Экзамен по истории 10 страница

^ Глава VI
БОРЬБА С ОРДОЙ И ЦЕРКОВНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ КОНЦА XIV в.: ИСТОЧНИКОВЕДЧЕСКИЙ АСПЕКТ

Борьба с Золотой Ордой накануне и после Куликовской битвы нередко связывалась с церковно-политическими отношениями того времени. Чаще всего упоминалась роль Сергия Радонежского в этих событиях. Даже в 1925 г. П. Б. Струве, выступая в защиту одного из самых рьяных приверженцев «белой идеи» и «православного учения о мече во всей его силе и славе» - И. Ильина, призывал вспомнить (хотя бы по «учебнику Иловайского») о святом Сергии Радонежском, благословившем меч Дмитрия Донского. ¹⁾
Однако, излагая историю конца XIV в., исследователи уделяли гораздо больше внимания известиям о начавшейся в конце XIV в. борьбе Московского княжества с Ордой (особенно Куликовской битве), нежели известиям о церковно-княжеских отношениях того времени. Уже А. А. Шахматов отметил, что наиболее ранний летописный рассказ о Куликовской битве содержался в Троицкой летописи, текст которой (сгоревший в 1812г.) сохранился в Симеоновской летописи с 1177 г., а с 1365 г. в Рогожском летописце. Вывод А. А. Шахматова, поставленный под сомнение С. К. Шамбинаго, ²⁾ был убедительно подтвержден

-131-

М. Б. Салминой. Генеалогия Повести о Куликовской битве, начиная с Тр. (свода 1408 г.), через Новгородско-Софийский свод, вплоть до летописей XVI в. - Никоновской летописи и Степенной книги, представлена в работе М. А. Салминой настолько убедительно, что едва ли она нуждается в существенной корректировке - последующие труды по истории летописания подтвердили ряд наблюдений исследовательницы, сделанных на материале летописной повести о Куликовской битве (соотношение Хронографа и Сокращенных сводов с летописанием XV в.). ³⁾ Установлена М. А. Салминой и другими авторами также генеалогия летописного рассказа о Тохтамыше. Однако меньше внимания уделила М. А. Салмина эволюции содержания летописных рассказов о борьбе с Ордой; вопрос о связи этих рассказов с известиями о церковно-политических отношениях ею не ставился.
А между тем весь рассказ о событиях последних лет княжения Дмитрия Донского, начиная со смерти Ольгерда, битвы на Пьяне и смерти митрополита Алексия в 6885 (1377) г. и до смерти самого Дмитрия в 6897 (1389) г., обладает в Тр. (судя по Сим. и Рог.) рядом характерных общих черт. ⁴⁾ Основное внимание летописец уделяет церковным делам, и в частности борьбе за престол митрополита всея Руси Киприана, еще в 6884 (1376) г. при жизни Алексия, «поставленного в митрополиты», т. е. очевидно претендовавшего на митрополию «всея Руси», и его соперника - ставленника Дмитрия Ивановича Михаила-Митяя. Истории Михаила-Митяя посвящена особая повесть под 6885 (1377) г., где рассказывается о поездке Митяя в Царьград для поставления митрополитом и о самовольной поездке его противника Дионисия Суздальского, о внезапной смерти Митяя и о поставлении митрополитом спутника Митяя Пимена, о непризнании этого поставления Дмитрием, о приглашении в Москву из Киева митрополита Киприана и, наконец, о заточении приехавшего на Русь Пимена. Завершается летописная повесть о Митяе концовкой «Аминь». Однако о

-132-

поездке в Царьград Митяя и его противника Дионисия и о внезапной смерти Митяя рассказывается в Тр. еще раз под 6887 (1379) г., а о приезде в Москву Киприана и непризнании Пимена - после рассказа о Куликовской битве в конце 6888 (1381) г. Следовательно, Повесть о Митяе представляет собой отдельный памятник в летописном своде, охватывающий 1377-1381 гг., причем автор этой повести, в отличие от составителя летописного текста, даже не счел нужным упомянуть о произошедшей по возвращении Киприана в Москву Куликовской битве. Связь этой повести и всего летописного текста 1377-1379 гг. с митрополитом Киприаном, деятельности которого протограф Тр.-Сим.-Рог. горячо сочувствует, несомненна. Связь эта выразилась и в дальнейшем тексте: в отличие от более поздних летописей, Тр. не сообщает об изгнании Киприана Дмитрием в 6890 (1382) г. после бегства митрополита из Москвы во время нашествия Тохтамыша, ограничившись деликатным сообщением, что «тое же осени Киприан митрополит съеха из Москвы в Кыев», а Дмитрий восстановил на митрополичьем престоле Пимена. Под 6891 (1383) г. сообщается, что Дмитрий отправил Дионисия Суздальского вместе с Феодором Симоновским в Царьград «об управлении митрополии Русския». В 6892 (1384) г. Дионисий приехал из Царьграда в Киев, «его же поставиша во Царегороде митрополитом на Руси, и помышляше от Киева ити на Москву, хотя быть митрополитом на Руси». Митрополитом в Киеве был в это время изгнанный из Москвы Киприан, и киевский князь Владимир Ольгердович (сын покровительствовавшего Киприану Ольгерда) «изъима» Дионисия, «глаголя ему: „пошел еси на митрополью во Царьгород без нашего повеленья"». Под 6893 (1385) г. говорится о поездке Пимена в Царьгород и о смерти в Киеве архиепископа Дионисия, а под 6896 (1388) г. утверждается, что Пимен поехал в Царьград «князя великаго утаився... И про то князь великий разгневася, и не любо ему бысть»; во время этой поездки в Царьград (третьей по счету) Пимен «преставися». И наконец, сообщив под 6897 (1389) г. о смерти Дмитрия Донского, Тр. под 6898 (1390) г. помещает торжественное сообщение о возвращении Киприана в Москву: «князь же великий Василей Дмитриевич срете его со своею матерью с княгинею великою, и с братьею и з бояры... и приат с великою честию».
Что же сообщает Тр. (и сходные с нею Рог. и Сим.) о двух наиболее важных для историка событиях тех лет - о Куликовской битве 1380 г. и нашествии Тохтамыша в 1382 г.? Чрезвычайно мало. Куликовской битве (хотя она и названа «великим побоищем») посвящено всего полторы страницы.

-133-

Упоминаются воины, погибшие в сражении, - «князь Федор Романович Белозерский, сын его Иван Федоровичь, Семен Михаиловичь, Микула Васильевичь, Михайло Ивановичь, Акинфовичь, Андрей Серкизов, Тимофей Волуй, Михайло Бренков, Лев Морозов, Семен Мелик, Александр Пересвет и инии мнози». Особое место уделено трофеям: «И мнози вои его възрадовашася, яко обретающи корысть много: погна бо с собою многа стада, кони и вельблуды, и волы, им же несть числа, и доспехы и порты и товар». Никак не упоминается, в отличие от позднего летописания, роль святого Сергия в этих событиях - это особо должно быть отмечено потому, что Сергий принадлежит к числу любимых персонажей Тр. А. Н. Насонов полагал даже, что если Тр. и не была составлена в самом Троице-Сергиевом монастыре, то включала в свой состав особый летописец, посвященный Сергию и удельному князю Владимиру Андреевичу Серпуховскому, во владениях и под покровительством которого был основан в Радонеже Сергиев монастырь. ⁵⁾ В Тр. рассказывается о создании монастыря в Радонеже в 6882 (1374) г., о болезни Сергия в 6883 (1375) г., о его ручательстве за Дионисия, который «поручника свята выдал», о поставлении им монастыря на Дубенке в 6887 (1379) г., о посредничестве в московско-рязанском конфликте в 6893 (1385) г.; отмечена смерть одного из его учеников в 6895 (1387) г., присутствие Сергия на похоронах Дмитрия Донского в 6887 (1389) г. Сообщив о смерти Сергия в 6900 (1392) г., Тр. привела похвалу ему, в которой, по словам Карамзина, не было «ничего исторического; один набор слов, иногда забавный», ⁶⁾ - в Рог. и Сим. она не сохранилась. Среди воинов, погибших в битве, упоминается Александр Пересвет, но, очевидно, он не был иноком и не имел отношения к св. Сергию.
Довольно краток в Тр.-Рог.-Сим. и рассказ о нашествии Тохтамыша. Сообщается, что поход Тохтамыша был внезапным («изгоном») и что князь Олег Рязанский «обведе царя около всей своей отчины». Дмитрий «то слышав, что сам царь идеть на него со всей силою своею, не ста на бой, ни против его подня руки, противу царя Тохтамышя, но поеха в свой град на Кострому». Тохтамыш «прииде к граду Москве месяца августа в 23 день в понедельник»; защищал Москву «князь Остей, внук Ольгердов с множеством народа». «Царь же стоя у города 3 дни, а на 4 день оболга Остея лживыми речми и миром лживым и вызва его из города и уби его перед спы града,

-134-

а ратем своим град весь с все страны, а по лествицам възлезшим им на город на забороны и тако взяша град месяца августа в 26 день...». Далее описывается разорение церквей и гибель книг, убийство священников - «архимандрита Спасского Симеона, архимандрита Иакова и игумена Акинфа Крилова». Описание разграбления города написано в духе свойственного литературной школе Киприана «плетения словес»: «И бяше в граде видети тогда плачь и рыдание и вопль мног, слезы, крик, сетование, охание, печаль горкая, скорбь, беда, нужа, горесть смертная, страх, трепет, ужас, дряхлование, ищезновение, роптание, безчестие, поругание, понос, смехание врагом и укор, студ, срамота, поношение, уничижение». Далее рассказывается о разграблении соседних земель и городов и уходе Тохтамыша, опасавшегося прихода Дмитрия из Костромы и Владимира Андреевича из Волока, о разорении Рязанской земли. О Киприане сообщается только то, что он был в Твери, откуда Дмитрий пригласил его, вернувшись в Москву, прибыть в столицу, и лишь после этого читается упомянутое выше сообщение, что митрополит «съеха из Москвы в Кыев».
Этикетный характер ряда сообщений Тр.-Рог.-Сим. о Куликовской битве и нашествии Тохтамыша был отмечен М. А. Салминой. Этикетной была формула «брань крепка зело и сеча зла», читающаяся в Тр. под 6873 (1365) г. и 6885 (1377) г. и в рассказе о Куликовской битве. Описание осады Москвы Тохтамышем и защиты Остеем дословно совпадает с описанием осады ее Ольгердом и разграбления им соседних земель в 6876 (1368) г.; отказ Дмитрия «стать на бой» и «поднять руки» против «царя Тохтамышя» совпадает с аналогичной формулой в описании поведения князя трубчевского во время нашествия Дмитрия Донского на его княжество в 6887 (1379) г.: князь трубчевский «не ста на бой, не подня рукы против великого князя». Очевидно, весь рассказ о Куликовской битве и о нашествии Тохтамыша принадлежал составителю свода, лежащего в основе Тр.-Рог.-Сим. ⁷⁾
Текст известий Тр. (Рог.-Сим.) о последних годах жизни Дмитрия Донского был с сокращениями воспроизведен ростовским сводом 1419 г., читающимся в МАк. Рассказ о Куликовской битве в 6888 г. здесь явно излагает текст Тр., названы точно те же имена погибших; на основе рассказа Тр. построено и сообщение о нашествии Тохтамыша 6890 г. («не ста на бой противу его, не подня руки на царя»). Однако перипетии

-135-

борьбы за митрополичий престол явно не интересовали летописца; ни Митяй, ни Пимен, ни Дионисий здесь не упоминаются; о Киприане сообщается, что он в 6889 г. был принят «с честью» Дмитрием Ивановичем, но об изгнании его после нашествия Тохтамыша в 6891 г. сказано прямо и откровенно: «Князь великый Дмитрий Ивановичь выгна Киприяна митрополита и бысть оттоле мятеж в митрополии»; после смерти Дмитрия в 6897 г. Киприан вернулся «и преста мятежь в митрополии и бысть едина митрополья Кыев и Галич и всея Руси». ⁸⁾
Еще короче изложение событий конца XIV в. в Псковских летописях. Куликовская битва упоминается «как похваление поганых татар на землю Рускую», в котором «пособи Бог великому князю»; в Псковской 1-й и Псковской 3-й побоище отнесено к 6886 (1378) г., но без указания места сражения, в Псковской 2-й - дата правильная (6888 г.), сражение происходит «за Доном», но никаких подробностей не приводится. Нашествие Тохтамыша («Тартаныша») в 6890 г. упоминается только в Псковской 2-й летописи. ⁹⁾
Рассказ о борьбе с Ордой и церковно-политических отношениях был, как и в других случаях, радикально переработан в источнике CI и сходных летописей (Н I мл. и., НК, HIV, Новгородской Хронографической) - в Новгородско-Софийском своде. ¹⁰⁾ Прежде всего здесь изменилось соотношение двух тем - борьбы с татарами и церковных дел. Киприан упоминался в первый раз под 6884 (1376) г., но как митрополит, приезжавший в Новгород, претендовавший «на всю Рускую землю» и встретивший отпор новгородцев; новгородский архиепископ и новгородцы «ответ даша»: «Шли к великому князю на Москву; аже тя приимет... митрополитом на Русь, то и нам еси митрополит»; Киприан не решился послать «на Москву к князю великому» (CI, HI, НХ; в НК-З IV нет). Борьба за митрополичий престол после смерти Алексия здесь не упоминается; истории Михаила-Митяя совсем нет. Зато Куликовской битве посвящена Пространная повесть, во много раз расширяющая Краткую повесть в Тр. Соотношение между этими двумя повестями было убедительно разобрано М. А. Салминой: Пространная повесть НСС несомненно возникла путем расширения текста Краткой повести Тр. Наиболее убедительно вторичность Пространной повести

-136-

доказывается дублировкой в ней известия об измене Олега Рязанского, пришедшего на помощь Мамаю. В Краткой повести Дмитрий только после Куликовской битвы узнавал, что «Олег Рязаньский послал Мамаю на помощь свою силу» и тогда «посади свои наместницы» в Рязанском княжестве. Этот текст есть и в Пространной редакции, но там он противоречит тому, что коварства «лукавого Олга» Дмитрий знает еще до битвы и проклинает «нового Иуду предателя», поэтому сообщать ему после битвы об измене Олега не было надобности. Нового фактического материала в НСС было довольно мало: значительное расширение рассказа было достигнуто главным образом за счет этикетных формул, заимствований из Жития Александра Невского (помощь Бориса, Глеба и других святых) и др. Но встречаются и фактические дополнения. Например, поход Мамая направлен здесь не только против Дмитрия, но и «на брата его Владимира Андреевича». Именно в Пространной повести НСС появилась широко использованная в последующей редакции версия о получении Дмитрием благословения - «грамота от преподобного игумена Сергиа»; этим, однако, помощь Сергия и ограничивается. Вообще сведений о Сергии в НСС оказывается значительно меньше, чем в Тр.; почти ни одного из перечисленных выше известий о нем в НСС нет; но есть одно неожиданное, хотя и приобретшее широкую популярность у историков известие: в 6873 (1365) г. возник конфликт между московским и суздальским князем: «Тогды прииде от великого князя Дмитрия Ивановича игумен Сергий», призывая суздальского князя в Москву, «он же не поеха; и игумен же Сергий затвори церкви». В Тр. этого в высшей степени странного (Сергий в 1365 г. еще не был игуменом, но даже в этом качестве не имел права налагать интердикт) эпизода нет; интердикт («они же церкви затвориша») в 6876 (1363) г. на Суздальскую землю в Тр. налагал митрополит Алексий через своих представителей архимандрита Павла и игумена Герасима. Отметим, что Пересвет, которого более поздняя традиция объявляла иноком, посланным Сергием, в списке убитых Пространной редакции, как и в Краткой редакции Повести, еще не именуется иноком; о нем сказано только, что он - «бывшей прежде болярин бряньский».
Среди соратников Дмитрия Донского упоминаются перешедшие на московскую службу сыновья Ольгерда - Андрей Полоцкий и Дмитрий Брянский. В Тр. они не фигурировали как участники Куликовской битвы, но сообщалось, что в 6887 г., за год до битвы, Дмитрий Брянский «не поднял рукы против великого князя» и бил ему челом. К списку убитых добавлены также «Дмитрий Мининич» (Минич), Дмитрий Монастырев и Федор Тарусский, но первый из них пал в битве с

-137-

Ольгердом в 1368 г., а второй - в битве на Воже в 1378 г. Что касается Дмитрия Монастырева, то единственный князь с этим именем, известный источникам, был убит в битве под Белевом в 1437 г."
Изложение НСС не обнаруживает специфической тенденциозности, присущей летописанию Киприана. Заканчивается изложение в 6888 г. не приглашением Киприана в Москву, а назначением его соперника Пимена («Пумина»), вопреки рассказу Тр., будто Дмитрий в 6888 г. «не приа» Пимена, «сняша с него белый клобучек». Киприан в тексте НСС появляется в Москве не совсем понятным образом уже во время нашествия Тохтамыша после того, как Дмитрий уехал в Переяславль.
Повесть о нашествии Тохтамыша в НСС, как и повесть о Куликовской битве, основана на расширенном и переработанном тексте Тр. (Рог.-Сим.). Но, в отличие от Пространной повести о Куликовской битве, дополнения здесь носят не столько этикетный, сколько конкретно-фактический характер. Подробно описана роль Олега Рязанского, рассказавшего Тохтамышу, «как пленити землю Рускую, как без труда взять каменный град Москву». Отказ Дмитрия от сопротивления Тохтамышу объясняется «разностью в князьях», отсутствием между ними «единичества»; из-за этого он «убояся стати в лице противу самого царя». Отношение летописца к горожанам, оборонявшим город в отсутствие князя, противоречиво. С одной стороны, он описывает геройство москвичей, упоминает подвиг «гражданина москвитина суконника, именем Адама», который, увидев с городской стены «единого татарина нарочита и славна, юже бе сын некого князя ординьского», выстрелом из самострела «уязви в сердце его гневливое». Однако рассказ отнюдь не отражает настроения московских купцов и ремесленников; напротив, летописец именует горожан, «вставших вечем», «мятежниками» и «крамольниками»; он осуждает их за то, что они не выпускали из города тех людей, которые «бежати помышляху», а желающих выйти грабили, не постыдившись «нарочитых бояр» и «самого митрофолита».
Вторичность повести о Тохтамыше в НСС обнаруживается из дублировки в нем известия о гибели главного защитника

-138-

города князя Остея (одно из двух сообщений воспроизводит версию Тр. и сходных летописей). Дважды рассказано об измене Олега Рязанского. Но помимо этого в повести НСС о Тохтамыше существенно изменена роль суздальских князей - в Тр. говорилось только, что дети великого князя Дмитрия Константиновича Суздальского были взяты ханом в Орду; в НСС эти суздальские князья оказываются едва ли не главными виновниками захвата Москвы: они уговорили москвичей открыть Тохтамышу городские ворота и выйти с «дары» к «царю», который «не на вас воюа прииде, но на Дмитрия ратуя, а вам даровать хочет мир и любовь свою»: «Имете веру намь, мы есме ваши князи хрестьянстии, вам в том правду даем». Сомнительность этого рассказа доказывается тем, что далее, после окончания повести о Тохтамыше, повествуется о наказании Дмитрием Олега Рязанского за его предательство и нет ни слова о каких-либо действиях Дмитрия против суздальских князей. По вероятному предположению М. А. Салминой, тема предательства суздальских князей возникла позже, в середине века, когда суздальские князья действительно поддержали врага московского великого князя Василия II Дмитрия Шемяку в его борьбе за престол. ¹²⁾
Как же складывались в это время церковно-княжеские отношения? Двусмысленность при изложении этой темы в Тр. (Чем объясняется признание Киприана Дмитрием после Куликовской битвы? Почему он «съеха из Москвы» в Киев в 1382 г.?) не разрешается и рассказом НСС; из этого рассказа вообще нельзя понять, почему в Москве, где после Куликовской битвы митрополитом был Пимен, оказался Киприан, к которому, очевидно, относятся слова о «крамольниках», «не постыдившихся» «самого митрополита», грабя уезжающих из города; почему, вернувшись из Твери, где он «избывал» «ратное нахождение», Киприан исчезает со страниц НСС вплоть до 6894 (1386) г., когда неожиданно (и без всякого объяснения) «прииде на митрополию Киприан на Русь» (о какой Руси идет речь, неясно - в Западной Руси Киприан, согласно Тр., был митрополитом непрерывно с 1376 г.; о его возвращении в Московскую Русь после 1382 г. и до 1390 г. ничего не сообщалось). Пребывание Пимена на митрополичьем престоле в 6890-6896 гг. засвидетельствовано и в Тр.; в НСС оно охватывает еще более широкий период: с 6888 г. (Куликовская битва) по 6898 г., причем о его последней поездке в Царьград рассказано уже после статьи «О житии и преставлении Дмитрия Ивановича», а о смерти на обратном пути из Киева и о возвращении Киприана в Москву после смерти Пимена

-139-

(«Преставися Пимен митрополит в Киеве, а Киприан митрополит прииде изо Царяграда митрополитом на Русь») - и уже после вокняжения Василия Дмитриевича. Фигурирует в НСС и еще один, наиболее загадочный из митрополитов XIV в. - Дионисий. В Повести о Митяе в Тр. он упоминался как противник Митяя, но далее выступал как независимый и, скорее, враждебный Киприану церковный деятель. О его приезде и назначении в Царьграде митрополитом в 6893 г., заточении в Киеве и смерти в 6894 г. сообщается в НСС так же, как в Тр. Но под 6890 г. после рассказа о нашествии Тохтамыша, в З IV и НХ (НК, CI нет) сообщается о приезде Дионисия Суздальского в Новгород для обличения «злых человек» (стригольников?). Известие это читается и в З Й мл. и., как и известие о неудачном приезде Киприана в Новгород в 6884 г., - возможно, что общие известия восходят к новгородскому источнику НСС, но разграничить известия этого источника и известия самого НСС затруднительно, ибо З Й мл. и., как мы уже знаем из предыдущих глав, в ряде случаев сама зависит от НСС (к НСС восходит, очевидно, в сокращенном виде известие З Й мл. и. о Куликовской битве и о нашествии Тохтамыша).
НСС, как мы знаем, стал впоследствии основой всего последующего летописания. В частности, рассказы НСС о борьбе с Ордой и церковно-княжеских отношениях в конце XIV в. были воспроизведены двумя летописями, отражающими великокняжеское летописание начала 70-х гг. XV в. - Никаноровской и Вологодско-Пермской. ¹³⁾ Через HIV текст НСС оказал влияние на Владимирский летописец XVI в., хотя в этом кратком летописце отразилось и влияние летописи конца XIV-XV в. типа Тр. ¹⁴⁾ Но уже общий протограф Московского свода и Ермолинской летописи, который мы условно именуем Московско-Софийским сводом, сделал попытку соединить версии Киприа-новского летописания (Тр., Рог., Сим.) с НСС. Из НСС здесь было заимствовано известие о неудачном приезде Киприана в Новгород в 6884 г., из Киприановского свода - Повесть о Михаиле-Митяе с некоторыми изменениями по сравнению с Тр., ¹⁵⁾

-140-

но с тем же объединением хронологии 1377-1381 гг. в единой годовой статье 6885 г.; под 6887 г. о поездке Митяя и Дионисия в Царьград упомянуто кратко - с прямой ссылкой на изложенное «в лето 85». Повесть «О Донском побоище» была в MCC Пространной, т. е. восходила к НСС, включая упоминание о грамоте св. Сергия и дополненный список убитых; однако в начале повести говорилось, что Мамай пошел «на великаго князя Дмитрея Ивановича»; упоминание «брата его Владимира Андреевича» было опущено. Из НСС заимствовано было в MCC известие о поставлении митрополита Пимена после Куликовской битвы, хотя вслед за ним была помещена фраза из Тр.: «Toe же зимы посла князь великы по Кыприяна митрополита в Киев» и следующая за ней начальная фраза: «прииде из Царяграда на Русь пресвященный Киприан». Из Тр. взято и следующее за этими словами явно противоречившее им известие: «...прииде Пимен из Царьграда и послан был в заключение на Чюхлому» (в Ерм. - короче). Рассказ 6890 г. о походе Тохтамыша подвергся в СС некоторым изменениям. Была опущена нелестная для Дмитрия Донского фраза о том, что он «убояся стати» против царя. Слова о «мятежниках» и «крамольниках» отнесены здесь не к горожанам, удерживавшим митрополита и бояр от бегства, а к тем, «иже хотяху изыти из града»; однако далее защитники города обвинялись в пьянстве и «безстудном поведении» по отношению к осаждающим татарам (так в Моск.; в Ерм. - нет). Как и в НСС, падение города связывается с предательской ролью суздальских князей. К известию о возвращении Киприана из Твери добавлено объяснение того, почему на него «разгнева бо ся» Дмитрий: «того ради, яко не седел в осаде в Москве, и посла по Пимина митрополита и приведе его из заточенья на Москву и прият его с честью и любовью на Русскую землю». Известия НСС о приезде Киприана в 6894 г. здесь не было; под 6897 (после статьи «О житии и преставлении Дмитрия Ивановича») сообщалось о смерти Пимена, а под 6898 г. (в развернутой форме, как в Тр.) - о приезде Киприана.
Дальнейшая судьба летописных известий о борьбе с Ордой и церковно-княжеских отношениях в разбираемый период была аналогична судьбе других летописных рассказов. Все они так или иначе отражали киприановскую летописную версию этих событий в переработке НСС (пространные повести о Куликовской битве и нашествии Тохтамыша) и MCC (включение «Повести о Митяе»). Ерм., как мы уже знаем, передавала версию MCC с некоторыми сокращениями: было опущено большинство молитв и речей, произносимых князем, риторические распространения и украшения, в результате пропуска отпала дублиров-ка рассказа о гибели Остея. Это побуждало некоторых

-141-

исследователей (М. З. Тихомиров, Л. В. Черепнин) рассматривать именно текст Ерм. (и близкой к ней Львовской летописи) как ранний и наиболее достоверный рассказ о событиях конца XIV в.¹⁶⁾ Однако это неверно. Уже А. А. Шахматов показал, что рассказ Ерм. о Куликовской битве - сокращение Пространной повести; наблюдения А. Н. Насонова доказали вторичность текста Ерм. (вплоть до второго десятилетия XV в.) по отношению к общему источнику с Моск. - MCC. ¹⁷⁾ Вторичность рассказа Ерм. о Тохтамыше обнаруживается из читающегося здесь объяснения трудности обороны Москвы тем, что «еще бо граду тогда ниску сущу», что свидетельствует о том, что интерполятор мог писать уже тогда, когда стены «града» (Кремля) были надстроены - в 80-х гг. XV в. (Антоном Фрязином). ¹⁸⁾ Сокращенный вариант повестей о Куликовской битве и о Тохтамыше, сходный с Ерм., читается и в «Летописце от 72-х язык» (Лихачевский, Прилуцкий и Уваровский виды). ¹⁹⁾ Известия MCC (Моск.) были воспроизведены и в Воскр. ²⁰⁾
Новые темы, связанные с событиями конца XIV в., проникают в летописание через столетие после этих событий. Эти изменения были связаны с влиянием на летописное изложение нескольких внелетописных памятников - Жития св. Сергия, «Задонщины» и Сказания о Мамаевом побоище.
Наиболее скромным было влияние Жития Сергия, составленного Епифанием Премудрым в 1417-1418 гг., но дошедшего до нас в переработке Пахомия Логофета середины XV в. Как и в НСС, участие Сергия в «дивной» победе над Мамаем ограничивается благословением Дмитрия «противу безбожных». Повествуется здесь также об обете Дмитрия в случае победы поставить «монастырь во имя пречистые Богоматере» и об исполнении этого обета построением монастыря на Дубенке. ²¹⁾
Влияние «Задонщины» на летописание также было невелико. Своеобразное поэтическое произведение, сходное со «Словом о полку Игореве», «Задонщина» воспевала Куликовскую битву, но очень мало сообщала о ней. Первоначальный текст

-142-

памятника до нас не дошел: сохранилась лишь краткая редакция в сборнике кирилло-белозерского книгописца Ефросина, датируемом сентябрем 6988 (1479) г., и пространная в списках XVI-XVII вв. ²²⁾ Отличается «Задонщина» от летописных рассказов прежде всего тем, что в ней действует «Пересвет-чернець», брат его «Ослебя», а среди убитых - сын Ослеби «Иаков Ослебятин». Правда, они никак не связываются здесь с Сергием, но все же принадлежат (это относится во всяком случае к Пересвету) к инокам. В «Задонщине» Пространной редакции дважды упоминается среди воевод в Куликовской битве «Дмитрей Волынский» - в краткой редакции «Задонщины» о нем ничего не говорится; в летописи «Дмитрий Волынский, воевода Московский» упоминается только как участник войны с Рязанью в 6879 (1371) г., с болгарами в 6884 (1376) г. и с Литвой в 6887 (1379) г. Наблюдаются и прямые совпадения с Краткой летописной повестью - победители становятся «на костех» врагов, перечисляются трофеи - «доспехи и кони и волы и велоблуды». М. А. Салмина усмотрела в «Задонщине» также сходные тексты с Пространной повестью о Куликовской битве (НСС) - употребление слова «туга» (печаль), оборот «плачющася, чядь своя поминають», огорчение родителей, породивших своих детей на смерть. ²³⁾ Среди известных нам летописей одна группа обнаруживает некоторые совпадения с «Задонщиной». Это - Сокращенные своды конца XV в. и зависимый от них Хронограф. В них упоминается не только Пересвет, но и «чернец Ослебя». ²⁴⁾

-143-

Какой же из памятников в данном случае оказал влияние на другие: летопись или «Задонщина»? Решение этого вопроса в историографии предопределялось представлением о «Задонщине» как о памятнике, близком по времени к описанным событиям - до 90-х гг. XIV в. М. З. Тихомиров обосновывал эту датировку словами «Задонщины», что слава Куликовской победы «шибла... к Арночи (Ворнавичам)... и к Торнаву», между тем как «Орнач» (Ургенч) был разрушен Тимуром в 1387-1388 гг., а «Торнав» (Тырнов) захвачен в 1393 г. турками. ²⁵⁾ Однако даже если автор «Задонщины» знал о разрушении этих городов в последующие годы, он, описывая события 1380 г., мог упомянуть о них как о существовавших. «Конечно, если бы произведение писалось значительно позже этой даты - в середине или второй половине XV в., то автор, подходя к данному вопросу исторически, вполне мог назвать этот город... - согласился Л. А. Дмитриев. - Каждый из перечисленных доводов сам по себе не может служить достаточно веским аргументом в пользу датировки „Задонщины" 80-ми гг. XIV столетия, но в совокупности все эти показатели дают основание считать, что она была написана до 90-х гг. XIV в.», ²⁶⁾ - писал ученый. Эта аргументация представляется сомнительной: в данном случае речь идет не о сочетании гипотез, каждая из которых имеет эмпирическое обоснование, а о сумме догадок, сомнительных сами по себе.
У нас нет достаточных оснований для того, чтобы датировать «Задонщину» временем, близким к 1380 г., и для того, чтобы определить отношение «Задонщины» к летописной Повести о Куликовской битве. Более вероятным представляется, что формула «на костех» и перечисление трофеев были заимствованы «Задонщиной» из летописей; откуда проникло упоминание Осляби - из «Задонщины» в Сокращенные своды или из некой устной традиции в оба памятника, неизвестно. Заметим, что в Сокращенных сводах читалось также известие, отсутствовавшее во всей летописной традиции после MCC, - о приезде Киприана в 6894 г. в Москву.
Глубокое влияние оказал на летописание XVI в. третий памятник- Сказание о Мамаевом побоище. ²⁷⁾ Само Сказание дошло до нас в поздних списках - XVI, XVII и последующих веков. Наиболее ранней его редакцией была, как доказал Л. А. Дмитриев, Отдельная редакция, где союзником Мамая