Как жанр политического дискурса

Инаугурационное обращение

ЛИТЕРАТУРА

Блуд на Руси. Сост. А. Манаков. М., 1997.

Воляновский Л. В самых дальних странах Дальнего Востока. М., 1976.

Монтень М. Опыты. Кн.1. М., Л., 1958.

Парнов Е.И. Звездные знаки / 2-ое изд. М., 1984.

Раскин И. Энциклопедия хулиганствующего ортодокса. СПб., 1995.

Хейзинга Й. Homo ludens. Статьи по истории культуры. Москва, 1997.

Graves R. Lars Porsena or the Future of Swearing and Improper Words. L.; NY, 1927.

Hughes G. Swearing. A Social History of Foul Language, Oaths and Profanity in English. Cambridge, Mass., 1991.

Е.И. Шейгал

Инаугурационное обращение президента занимает особое место в жанровой структуре политического дискурса. Оно однозначно маркировано единичным адресантом, жестко привязано к определенному политическому событию, фиксировано во временном и пространственном плане.

По мнению К. Кэмпбелл и К. Джеймисон, известных специалистов по президентской риторике США, президентской инаугурационной речи в полной мере присущи все черты эпидейктической речи: она является важнейшей составляющей торжественной церемонии, в ней соединяется осмысление прошлого и будущего нации на фоне настоящего, воздается хвала всему, что объединяет данную общность, используется элегантный литературный стиль и приемы усиления, преувеличенного акцентирования того, что уже известно аудитории [Campbell, Jamieson 1986].

Вероятно, именно в связи с последней из перечисленных черт, Р. Джослин характеризует инаугурационное обращение как “безопасную” риторику, (riskless rhetoric — букв. “риторика без риска”) [Joslyn 1986: 316]. Это означает, что оно не содержит полемических высказываний (в них трудно найти утверждения, которые вызывали бы чье-то несогласие, возражение), в них нет ничего, что стимулировало бы мысль или бросало вызов, ничего, что предполагало бы альтернативные ценности или программы. Все это свидетельствует о высокой степени ритуальности данного жанра, о преобладании в нем фатики над информативностью. Отсутствие новизны в сообщении, неизбежно переключает фокус внимания участников коммуникации на другие его компоненты: важным оказывается не столько содержание высказывания, сколько сам факт его произнесения. В этом состоит важнейшая и уникальная особенность инаугурационной речи как жанра: она является не просто речевым действием, но действием политическим.

Произнесение инаугурационной речи одновременно является актом формального введения нового президента в должность. Фактически, если проводить параллель между типами жанров и речевых актов, инаугурационную речь следует относить к политическим перформативам. Идея о классификации текстов на основании иллокутивной силы по аналогии с речевыми актами высказывалась В. В. Богдановым, который предлагает, исходя из известной классификации Дж. Серля [Серль 1986], выделять тексты — ассертивы, директивы, комиссивы, декларативы и экспрессивы [Богданов 1993]. Тексты перформативного типа, однако, в этой связи не упоминаются.

Основу перформативности инаугурационной речи составляет клятва президента, которая также представляет собой текст-перформатив. Она же является и структурным ядром речи, а саму речь можно рассматривать как расширение, развитие этой клятвы. Это положение подтверждается тем фактом, что в истории президентской риторики США существует речь (правда, единственная), текст которой практически целиком сводится к президентской клятве — это второе инаугурационное обращение Дж. Вашингтона.

С перформативным характером инаугурационной речи связаны основные жанровые признаки, отличающие ее от других жанров эпидейктической риторики. К. Кэмпбелл и К. Джеймисон выделяют следующие характеристики: а) объединение аудитории в единый народ, единую нацию, как свидетеля и полноправного участника церемонии легитимизации нового президента; б) обращение к прошлому как источнику традиционных ценностей нации; в) провозглашение политических принципов, которыми будет руководствоваться новое правительство; г) придание законной силы самому институту президентства [Campbell, Jamieson 1986].

В соответствии с данными признаки можно выделить четыре основные функции инаугурационного обращения: интегративная, инспиративная, декларативная, перформативная. Рассмотрим специфику и средства реализации каждой из данных функций. Поскольку в американской политической культуре традиция инаугурационных обращений президентов сложилась уже давно, и выработались определенные нормы и принципы функционирования данного жанры, то анализ предпочтительно проводить именно на американском материале.

Интегративная функция заключается в утверждении единства нации в столь знаменательный момент ее истории. Важную роль в актуализации данной функции играют эксплицитные маркеры — знаки интеграции: the people, my fellow citizens, our, we, both, united.

В наиболее явной форме функция интеграции реализуется в речевом акте призыва к единению: Let us then, fellow-citizens, unite with one heart and one mind … (Т. Джефферсон).

Исследователи данного жанра подчеркивают, что церемония введения президента в должность представляет собой торжественное взаимное соглашение: народ, нация является таким же полноправным участником инаугурации, как и президент. Без присутствия второй стороны — народа — акт введения президента в должность состояться не может. Клятва, произнесенная перед лицом “единой нации”, превращается во взаимное обязательство, общую клятву на верность принципам и идеалам, которую он дает вместе с народом: The oath taken in the presence of the people becomes a mutual covenant. My promise is spoken: yours unspoken, but not the less real and solemn (Б. Гаррисон).

Дж. Ф. Кеннеди подчеркивает,что роль народа в реализации избранного курса неизмеримо выше, чем роль президента: In your hands, my fellow citizens, more than mine, will rest the final success or failure of the course. Will you join in that historic effort?

В публичной речи, в том числе и политической, особую роль играет тот аспект, который в античных учениях о красноречии назывался loci communes (общие риторические места, топосы). Топосы (или топики) являются “источниками изобретения, развивающими мысль”; “они указывают, с какой точки зрения должно смотреть на предмет или на мысль” [Зеленецкий 1997]. Топосы политического дискурса обеспечивают приемлемость и уместность для публики тех или иных реалий, событий, персон; они с определенной достоверностью позволяют опознавать агентов дискурса.

Каждая из основных функций инаугурационной речи также находит выражение в специфических топосах. Так, интегрирующая функция инаугурационной речи реализуется в двух основных топосах:

а) “народ и президент едины в акте инаугурации и дают совместную клятву” (топос взаимных обязательств);

б) топос единства нации как условия успешного решения проблем, стоящих перед страной.

Инспиративная функция заключается в воодушевлении нации на предстоящие великие дела и прославление традиционных ценностей. Новый президент должен вселить в аудиторию надежду на лучшее будущее, веру в успех своей деятельности, подтвердить, что он является продолжателем традиции своих предшественников We cannot continue these brilliant successes in the future, you unless we continue to learn from the past (К. Кулидж). We dare not forget today that we are heirs of that first revolution (Дж. Ф. Кеннеди).

Идея сохранения старого опыта выражается через похвалу в адрес предшественников и признание их заслуг перед страной: There is a man here who has earned a lasting place in our hearts — and in our history. President Reagan, on behalf of our nation, I thank you for the wonderful things that you have done for America (Дж. Буш). Кроме того, экскурсы в прошлое служат в качестве аргументативной аналогии, позволяющей надеяться на успешное преодоление трудностей (ссылка на имеющийся исторический опыт): Compared with the perils which our forefathers conquered because they believed and were not afraid, we have still much to be thankful for (Ф.Д. Рузвельт).

Однако одной опоры на прошлое для вдохновения недостаточно. Высокий инспиративный потенциал несет топос “обновления”. Например, Б.Клинтон открывает свое первое инаугурационное обращение словами: Today we celebrate the mystery of American renewal. Далее он прибегает к метафоре весны как символу надежды на обновление: This ceremony is held in the depth of winter. But, by the words we speak and the faces we show the world, we force the spring. Развитие топоса завершается метафорой оживления американской демократии: To renew America, we must revitalize our democracy. В речи Б. Клинтона слова с семантикой новизны и изменений встречаются практически в каждом абзаце (new, renew, change, revitalize, refresh, reinvent, reborn, dawn и т. п.).

Облигаторной составляющей инаугурационной речи является топос “величие нации”. Ключевым словом в реализации данного топоса является аффектив great: Our nation is posed for greatness (Р. Рейган). Great nations like great men must keep their word. When America says something, America means it (Дж. Буш). Одним их языковых средств реализации данного топоса является использование суперлативов. Так, в частности, обилие суперлативов характерно для речей Б. Клинтона: the world’s oldest, the world’s greatest democracy, the world’s most productive economy, the world’s strongest, the world’s mightiest industrial power.

Хвала нации воздается и перечислением ее черт, достойных восхищения: We are creating a nation once again vibrant, robust and alive (Р. Рейган). America today is a proud free nation, decent and civil (Дж. Буш). Косвенным выражением хвалы сильной нации является, в частности, демонстрация решимости любой ценой отстаивать важнейшую в иерархии национальных ценностей — свободу: Let every nation know, whether it wishes us well or ill, that we shall pay any price, bear any burden, meet any hardship, support any friend, oppose any foe, in order to assure the survival and the success of liberty (Дж. Ф. Кеннеди).

Таким образом, как мы видим, прославление национальных достоинств неразрывно связано с утверждением национальных ценностей, при этом постоянно подчеркивается не необходимость выработки новых ценностей, а, наоборот, идея приверженности к традиционным ценностям и необходимости их сохранения: Not change for change sake, but change to preserve America’s ideals — life, liberty, the pursuit of happiness (Б. Клинтон). Утверждение традиционных ценностей также относится к топосу “величие нации”. Наиболее часто упоминаемыми ценностями в инаугурационных речах американских президентов являются: freedom, work, faith, discipline, comfort, security, safety, prosperity.

Еще одним топосом, в котором воплощается инспиративная интенция инаугурационной речи, является топос возвышенных эмоций, отражающих величие момента (радость, благодарность, любовь). Инаугурационная речь в целом характеризуется чрезвычайно высоким градусом эмоциональной насыщенности, которая создается обилием самых разных стилистических приемов и концентрацией разных типов эмотивов — “единиц, в семантике которых содержится эмоциональная доля” [Шаховский 1987]. Помимо этого, многие авторы инаугурационных речей считают необходимым прибегнуть также и к эксплицитному обозначению соответствующих эмоций через номинанты эмоций, создавая тем самым содержательный топос, специфический именно для данного жанра политического дискурса: The demands of our time are great and they are different. Let us meet them with faith and courage, with patience and a grateful and happy heart (Б. Клинтон). And may He continue to hold us close as we fill the world with our sound — in unity, affection and love (Р. Рейган).

Несомненно, потенциальная эмотивность словарно-нейтральных номинантов эмоций актуализируется за счет контекстуальной иррадиации эмотивности, тем самым добавляя свою каплю в общий “букет эмоций”, украшающих торжественную речь. Однако, поскольку номинанты эмоций воспринимаются, прежде всего рациональным компонентом сознания [Шаховский 1987], то их употребление в речи помогает аудитории не просто испытать, но и осознать патриотические эмоции, столь значимые для всех в момент единения нации.

Декларативная функция заключается в провозглашении новым президентом принципов своего правления. Однако, в отличие от лозунга, декларация принципов не носит регулятивного характера, не является непосредственным призывом к действию, а лишь предлагается для размышления. Декларативная функция реализуется, прежде всего через топосы долга и работы.

Ключевыми словами топоса долга являются must, sacred obligation, sacred duty, responsibility. We must act and act quickly (Ф.Д. Рузвельт). We must be strong, for there is much to dare (Б. Клинтон).

В качестве ключевых слов топоса работы выступают task, effort, service, work, challenge. My friends, we have work to do (Дж. Буш); … let us strive to finish the work we are in (А. Линкольн).

В реализации топосов долга и работы явственно ощущается момент дидактичности: президент предстает перед народом как мудрый отец, считающий своей обязанностью не просто говорить о том, что надо делать, но и внушать высокие моральные принципы, лежащие в основе благородной деятельности на благо нации: Happiness lies not in the mere possession of money; it lies in the joy of achievement, in the thrill of creative effort. The joy and stimulation of work no longer must be forgotten in the mad chase of evanescent profits (Ф.Д. Рузвельт)

Декларация политических принципов носит, с одной стороны, достаточно абстрактный характер, поскольку президент демонстрирует верность традициям и стремление следовать принципам, выработанным его предшественниками. С другой стороны, изложение основных, даже самых общих положений программы действий, невозможно без упоминания насущных проблем дня. Несмотря на торжественный, праздничный характер церемонии, президент считает необходимым показать народу свое понимание и озабоченность проблемами, которые волнуют все общество, тем самым еще раз демонстрируя единение с народом. В связи с этим существенную роль в реализации декларативной функции инаугурационной речи играет топос насущных проблем дня.

Так, например, в период инаугурации Р. Рейгана отношения между США и СССР были не самыми теплыми. В своей речи Рейган не скрывает, что видит в нашей стране врага. Он выражает свою озабоченность тем, что СССР представляет для США прямую угрозу тоталитаризма, а реальность этой угрозы подкрепляется огромным военным потенциалом СССР: There are those in the world who scorn our vision of human dignity and freedom. One nation, the Soviet Union, has conducted the greatest military buildup in the history of man, building arsenals of awesome offensive weapons. В связи с этим Р. Рейган считает необходимым вселить в души сограждан уверенность в том, что его программа будет способствовать снятию напряжения между двумя странами и обеспечению национальной безопасности: There is only one way safely and legitimately to reduce the cost of national security, and that is to reduce the need for it. And this we are trying to do in negotiations with the Soviet Union.

Рассмотрим особенности реализации перформативной функции. Поскольку инаугурационная речь составляет основу официального ритуала введения президента в должность, то аудитория ожидает от президента, что он будет выступать в своей статусной роли, а не как личность; что он продемонстрирует свою готовность и способность выступить в качестве лидера великой страны, а также понимание своей ответственности и признание ограничений, накладываемых на исполнительную власть [Campbell, Jamieson 1986: 216]. Своим ораторским мастерством новый президент должен убедить всех, что он способен успешно сыграть символическую роль лидера нации.

Перформативная функция реализуется в трех основных топосах: топос вступления в должность, топос достойного лидера и топос законопослушности.

Топос вступления в должность заключается в том, что президент эксплицитно констатирует, что принимает на себя бремя лидерства: With this pledge taken, I assume unhesitatingly the leadership of this great army of our people dedicated to a disciplined attack upon our common problems (Ф.Д. Рузвельт). To that work I now turn with all the authority of my office (Б. Клинтон).

Топос достойного лидера. Инаугурационное обращение призвано убедить публику в том, что лидер обладает необходимым знанием, мудростью и видением перспективы, достаточными, чтобы защитить нацию от внешних и внутренних врагов и успешно вести нацию в будущее [Joslyn 1986: 316].

Так, например, Ф.Д. Рузвельт предстает перед согражданами как сильный, открытый лидер, у которого достаточно мужества и мудрости, чтобы решать самые сложные, “нерешаемые” проблемы: In every dark hour of our national life a leadership of frankness and vigor has met with that understanding and support of the people themselves which is essential to victory. I am convinced that you will again give the support to leadership in these critical days. … There is no unsolvable problem if we solve it wisely and courageously.

Употребление в речи Дж. Кеннеди таких аффективов, как сила, энергия, вера, преданность способствует созданию имиджа отважного, волевого человека, мужественного лидера, умеющего брать на себя всю полноту ответственности: The energy, the faith, the devotion which we bring to this endeavor will light our country and all who serve it <…>Ask of us the same high standards of strength and sacrifice which we ask of you. <…> I do not shrink from this responsibility — I welcome it.

Топос законопослушности. Одно из качеств, которое американцы, как чрезвычайно законопослушная нация, ожидают увидеть в достойном лидере нации, — это готовность к безусловному следованию букве и духу Закона. Чтобы развеять страхи перед возможными злоупотреблениями властью, новый президент должен заверить сограждан, что он не будет стремиться к узурпации власти, что он осознает и уважает конституционные ограничения своей роли: I take the official oath to-day with no mental reservations and with no purpose to construe the Constitution or laws by any hypercritical rules (А. Линкольн).

В речи не должно быть высокомерия и снобизма, наоборот, новый президент должен продемонстрировать смирение и покорностьперед лицом народа и Всевышнего. С этой целью ораторы нередко прибегают к намеренному принижению своего статуса: I assume this trust in the humility of knowledge that only through the guidance of Almighty Providence can I hope to discharge its ever-increasing burdens (Г. Гувер). Your strength can compensate for my weakness, and your wisdom can help to minimize my mistakes (Дж. Картер).

Завершая характеристику жанра инаугурационной речи, обратимся к специфике ее временной отнесенности. Одной из характеристик эпидейктической речи в целом является ее сфокусированность на настоящем времени. В инаугурационной речи актуализуется особая разновидность настоящего — то, что К. Кэмпбелл и К. Джеймисон называют “вневременностью” (timelessness; time out of time) [Campbell, Jamieson 1986: 205]. Следует отметить, что слово timeless неоднократно используется авторами инаугурационных речей для характеристики непреходящего характера института президентства и американских ценностей: Though we march to the music of our time, our mission is timeless (Б. Клинтон). The old ideas are new again because they're not old, they are timeless: duty, sacrifice, commitment and patriotism (Дж. Буш).

“Вневременность” — это вечное настоящее, в котором мы заключаем, по словам Ф.Д. Рузвельта, торжественное “соглашение с самими собой”, соглашение между нацией и главой исполнительной власти, составляющее основу демократического правления.

Вневременность речи возвышает участников церемонии над повседневностью. Участники церемонии должны прикоснуться к вечности, ощутить “остановившееся мгновение”: To us there has come a time, in the midst of swift happenings, to pause for a moment and take stock — to recall what our place in the history has been, and to rediscover what we are and what we may be… (Ф.Д. Рузвельт).

Вместе с тем “вечное настоящее” дает возможность ощутить безостановочность хода истории, неразрывную связь времен: History is a ribbon, always unfurling; history is a journey. And as we continue our journey we think of those who traveled before us (Р. Рейган).

Ощущение вечности, возвышения над повседневностью в инаугурационных речах достигается и за счет приподнято-торжественной тональности, размеренного ритма изложения.

Вневременность инаугурационного обращения свидетельствует о его особой роли в иерархии жанров политического дискурса и требует от его авторов особой тщательности в отборе словаря: “Фундаментальным требованием к политическому языку является возможность создавать тексты, в которых актуальные политические проблемы рассматривались бы как вневременные и надпартийные. Президентское послание, как и тронная речь королевы, строится с помощью базового политического словаря. Пресса может иронизировать над этими текстами, депутаты — прибегать к любым риторическим фигурам, но использование базового политического словаря гарантирует посланию высокий ранг в иерархии политических текстов” [Арапов 1997: 45].

Инаугурационная речь относится к тем жанрам политического дисукурса, для которых, в целом, характерно преобладание фатической составляющей коммуникации. Преобладание фатики обусловлено тем, что данный жанр входит в политический ритуал в качестве его важнейшей составляющей.

ЛИТЕРАТУРА

Арапов М.В. “А уяснится предмет – без труда и слова подберутся” // Человек. 1997. № 4.

Богданов В.В. Текст и текстовое общение. СПб., 1993.

Зеленецкий К.П. Топики // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. М., 1997.

Серль Дж. Классификация иллокутивных актов // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1986. Вып. 17.

Шаховский В.И. Категоризация эмоций в лексико-семантической системе языка. Воронеж, 1987.

Campbell K.K., Jamieson K.H. Inaugurating the Presidency // Form, Genre and the Study of Political Discourse. Columbia (S. Car.), 1986.

Joslyn R. Keeping Politics in the Study of Political Discourse // Columbia (S. Car.), 1986.

С.Ю. Данилов

О канонах внутрижанровой интеракции

(на материале речевого жанра “проработка”)

Речевой жанр — ступень на бесконечной лестнице познания себя посредством языка, очередная универсальная лингвофилософская категория, привлекающая внимание новых и новых исследователей. Один из признаков РЖ — способность заполнять собою коммуникативное пространство человека, общества, культуры. Перед лингвистами (жанроведами) открываются просторы для излюбленных аналогий: речевой жанр как система оппозиций; многозначность и полифункциональность жанровых объектов; денотат речевого жанра и жанровая экспрессия; полевая структура речевого жанра и групп речевых жанров. Исследовательская копилка полна аксиомами о соотношении речевых жанров с человеком, обществом и культурой, полна разнообразными гипотезами. Так, автор данной статьи верит в существование правил построения (а может быть — и истолкования) речевых жанров — канонов РЖ.

Опыт работы показывает, что известная модель Т.В. Шмелевой и язык “семантических примитивов” А. Вежбицкой приводит начинающих исследователей к непротиворечивому описанию очень разных речевых жанров, в том числе речевого жанра проработки (коллективное осуждение виноватого на собрании, заседании, принятое в советском обществе).

Коммуникативная цель изучаемого жанра трудноопределима. Можно различать минимум три цели: 1) находящаяся на поверхности жанра, сознаваемая живущими в мифологизированном пространстве (взгляд на проработку изнутри) цель — оказать положительное воздействие на объект проработки путем осуждения и наказания (проступок не должен повториться); 2) цель, находимая в первичных попытках объективизировать, осознать происходящее, — удовлетворение личных потребностей (чаще — корыстных) прорабатывающих, что достижимо путем устранения конкретного лица — объекта проработки; 3) цель (с нашей точки зрения, подлинная), ненаходимая изнутри действа, — единение коллектива, группы вокруг жертвы — объекта проработки. Несколько перефразировав высказывание исследователя, отметим, что посредством проработок “масса вовлекается в преступления власти. Масса и власть связываются круговой порукой пролитой крови, как соучастники убийства “врагов народа” [Ермолин 1996: 122].

Описание комплекса названных коммуникативных целей в их совокупности возможно в рамках культурно-обусловленных сценариев [Вежбицкая 1999]:

Когда кто-то большой и хороший говорит: это плохо

Хорошо сказать: вот плохой — и делать ему плохо

Люди чувствуют от этого что-то хорошее

Каждый знает, что он часть от целого и надо, чтобы всем было хорошо

В предложенном нами “культурном правиле” уже вписан образ автора, стоящий за РЖПр. Но прежде — о другом.

В проработке говорящий не соотносится с представлением об “авторстве”. Это отмечено и в приводимом нами текстовом фрагменте, где фиксируется уклончивость конкретных субъектов проработки при назывании “заказчика”: Действующие лица говорят об истинных инициаторах загадочно: “нам говорили”, “нам указывали”, “имеется мнение” (И. Грекова. Без улыбок)[30]. Важно, что у жанра, в котором предполагается многосторонний обмен репликами, не может быть “автора” в качестве говорящего, образ автора следует искать в культурно-речевой ситуации, благоприятствующей появлению, закреплению и активному функционированию жанра. Взгляд изнутри: образ автора соотносится с позицией “идеологически чистого”, непримиримого к недостаткам и их носителям. Взгляд со стороны: образ автора соотносится с фигурой сакрализованного манипулятора и мифотворца, вербализованного в директиве.

Образ адресата троичен: 1) осуждение адресовано объекту проработки; 2) действо конъюнктурно адресовано власти, как доказательство идеологической веры / верности; 3) действо посредством акта жертвоприношения обращено к божеству, как молитва, в которой все (жертва — включительно) обращаются к каждому, а каждый ко всем — и на перекрестке их обращенности аккумулируется образ трансцендентного адресата.

Коррелирующие образы автора / адресата могут быть описаны через следующее культурное правило:

Кто-то большой и хороший есть,

Который говорит и делает, что говорит, и может все;


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: