковное уложение, созданное Иоганном Бугенхагеном. Оно стало образцом не только для городской общины Любека, но и Брауншвейга, Магдебурга, Гамбурга, Дании, Голштинии.

Очевидно, не будет преувеличением сказать, что с 30-х годов XVI в. Любек оказался включенным в общегерманский процесс «лютеранской конфессионализации». Евангелический пасторат готовили Северонемецкие университеты, прежде всего Ростокский¹. Основой для Евангелического богослужения в Северной Германии стали наставления самого Лютера и Меланхтона². Логическим продолжением Реформации в Любеке стало движение Вулленвевера.