Событийная сторона художественно-публицистического текста. Мы уже видели это средство создания образа героя. Когда автор открыто берет ан себя задачу охарактеризовать героя, его слова обычно бывают прямо связаны с

Авторские характеристики

Мы уже видели это средство создания образа героя. Когда автор открыто берет ан себя задачу охарактеризовать героя, его слова обычно бывают прямо связаны с концепцией произведения (ср. хотя бы слова о няне или о докторе Колпине). Для иллюстрации этого элемента текста обратимся к трем социологическим портретам (как эти тексты можно определить на современный манер).

Сатирико-нравоописательный очерк А.П.Сумарокова называется «О думном дьяке, который с меня взял пятьдесят рублев» (!759 г. Русская сатирическая проза XVIII века. М., 1986. С. 325-328). Он рисует встречу повествователя с дьяком и дачу взятки. При этом автор ясно дает читателю понять, что рисуется явление, а не отдельное лицо, конкретный взяточник – дьяк. «Вот как берутся взятки» – говорит автор. Характерологическую функцию выполняют все элементы очерка: описание дома и двора, поведение слуг и самого дьяка. И все эти элементы сочетаются с выражением авторской оценки героя. Например, слуга приказывает повествователю поклониться хозяйской собаке:

«Как, - спрашивал я, - чтобы я собаке поклонился?» – «Хотя это и собака, однако дьячья», говорил он. Но когда я уже дошел до такой подлости, чтобы кланяться дьяку, великое ли ето уже унижение, чтобы и собаке не поклониться. Поклонился. Да еще и пристойнее было, чтоб я собаке поклонился, нежели ее помещику; она денег не возьмет у меня, а бессовестный ея помещик с меня счистит.

Или вот повествователь описывает свою встречу с дьяком:

Вышел боярин из застенка, я ему подал письмо, а того, что я с деньгами пришел, он не ведал и принял меня спесиво. Я ему подал грамотку, он надел очки, грамотку распечатал и почал читать. Суровый его вид переменился, когда он дочел до того места, где о пятидесяти рублях помянуто было. Прочет письмо, обозрел меня очень жадно, со мною ли те деньги. И когда я ему стал их подавать, говорил он: «На что это? Это, право, напрасно». О приказная душа! На что было такое лицемерие? Говорит «На что это?» и берет.

И завершает свой рассказ повествователь общей оценкой явления, воплощением которого выступает герой: Отдал ему свои деньги и поехал домой, всем тем, которые нарушая честность и присягу, корыстуются взятками, желая виселицы. Как видим, точно отобранные детали позволяют автору тут же, немедленно выносить оценку и делают ее вполне убедительной.

Очерк И.Т.Кокорева «Старьёвщик» (1848 г. Русский очерк. М., 1986. С. 439-444) характеризуется иным приемом введения авторской оценки. Произведение открывается обширной обобщающей авторской характеристикой социального типа, названного в заголовке. Приводим несколько фрагментов этого описания: Старьёвщик, говоря его словами, знает где раки зимуют. Нет ему торговли, нет и наживы на богатых улицах, жильцы которых слишком горды, чтобы вступить в сношения с ним. Он идет в захолустья, в переулки, где живут люди не щекотливые, знакомые с нуждою и горем не по слуху, которым ничуть не стыдно показать свои обноски <…> Со стороны старьёвщика не заметите ни малейшего унижения (он знает, что еще делает услугу бедняку, освобождая его от хлама), не услышите никакой божбы; нет у него речи ни о барыше, ни об убытке: спокойный, как судьба, он не имеет ни к кому лицеприятия. Затем внимание повествователя сосредоточивается на конкретном старьёвщике. Открывается эта часть текста авторской характеристикой героя:

Старьёвщик был человек крепкий, старинного покроя, умел беречь денежку, не употреблял ни чаю, ни табаку и вообще не жаловал никаких прихотей<…> И так слыл старьёвщик за человека, у которого грош с копейкой никогда не сталкиваются.

Затем, словно в подтверждение данной характеристики, рисуется поведение героя (строгая экономия во всем, отношения с племянником). Затем следует временной разрыв – и мы видим героя через много лет. Он теперь купец, а племянник его стал умелым (и, видимо, удачливым) торговцем. Звучит заключительный вывод: С этого времени взгляд мой на старьёвщиков, бывший дотоле чисто историческим, проникнулся философией, и никогда не могу я слышать без особого чувства их заунывного припева: «Нет ли старого меху продать?..» Автор концовкой присоединился к словам героя: Закона нет, чтобы все были богаты, да ведь и бедняков тоже не сеют. Сам человек пробивай себе дорогу… Ничего, сударь… Таким образом, читатель понимает замысел автора. Никто не знает, какая судьба ждет того, кто сейчас кричит: «Нет ли старого меху продать?» В конце концов, это тоже некая торговля, на которой можно мастерство приобрести. А при удаче и терпении возможен счастливый поворот судьбы.

В 1965 году был опубликован очерк А.Аграновского «Официант» (Избранное. М., 1980. С. 263-272). Дань нашему времени – не некий воображаемый думский дьяк, не некие воображаемые кухарки, няни, шарманщики, дворники, как было в физиологических очерках 40-50-х годов XIX века, а вполне реальное лицо – официант мурманского ресторана «Север» Геннадий Петрович Рощин. Автор дает его портрет, приводит рассказ героя о его жизни, герой много говорит о своей работе, суждение о ней, вынесенное в зачин, даже подсказало автору мысль об очерке. Вот начало текста:

Когда мы были уже хорошо знакомы, я спросил, не унизительно ли это – обслуживать.

- Как посмотреть, - сказал он. – Вот я вас обслужу, а после приду домой, раскрою «Известия» – вы меня будете обслуживать…Все мы друг другу служим.

Тут я понял, что буду о нем писать.

Авторские оценки как отдельный элемент текста вводятся вначале в связи с представлением портрета героя, в связи с биографическими фрагментами, как отклик на речь героя. Например, рассказав, как выглядит герой на своем рабочем месте (Работал он красиво. Бегал между столиков танцующей походкой, слегка жонглировал подносом…), автор заключает: Давно я не встречал человека, столь явно удовлетворенного своей ресторанной работой. И это показалось мне странно. «Событие скорей единственное, нежели редкое», - как с изяществом физика выразился однажды Бруно Понтекорво. Или после подробного рассказа героя о работе журналист подводит итог: Планы строит человек, эскизы чертит (я видел), мечтает, загадывает… Я думаю, Рощин хороший официант. Через несколько абзацев автор добавляет: Рощин тем и заинтересовал меня, что сознание его разбужено: он думает о своей работе, хочет понять свое положение в обществе. А заканчивается очерк обширным рассуждением о сути труда в сфере обслуживания, и образ героя здесь – отправная точка анализа. Стык двух смысловых планов (конкретика – обобщение) осуществлен так. Заканчивается прямая речь героя: - … Я вам так скажу: любую профессию можно охолуить. Все зависит от самого человека: как он понимает себя, каким себя видит. И еще – каким его люди видят. Прав я или не прав? Вы мне ответьте… И журналист приступает к ответу: Да, есть социальная сторона вопроса. Подойдем к ней непредвзято и безбоязненно. Кто он такой, нынешний человек из ресторана? Останется ли в будущем этот вид труда?

Герой в процессе анализа проблемы не забыт:

В высшей степени интересные сдвиги в сознании людей происходят сейчас. Сфера обслуживания, считавшаяся прежде делом второстепенным, едва ли не «накладным расходом», признается ныне заботой государственной важности. Вот и стоит на переломе такой Геннадий Рощин (Вспомним сумароковское «Вот как берутся взятки».), стоит «живым знаком вопроса»: позади – пренебрежение к его профессии, впереди – признание важности ее. Не будем преувеличивать, не будем улучшать Рощина. Он еще не научился ценить людей, которые лимонад предпочитают водке, - это плохо. Но он уже не мерит свое отношение к гостям только степенью их щедрости – это обнадеживает. А главное, он уже начинает понимать общественную полезность дела, которое избрал для себя. Заканчивается очерк так: Врач лечит, учитель учит, адвокат защищает. О моем герое скажут: «угощает», «кормит», «принимает гостей»… Очень, между прочим, красивая будет профессия.

В телеочерках, где голос автора занимает главное место, характеристики героя формулируются четко и ясно. Мы уже видели, как формулируются оценки героя. У Г.Шеварова оценка дана в зачине, не тянет с оценкой И В.Вульф: уже описание первой встречи с Галиной Волчек включает в себя характеристику героини. Оценки повторяются и в дальнейшем изложении: Она с годами стала совсем другой. (Знакомая нам динамическая характеристика.) Сегодня она великолепно владеет собой, она элегантна, с безупречным вкусом всегда. Я любуюсь ею, потому что она отнюдь по природе не Элизабет Тейлор, но ощущение, что на экране пленительная и ослепительная женщина, потому что помимо красоты, одежды, помимо удивительной пластики, манеры, ум и умение молчать. Уже было сказано, что отзывы учеников, коллег и членов семьи – важная составляющая телепортрета «Зрячее сердце». Покажем еще современный экзотичный социологический телепортрет (несмотря на экзотику, вполне сопоставимый, например, с рассказом о Шарлотте Федоровне). Это «Вечер с гейшей» Александра Хабарова (Телеканал «Россия». 2006. 5 февр.). Цель передачи определяется с первых слов: «Кто такая гейша?». Далее и рассказывается о том, как девушка может попасть в гейши, как гейш воспитывают и обучают, какова их служба, какова их судьба. Интересно, что автор здесь выражает оценку, ориентируясь на оценку гейши самими японцами:

Мир вокруг может меняться, но современные гейши не должны отличаться от своих прабабушек не только стилем одежды, но даже образом мыслей. Как подлинные хранительницы древних традиций, гейши соблюдают массу условностей, которые производят неизгладимое впечатление на японского мужчину; Японцы никогда не относились к гейшам как к девицам легкого поведения. Они ценили прежде всего их талант быть украшением вечера, не его продолжением.

Таким образом, авторская характеристикакак особый элемент текста по-разному вводится в произведение. Она может быть привязана к различным фрагментам, содержащим портретные, речевые, поведенческие характеристики героя. Она может завершить текст, а иногда и открыть его. Здесь, кстати, еще раз подчеркнем, что мы говорим об авторской характеристике как особом элементе текста, то есть речь идет о фрагментах-высказываниях, группах высказываний, выражающих авторскую оценку героя и, как правило, раскрывающих авторскую концепцию (обличение взяточничества, констатация социальной подвижности профессии старьёвщика, утверждение социальной значимости профессии официанта и вообще профессий, относящихся к сфере обслуживания). Но отношение автора к герою проявляется и помимо этих особых фрагментов. Создавая портрет героя, описывая его поступки, автор самим изложением, подбором слов выражает оценку человека. Вспомним в уже приведенном материале: славная девушка со светлыми, начесанными на лом волосами; «монголочкой» называл ее в школе учитель за скуластое личико. Дополним двумя новыми текстами. В зарисовке Е.Воробьева «Максим Хаметов» (1941 г. Огненная метель. М., 1973. С. 31-34) так рисуется поведение героя: В начале своего поединка с фашистами он ловко управлялся за весь расчет – и за себя, и за второго номера, и за подносчика патронов; Шагал он подтянутый, не отставая от товарищей по расчету, а рассказывал о бое под Городищем с веселым огоньком в блестящих, слегка раскосых глазах, будто речь шла о каком-то приключении. А вот как вводится оценка героя в изложении события в очерке Ивана Зюзюкина «Соавтор открытий Торричелли» (Зюзюкин И.И. Мост через речку детства. М., 1970. С. 112-126): О чем бы он ни попросил свой класс, тот в лепешку расшибется, но сделает. О празднике песни Виктор Викторович вспомнил за час до его начала. «Успеем?» – как ни в чем не бывало спросил он. «Успеем, Виктр Виктрч!» – дружно ответил класс. И через час занял первое место в школе.

Надеемся, что весь приведенный нами материал показывает, как важно накапливать выразительные детали, выяснять конкретные события из жизни героя, вырабатывать представление о чувствах, переживаниях человека, о всей обстановке, которая его окружает. Без конкретики не может быть создан художественно-публицистический текст.

Мы уже затрагивали событийную сторону текста, имеющего целью изображение предмета речи. Наше внимание было обращено на характерологическую функцию события. Однако событие – особый смысловой элемент текста, выполняющий прежде всего сюжетообразующую функцию. И в связи с тем, что художественно-публицистический текст призван воздействовать на эмоции и воображение за счет создания целостно-образной модели предмета речи, нам важно рассмотреть, какие же средства дают возможность достичь этой цели при отображении не только героя (о чем уже было сказано), но и события.

Уже было показано, что рассказ о действиях героя переплетается с изображением внешности, переживаний человека, включает прямые авторские оценки. Все это не может не индивидуализировать те событийные «картинки», которые создает автор. Но у события есть свои собственные черты, образная подача которых позволяет достичь нужного экспрессивного эффекта. К рассмотрению именно этой стороны события мы и переходим.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: