Нашествие монголо-татар

Колорит Звенигородского чина

В Звенигородском чине ярко вспыхнуло дарование Рублева как колориста. В передаче лиц и тканей есть светотеневая лепка, но преобладает все же чистое звучание красок, гармония холодных голубых тонов с нежно-розовыми и золотистыми. Такого богатства оттенков и полутонов не знала русская иконопись до Рублева. Не знала ее и иконопись византийская. Чуть разбеленные, как во фресковой живописи, краски чина отличаются большой светозарностью. Они гармонируют с той мягкостью и нежностью выражения, которая сквозит в лицах.

Существенная особенность выполнения Звенигородского чина — это элемент каллиграфичности. Она не противоречит тому, что все формы мягко, но отчетливо пролеплены. Когда подходишь близко к иконам, то ясно заметно, что черты лица, брови, веки, глаза, опись носа, губы и усы Христа выполнены уверенным плавным росчерком кисти. В нем есть неповторимая прелесть, безукоризненная точность, ритмичность. Некоторые из штрихов положены более легко, другие с нажимом. Искусство великого мастера сказалось в том, что мы легко узнаем предметы и одновременно с этим любуемся самими приемами письма, мягким туше гениального исполнителя.

Рублев приступил к росписи Успенского собора 25 мая 1408 года. Вероятно, еще до наступления холодов часть работы была закончена После этого прошло несколько месяцев, и над Русью разразиласьбеда. Хотя Куликовской битвой открывается цепь воинских побед русских над монголами, но прежде чем их власть была полностью сломлена, татарские полчища доставили русским еще много горя. Обычно они ждали наступления осени, чтобы нагрянуть на русские хлеба и подвергнуть уничтожению города и села. На этот раз хан Едигей двинул свои полки лишь в начале декабря. Появление его было неожиданным, великому князю не удалось своевременно собрать войска и пришлось спасаться в Костроме. Вслед за ним множество москвичей вынуждено было покинуть столицу. Посады вокруг города были сожжены самими жителями, чтобы врагам не достался лес для постройки осадных сооружений. Едигей подошел к Москве и расположился в селе Коломенском. Его послы требовали от Твери помощи против Москвы. Тверчане, великодушно забыв, что Калита когда-то помогал монголам громить Тверь, отказались стать предателями родины. Тем не менее, положение оставалось напряженным. Хан простоял под Москвой целый месяц, взял огромный выкуп в три тысячи рублей и, спалив села, разорив земли и забрав пленных, к удивлению и радости москвичей, двинулся назад в Золотую Орду.

Через два года такому же внезапному нападению подвергся Владимир, где, видимо, незадолго до того Рублев окончил свою работу. На этот раз татар незаметно подвел к городу суздальский князь. Ворвавшись в Успенский собор, они стали грабить в нем ценности. Особенно жестокой была их расправа с ключарем собора попом Патрикеем, не желавшим выдать церковной казны и золотых и серебряных сосудов. Татары жарили его на «огненной сковороде», забивали щепы под ногти и, привязав к коню, до смерти его замучили.

Мы не знаем, где провел эти годы Андрей Рублев. Отсиделся ли он за стенами Андроникова монастыря, готовясь вместе с другими монахами к обороне, или, по примеру других москвичей, подался в северный край? Гроза, конечно, захватила и его. Все происходило у него перед глазами. Он не мог не знать владимирского попа Патрикея и, услышав печальную весть о его несчастной судьбе, тогда же занесенную в летопись, должен был живо представить себе свирепую расправу в Успенском соборе, где едва успели просохнуть краски, положенные его рукой.

Монголы разоряли русскую землю, уводили пленников «иже не имаше порт, ни иное что же», делили меж собой серебряные монеты, отмеривая их ковшами. «Люди ели людей и собачину». В стране на долгие годы наступил голод и мор. «Бысть же всюду трупие мертвых, без числа много, и в граде, и вне града, и около града, по властем, и по селам, всюду мертвых множество бесчислено лежаше», — восклицает летописец. Действительно, русская земля испытывала острую нужду и в мире и в спокойствии.

Воссоздавая эти печальные события в своем воображении, нельзя не удивляться тому, что высокое, вдохновенное искусство Рублева возникло в годы, когда вокруг художника было столько зла, жестокости, горя. Это вовсе не значит, что идеальное искусство Рублева отгородилось от жизни, что образы его звали людей к забвению мира. Гармония в искусстве Рублева особого рода. Она не та, которая рождается как отблеск того, чего человечество уже достигло в своей жизни. Она рождается в человеческих душах как потребность победить царящий вокруг мучительный разлад, насилие, бесчеловечность.