Конфликтогенная социально-психологическая специфика мест лишения свободы

КОНФЛИКТОГЕННАЯ СПЕЦИФИКА ОСОБЕННОСТЕЙ ХАРАКТЕРА ВЗРОСЛЫХ В УСЛОВИЯХ СОЦИАЛЬНОЙ ИЗОЛЯЦИИ

Лекция 6.

6.1. Конфликтогенная социально-психологическая специфика мест лишения свободы.

6.2. Характеристика конфликтогенной социальной стратификации в местах лишения свободы.

6.3. Психогенные факторы конфликтного поведения осужденных.

6.4. Психологические защиты и формы конфликтного поведения осужденных.

Принудительное лишение свободы — один из самых древ­них видов наказания за совершенные преступления. Долгое время он считался одним из наиболее жестоких и эффектив­ных методов воздействия на преступность. Тюремное заклю­чение, предоставляющее преступнику возможность «исправить­ся», рассматривалось как альтернатива смертной казни. Однако исследования последних десятилетий, проведенные психоло­гами, психиатрами, криминологами и другими специалиста­ми, показали ошибочность такого мнения.

Специфика лагерной среды состоит в том, что выживание в одиночку там практически невозможно. Каждый заключенный старается найти себе среди земляков закадычного друга. Несколько таких человек образуют «семью».

Существуют и определенные обряды инициации в уголов­ной среде, например, «прописка» в камере или нанесение себе каких-либо телесных повреждений с целью доказать невос­приимчивость к боли или совершить своеобразно модифици­рованный обряд жертвоприношения. Эти и многие другие спе­цифические элементы субкультуры мест лишения свободы яв­ляются способом вхождения в сообщество заключенных. На основании успешности или неуспешности прохождения этих обрядов новичку определяется место в уголовной иерархии. Каждый обряд направлен на выявление знаний и способнос­тей нового члена сообщества. Например, «прописка» заключа­ется в том, что новичку задают вопросы, в которых проверя­ются знание «воровского закона», а также сообразительность. Обряды инициации при вхождении в тюремное сообщество могут носить характер физического воздействия, часто весьма болезненного и опасного для жизни и здоровья.

Как и в первобытном обществе, в среде заключенных су­ществует обычай «табу» — внешне ничем не обоснованного запрета на выполнение тех или иных действий. Например, «нормальному» заключенному нельзя есть курицу. Существу­ет табу и на взаимоотношения с администрацией, причем с любыми ее представителями, в том числе врачами и психоло­гами. Высокостатусный заключенный вряд ли станет «по ду­шам» беседовать с любым официальным лицом. Как и у пер­вобытного человека, у заключенных существует большая тяга к татуировкам, которые выполняют функции знаковой систе­мы, закрепляя деление на касты и классы внутри каст. Суще­ствует и любовь к украшениям, также характерная для глубо­кой архаики. Бедность и убогость блатного жаргона, большая роль суеверий в жизни этого общества, почти священное по­читание матери — все это является проявлением архаических черт уголовного мира.

В последнее время уголовный мир характеризуется все большим проникновением в его среду товарно-денежных отношений. Если еще в начале 80-х гг. попадание в высшую касту лиц, осужденных за изнасилование или развратные дей­ствия в отношении несовершеннолетних, было исключено, то сейчас это встречается часто. Даже сами «зоны» разделились на «воровские», где опираются главным образом на авторитет «воров в законе», и «беспредельные», где господствует исключительно власть денег и силы.

Как и для архаического общества, для уголовной среды характерно деление на группировки по принципу «свой — чу­жой». Суть этого деления чрезвычайно проста — «своих» за­щищать, «чужих» притеснять и эксплуатировать.

Изменились и межнациональные отношения. Еще совсем недавно выражение «преступность не знает национальности» было справедливым. В преступную среду понятие «националь­ное» вошло прочно. Раньше в «зонах» такое деление проходи­ло по «мастям» (по виду «криминального промысла» и места в уголовной иерархии), теперь— по национальному признаку. В «зоне» господствуют представители той национальности, ко­торая составляет большинство среди заключенных. Особенно такое «землячество» характерно для выходцев из регионов Кав­каза и Средней Азии.

Удивительным образом с субкультурой взрослых заклю­ченных связана субкультура тех, кто работает в местах лише­ния свободы (администрация, охрана, технический персонал). С одной стороны, их воззрения на работу отличает прагма­тизм: дела в тюрьме должны идти своим чередом, без про­исшествий и по возможности без участия с их стороны, с дру­гой — сообщество заключенных они не рассматривают просто как объект воздействия или предмет труда. Противопоставляя себя «уголовникам», представители персонала тюрьмы вклю­чают себя в сообщество в качестве верховных судей и руково­дителей, тем самым создавая еще одно противоречие, усугуб­ляющее все остальные: между притязаниями на власть, обо­снованными юридическими нормами, и основанными на традиционном праве.

Таким образом, мы можем говорить о том, что уголовное сообщество — это особая культура. Главное отличие этой куль­туры — двойственность положения человека внутри нее. С одной стороны, он должен подчиняться неформальным обычаям и обрядам, существующим в уголовной среде, с другой — вы­полнять официальные требования администрации учреждения. Часто эти стороны существования человека приходят в проти­воречие. Тогда человек становится перед выбором, осуществ­ляя который человек часто выбирает себе судьбу.

Что же такое тюрьма? Для понимания этого явления важ­но проанализировать существенные признаки тюрьмы (вполне характерные и для других закрытых учреждений, контингент которых фактически лишен свободы выбора образа своего существования). В западной научно-исследовательской лите­ратуре можно отметить исследование И. Гофмана, посвящен­ное «тотальным институтам», под которыми он понимал за­крытые заведения, полностью распоряжающиеся жизнью своих обитателей. Он считал, что такими заведениями являются пси­хиатрические больницы, тюрьмы, монастыри и военные заве­дения. (Важно подчеркнуть, что в «тотальных» обществах, со­обществах, институтах права человека нарушаются тотально.)

В современном обществе жизнь человека обычно органи­зована таким образом, что человек спит, развлекается и рабо­тает с разными людьми, под влиянием авторитетов и без како­го-то всестороннего рационального плана. Центральной чер­той тотальных заведений является исчезновение границ между этими областями жизни.

Во-первых, разные стороны жизни происходят на том же месте и под влиянием одного-единственного авторитета.

Во-вторых, каждая часть программы дня осуществляется в непосредственной близости от большой группы людей.

В-третьих, к каждому члену группы относятся одинаково.

В-четвертых, все части программы дня придерживаются строгого графика: одно занятие следует за другим в опреде­ленное время, и вся серия занятий определяется сверху служа­щими заведения и системой формальных правил.

В-пятых, эти занятия осуществляются по одному рацио­нальному плану, который способствует достижению офици­альной цели заведения.

К этому можно добавить, что контроль над личностью в таких заведениях настолько всеобъемлющ, что даже отправление естественных физиологических потребностей и интимных гигиенических мероприятий проходит публично. Фактически все это ведет к размыванию границ личности вплоть до ее возможной деструкции.