Гуманитарная

Литература

Заключение. Культурная политика: современный этап

Литература

1. Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. В 3-х тт. Том второй. Вера. Творчество. Образование. Ч. 1. Церковь. Религия. Литература. М.. 1994, с. 14-15.

2. Рахилина Е.В. Когнитивный анализ предметных имен: семантика и сочетаемость. М., 2000, с. 96-97.

3. Хорунжий С. Философский пароход. // Лит. газета, 1990, 9 мая, с. 6.

4. Об антисоветских партиях и течениях. В кн.: ВКП(б) в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Ч. 1. 1898-1925. М., 1940, с.463-467.

5. Милюков П.Н. Указ. соч., с. 514.

6. Там же, с. 525, 528.

7. Там же, с. 367 – 368.

8. Иванов Вяч. Вс. Голубой зверь. (Воспоминания). // Звезда, 1995, №1, с.187.

9. Платонов А. Ювенильное море. М., 1987, с. 119.

10. Известия ЦК КПСС. 1989, №3, с. 177-178.

11. Сталин И.В. Тов. Демьяну Бедному. (Выдержки из письма). – Он же. Сочинения. Т. 13, М., 1951, с. 24-25.

12. Цит. по: Степанова А. История крушения театральных миражей. // Театральная жизнь, 1989, №2, с. И.

13. Первый Всесоюзный съезд советских писателей. Приложения. М., 1990, с. 42.

14. РЦХИДНИ, ф. 558, оп. 1, д. 2082, л. 91.

15. Громов Е.С. Сталин: власть и искусство. М., 1998, с. 149.

16. Там же, с. 264-265.

17. Мандельштам О. Соч., т. 2. М., 1990, с. 314.

18. Мандельштам Н. Воспоминания. Нью-Йорк, 1970, с. 318.

19. Громов Е.С. Указ, соч., с. 281.

20. Гладков А.К. Театр. Воспоминания и размышления. М., 1990, с. 77.

21. Родина. 1991, №6-7, с. 74.

22. Громов Е.С. Указ, соч., с. 220.

23. История Коммунистической партии Советского Союза. М., 1985, с.542.

24. Там же, с. 589.

Исследователи отмечают, что до 1985 года в нашей стране управления в общепринятом смысле этого слова – как деятельности, построенной на принципе обратной связи, не было ни в одной сфере общественной жизни. Доминировало руководство, т.е. постановка перед исполнителем задач с указанием средств для их решения (1).

Вместе с тем усиление демократических начал во всех сферах общественной жизни заставляет систему управления в практическом ее функционировании учитывать реальные последствия принимаемых решений. А этот принцип глубоких обратных связей между системой управления и управляемой системой, как известно, может быть реализован только за счет более полного учета достаточно широкой совокупности социокультурных факторов. Отсюда вытекают и соответствующие методологические требования, предъявляемые к управленческой практике. Управление все в большей мере стало трактоваться как деятельность, направленная на перевод управляемой системы из исходного состояния в состояние желательное. А это означает, что система управления должна не только иметь представление об этом желательном состоянии (иметь модель управляемой системы на соответствующую перспективу), не только уметь анализировать ее настоящее состояние, но и располагать арсеналом средств, позволяющих переводить систему из исходного состояния в состояние желательное.

Попытки осуществить подобную методологию управления показали, что культурная политика – это не локальная деятельность того или иного ведомства, а совместная деятельность всех причастных к культуре структур по осуществлению некоей единой, взаимосвязанной в своих частях общегосударственной культурной политики. И субъектами формирования такой комплексной культурной политики являются творческие работники, деятели науки, потребители культурных ценностей, а также физические и юридические лица, способные ресурсно поддержать культурную жизнь. Особое место среди субъектов культурной жизни занимает государство как наиболее мощный ресурсодержатель и инстанция, призванная в своей деятельности согласовывать интересы субъектов культурной жизни. Призывы к «демократизации» и «децентрализации» культурной политики останутся лишь лозунгом, если не будет найден эффективный принцип его претворения в жизнь. За рубежом такой принцип, который можно считать достаточно всеобщим и имеющим важное значение для методологии государственного управления в сфере культуры, найден. Это – широко известный принцип «вытянутой руки». Он «призван держать политиков и бюрократов на расстоянии «вытянутой руки» от работы по распределению финансовых средств, а также ограждать деятелей искусства и учреждения культуры от прямого политического давления или незаконной цензуры. Он обеспечивается, в частности, системой «оценки равного», берущей начало в традиционном английском праве, согласно которому судить другого может лишь равный по положению (т.е. художника должен судить только художник), а в принятии решений о предоставлении субсидий должны участвовать сами деятели культуры. Принцип «вытянутой руки» предусматривает также, что «проверка правильности расходования средств и соблюдения обязательств ни в коем случае не затрагивает прав учреждений и деятелей искусства на полную свободу творчества и самостоятельность» (2).

В связи с увеличением исследовательского интереса к вопросам культурной политики обращается особое внимание на соответствие характера управленческой деятельности территориальному масштабу функционирования культуры. Так, для федерального уровня управления предпочтительней сосредоточиться на регулировании макрокультурных процессов, что может быть интерпретировано как регулирование межрегионального (межнационального) культурного взаимодействия и внимание к стратегическим целям культурного развития общества, поскольку границы национальных культур в нашей стране не совпадают с административными. Необходимость строить культурную политику «поверх барьеров», с вынужденным нарушением традиционных административно-территориальных границ, актуализирует задачу определения новых границ межрегиональных культурных пространств. Один из подходов к решению этой задачи состоит в специализации территорий по признаку характера использования своего культурного и природного потенциала.

Но такое основание не является единственным. Необходимы самые различные критерии выделения культурных пространств и – соответственно – разнообразное районирование культурной карты России. Наиболее полно такие критерии разработаны в культурной географии, где отмечается, что «регионализм, будучи результатом процессов децентрализации культуры, выражением все более осознаваемого стремления социокультурных общностей сохранить свою культурную самобытность и оградить от стандартизации и унификации местные локальные культуры, становится определяющим в современном мире. Это вполне объяснимое желание народов-культур сохранить свое этническое и национальное «лицо» вне общенациональных и тем более национальных рамок и институтов поддерживается общим умонастроением, направленным на поиск альтернативных способов культурной самореализации в границах «малого культурного пространства». По мнению цитируемых исследователей, перспективно заимствование из антропологии концепции «культурных ареалов», переработанной в концепцию «культурного региона» (3). Плодотворной также может оказаться концепция культурного ландшафта, который определяется как «совокупность территориальных культурно-природных комплексов, образующих взаимосвязанную систему, которая обеспечивает развитие, производство и сохранение объектов традиционной и инновационной культуры» (4). Отмечается также, что «в ряде случаев понятие «ландшафт» оказывается предпочтительней, чем «этнос», т.к. ландшафт предполагает и привязанность к земле, на которой существовало множество культур, каждая из которых оставила на ней свой след. Ландшафт полифоничен в своей основе, не позволяет рассматривать национальные культуры изолированно друг от друга; он изначально ориентирован на взаимодействие этих культур, на разновременность их существования» (5). В то же время углубление экологического кризиса обусловило появление – наряду с территориальным – еще одного аспекта в федеральной и региональной культурной политике – взаимосвязь культурной и природной среды (культурная экология).

Современные представления о культурной жизни заставляют специализировать деятельность субъектов культурной политики (органов управления различного уровня). Так, на федеральном уровне необходимо разрабатывать стратегические программы развития культуры и нормативные документы федерального значения, регулирующие общегосударственное культурное пространство, заботиться о сохранении культурных ценностей общегосударственной значимости, готовить кадры, поддерживать крупномасштабные социокультурные инициативы и наиболее значимые региональные программы. В то же время на региональном уровне управления главное внимание следует сосредоточить на сохранении культурной самобытности регионов, на поиске местных средств и возможностей для реализации региональных программ развития культуры. Последние становятся одним из основных механизмов взаимодействия федерального и регионального уровней управления. Как предпосылку для реализации осмысленной государственной культурной политики можно рассматривать Указ Президента Российской Федерации «Об особо ценных объектах культурного наследия народов Российской Федерации», в соответствии с которым создан государственный экспертный совет при Президенте России. Его основной задачей является представление Президенту заключений о целесообразности отнесения культурных объектов к особо ценным, рассмотрение межведомственных вопросов обеспечения сохранности особо ценных объектов культурного наследия, координация текущей и перспективной деятельности учреждений и организаций, отнесенных к особо ценным объектам. Формируемые при Министерстве культуры Российской Федерации экспертные советы и группы также являются серьезным интеллектуальным потенциалом, от эффективного использования которого в значительной мере зависит решение задачи создания научно-аналитической базы принимаемых управленческих решений.

Нельзя не признать необходимость возрождения национального достоинства, уважения к собственным культурно-историческим традициям как важнейшей задачи государственной культурной политики. В качестве первого шага в этом направлении можно рекомендовать расширение доступа к подлинной культуре и образованию для широких групп населения. Пока же движение идет в обратном направлении – уменьшается сектор бесплатного образования при расширении услуг платных привилегированных учебных заведений, сокращаются контакты населения с культурой, происходит широкомасштабная вестернизация духовной жизни России – через телевидение, радио, киноэкран, книгоиздательскую деятельность, образование, язык, одежду и т.д.

В последнее время, рассматривая проблему восстановления целостного культурного пространства России, исследователи все чаще обращаются к идее «евразийства», означающей «объединение национальных культур и этносов в «новую историческую общность» путем осознания наднациональных приоритетов евразийской целостности. В Западной Европе в целом уже удался это опыт двойной идентичности: итальянец, француз и немец, наряду с национальной идентичностью помнят свое европейское происхождение в рамках «атлантической стандартности» перед лицом Востока и Юга». Такая точка зрения заслуживает самого серьезного внимания. Но при этом важно правильно оценивать соотношение в «евразийстве» Европы и Азии. При переоценке первого элемента можно оторваться от национальных культурных корней, при переоценке второго – выпасть из европейской цивилизации на культурную обочину.

Возрождение национального достоинства и самосознания предполагает возможность приобщения к достижениям отечественной культуры для каждого члена общества. Характерно, что основные положения социальных гарантий в сфере культуры, зафиксированные во Всеобщей декларации прав человека, включают в себя статью 27, согласно которой, «во-первых, каждый человек имеет право свободно участвовать в культурной жизни общества, наслаждаться искусством, способствовать научному прогрессу; во-вторых, каждый творец имеет право на защиту моральных и материальных интересов, вытекающих из процесса научного, литературного или художественного творчества» (6). В таком контексте государство обязано обеспечивать определенный баланс объемов предложения культурных услуг и спроса на них со стороны различных социокультурных групп. Анализ попыток реализовать это положение в различных странах показывает, что чаще «центральное правительство делает основной упор на гарантии качества; региональные и местные органы управления больше сконцентрированы на гарантиях доступности, местного потребления и участия в культурной жизни» (7), что, по-видимому, правильно.

В современных условиях меняется представление о так называемой «массовой культуре», которая становится основной сферой приобщения людей к культурным ценностям. Сама же массовая культура теперь должна осмысляться не только как некий «нижний этаж» в пирамиде культурных образцов и ценностей, а как сфера преимущественного участия масс в культурной жизни. В свою очередь, данный принцип не следует понимать как традиционную для тоталитарного общества установку на копирование и освоение населением культурных образцов, «спущенных сверху». Речь должна идти о праве каждой субкультурной группы населения на собственную культуру и на получение соответствующих государственных гарантий на ее создание и освоение. Задача же государства при этом сводится к ориентации развития различных субкультур в сторону приумножения общего культурного потенциала общества и сохранения, бережного отношения к общенациональным культурным ценностям (ядро культуры).

Уровень демократизации государственной культурной политики в наибольшей мере проявляется через обеспечение государственных гарантий развития национальных культур. Необходимо отметить, что и «международное право делает акцент на всемерную поддержку меньшинств со стороны государства». При этом предлагается «разделить полномочия между федеральными и республиканскими органами, проводящими национально-культурную политику: если первые должны преимущественно сосредоточиться на защите прав человека в национально-культурной сфере, то есть проводить политику культурного патернализма по отношению к меньшинствам, то в рамках субъектов федерации, не столь многонациональных, как Россия в целом, возможно развитие национально-культурного паритета (например, татарско-русский паритет в Татарстане)» (8). Ведущим принципом культурной политики государства по отношению к нациям и народам России предлагается национально-культурная автономия, в основе которой лежит не территория проживания, а носители национальной культуры, создающие экстерриториальные органы самоуправления (например, национальные культурные центры). По мнению специалистов, существует область явлений культуры, которая далеко не всегда становится объектом государственной культурной политики – этнокультурное наследие. В данном случае «речь идет не только о природных или отдельных архитектурных объектах, но и об исторически сложившихся культурно-ландшафтных мемориалах неписаной, но сохранившейся в народной памяти в виде легенд и преданий истории родного края» (9).

Многие этнические образования, существующие в составе регионов, ставя вопрос о предоставлении им собственной территории, чаще всего апеллируют к собственному культурно-историческому прошлому. Это указывает на необходимость разработки культурной карты России, учитывающей этот фактор. Результатом такой работы могло бы стать новое районирование культурного пространства России, в котором были бы учтены объективные экспертные оценки специалистов относительно значимости тех или иных границ распространения этнических культур.

Обеспечение единого культурного пространства в России при сохранении многообразия национальных культур возможно на основе глубокой реформы ее национально-государственного устройства. Отмечается, что такая реформа может осуществляться, как минимум, в четырех вариантах.

Первый вариант – всеобщий переход от национальной к административной государственности, означающий упразднение ныне существующих национальных структур и создание на их основе обычных региональных образований (земель, провинций, губерний), которые будут уравнены в правах с исконно русскими краями и областями. В качестве формы защиты национальной самобытности может послужить культурная автономия: признание национального языка равноправным с русским, обязательное представительство коренного народа в законодательных собраниях соответствующих земель. Преимущества этого варианта: сохранение целостности Российского государства, улучшение его управляемости. Очевидные опасности: усиление крайних политических сил в упраздняемых национальных республиках, ухудшение отношений между русским и нерусским населением внутри российской территории, резкое недовольство внешнего мира.

Второй вариант – все национально-государственные образования (республики, автономные области и округа) конституционно уравниваются и вместе с построенным на национальной основе собственно русским государством объединяются в федерацию нового типа. Преимущества: оформление собственно русской государственности, прекращение трений между различными национальными группами с разным объемом правомочий. Недостатки: ослабление федеральной власти из-за большого числа разнонаправленных политических образований; притеснение некоренного населения и борьба за передел границ; возможность выхода из состава федерации и ее полного распада.

Третий вариант – национальные государства как таковые остаются, но они лишаются права выхода из состава России, их новое правовое положение должно быть определено конституционным путем. Выигрыш: рост устойчивости федерального государства, сохранение его целостности. Проигрыш: усиление влияния крайних политических групп в национальных республиках.

Четвертый вариант – трехступенчатый. Сначала все национальные образования уравниваются в правовом положении и приобретают необходимое единообразие, затем российские края и области укрупняются, образуя земли, наделенные равными правами с национальными республиками. На третьей ступени разрабатываются формы включения всех территорий в федерацию. Получившие известную долю самоуправления, русские земли образуют как бы ядро федерации, входя в нее напрямую; национальные же образования имеют право на разные формы политического союза.

При выборе любого из вариантов для сохранения национального мира необходимо соблюдение ряда условий: равенства политических прав и объема полномочий русских и нерусских образований; перераспределения общефедеральных полномочий и законодательных прав от центра к регионам с приоритетом федерального законодательства в сферах, регулируемых совместно федеральными и региональными властями; создания национальных парламентов для народов, не имеющих своей государственности (10).

При всей сложности решения таких вопросов, несомненно, плодотворен общий подход к нациям и этносам прежде всего как к культурным образованиям, сохранение которых важнее государственно-политической суверенизации народов. Такой акцент в государственной национальной политике означает реализацию принципа – все, что способствует физическому и духовному выживанию народов, должно быть по возможности реализовано центральной властью независимо от характера сиюминутных устремлений федеральных или региональных политических деятелей, соответствовать культурному генотипу нации. Федеральная же власть должна перейти от позиции невмешательства и пассивности к дифференцированному регулированию и государственному контролю за соблюдением на местах прав наций, этносов и народов, в том числе и в сфере культуры.

Специалистами отрасли отмечается запущенность правовых проблем в сфере культуры – «несмотря на обилие действующих правовых актов, мы сегодня вынуждены констатировать, что единой нормативной базы обеспечения деятельности в сфере культуры, адекватно отражающей ее потребности, специфику и многообразие особенностей, нюансов, присущих управляемым объектам, нет в равной степени ни для творческих работников, ни для учреждений и организаций» (11). Если исходить из идеи многообразия субкультур, то необходимо прежде всего предоставить равные права и возможности участия в культурном процессе всем членам общества независимо от их субкультурной принадлежности. Кроме того, следует иметь в виду, что «главным механизмом вовлечения в культурную жизнь является образование во всех его формах, включая самообразование и образование через библиотеки и музеи. Главной целью современного образования в сфере культуры должна быть трансформация пассивных потребителей культуры в энергичную, критическую творческую публику, способную уверенно ориентироваться в лабиринте образов и звуков» (12).

Таким образом, основными приоритетами правового обеспечения государственной культурной политики являются создание все новых возможностей в приобщении к культуре различных субкультурных групп населения и ликвидация разрыва между элитарной и массовой культурой на основе правовых гарантий социальной защищенности всех создателей культурных ценностей независимо от культурно-образовательного уровня и социально-демографических характеристик.

Как показывает проведенный анализ, справедливость афоризма – «каждый народ имеет то правительство, которое он заслуживает» – безусловно подтверждается и в ходе российской истории. Оказываясь на перекрестках истории, российский народ – сложный конгломерат разнонаправленных культурных влияний – всякий раз выбирал ту альтернативу, которая в наибольшей мере соответствовала его менталитету. И здесь бессильными оказывались самые титанические усилия всевозможных реформаторов. В России приживались лишь те реформы, к восприятию которых народ был психологически готов. Все прочее отвергалось как чужеродное или, в крайнем случае, как несвоевременное. Российская история – это не столько результат решительных действий вождей (хотя и среди них были проницательные и решительные революционеры), сколько результат тех перемен, которые было по силам адаптировать консервативному русскому сознанию. О которое, кстати, ушибались и руководители-революционеры, чьи начинания либо оставались чисто «верхушечными», либо, получив народную поддержку, сметали со своего пути самые трудные препятствия.

Вместе с тем и стихия народного сознания, как показывает история, поддается внешнему формирующему воздействию. Так что распад традиционной картины мира, ее революционная смена еще не означают гибели общества. Через некоторое время после катаклизма на развалинах постепенно формируется новая картина мира. Но при этом: на первых порах неизбежна потеря людьми основных нравственных норм и ориентиров, дезориентация их поведения и очевидно, что отказ государства от поддержки этой опальной картины мира и передача всех этих вопросов на усмотрение отдельных носов, сословий, кланов или субкультур рассматривать как некую прогрессивную «демократизацию» культурной политики. Такая политика ставит под угрозу ядро национальной культуры, а следовательно, и культуру в целом.

1. Управление культурой в условиях рыночной экономики (сост. В.А.Лапшин) – Актуальные проблемы культурной политики. Инф. бюллетень № 12. – М., 1992, с. 5.

2. Ориентиры культурной политики за рубежом. В сб.: Ориентиры культурной политики, № 2, М., 1993, с. 69.

3. Мордюков П. Культурная география. В сб.: Актуальные проблемы культурной политики, № 12, М., 1992, с. 16.

4. Веденин Ю. А. Концепция культурного ландшафта и задача охраны культурного и природного наследия. В сб.: Ориентиры культурной политики, № 6, М., 1993, с. 28.

5. Там же, с. 30.

6. L'ABC du droit d'auteur. – Paris, UNESCO, 1982, p. 22.

7. Марченко Т. Социальные гарантии в культуре. Серия I, IV. Вып. 5 1992. ДОР. Информкультура. ГБЛ, с. 12.

8. См.: Национальная культурная политика в Российской Федерации: принципы и механизмы. М.: МК РФ, 1994, с. 12.

9. Там же, с. 16.

10. См.: Черешня А. Шесть слагаемых политической реформы. // Российские вести, 1993, 29.01.

11. Волегов Ю.Б. Состояние правового обеспечения в сфере культуры. В сб.: Ориентиры культурной политики. М., 1993, №1, с. 7-8.

12. Как это сейчас у них. В сб.: Культура на перепутье. М., 1995, с. 73.