В дни февральской революции

ЗАМЫСЕЛ ДВОРЦОВОГО ПЕРЕВОРОТА

Группа октябристов во главе с Алек­сандром Гучковым в борьбе с прави­тельством пошла ещё дальше Про­грессивного блока. Они считали, что власть ведёт страну к поражению в войне и внутренней революции. Един­ственный способ предотвратить это — низложить Николая II.

«Мне стало ясно, — вспоминал А. Гуч­ков, — что государь должен покинуть престол». В конце 1916 г. многие вид­ные октябристы вместе с некоторыми кадетами стали готовить дворцовый пе­реворот. А. Гучков писал, что по за­мыслу «государь был бы вынужден под­писать отречение с передачей престо­ла законному наследнику». Октябрист Сергей Шидловский на одной из встреч заговорщиков с возмущением восклик­нул о царе: «Щадить и жалеть его не­чего, когда он губит Россию!».

Заговор опирался на поддержку неко­торых высших чинов армии. Генерал Александр Крымов говорил его участ­никам: «Настроение в армии такое, что все с радостью будут приветствовать известие о перевороте. Переворот не­избежен. Если вы решитесь на эту край­нюю меру, то мы вас поддержим». За­говорщикам передали сочувственную фразу генерала Алексея Брусилова: «Если придётся выбирать между царём и Россией, я пойду за Россией».

Но все эти обсуждения, по словам А. Гучкова, «настолько затянулись, что не привели ни к каким реальным ре­зультатам».

Вожди октябристов всегда оставались убеждёнными противниками любой революции. Однако волей событий им пришлось вместе с другими политиче­скими силами встать во главе Февраль­ской революции. Михаил Родзянко по телеграфу первый посоветовал Нико­лаю II отречься от престола. А 2 марта в Пскове А. Гучков принимал это уже подписанное отречение... Дума напра­вила его к государю вместе с В. Шуль­гиным, хотя А. Гучков даже не был де­путатом. Для него это событие стало как бы маленьким реваншем в той борьбе, которую он столько лет вёл лично с Николаем...

Между тем М. Родзянко в эти дни мно­гократно выступал перед подходивши­ми к Думе войсками, убеждая их со­хранять порядок и дисциплину. Воен­ные части являлись со знамёнами, под торжественную музыку. «Православ­ные воины! — говорил солдатам Родзянко. — Послушайте моего совета. Я старый человек и обманывать вас не стану. Слушайте офицеров, они вас дурному не научат...» Своим зычным, раскатистым басом председатель Думы выкрикивал: «За нашу святую матуш­ку-Русь!». Войска отвечали дружными возгласами «ура!». «Будь другом наро­да, Родзянко!» — благожелательно кричали ему собравшиеся.

Впрочем, иногда в толпе пробуждалась и давняя неприязнь к октябристам. Так, П. Милюкову, когда он представлял народу новых министров, пришлось сказать: «Теперь я назову вам имя, ко­торое, я знаю, возбудит здесь возра­жения. А. Гучков был моим политиче­ским врагом (Крики: «Другом!».) в те­чение всей жизни Государственной думы. Но, господа, мы теперь полити­ческие друзья, да и к врагу надо быть справедливым...», А. Гучков стал воен­ным и морским министром Временно­го правительства.

Были и другие случаи, когда на необыч­ное «единство октябристов и просто­народья» набегали тучи. Михаил Родзянко рассказывал Василию Шульгину об одном своём выступлении 1 марта: «Встретили меня как нельзя лучше... Я

быстро развивающиеся события. Но бывшие вожди октябристов не сошли с политической сцены.

В марте и апреле А. Гучков оставался на посту военного и морского министра Временного правительства. Однако армия всё больше выходила из подчинения. Кадет Владимир Набоков вспоминал одно из выступлений Александра Гучкова перед ми­нистрами: «Речь, вся построенная на тему „не до жиру, быть бы живу", дышала такой безнадёжностью...».

«Революция — тяжёлое бедствие для государства, — говорил А. Гучков. — Она срывает жизнь с её привычных рельсов, массы выходят на улицу. Теперь мы должны снова загнать толпу на мес­то, но это нелёгкая задача». К концу апреля Александр Иванович окончательно пришёл к выводу, что его работа в правительстве «безнадёжна и бесполезна». 29 апреля он написал заявление об отставке.

В течение бурного 1917 года А. Гучков, М. Родзянко и дру­гие бывшие октябристы убеждённо поддерживали идею «силь­ной власти». В августе сторонники этой идеи (в основном каде­ты и бывшие октябристы) провели в Москве Совещание обще­ственных деятелей. Александр Керенский назвал его «новым Про­грессивным блоком против Временного правительства».

Участники совещания заявили, что «правительство вело страну по ложному пути, который должен быть немедленно по­кинут». Избранный председателем М. Родзянко направил генера­лу Лавру Корнилову довольно красноречивую телеграмму: «Со­вещание общественных деятелей приветствует Вас, Верховного вождя Русской армии. В грозный час тяжёлого испытания вся мыслящая Россия смотрит на Вас с надеждой и верой. Да помо­жет Вам Бог в Вашем великом подвиге на... спасение России». Быв­шие октябристы полностью разделяли идеи «корниловского мя­тежа»: необходимость крепкой власти, дисциплины в армии... Ко­гда корниловцы потерпели поражение, А. Гучкова арестовали, но уже через день освободили.

За десять дней до Октябрьского переворота в Москве про­шло второе Совещание общественных деятелей. Его участники во главе с М. Родзянко вновь потребовали ввести «твёрдую еди­ную власть» и прекратить «буйства черни».

После установления Советской власти бывшие октябристы приняли деятельное участие в развернувшейся борьбе на сторо­не «белых». А. Гучков стал одним из первых промышленников, оказавших денежную помощь белогвардейской Добровольче­ской армии. Он горячо призывал вступать в её ряды. С прихо­дом Советской власти ему пришлось вновь пережить ряд опас­ных приключений. Он скрывался в подполье, однажды даже пе­решёл фронт в одеянии протестантского пастора.

М. Родзянко же отправился вместе с Добровольческой ар­мией в её первый Ледяной поход. Бывший председатель Государ­ственной думы не участвовал в боях, но разделял с добровольца­ми трудности их перехода. Некоторые офицеры неодобритель­но смотрели на него как на... революционера. Чувствуя такие

настроения, Михаил Владимирович даже зашёл как-то к генера­лу Антону Деникину и сказал: «Мне очень тяжело об этом гово­рить, но всё же решил с Вами посоветоваться. До меня дошло, что офицеры считают меня главным виновником революции и всех последующих бед. Возмущаются и моим присутствием при ар­мии. Скажите, Антон Иванович, откровенно, если я в тягость, то останусь в станице, а там уж что Бог даст». «Остаться в станице» означало почти верный арест, а затем и расстрел большевиками. «Я успокоил старика, — вспоминал А. Деникин. — Не стоит обра­щать внимания на праздные речи».

Когда белогвардейцы начали одерживать победы и занимать города, М. Родзянко выдвинул идею созвать совещание депута­тов всех четырёх дум — нечто вроде парламента. Однако эта идея мало кого вдохновила и не получила достаточной поддержки.

После гражданской войны бывшие вожди октябристов ока­зались в эмиграции, где и окончили свои дни. Михаил Родзянко скончался в 1924 г., Александр Гучков — в 1936 г. На похороны бывшего вождя октябристов в Париже в феврале 1936 г. собрал­ся весь цвет русской эмиграции, от А. Керенского до А. Деники­на. Это событие подвело окончательную черту под историей пар­тии октябристов.