Письмо-донос

В XIX столетии существовало явление, гораздо более «успешно» и «плодотворно» функционирующее в веке XX[269], – это явление литературного доносительства. Целый ряд примеров такого рода приводят в своих исследованиях А. М. Скабический и М. К. Лемке[270].

Заинтересовавшихся данной проблематикой отсылаем к упомянутым книгам, в рамках же нашего исследования более подробно[271] остановимся на одном из наиболее острых вопросов истории русской литературы – на сотрудничестве Ф. Б. Булгарина, одного из крупнейших журналистов второй четверти XIX века и видного литератора своего времени, с III Отделением. «В наши дни, несмотря на попытки некоторых литературоведов, большинство русских знает его (Булгарина – Е. С.) как издателя самой популярной газеты второй четверти XIX века – “Северной пчелы”, как недруга Пушкина, сотрудника III Отделения и литератора с одиозной репутацией»[272]. В литературных кругах слухи о сотрудничестве Фаддея Венедиктовича с III Отделением стали циркулировать в 1829 г.[273]. Среди литераторов пушкинского круга Булгарин «был признан за шпиона, агента III Отделения»[274]. В дальнейшем было опубликовано немало записок Булгарина в III Отделение[275]. К настоящему времени твёрдо установилась репутация Булгарина как «агента III Отделения», о чём свидетельствуют определения таких держателей литературной нормы, как комментаторы[276] и краеведы-популяризато­ры[277]. Правда, в последние годы делались попытки пересмотреть эту точку зрения. Так, М. Салупере считает, что он не писал доносы а «делился информацией и соображениями» общего характера, «стремясь быть полезным». Однако об особых выгодах и покровительстве ему со стороны III Отделения говорить трудно[278]. Н. Н. Львова вообще, не затрудняя себя доказательствами, заявляет, что Булгарин «никогда не был агентом III Отделения. Когда родилась это сплетня и как она укоренилась, уже никто не помнит»[279]. В ряде новейших исследований Фаддей Венедиктович представлен как убеждённый идеолог империи[280]. Некоторые исследователи предпринимают попытки представить Булгарина как одного из крупнейших русских писателей[281].

А. И. Рейтблат, исследующий жизнь и творчество Булгарина, приходит к такому выводу: «Все литераторы пушкинского круга относились с этого времени (с конца 1829 г., когда стало известно о его связях с III Отделением – Е. С.) резко отрицательно, называя его шпионом и доносчиком. Последнее не соответствовало истине, ведь Булгарин хотя и не получал денег, но в эти годы, по сути дела, служил в III Отделении (или, если угодно, III Отделению) и писал докладные записки по запросу, а не по собственной инициативе. Но в борьбе против Булгарина эта группа нередко прибегала к подобным передержкам. Так, например, утверждалось, что его читатели принадлежат к социальным низам, в то время как это были представители средних слоёв[282]. Скорее можно обвинить Булгарина в злоупотреблении служебным положением, поскольку в ряде случаев он в борьбе со своими журнальными конкурентами сгущал краски, выдавая оппозиционеров за революционеров. Я думаю, что в ожесточённых нападках “литературных аристократов” на Булгарина надо различать повод и причину. Ведь 1829 год, когда, собственно, начались эти нападки, это год издания и бешеного читательского и коммерческого успеха булгаринского романа “Иван Выжигин”, а следующий год был ознаменован неуспехом “Литературной газеты”, во многом, собственно, и созданной для борьбы с Булгариным и его литературными союзниками. Подобно Булгарину, стремившемуся выставить своих журнальных противников политически опасными потрясателями основ, “литературные аристократы” в литературной борьбе (курсив автора цитируемого текста – Е. С.) с ним ставили своей целью политически дезавуировать его, представив шпионом и доносчиком. Эта сторона деятельности Булгарина намеренно раздувалась и афишировалась с целью подорвать кредит доверия у публики к Булгарину. Тем не менее, в конце 1820-х – начале 1830-х годов эти попытки успеха не имели, он по-прежнему оставался широко читаемым, влиятельным писателем»[283].