Андрей Левицкий 1 страница

Пролог. Утверждённые принципы войны.

Эпилог

Глава 14

Глава I

Глава 13

Глава II

Глава 12

Глава III

Глава 11

Глава IV

Глава 10

Ему нравилась эта плазмовинтовка, и он работал ею как настоящий художник, которого судьба не обделила талантом: рисовал картины разрушения, сочинял симфонии уничтожения, писал элегии истребления. Он стоял, размышляя об этом, и ветер шевелил опавшие листья у его ног.

Итак, покинуть планету не удалось – во время недолгого полёта капсула была повреждена неизвестно каким оружием – или поблизости взорвалась боеголовка. Их спасло чудо, но любимая игрушка оказалась зажатой между скафандром и корпусом капсулы. После приземления он обнаружил, что пользоваться ею больше нельзя.

Возможно, слишком много времени ушло на убеждение Бейчея, надо было просто убить старика, оставив все разговоры и уговоры на потом. Счёт шёл на секунды, нет, чёрт побери, – на миллисекунды… наносекунды.

– Они убьют тебя! Ты им нужен только в качестве союзника. Или мёртвый. Скоро начнётся война, Цолдрин, и тебе придётся либо поддержать их, либо погибнуть в результате несчастного случая. Тебе не позволят сохранять нейтралитет.

– Ты рехнулся, рехнулся, рехнулся, – старик, продолжая держать в ладонях голову Юбрель Шиол, заплакал.

Он подошёл к нему, опустился на колено и протянул Бейчею пистолет.

– Цолдрин, а для чего, по-твоему, у неё была эта штука? – Он коснулся плеча приятеля. – Неужели ты не видел, как она пыталась ударить меня? Библиотекарши, ассистентки – разве эти девушки способны на такое?

Пошарив рукой под мышкой, он вытащил букет цветов и положил его под голову девушки.

– Она была одним из твоих тюремщиков и, вероятно, в конце концов стала бы твоим палачом… Цолдрин, нам пора… Пора убираться отсюда. Уверен, с ней будет всё в порядке.

Он осторожно взял старика под мышки и поставил на ноги. Бледные веки Юбрель Шиол неожиданно затрепетали, она открыла глаза. Рука девушки медленно потянулась к воротнику, и спустя мгновение дрожащие пальцы стиснули крошечный цилиндрик лазера. Бейчей смотрел не отрываясь в её тёмные глаза, его тело перестало ему подчиняться. Девушка тем временем упорно старалась добиться твёрдости руки. Она целилась в него, в него – не в Закалве. Она целилась в него!

– Юбрель… – начал было он. Рука девушки бессильно упала. Бейчей уставился на неподвижно лежащее на дороге тело. Он потянул старика за рукав.

– Идём, Цолдрин.

– Закалве, она… она…

– Знаю.

– Закалве! Она целилась в меня!

– Пошли скорее, вон капсула.

– В меня…

– Знаю, знаю. Забирайся.

Он неподвижно замер на вершине плоского холма, окружённого другими, почти такими же высокими. Его взгляд скользил по лесистым склонам, на которых располагались странные каменные столбы и широкие постаменты – очевидно, раньше это были фундаменты каких-то сооружений. Снова перед ним распахнулись бескрайние горизонты – после столь длительного пребывания в – и от этого зрелища немного кружилась голова.

Раскидывая на ходу кучи прошлогодней листвы, он направился к тому месту, где сидел Бейчей, a рядом с ним стояла прислонённая к большому круглому камню плазмовинтовка. Капсула находилась примерно в четырёхстах футах от них, ниже по склону.

Он взял любимое оружие в руки и осмотрел его в надежде. Такая отличная штуковина! Обидно до слёз! Бейчей, кутаясь в тёплое пальто, повернулся и посмотрел на него.

– Сломана?

Он раздражённо кивнул, и его лицо зло скривилось; схватив винтовку обеими руками за ствол, раскрутил над головой и запустил в чащу. Оружие исчезло в шквале взметнувшейся листвы.

Он сел рядом с Бейчеем. Итак, пора подвести итоги: в его распоряжении только пистолет и один скафандр, капсула повреждена, модуль неизвестно где, из серьги-терминала не доносится ни звука…

А если проверить способность скафандра улавливать радиосигналы? Экранчик на запястье демонстрировал заголовки новостей – речь в основном шла о локальных войнах в Скоплении… Солотол ни в какой связи не упоминался.

Бейчей покосился на экранчик.

– Можно по нему определить, что нас ищут?

– Только если об этом сообщат в новостях. Что касается военных станций, то они пользуются плотным лучом, поэтому мало шансов перехватить их сообщение. – Он посмотрел на облака. – Вероятно, об этом мы узнаем другим путём, причём достаточно скоро.

– Хм… – Бейчей, нахмурясь, огляделся. – По-моему, Закалве, я знаю, где мы находимся.

– Да? – в голосе Закалве не слышалось энтузиазма.

Он сидел, привалившись к камню, и смотрел поверх поросшей лесом равнины на низкие холмы, выстроившиеся на горизонте.

– Полагаю, это Срометренская обсерватория в Дешальском лесу.

– И как далеко от Солотола?

– Это другой континент. Тысячи миль. – Бейчей, подняв взгляд на холодные серые небеса, мрачно добавил: – На той же широте – если, разумеется, это именно то место.

– Чья это юрисдикция? Заправляет та же компания, что и в Солотоле?

– Та же, – подтвердил Бейчей, затем встал, отряхивая брюки. – Срометренская Обсерватория, – хмыкнул он, – забавно, что на пути к звёздам мы потерпели крушение именно здесь.

– Не похоже на случайность. – Он помолчал некоторое время, так как целиком был поглощён рисованием прутиком на земле каких-то фигур. – Это место чем-нибудь знаменито?

– Конечно, – ответил Бейчей. – На протяжении пятисот лет здесь был центр астрономических исследований Врехидской империи.

– Включено в какие-нибудь туристские маршруты.

– Безусловно.

– Тогда наверняка поблизости есть радиомаяк для ведения самолётов. Возможно, капсула шла на него, когда поняла, что повреждена. Значит, нас будет легко отыскать. – Он взглянул на небо. – К несчастью, не только нашим друьям.

– Что же делать? – спросил Бейчей.

– Ждать. Посмотрим, кто заявится. Я не могу выйти на связь, поэтому остаётся только предполагать, что Культура в курсе… Вероятно, Сма послала за нами модуль или даже звездолёт. Но скорее всего твои приятели из Солотола… – Он пожал плечами, бросил прутик и прислонился к каменному постаменту. Его тёмные глаза внимательно изучали небо, – сейчас наблюдают за нами.

Бейчей тоже поднял взгляд.

– Сквозь облака?

– Сквозь облака.

– Тогда, может быть, надо спрятаться… в лесу?

– Может быть.

Бейчей внимательно посмотрел на него.

– Куда ты собирался отвезти меня?

– В систему Импрен. Там есть космическая станция. Как утверждают, нейтральная.

– Послушай, Закалве, твои… хозяева действительно считают, что война так близка?

– Да, – вздохнул он, – может, нас отделяет от войны всего десять дней, может, сто… словом, она надвигается. – Он криво усмехнулся. – Те же причины, что и прошлый раз.

– Мне казалось, мы выиграли тот экологический спор против оземлячивания?

– Выиграли, но времена меняются, поколения, люди – тоже. Помнишь, сколько когда-то было бурных дебатов по поводу машинного разума? Теперь говорят так: да, машины разумные, но значение имеет только человеческий разум. Ты же понимаешь, люди всегда найдут повод рассматривать другой вид как неполноценных.

Повисла недолгая пауза, Бейчей нарушил её.

– Закалве, а тебе никогда не приходило в голову, что твои хозяева… «Культура» – так ведь они себя называют – не настолько заинтересованы во всём этом, как ты воображаешь и как они сами утверждают?

– Нет, мне это никогда не приходило в голову.

– Они хотят, чтобы другие люди во всём походили на них, Шераданин. В таком случае разве можно говорить об объективности? Соответственно, и их оценка ситуации, в том числе вероятности войны, не заслуживает доверия.

– Уже сейчас на дюжине планет идут локальные войны. Она надвигается, её запах носится в воздухе. Люди только об этом и говорят, Цолдрин. Тебе бы следовало интересоваться новостями, а не…

– Ну, тогда война неизбежна. – Бейчей пожал плечами.

– Чушь! – Старик вздрогнул от неожиданности и удивлённо посмотрел на него. – Есть одна поговорка: «Война – длинный утёс». Можно идти по самому краю, даже броситься с него – и уцепившись за выступ, избежать падения. Можно повернуть обратно, обойти… масса вариантов! Если враг не у твоего порога, всегда есть выбор, и даже если к тебе вторглись – значит, ты что-то упустил, сделал неправильный выбор, благодаря которому вообще можно было избежать драки. Повторяю, нет ничего неизбежного, чего нельзя было бы предусмотреть.

– Шераданин, ты меня удивляешь! Никогда бы не подумал, что услышу от тебя…

– Такие речи! – с грустной улыбкой закончил он и слегка сжал плечо Бейчея. – Ты слишком долго сидел, зарывшись в книги.

Он начал спускаться вниз по склону по направлению к обсерватории, Цолдрин последовал за ним.

– Разумеется, ты прав, я давно не вращался в политических кругах, не знаю, о чём идут споры, что представляют собой нынешние альянсы, каков баланс сил… Вряд ли моё мнение, может что-либо изменить.

– Не знаю, Цолдрин. – Обернувшись, он посмотрел старику в глаза, не отводя взгляд. – Не думай, я много размышлял об этом. Возможно, тебя используют как символ, возможно, все просто ищут предлог, которым можешь стать ты, незапятнанный недавними событиями… Маховик запущен, его нельзя остановить, но надо, чтобы люди видели, как для этого предпринимаются некие усилия… чтобы потом не услышать упрёков в свой адрес: «Почему вы не прекратили, не помешали всему этому!» Не важно, насколько сомнительна такая попытка… – Он пожал плечами. – Никогда не пытался предугадать их планы, выяснить мотивы и всё такое прочее.

– Ты просто делаешь, что они велят.

– И мне за это хорошо платят.

– Но ты ведь считаешь, что несёшь в мир добро? Тот улыбнулся и, усевшись на каменный цоколь, начал с беззаботным видом болтать ногами.

– Цолдрин, понятия не имею, хорошие они ребята или нет. Но… ни разу не видел, чтобы они были жестокими, даже когда этого требовала ситуация и у них имелось оправдание. Но есть немало таких, кто скажет тебе: у плохих богов всегда самые прекрасные лица и самые нежные голоса. – Он нахмурился и отвёл взгляд. – Черт!.. – Спрыгнув с цоколя, он подошёл к каменной балюстраде и замер, глядя туда, где небо над горизонтом стало краснеть. Через час стемнеет. – Они выполняют свои обещания и хорошо платят – прекрасные работодатели!

– Это вовсе не означает, что им дозволено решать нашу судьбу.

– Предпочитаешь, чтобы это сделали те… из Правления?

– Те, по крайней мере, вовлечены в процесс, для них это не просто игра.

– По-моему, так оно и есть. Разница лишь в том, что в отличие от Культуры, они недостаточно умны, чтобы относиться к играм всерьёз. Цолдрин, неужели ты на их стороне?

– Все мы говорили, что желаем Скоплению только добра – отозвался Бейчей. – Но лично я не знаю, какое из моих действий можно считать правильным. Мне кажется, я слишком много знаю, слишком долго занимался наукой. И вот спрашивается – зачем. Похоже, все усредняется, оседая пылью, – словно в нас есть некий механизм, придающий всему одинаковый вес… Поэтому человек во всём видит и хорошее, и плохое. Всегда имеются прецеденты, есть доводы в пользу любого возможного курса действий… но в итоге человек ничего не делает. Наверное, именно в этом и заключается эволюция – освободить поле деятельности для более молодых, ничем не обременённых умов, я имею в виду – не обременённых рефлексией, для тех, кто не боится действовать.

– Таковы все общества, где консервативные старики сосуществуют с бунтарской молодёжью. В таких государствах давно дискредитировавшие себя идеи поддерживаются милитаристски настроенной молодёжью. Никто не спорит, Цолдрин, ты по праву заслужил отдых. Но не будешь ли ты чувствовать себя виноватым, когда – а не если – наступят скверные времена. Ты обладаешь влиянием, властью, дружище, нравится тебе это или нет. Просто ничего не делать – это тоже позиция, неужели не ясно?

На некоторое время установилась пауза.

– Послушай, Цолдрин, что стоят все твои занятия наукой, твоя учёность, знания, если это не ведёт к мудрости? Мудрость как сознание того, что правильно и что будет правильнее сделать? Ты почти бог для некоторых людей этой цивилизации, повторяю, нравится тебе это или нет. Если ты ничего не будешь делать, они почувствуют себя… брошенными, ими овладеет отчаяние.

Бейчей молчал. Закалве развёл руками, затем облокотился на парапет, глядя на темнеющее небо, и спустя пару минут прервал слишком затянувшееся, по его мнению, молчание.

– Так это обсерватория, да?

– Да. – Старик задумался, затем продолжил: – Утверждают, что пять тысяч лет назад это было местом погребения, потом этому месту придавали какое-то астрологическое значение. И наконец берхиды построили эту обсерваторию для изучения звёзд, солнечных затмений, движения планет. Здесь должны быть солнечные и водяные часы, секстанты, некое подобие сейсмографов…

Может, снова нажать на кнопку аварийного сигнала, – подумал Закалве. Он вздохнул, посмотрев на экранчик. Безрезультатно.

– Пытаешься выйти на связь? Он молча вернулся на балюстраду, Бейчей последовал за ним.

– Что с тобой будет, если нас найдёт правительство?

– Маловероятно, что мне просто вышибут мозги, наверняка захотят допросить. У Культуры будет уйма времени, чтобы вытащить меня – либо путём переговоров, либо… просто умыкнут. Обо мне не беспокойся. – Он улыбнулся Цолдрину. – Скажу, что оглушил тебя и засунул в капсулу. Так что вернёшься к своим исследованиям.

– Мои исследования… Нелегко будет вернуться к ним после такого бурного приключения…

– Да. Цолдрин, мне очень жаль… я по поводу твоей подруги.

– Мне тоже, – тихо проговорил Бейчей и неуверенно улыбнулся. – Я чувствовал себя… счастливым, Шераданин. Давно я не был так счастлив.

Они некоторое время молча наблюдали, как солнце скрывается за тучами.

– Закалве, ты уверен, что она была одной из них? Абсолютно?

– Да.

Ему показалось, что в глазах приятеля блеснули слёзы, и он поспешил отвести взгляд.

– Хотелось бы надеяться, – произнёс Бейчей, – что обман – не единственная возможность для старика сделаться счастливым, быть счастливым.

– Возможно, в чём-то они и были искренни. Да и в любом случае быть стариком теперь – это не то, что прежде. Я ведь тоже стар, дружище.

Бейчей кивнул, затем достал платок и высморкался.

– Так оно и есть. А я ведь совсем забыл об этом. Странно, не правда ли? Всякий раз, когда мы встречаемся с людьми после долгой разлуки, то удивляемся, как они выросли, возмужали или состарились. Но ты – ты ничуть не меняешься, и я чувствую себя рядом с тобой очень старым. Нечестно, несправедливо старым, Шераданин!

– Я изменился, Цолдрин. – Он усмехнулся, пристально глядя в глаза Бейчею. – Но ты прав, я ничуть не постарел. Тебе они бы это тоже дали, если бы ты их попросил. Сначала ты бы помолодел, а вслед за этим процесс старения шёл бы очень медленно.

– Подкуп? – улыбнулся Бейчей.

– Я просто рассуждал вслух! Кстати, речь тогда бы шла исключительно об оплате – никаких взяток. Но это так, чисто умозрительное рассуждение… – Он умолк, затем кивнул на небо. – Более чем умозрительное – вон летит самолёт.

– Твои хозяева?

– Раз ты его видишь, то к ним он не имеет никакого отношения.

Он повернулся и медленно зашагал, на ходу надевая шлем и вытаскивая из кобуры большой пистолет.

– Цолдрин! – гулко прогремел его голос, усиленный динамиком. – На твоём месте я вернулся бы к капсуле или просто-напросто убежал и спрятался. – Фигура в скафандре напоминала какое-то гигантское грозное насекомое. – Я собираюсь дать этим мерзавцам бой. Иди-ка ты подальше отсюда.

Корабль носил название «Размер Это Не Все» – плитообразный айсберг, на котором спокойно могли разместиться две армии.

– Как эти громадины не разваливаются? – Он стоял на балконе, откуда открывался вид на небольшую долину, которую пересекали пешеходные дорожки, отделяя участки с расставленными столиками, за которыми отдыхали пассажиры корабля. Кое-кто расположился на траве у ручья.

Ярко-голубое «небо» разделяла своеобразная осевая линия псевдосолнц, а в центре его змеилась пневмотруба.

– Что ты сказал? – Сма приближалась к» нему с двумя бокалами в руках, один из них она протянула ему.

– Не понимаю, как это он не разваливается? Дизиэт улыбнулась.

– Это делается при помощи силовых полей, Шераданин. – Она потрепала его по щеке. – Не пытайся слишком быстро понять – все придёт само. Просто поброди здесь, затеряйся на несколько дней. Вернёшься, когда сочтёшь нужным.

Он последовал её совету. Огромный корабль напоминал заколдованный океан, в котором никто не мог утонуть; и он плыл по его волнам в надежде понять, из каких принципов исходили люди, его построившие. Так прошло несколько недель. Он заходил в бары или рестораны всякий раз, кода чувствовал жажду, голод или усталость. Заведения, как правило, были автоматические, клиентов обслуживали летающие подносы. Кое-где штат состоял из обычных людей, которым просто вздумалось немного поработать.

– Конечно, я могу этим не заниматься. – Мужчина среднего возраста тщательно вытер стол влажной губкой. Убрав эту губку в специальный шкафчик, он присел рядом с ним. – Но взгляните, столик чист.

Он кивнул, подтверждая этот факт.

– Моя основная работа, – продолжал мужчина, – изучение религий. «Значение направления в религиозном ритуале» – так называлась моя диссертация. Вам, наверное, известно, что в некоторых религиозных культах большое значение придаётся тому, куда обращена дверь храма, могила… У меня множество теорий по этому поводу, мы спорим с коллегами – здесь и в иных местах. Работе этой не видно конца: постоянно находятся новые примеры, а прежние подвергаются переоценке и так далее. Но, – он хлопнул ладонью по блестящей поверхности, – когда вытираешь стол, то ты вытираешь стол, работа сделана, и это твоё достижение.

– Но в конечном итоге ты всего лишь… вытираешь стол.

– Вы хотите сказать, что это действие не имеет никакого значения с точки зрения вечности?

– Ну, допустим. – Улыбку скрыть не удалось.

– Что же имеет больший вес? Моя основная работа? Предположим, я сочиняю музыку или ставлю развлекательное шоу. Что это даёт? Доставляет людям удовольствие. То, что я вытираю стол, доставляет удовольствие мне. А люди садятся за чистый стол и тоже получают удовольствие. – Мужчина рассмеялся. – В конце концов люди умирают. Также умирают, звезды, вселенные… Конечно, если бы я только вытирал столы, это было бы несправедливо по отношению к моему интеллектуальному потенциалу. Но! Я занимаюсь этим с удовольствием, по своему выбору, в свободное от основной работы время, это не мешает мне думать… – Он снова улыбнулся. – И, кстати, это хороший способ познакомиться с людьми. Итак, вы, собственно, откуда?

Посещая рестораны и бары, он охотно беседовал с людьми; ел, когда ощущал голод, и пил, почувствовав жажду, каждый раз это было новое блюдо или напиток. Периодически ему хотелось спать – тем более, что помещение корабля через определённые промежутки времени погружались в красноватый сумрак, световые полосы на потолке тускнели – и он просто обращался к какому-нибудь дрону, чтобы тот направил его в ближайшую незанятую комнату. Комнаты, оборудованные связью с пультом корабля, были примерно одинаковых размеров и мало чем отличались друг от друга, в них всегда некий стандартный набор: кровать (иногда постель-поле), туалетная комната, буфет, голографический экран. В первую же «ночь» на корабле он решил развлечься и сунул под подушку какой-то активированный прибор. Сна как не бывало – он превратился в смелого принца-пирата, который отрёкся от своего знатного происхождения, чтобы сражаться со своим небольшим, но отчаянно-храбрым экипажем против кораблей работорговцев. Их быстрые маленькие корабли бесстрашно и, разумеется, всегда успешно атаковали неповоротливые галеоны. Безлунными ночами его ватага высаживалась на благоухающие пряностями островки, штурмовала неприступные тюрьмы, освобождая ликующих заключённых. Он лично выиграл поединок на шпагах с подлым губернатором и спас его очаровательную дочь, которую мерзкий папаша спровадил в горный монастырь. Самое интересное заключалось в том, что какая-то часть его мозга осознавала нереальность происходящего… но это казалось таким пустяком!

Когда приключение закончилось, он с удивлением обнаружил, что прошла всего одна ночь… и его постельное бельё, несмотря на целый ряд эротических эпизодов, оставалось чистым. Им овладело чувство стыда, когда обнаружилось, что вместе с ним эту историю пережили и другие: пришло множество сообщений, в которых незнакомые люди просили связаться с ними и продолжить игру.

В комнатах, где он спал, всегда находились какие-либо приспособления для сиденья – поля, выдвижные или складные табуреты, просто обычные стулья. И всякий раз он выставлял их в коридор или на террасу – стараясь заглушить воспоминания.

Он решил посетить доки, где, насколько ему было известно, находилось несколько недостроенных кораблей. К его удивлению, в цехах и на окружающих корабли металлических лесах работало довольно много людей.

– Разве машины, разумеется, под контролем человека, не могут строить их? Наверное, это было бы быстрее… – спросил он у сопровождавшей его женщины-инженера.

– Конечно! – улыбнулась невысокая блондинка, производившая впечатление весьма занятой особы. – Но это так здорово – наблюдать за тем, как открываются ворота, и эта махина в первый раз отправляется в глубокий космос. Триста человек на борту, все системы работают, компьютерный Мозг всем доволен, а ты думаешь: «Я причастна к этому, я помогала строить корабль!» То, что машина могла это сделать лучше, не меняет дела.

– Хм, – буркнул он.

«Учитесь работать с деревом и металлом, это не сделает вас плотником или кузнецом – так же как умение писать не превращает вас в чиновников».

– Можете хмыкать сколько угодно. – Женщина подошла к голограмме, изображающей полу завершённый корабль. Её окружало несколько мужчин в рабочих комбинезонах, которые вели неторопливую беседу. – Вы когда-нибудь занимались дельтопланеризмом или дайвингом?

– Да.

– Птицы летают, а рыбы плавают лучше нас. Мы же не перестаём по этой причине летать или плавать?

– Конечно, нет. – Он улыбнулся.

– А почему? – Его собеседница тоже с улыбкой смотрела на него. – Потому что это забавно, доставляет удовольствие, развлекает. – Её окликнул один из рабочих. – Извините, мне некогда. – Она кивнула, направляясь к выходу.

– Постройте его… хорошо.

– Спасибо. Надеюсь, у нас получится.

– А как он будет называться?

– Его Мозг предложил «Милый и Изящный», – рассмеялась женщина.

Он побывал на нескольких спортивных состязаниях, в некоторых даже принял участие, хотя большинство видов спорта, по которым эти соревнования проводились, ему не были известны. Значительную часть времени он проводил во всевозможных аквапарках. Их посетители купались обнажёнными, что его немного смущало. Позже он обнаружил, что есть целые секторы – посёлки, районы, округа (было совершенно непонятно, как их называть), где люди никогда не носили одежды, довольствуясь только украшениями. Как ни странно, к этому удалось быстро привыкнуть, но желания присоединиться к ним не возникало.

Через некоторое время он сделал для себя открытие – оказывается, обслуживающий персонал корабля включал в себя не так много дронов, большинство из них были самостоятельными путешественниками и, во что ему никак не верилось, индивидуальностями со своими собственными электронными мозгами (про себя он называл их компьютерами).

– Давайте рассуждать логически, – предложил ему некий дрон, когда они играли в карты, причём выигрыш, уверял его партнёр, целиком зависел от удачи.

Они сидели – разумеется, дрон парил в воздухе – в тени аркады из нежно-розового камня рядом с маленьким бассейном, до них доносились крики людей, игравших на противоположной стороне в какую-то сложную игру, и мяч то и дело оказывался в воде.

– Забудьте, – сказал дрон, – всё, что вы знаете об искусственном интеллекте, думайте о создании машинного мозга – компьютера – по образу и подобию человеческого. Несколько клеток эмбриона начинают делиться, постепенно устанавливая связи. То же самое происходит с нейроноподобными компонентами, с той лишь разницей, что они не делятся самостоятельно. Но между ними связи действуют подобно их биологическим эквивалентам, в соответствии с типами принимаемых сигналов. Точно так же, как эмбрион воспринимает звуки, реагирует на свет и прочие раздражения, вы можете посылать схожие сигналы развивающемуся электронному мозгу. С помощью электронной стимуляции вы можете обмануть машину, и она будет обонять, слышать, ощущать вкус – словом, получать всё, что получает человеческий мозг. Так где же разница? Мозги машины и человека работают совершенно одинаково, они реагируют на стимулы с большим соответствием, чем однояйцевые близнецы… Почему тогда противопоставляют машину и разумное существо? Ваш мозг, господин Закалве, создан из материи, он получает, обрабатывает и хранит информацию посредством вашей генетической наследственности и биохимии (сначала тела вашей матери, а позлее – вашего собственного тела). Компьютер тоже создан из материи, только по-иному организованной… И что же такого волшебного в работе огромных медлительных клеток мозга, которую принято называть умственной деятельностью, разумом, – по сравнению с более быстрым, более «мелкозернистым» устройством эквивалентной мощности или машиной, стреноженной таким образом, что она будет работать с той же медлительностью. – Дрон закончил свой монолог, и его аура загорелась розовым, что означало, что ему очень весело. – Но если вы верите в бога…

– Нет.

– Так что вы на это скажете – обладает машина разумом, сознанием или нет?

Изучив свои карты, он ответил:

– Я думаю, – и рассмеялся.

– Да, молодой человек.

Перед ним сидел гуманоид с почти сферическим, покрытым редкой шерстью телом красно-лилового цвета, восемью конечностями и довольно отчётливо выраженной головой с двумя глазками и ртом, издававшим при этом щелчки, тело вибрировало им в такт, а перевод осуществлялся устройством, похожим на амулет, висевшим на его «шее».

Закалве спросил, можно ли побеседовать с ним, так как понял, что он разговаривает с человеком из «Особых обстоятельств».

– Вы ведь там работаете? – спросил он у красно-лилового.

– Уже десять стандартных лет.

– Вас не удивляет мой интерес?

– Хотелось бы сказать, что догадался, вот, мол, какой я умный… но до меня дошли слухи, что на борту появился новый рекрут – стандартный человеческий самец. Вы… у вас правильный запах, если так можно выразиться.

– Думаете, мне следует этим заняться? Работать на них?

– О да, мне представляется, это будет получше того, что вы покинули, я правильно выразился? Закалве пожал плечами.

– Вам доставляет удовольствие… сражаться?

– Иногда, – признался он. – Говорят, у меня это хорошо получается. Хотя это не означает, что я сам в этом убеждён.

– Никто не может бесконечно побеждать, – заметил красно-лиловый. – Во всяком случае, благодаря одному лишь умению. Но… Культура не верит в удачу, возможно, ей просто нравится ваше отношение к этому.

Красно-лиловый изобразил смех, кстати, у него это получилось вполне естественно.

– Быть хорошим военным, – сказал он, – тяжкий удел, как мне кажется. Работа на «Особые обстоятельства» в какой-то мере облегчает ответственность. У меня нет оснований жаловаться. Конечно, не следует рассчитывать, что вам всё время будут говорить правду; иногда им не нужно, чтобы вы знали, на чьей стороне сражаетесь. Советую просто действовать так, как они просят – в этом есть определённый интерес. Забавно, знаете ли…

– Так вы занимаетесь этим из интереса?

– Частично. Здесь ещё вопрос долга, семейной чести – они когда-то помогли моим родным, и теперь я отрабатываю.

– И сколько времени это займёт?

– Всю жизнь. – Существо откинулось на сиденье и стукнуло конечностью по столику, чтобы привлечь внимание проплывавшего мимо подноса. – Давайте ещё выпьем, посмотрим, кто первый опьянеет.

– У вас больше ног, – усмехнулся Закалве. – Думаю, я свалюсь под стол раньше.

– Чем больше ног, тем легче они заплетаются.

– Логично.

С одной стороны от них находилась небольшая терраса, а с другой – воздушное пространство. Собственно, судно окружал громадный эллипсоидный воздушный пузырь, удерживаемый различными полями, которые и представляли собой настоящий – хотя и невидимый – корпус корабля. Закалве поднял вновь наполненный бокал и помахал пролетавшему мимо дельтаплану.

– За Культуру! – предложил он тост. – За полное отсутствие уважения ко всему величественному.

– Согласен, – поддержал красно-лиловый, и они выпили.

Через некоторое время выяснилось, что существо зовут Чори, к тому же оно – самка. Это обстоятельство чрезвычайно позабавило Закалве.