Бои под Киньчжоу и Вафангоу

Части 2-й японской армии, продвигаясь в направлении Порт-Артура, 17 мая заняли высоты перед Киньчжоуской долиной и начали укрепляться в ожидании подхода глав­ных сил. Генерал Оку решил атаковать укрепленную рус­скую позицию силами трех дивизий и отдельной артилле­рийской бригады (всего более 35 тыс. солдат при 198 ору­диях). Одна дивизия, высадившаяся во втором эшелоне армии, оставлялась для прикрытия с севера.

Укрепленная позиция на перешейке Квантунского полуострова между Киньчжоуским заливом и заливом Хунуэза представляла собой группу холмов по фронту до 4 км с понижающимися к заливам скатами; она имела две линии траншей с ходами сообщения, блиндажами и редутами, огражденными искусственными препятствиями из проволочных заграждений в четыре — пять рядов кольев общим протяжением до 6 км. На позиции «колесо к колесу» стояли 13 артиллерийских батарей — 65 орудий и 10 пулеметов. Хотя в районе Киньчжоу под общим командованием командира 4-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии генерал-майора Фока находилось около 18 тыс. солдат, непосредственно для обороны по­зиции выделялось всего 14 рот и 5 охотничьих команд (3800 человек); командовал ими полковник Третьяков — командир 5-го Восточно-Сибирского полка. Следова­тельно, японцы превосходили русских в артиллерии в три раза, а в пехоте почти в десять раз.

Утром 26 мая после артиллерийский подготовки густые цепи солдат противника бросились в атаку, но, встречен­ные ураганным огнем, залегли. Тогда огонь всей японской артиллерии, в том числе и появившихся в Киньчжоуском /108/ заливе канонерских лодок, обрушился на обнаружившую себя русскую артиллерию. К одиннадцати часам часть орудий оказалась подбитой, а оставшиеся в строю пре­кратили огонь из-за отсутствия снарядов.

В двенадцатом часу солдаты 4-й японской дивизии, пытавшиеся наступать, были прижаты к земле ружейно-пулеметным огнем. 1-я дивизия, наступавшая в центре в утренние часы и понесшая большие потери, без соответ­ствующих тактических успехов, не двигалась с места. 3-я дивизия также понесла большой урон от огня кано­нерской лодки «Бобр» и миноносцев «Бурный» и «Бой­кий», пришедших из Порт-Артура в залив Хунуэва. Нахо­дившиеся неподалеку у островов Эллиот 3 броненосца, 4 крейсера и 12 миноносцев противника не вышли на под­держку своей армии; потеряв на минах несколько своих кораблей, адмирал Того не рисковал. Контр-адмирал Витгефт под разными предлогами тоже не оказал серьез­ной помощи своим войскам. Действия «Бобра» и мино­носцев позволяют утверждать, что командующий мог выслать более серьезные силы для поддержки фланга своих войск, хотя это и не повлияло бы на удержание позиции, так как сухопутное командование не намерева­лось задерживаться у Киньчжоу.

К полудню первая фаза боя закончилась, артиллерия неприятеля замолчала, а его пехота ни на одном направ­лении не смогла приблизиться к русским окопам на рас­стояние, позводявшее броситься в штыковую атаку.

Положение японской армии, имевшей против себя всего один русский полк, было далеко не блестяще. Об этом в исследовании войны, составленном германским большим генеральным штабом, говорится так: «1-я диви­зия, бывшая сначала несколько впереди других, понесла столь большие потери, что ее усилили двумя батальонами из резерва армии. 3-я дивизия, поражаемая во фланг рус­ской канонерской лодкой и тяжелой артиллерией от Шосяфансиня (Тафашинские высоты в тылу позиции. — А. С.), также несла большие потери... ее положение стало настолько трудным, что ее решились поддержать последним батальоном, оставшимся в резерве армии»1.

1Осада Порт-Артура. Критико-историческое исследование. Со­ставлено германским большим генеральным штабом, Спб., 1908 г. /109/

Генерал Фок самоустранился от руководства боевыми действиями, поручив это командиру бригады генералу Надеину; но последний ничего не сделал, кроме того, что пытался послать на позицию подкрепления, которые с пути Фок возвратил обратно. В 7 часов утра командир дивизии оставил командный пункт и уехал в тыл выби­рать позицию на случай высадки вражеского десанта. Около полудня, после возвращения из поездки, он послал полковнику Третьякову записку с приказанием не отсту­пать без его разрешения.

Стессель отсиживался в Порт-Артуре. Его «руковод­ство» выразилось в единственной телеграмме, предлагавшей /110/ Фоку ввести в дело 6-дюймовую пушку Канэ, кото­рая не была еще и установлена на позиции.

После полудня Фок направил Третьякову еще запи­ску, рекомендуя усилить левый фланг, и, получив ответ, что в полку для этого нет ни одной свободной роты и что вся надежда только на удаль солдат и мужество офице­ров, тем не менее не выделил из имевшихся в его распо­ряжении 14 тысяч ни одного солдата.

Артиллерийский огонь и упорные атаки пехоты про­тивника возобновились через 2 часа. Понеся большие по­тери, пехота к 4 часам пополудни окончательно выдох­лась.

В донесении ставке генерал Оку писал: «Благодаря упорному сопротивлению неприятельской пехоты положе­ние дела не изменилось до 6 часов дня... Ввиду этого я был вынужден приказать нашей пехоте предпринять штурм позиции и овладеть ею даже тяжелой ценой, а на­шей артиллерии было приказано пустить в ход остав­шиеся снаряды... Пехота нашей первой дивизии броси­лась вперед, на позицию неприятеля, храбро и отважно, но благодаря жестокому фланговому огню неприятеля большое количество наших людей было быстро убито или ранено. Положение стало критическим, так как дальней­шее наступление казалось немыслимым...»1

1Русско-японская война, т. VIII, Оборона Квантуна и Порт-Артура, ч. 1, Спб., 1910 г ., стр. 275.

И тем не менее Оку решил продолжать атаку на своем правом фланге. При поддержке огня канонерских лодок были подняты все полки 4-й дивизии. Несколько японских рот продвигались вброд по заливу. Траншеи и блиндажи на левом фланге русских были разрушены еще утром, и солдаты оборонявшейся здесь 5-й роты, потерявшие за день половину своего состава, не выдержали натиска противника и оставили окопы, через которые японцы и ворвались на позицию. Вслед за отступлением на левом фланге начали отходить подразделения правого фланга. Но в центре продолжалось упорное сражение. Тысячи японцев лезли со всех сторон. Во время рукопашного боя с оружием в руках погибли капитаны Коссовский и Соко­лов, поручики Басов, Станкевич и Крагельский, прапор­щик Цветков и другие. Под командой таких офицеров самоотверженно и до последнего дрались и солдаты; /111/ славные сибиряки встречали врага штыком и прикладом и дорого отдавали свои жизни, сражаясь в неравной борьбе. Ни один из них не сдался в плен.

Полковник Третьяков писал об этих героях: «Поручик Крагельский не хотел отступать и, пропуская мимо себя своих охотников, с каждым прощался. Командир 3-й роты, капитан Коссовский, еще раз говорил, что отступать не будет, и остался верен своему слову; оставшись в окопе, он был убит тогда, когда выпустил все заряды своего револьвера в японцев. Командир 9-й роты, капитан Соколов, также не хотел отступать и шашкой зарубил несколько японцев, прежде чем его закололи штыками. Штабс-капитан Шастин и подполковник Белозор, почи­таемые нами убитыми, жертвуя своей жизнью для спасе­ния отступающих, собрали 4-ю роту и людей, около них бывших, и, остановившись, открыли огонь по обходящим японским колоннам. Эта команда вся легла до одного человека, но дала возможность отступить спокойно остальным».

Славой покрыли свои имена русские артиллеристы младший фейерверкер Василий Сулин, канониры Федор Селезнев, Тит Дроган, Константин Немочкин, бомбардир-наводчик Трей, израненные, но стрелявшие до последнего снаряда. Наводчик Коваль, весь в ранах, продолжал стрелять до последней минуты своей жизни.

В ночь на 27 мая 5-й полк отошел к станции Нангалин. В эту же ночь был оставлен город Дальний. Его хо­рошо оборудованный порт не был разрушен; врагу доста­лось много трофеев. Японцы продвигались вперед крайне осторожно и заняли город только 1 июня. Из-за нереши­тельности и явных просчетов они не организовали пре­следования дивизии Фока и не вышли к Порт-Артуру в течение нескольких дней.

Под Киньчжоу русские потеряли 20 офицеров и 770 солдат убитыми и пропавшими без вести, 8 офицеров и 626 солдат ранеными. Потери 5-го полка, из состава которого выбыло 37% солдат и 51% офицеров, свиде­тельствовали об упорстве и героизме. Японцы потеряли, по их данным, убитыми 33 офицера и 716 солдат и ране­ными 100 офицеров и 3355 солдат.

1 Н. Третьяков, 5-й Восточно-Сибирский стрелковый полк на Киньчжоу и в Порт-Артуре, 1908 г., стр. 40. /112/

Быстрое оставление Киньчжоуской позиции, как и по­зиции на Ялу, объясняется не только подавляющим пре­восходством японцев в численности войск, но прежде всего тем, что генералы заранее решили не оборонять позиции, используя все силы и средства. Фок даже не от­дал приказа на оборону.

17 мая Куропаткин писал Стесселю, что «самое глав­ное — это своевременно отвести генерала Фока в состав гарнизона Порт-Артура»1. Командующий армией предла­гал отступать, не задерживая противника даже на промежуточных рубежах. Он опасался, что японская армия Оку, встретив упорное сопротивление у Киньчжоу, оставит там заслоны, а свои силы обратит против него. Именно из этого вытекали указания Куропаткина, который был заинтересован в том, чтобы приковать армию Оку к кре­пости на возможно долгий срок и использовать это время для сбора войск в районе Ляояна. Указания Куропаткина Стесселю были известны и Фоку. 26 мая войска японцев истекали кровью и не могли проникнуть в систему обороны, тем не менее Фок в 3 часа дня донес Стесселю, что положение угрожающее и 5-й полк больше держаться не может. Стессель ответил, что если позицию удержать нельзя, то надо организовать обстоятельный отход. Он торопился и вслед за первой прислал вторую телеграмму: «Раз у вас все орудия на позиции подбиты, надо оставить позицию и, пользуясь ночью, отходить».

1Русско-японская война, т. VIII, Оборона Квантуна и Порт-Артура, ч. 1, Спб., 1910 г., стр. 249.

С оставлением Киньчжоу — передовой позиции Порт-Артура — противнику была открыта дорога к крепости, на пути к ней не было ни одного укрепленного рубежа. Неприятелю достался порт Дальний, через который на протяжении всей войны японские армии, действовавшие в Маньчжурии и против Порт-Артура, получали новые контингенты войск, боеприпасы и продовольствие. В част­ности, 11-дюймовые гаубицы для осады крепости прибыли на театр через Дальний, где имелись приспособления для выгрузки их с транспортов. На Дальний впоследствии ба­зировались минные флотилии противника, здесь они имели все нужное для ремонта и снабжения. Наконец, отсюда они до конца осады Порт-Артура постоянно дер­жали под наблюдением и обстрелом восточное побережье Квантунского полуострова. /113/

* * *

Заняв Дальний, японцы немного продвинулись к Порт-Артуру и остановились. Генерал Оку продолжал опа­саться за свой тыл со стороны Маньчжурии и ожидал контратак со стороны Порт-Артура. Его разведка рабо­тала из рук вон плохо. Стессель же в это время посылал Фоку одно приказание за другим, предлагая не задержи­ваться и немедленно отступать к крепости. И только командир 7-й Восточно-Сибирской дивизии генерал Кондратенко считал, что героизм солдат, благоприятная для обороны местность, наличие скорострельного оружия и поддержка кораблей флота позволят задержать врага на дальних подступах к крепости длительное время. Об этом говорил и опыт Киньчжоу, где японцы, имея многократ­ное превосходство, понесли все же значительные потери. С большим трудом Кондратенко удалось убедить Стесселя в том, чтобы он не отводил части Фока сразу к Волчьим горам, а занял оборону на так называемых пере­довых позициях. Сюда же Кондратенко вывел из крепо­сти и части своей 7-й дивизии.

В этой обстановке главная квартира в Токио, считая, что русская Маньчжурская армия, усилившись корпусами из Европейской России, перейдет в наступление и возьмет инициативу в свои руки, решила, прикрывшись со стороны Порт-Артура, до сформирования осадной армии начать наступление против Куропаткина всеми силами, уже на­ходившимися в Маньчжурии. По этому плану три диви­зии Оку были повернуты на север против Куропаткина, туда же нацеливались и части 4-й армии Нодзу, высадив­шиеся в районе Дагушаня на Ляодунском полуострове. Для осады Порт-Артура была сформирована 3-я армия. В начале июня на Квантун прибыли командующий армией генерал-лейтенант Ноги со штабом и первые эшелоны 11-й дивизии. Шло усиленное траление мин в Талиенванском заливе и приспособление порта Дальнего к приему новых контингентов войск, артиллерии, боеприпасов и т. п.

Ноги, имея 11-ю дивизию и 1-ю дивизию, оставленную ему из 2-й армии, всего до 40 тыс. солдат, расположил свои войска на фронте до 25 км и усиленно окапывался, готовясь к отражению атак. Но Стессель, не зная ни сил, /114/ ни намерений противника, сам с часу на час ожидал активных действий со стороны японцев.

В начале июня Стессель обратился к Витгефту, пред­лагая ему принять самые энергичные меры, чтобы пред­отвратить падение крепости. «Настоящий момент обороны Квантуна,— говорилось в письме Стесселя, — следует при­знать критическим, и единственно только флот своим активным действием может вывести вверенный мне район из крайне опасного положения»1.

1Русско-японская война, т. VIII, Оборона Квантуна и Порт-Артура, ч. 1, стр. 332.

Витгефт ответил, что флот выйдет в море после окон­чания ремонта броненосцев. Стессель, однако, не хотел ждать и снова категорически потребовал действий на коммуникациях противника. Есть основание предпола­гать, что, настаивая на немедленном выходе в море неготовой еще для боя эскадры, Стеосель рассчитывал, что она будет разгромлена и это послужит ему оправданием при сдаче крепости японцам, так как с гибелью флота отпадала и необходимость иметь для него базу. Витгефт вторично ответил отказом и одновременно обратился за помощью к Алексееву, который и телеграфировал Стесселю:

«Ввиду настойчивости, с которою вы обращаетесь к адмиралу Витгефту с требованием о выходе флота (не для прорыва во Владивосток, а для борьбы с японским флотом. — А. С.), должен напомнить вашему превосходи­тельству: первое — крепости надлежит упорно оборо­няться и служить до последней крайности укрытием флоту; второе — флот находится в непосредственном рас­поряжении и на ответственности начальника эскадры, по­чему его выход в море может последовать только по усмотрению адмирала Витгефта; третье — ваша обязан­ность, как высшего военного начальника, должна заклю­чаться в напряжении всех сил для самой упорной обо­роны и никоим образом не считать, что для спасения кре­пости мы должны жертвовать флотом»1.

1Русско-японская война, т. VIII, Оборона Квантуна и Порт-Артура, ч. 1, стр. 334.

Стессель не успокоился и начал бомбардировать Куро­паткина телеграммами, прося немедленной помощи. В конце концов и Алексеев, и Куропаткин поняли, что Стессель — трус и паникер, своим поведением ослабляет /115/ моральные силы защитников крепости, и решили отозвать его из Порт-Артура. Однако дело не было доведено до исполнения, и Стессель путем подлога и обмана сумел удержаться в крепости.

* * *

После захвата японцами Киньчжоуской позиции и порта Дальний, обозначилась непосредственная угроза Порт-Артуру и эскадре, которая не могла оставить кре­пость и уйти во Владивосток ввиду продолжавшегося ремонта поврежденных кораблей. Флот нужно было спа­сать, ибо с потерей его война могла надолго затянуться, и исход ее становился проблематичным. Для спасения флота Алексеев предложил Куропаткину два варианта: первый — выставить против армии Оку заслон и осталь­ными силами разгромить армию Куроки, отбросив ее остатки за реку Ялу, потом обрушиться на Оку, разбить его дивизии и выручить Порт-Артур; второй — выставить заслон против армии Куроки, находившейся в районе Фынхуанчена, и бросить все остальные силы против Оку и разбить его.

Замыслы Алексеева о переходе сухопутной армии к активным действиям в сложившихся условиях имели под собой реальную почву. Маньчжурская полевая армия к концу мая была почти равной японской. Расположение ее было выгодным. Она могла действовать по внутрен­ним операционным линиям против разбросанных и разоб­щенных группировок противника, при этом в южном на­правлении ей могли помочь до 30 квантунских батальо­нов. Для инициативного и решительного командующего представлялась прекрасная возможность одержать победу. Но Куропаткин не был таким. Он предполагал, что сил у японцев больше, что они, а не русские занимают выгод­ное положение и что следует продолжать усиливаться резервами из Европейской России, что Порт-Артур про­держится год и т. д. Наконец, он имел план, утвержден­ный царем, по которому ему разрешалось, задерживая японцев, отходить до Харбина, пока не будет сосредото­чено на театре подавляющего численного превосходства.

Но за флот в Порт-Артуре беспокоился не только Алексеев. Вскоре Куропаткин получил письмо и от воен­ного министра, который сообщал, что тревожится сам царь, что потеря Порт-Артура будет наиболее тяжелым /116/ ударом для страны и подорвет вконец политический и военный престиж России за границей, в том числе и в Китае. В стратегические расчеты Куропаткина властно вмешалась политика, диктуя свои требования. Куропат­кин оказался неспособным отстоять свои взгляды до конца. Он затягивал ответ главнокомандующему до тех пор, пока тот обратился к царю за его личным прика­зом — выделить войска для немедленной деблокады Порт-Артура. Вскоре последовал указ, возлагавший лич­ную ответственность за Порт-Артур на Куропаткина.

6 июня Алексеев отдал официальное предписание выде­лить для деблокады Порт-Артуру 4 дивизии (48 батальо­нов пехоты), придав им необходимые артиллерию и кава­лерию; наступать быстро и решительно; против войск Ку­роки выставить заслон, который мог бы не только отра­зить попытки японцев к наступлению, но и сам контратаковать.

Куропаткин, по мнению современников и историков, должен был уйти в отставку, но вместо этого он начал жесточайшую войну с Алексеевым, которая вскоре захва­тила штабы, перекинулась в Петербург и, как известно, закончилась только в конце 1904 года в связи с уходом Алексеева в отставку.

Имея противоречивые и случайные данные о составе армии Оку и его намерениях и не приняв мер, чтобы их уточнить, Куропаткин уступил сильному давлению на него свыше, однако не отказался от своих планов и 7 июня предписал командиру 1-го Сибирского корпуса генерал-лейтенанту барону Штакельбергу, находившемуся в Южной Маньчжурии, немедленно наступать в направ­лении на Порт-Артур. Корпусу была поставлена боевая задача: оттянуть на себя возможно большие силы против­ника и ослабить его армию, действующую на Квантуне; с превосходящими силами доводить дело до решительного боя не рекомендовалось. Конечная цель для корпуса — овладеть Киньчжоуской позицией и наступать к Порт-Артуру. Стесселю никаких указаний не давалось, а он мог бы, если не наступать, то хотя бы угрожать японцам наступлением.

Приказ Куропаткина Штакельбергу, как и приказ Засуличу, оборонявшему Ялу, был противоречивый: нужно было овладеть Киньчжоу и дойти до Порт-Артура, не вступая в решительный бой, что возможно было лишь в /117/ том случае, если на пути корпуса находилась не армия, а только ее передовые части.

Вместо 48 батальонов Штакельбергу было дано 32 (1-я и 9-я дивизии и бригада 35-й дивизии). Командую­щий армией, вопреки планам которого осуществлялась операция, относился к ней враждебно и формально. На запрос Алексеева, почему не выполнен приказ о числен­ности корпуса, он ответил, что не может добавить ни одного батальона ввиду угрожающих действий со сто­роны Куроки. Это была неправда. Намерений командую­щего 1-й армией японцев Куропаткин не знал, а Куроки наступать не собирался.

Через неделю 1-й Сибирский корпус сосредоточился южнее Вафангоу и остановился на избранной позиции. Наскоро были вырыты ровики, артиллерия расположи­лась на открытых позициях (опыт на Ялу здесь еще не был известен); командующие высоты перед позицией за­нять не догадались, части корпуса растянулись по фронту до 8 км.

13 июня японцы атаковали авангард корпуса. Шта­кельберг установил, что против него находятся две япон­ские дивизии, т. е. меньше, чем имел он в своем распоря­жении. О том, что на левом фланге японцев в удалении до 20 км находится еще дивизия, а справа в 12 км — ка­валерийская бригада, ему было неизвестно. Тем не менее командир корпуса отдал диспозицию на оборону. Приняв оборону, барон этим не выполнил полученного приказа; больше того, разослав командирам частей в ночь на 15 июня специальный приказ, в котором указывались дороги для отступления, он еще до боя признал себя по­бежденным, разоружился морально сам и разоружил своих подчиненных.

Утром 14 июня японцы оттеснили русский авангард в расположение корпуса, а в полдень их артиллерия нанесла существенные потери русским батареям, стоявшим от­крыто в центре и на левом фланге позиции. После артил­лерийской подготовки части японской 3-й дивизии атако­вали полки 1-й Восточно-Сибирской дивизии, но без осо­бого усилия были отбиты. Штакельберг не понял, что Оку производил разведку боем, и продолжал оставаться в не­ведении о силах японцев, считая прекращение атаки их слабостью. /118/

Между тем генерал Оку, выяснив боем обстановку, решил силами 3-й и 5-й дивизий и кавалерийской брига­ды сковать войска Штакельберга с фронта, а полками 4-й дивизии нанести удар по правому флангу обороны и, перерезав железную дорогу в тылу русского корпуса, по­ставить его в безвыходное положение. Снова, как и на Ялу, японский командующий искал победу на фланге и путем обхода.

Штакельберг, не выяснив точно обстановку, так же, как и Оку, решил перейти в наступление, нанося главный удар своим левым флангом против 3-й японской дивизии, для охвата правого фланга которой был срочно образо­ван отряд из 8½ батальонов и 32 орудий (16 орудий снято с правого фланга) под командой генерал-майора Гласко. Командир 1-й дивизии генерал Генгрос получил приказ наступать с фронта: общая задача — разгромить 3-ю дивизию противника и выйти в его тылу к железной дороге, отрезая японцам пути отхода. Штакельберг не только не конкретизировал боевую задачу, но даже не назначил старшего при проведении атаки, рекомендуя Генгросу договориться с Гласко о времени выступления, направлениях движения, об использовании артиллерии.

План Штакельберга, составленный без учета положе­ния сторон в ночь перед боем, не имел под собой основа­ния. Когда русские казаки мертвецки спали, а их началь­ник генерал-лейтенант Симонов внезапно заболел и уехал в тыл, 4-я дивизия японцев появилась на правом фланге русских. Правда, над правым флангом японцев нависла также серьезная угроза из 20 русских батальо­нов, но еще большая опасность угрожала всему русскому корпусу, в котором не было самого элементарного воен­ного порядка.

В ночь перед боем на станции Вафангоу высадилась отставшая бригада 9-й дивизии, один ее полк поступил в распоряжение Гласко, другой — в резерв. Командир бригады генерал-майор Кондратович, только что прибыв­ший и не знавший совершенно обстановки, был назначен начальником всего правого крыла, т. е. самым важным и ответственным направлением. До конца боя генерал даже и не успел узнать, где находится большинство под­чиненных ему частей и подразделений.

Наступило утро 15 июня. Генерал Генгрос изготовил свои полки для наступления. Время шло, но гласковская /119/ артиллерия молчала, хотя по договоренности уже давно должна была готовить атаку. Позднее оказалось, что генерал Гласко, получив сведения, что где-то на востоке появились японцы, поверил слуху и, не сообщив ни слова Генгросу, начал отступать. Когла отряд удалось повернуть в сторону японцев, было уже поздно.

Генгрос около 7 часов утра приказал своим войскам перейти в наступление без артиллерийской подготовки. Хотя атаку вели всего два полка, но настолько стремительно и неудержимо, что японцы не выдержали и, бросив окопы, побежали. Оку вынужден был подкрепить перешедшую к обороне 3-ю дивизию войсками из резерва.

Но исход боя решался не здесь, а в центре и на правом фланге. Там свыше 100 орудий противника вынудили замолчать русскую, уже ослабленную артиллерию, а части 5-й и 4-й дивизий заставили отступить пехоту. Да и что могли поделать два батальона против полутора дивизий? Шесть батальонов, брошенных на подмогу по частям и с опозданием, только на время задержали врага. Около полудня Штакельбергу стало известно о появлении на правом фланге новой японской дивизии; паникеры пустили слух, что она уже в тылу и подходит к железной дороге. Конница, охранявшая фланг, без доклада и разрешения ушла в тыл в неизвестном направлении; настойчиво начал требовать помощи Кондратович. Правда, Гласко, наконец, открыл огонь, но только для того, чтобы прикрыть выход из боя 1-й дивизии.

Так как войска уже отступали “по частному почину”, Штакельберг отдал официальный приказ об оставлении позиции. Издевательски выглядела полученная в этот день телеграмма Куропаткина, в которой говорилось: “... в случае одержания Вами победы в этом сражении не преследовать неприятеля со всеми силами корпуса, ввиду того, что объединивший все свои войска генерал Куроки может легко отрезать Вам сообщение с главными силами армии”.

Однако японцам не удалось разбить русский корпус. Командир японской 4-й дивизии генерал-лейтенант Огава оказался не лучше генерал-майора Гласко. Огава обходил фланг русских медленно и боязливо, и поэтому Кондратович успел увести свои части и подразделения почти из-под его носа. Корпус отступил на два перехода. Японцы не преследовали его. Бой под Вафангоу стоил русским /121/ 98 офицеров и 3203 солдат; потери японцев, по их дан­ным, составили 1190 человек.

Алексеев, разгневанный безответственностью Штакельберга, потребовал отстранения его от командования кор­пусом. Но за генерала вступились все представители немецкой партии в армии и даже сам Куропаткин. Алек­сеева убедили, что Штакельберг не виновен, что бой про­играли солдаты, которые понесли малые потери, а значит и плохо дрались, и барон остался в строю, кстати, как показало дальнейшее, ничему не научившись, Алексеев, очевидно, не понимал, что аппарат его штаба, состояв­ший исключительно из лиц немецкой ориентации, прово­дил линию, которая не способствовала быстрейшему до­стижению победы.

Отсутствие взаимопонимания между Алексеевым и Куропаткиным, своеволие и самодурство генералов 1-го Сибирского корпуса, неумение командиров разбираться не только в сложной обстановке, но и в простой, неясность решаемой задачи для офицеров, отсутствие инициативы, кроме инициативы к отступлению, и многое другое явилось причиной срыва проводимой с большим опозданием вы­ручки Порт-Артура.

За четыре месяца войны Маньчжурская армия нако­пила серьезные резервы и могла оказать Порт-Артуру су­щественную помощь, разгромив дивизии Оку, что неизбежно отразилось бы самым существенным образом и на армии Ноги. Но все это не укладывалось в «стратегию» Куропаткина. Операция для выручки Порт-Артура, пред­принятая без ясной цели, с недостаточными силами, про­тив неизвестного противника, проводимая к тому же без­дарно и трусливо, закончилась провалом.

Японцы сделали вывод, что у Куропаткина нет сил, чтобы помочь Порт-Артуру, что действия русского кор­пуса под Вафангоу были данью общественному мнению. В первом они сильно ошибались, но и ошибка была в их пользу. Японцы продолжали наступать. Куропаткин от­ходил на укрепленные позиции у Ляояна под предлогом, что у японцев больше войск, чем у него.

После Ялу, Киньчжоу и Вафангоу уже можно было обобщить и учесть некоторые характерные особенности, присущие японским начальникам при организации и ве­дении боя. /122/

Эти особенности заключались в:

— медлительности и неоправдываемой осторожности при подготовке боя;

— относительно четком взаимодействии родов войск на поле боя в период подготовки атаки и во время ее;

— тщательном изучении местности и использовании ее пехотой и артиллерией;

— стремлении искать успех на флангах, при слишком медленно осуществляемых обходах и охватах;

— повторении атак до достижения цели;

— полной неспособности к преследованию;

— непринятии штыковых атак и контратак, в отводе при этом своих подразделений и расстреле атаковавших огнем.

С этим нужно было ознакомить офицеров действую­щей армии. К сожалению, в штабах Куропаткина обобще­нием опыта занимались случайные люди и то между де­лом. Войсковые начальники учились каждый на своем опыте главным образом за счет крови русского солдата. В связи с изучением опыта и его использования как курь­езным анекдотом звучит приказ Куропаткина № 186 от 27 апреля: «Военный Министр телеграммой... уведомил меня, что высочайше разрешено казачьим частям вверен­ной мне армии производить сомкнутые атаки не только с гиканьем, но и с криком ура».

Если такой «важный» вопрос требовал санкций царя, то что же можно было ожидать тогда по насущным и не терпящим отлагательств сложным делам войны. /123/