Сцена 14

Сцена 13

(Мусье Сале и Мусье Эгр готовят опиум, подают стакан Пискарёву, тот безучастно пьёт. Улыбается. Слуги снимают пиджаки, достают из саквояжей, резиновые перчатки, жидкие средства для уборки. Легко по деловому начинают уборку; протирают все предметы – всё к чему могли прикасаться Пюльшери и Случайнов.)

Мусье Эгр. Я узнал вас: это вы ходили инкогнито по Невскому прошпекту. Вы сами нарочно старались закутаться как можно более.

Мусье Сале. Это потому, что на них была шинель, очень запачканная и притом старого фасона.

Мусье Эгр. Теперь плащи носят с длинными воротниками, а на вас были коротенькие, один на другом, да и сукно совсем недегатированное.

Пискарёв. Я хотел было заказать портному, но… Я болен. Ав! Я очень болен. Ав! Ав! Ав! Что за чёрт? Ав!

Мусье Эгр. Ав?

Мусье Сале. Ав!

Мусье Эгр. Ав, ав, ав.

Мусье Сале. Действительно, на свете уже случилось множество подобных примеров…

Мусье Эгр. Говорят, в Англии выплыла рыба, которая сказала два слова на таком странном языке, что учёные уже три года стараются определить и ещё до сих пор не открыли…

Мусье Сале. А я читал тоже в газетах о двух коровах, которые пришли в лавку и спросили себе фунт чаю.

Пискарёв. Я благородного происхождения. Я - художник. Ав, ав…

Мусье Эгр. А у меня есть один… приятель, который хорошо играет на трубе. Ав! Ну, а ты, скажи, пожай-луй-ста, что ты делаешь? Ав!

Пискарёв. Как что? Я ничего не делаю. Ав. Ав-ав. Ав-ав-ав. Позвольте, я - художник.

Мусье Сале. Ну, размысли хорошенько! Ведь тебе уже за тридцать лет - пора бы ума набраться. Что ты воображаешь себе?

Пискарёв. Что?

Мусье Эгр. Ты думаешь, мы не знаем твоих проказ? Ведь ты волочишься за Уленькой. Ну, посмотри на себя, подумай только - что ты? Ведь ты - ноль, ты - ноль, более ничего. (Находит вексель, тут же его рвёт, бросает в мусорный пакет.) Ведь у тебя нет ни гроша за душою. Месье Ноль. Ав?

Пискарёв. Ноль? Нет, он снимал комнату до меня. А я теперь имею деньги. Я писал портрет за дорого... У меня вексель. А что,... А где господин Случайнов? Он говорил - Уленька умерла...

Мусье Эгр. Дело не в том, месьё Ноль.

Мусье Сале. Дело не в этом, месье Ноль.

Мусье Эгр. Не в этом, мусьё Ноль. Умерла-не умерла, какая разница?

Мусье Сале. Уленька - не прачка и не швея, чтобы она стала заниматься работою. Вы ведь так предполагаете, мсье Художник: вы будете сидеть за картинами, а Уленька - работать. Ав?

Мусье Эгр. Не слушайте его, мон шэри! Что он говорит?! В этих словах выразилась вся низкая, вся презренная жизнь, жизнь, исполненная пустоты и праздности - верных спутников разврата.

Мусье Сале. Женитесь на мне! Если я буду вашей женою, я буду сидеть с глупой гримасой. Вот так! (строит гримасу…)

Пискарёв. О!.. Это уже слишком! Это просто… Где Уленька?! Где она, куда вы её спрятали?! Отдайте мне… Ав-ав-ав!! (долго лает, не в силах остановиться, зажимает себе рот руками…)

Мусье Сале. Чрезвычайно нервный молодой человек.

Мусье Эгр. Начнет так, как следует, а кончит собачиною…

Мусье Сале. «Душеньки часок не видя, думал, год уж не видал. Жизнь мою возненавидя, льзя ли жить мне, - я сказал!» Писькарёв, а знаете ли вы, что у алжирского бея под самым носом?..

Пискарёв. Где медальон? (Находит медальон, открывает, смотрит… За окном голос: «Старого платья продать, старого платья продать, старого платья продать». Эгр и Сале готовят ещё одну порцию опиума, дают стакан Пискарёву в одну руку, опасную бритву вкладывает в другую. Слуги собирают свои вещи и уходят.)

Мадам Пюльшери. (диктует Случайнову, тот пишет в толстую тетрадь) Ах, жертва безумной страсти, бедный Пискарёв... Тихий, робкий, скромный, детски простодушный, носивший в себе искру таланта, быть может, со временем бы вспыхнувшего широко и ярко… Глупо, без цели, он отправился к дому, что на Литейном… Он дохнул свежим воздухом и почувствовал свежесть на сердце, как выздоравливающий, решившийся выйти в первый раз после продолжительной болезни. Сердце его билось, когда он подходил к той улице, на которой нога его не была со времени роковой встречи. Некоторое время Пискарёв постоял подле её дома. А после, не видя ничего, не слыша, не чувствуя, бродил по городу. Никто не мог знать, ночевал он где-нибудь или нет. Но был день, когда, руководимый каким-то глупым инстинктом, зашедши на свою квартиру, бледный, с ужасным видом, с растрепанными волосами Пискарёв заперся в свою комнату… Протекли четыре дня, наконец, прошла неделя, а комната так же была заперта. Бросились к дверям, начали звать, наконец, выломали дверь и нашли его бездыханный труп с перерезанным горлом. Окровавленная бритва валялась на полу, тут же… По судорожно раскинутым рукам, по страшно искажённому виду можно было заключить, что рука его была неверна, и что он долго ещё мучился, прежде нежели грешная душа его оставила тело. Никто не поплакал над ним… (слегка вальсируя) Тум-тара… Тум- тара… никого не видно было возле его бездушного трупа, кроме обыкновенной фигуры квартального надзирателя и равнодушной мины городового лекаря. Гроб его повезли тихо, даже без обрядов религии; за ним идучи, плакал один только сторож, и то потому, что выпил лишний штоф водки. Так погиб, жертва безумной страсти, бедный Пискарев.

Случайнов. (закрыв тетрадь) А что на днях случилось со мною... Я поздно шёл по глухому переулку и в отдалённой части города, из нижнего этажа одного грязного дома услышал духовное пение. Окна были открыты, но завешаны лёгкими кисейными занавесками. Я остановился, заглянул в окно и увидал живописное зрелище: шесть или семь молодых женщин, постыдное ремесло которых сейчас можно было узнать по ряду выразительных признаков, молились Богу. Перед иконой. Я чуть не захохотал в голос, насилу сдержался. Развратницы усердно клали поклоны. Более четверти часа простоял я у окна… Эти раскрашенные развратные куклы - и тут же - образа, священник, Евангелие, духовное пение. Смешно… Очень. Не правда ли…?Или вам не смешно? А что...? Страшно? Противно?

Мадам Пюльшери. Всё равно... Всё. Равно.

Случайнов. Я, мадам, от слов своих не откажусь. Как собака буду служить. Венчаться – хоть завтра. Ни в чём препятствий иметь не будете… Деньги ваши мне незачем, сам обеспечу все прихоти. Неужто я вам настолько противен? К чему ж тогда – прошлая ночь?

Мадам Пюльшери. Прошлая ночь – ни к чему. Так… Моя благодарность – вам.