Очерк 14. Проблемы защиты корпоративных прав

 

Методологические замечания. Понятие и система способов защиты корпоративных прав: 1) открытый или исчерпывающий перечень (ст. 12 ГК)? 2) соотношение понятий о форме, способе и мере защиты гражданских прав; 3) проблема выбора способа защиты. Возможна ли юридическая защита правомерного (законного) интереса? Применение отдельных способов защиты корпоративных прав: а) признание права; б) восстановление положения, существовавшего до нарушения права; в) понуждение к исполнению обязанности в натуре; г) признание оспоримой сделки (в том числе сделки трансферта) недействительной и применение последствий недействительности ничтожной сделки (в том числе трансферта). Возможные формулировки искового требования, направленные на оспаривание перехода права на именные (в том числе бездокументарные) ценные бумаги.

1. Проблема защиты корпоративных прав, которой посвящен настоящий очерк, является сегодня, пожалуй, одной из наиболее острых как в сфере корпоративного права, так и в текущей юридической практике вообще. Она воистину многогранна и неисчерпаема. Среди ее составляющих и так называемый "недружественный перехват корпоративного контроля"*(1203), и проблемы корпоративного шантажа, и оспаривание сделок, и привлечение лиц, выполняющих функции органов общества, к ответственности, и признание недействительными решений органов общества, и многое другое. Вполне очевидно, что каждый из перечисленных аспектов темы заслуживает как минимум специальной статьи, а то и целой монографии. В связи с этим мы полагаем необходимым объяснить методологию предлагаемого читателям очерка. Прежде всего, мы видим нашу задачу в том, чтобы изучить проблему защиты корпоративных прав как системное правовое явление. Затем, мы стремились уделить внимание если не всем, то по крайней мере основным "болевым точкам", связанным с применением наиболее распространенных способов защиты корпоративных прав. Наконец, мы предприняли попытку выявить такую проблематику способов защиты корпоративных прав, которая присуща только этим последним видам прав - корпоративным и никаким другим. В связи с этим представляет особый интерес такой начавший вырабатываться в судебной практике (прежде всего - ВАС РФ) способ защиты корпоративных прав, как восстановление корпоративного контроля. Мы сочли необходимым уделить данному способу особое внимание.

И последнее. В момент написания настоящего очерка был принят Федеральный закон от 30 декабря 2008 г. N 312-ФЗ "О внесении изменений и дополнений в Гражданский кодекс Российской Федерации и некоторые законодательные акты"*(1204), который внес серьезные изменения в Закон об ООО и, по сути, стал "первой ласточкой" корпоративной реформы в России. Данный закон содержит значительные (и, не побоимся этого слова, системные) нововведения в сфере защиты корпоративных прав, а потому они составили второй пункт сосредоточения наших аналитических усилий и исследовательского внимания.

2. В практике является общепризнанным тезис, согласно которому юридические возможности, образующие содержание так называемых корпоративных прав, защищаются в рамках общих положений гражданского законодательства о защите гражданских прав*(1205). В первую очередь, речь идет о ст. 12 ГК, которая устанавливает примерный перечень способов защиты гражданских прав, в том числе признание права, восстановление положения, существовавшего до нарушения права, и пресечение действий, нарушающих право или создающих угрозу его нарушения и т.д.

Одна из важнейших проблем, существующих в связи с обсуждением содержания ст. 12 ГК, заключается в следующем: является ли перечень способов защиты гражданских прав, установленный ею, закрытым или открытым? Вопрос о характере перечня способов защиты гражданских прав имеет важное, и в первую очередь практическое, значение. В случае если признать, что указанный перечень (в том числе, включающий и "иные способы защиты гражданских прав, установленные законом") является закрытым, то любое исковое требование, сформулированное иначе, чем это предусмотрено ст. 12 ГК, а также иными законами, автоматически подлежит отклонению как ненадлежащее. Если же признать, что перечень способов защиты прав имеет открытый характер, то суд обязан рассмотреть по существу любое исковое требование, вне зависимости от того, как оно сформулировано и квалифицировано (да и квалифицировано ли вообще) истцом.

В юридической литературе господствующим является мнение о том, что перечень способов защиты гражданских прав, установленный в законе, является открытым*(1206). При этом обычно указывают на то, что перечисление в ст. 12 ГК отдельных способов защиты имеет иллюстративный характер, данные способы не являются единственными способами защиты гражданских прав.

Однако такое утверждение требует уточнения. Открытым перечень способов защиты гражданских прав мог бы быть признан в том случае, если бы в ст. 12 ГК отсутствовала бы фраза "иными способами, предусмотренными законом", а сам перечень предварялся бы словами "в частности" или "в том числе". Таким образом, перечень способов защиты все-таки имеет исчерпывающий характер: другое дело, что он не исчерпывается тем перечнем, который содержится в ст. 12 ГК, - к нему должны быть добавлены также способы, закрепленные в иных нормах ГК и в нормах иных федеральных законов*(1207). Вероятно, следует говорить не об открытом характере перечня способов гражданских прав, а о действии в отношении способов защиты прав следующего принципа: защищаться можно только теми способами, которые установлены законом. Данный принцип можно условно обозначить как подчинение способов защиты права началу легалитета.

Изучение судебной практики свидетельствует о том, что суды (пусть и с некоторыми вариациями, о которых будет сказано ниже) вполне правильно понимают смысл установления в ст. 12 ГК перечня способов защиты гражданских прав, а также значение оговорки о возможности защиты прав иными способами, установленными в законе.

Наиболее широкое толкование ст. 12 ГК предложено ФАС Московского округа, позиция которого может быть выражена следующим образом: ст. 12 ГК содержит способы защиты гражданских прав, который не является исчерпывающим. Положения указанной статьи допускают использование и иных предусмотренных законом способов защиты. Отсутствие правовых норм, закрепляющих только конкретный способ защиты гражданских прав либо наличие возможности применить разные способы, означает, что выбор способа защиты оставлен на усмотрение стороны правоотношения*(1208).

В другом деле этот суд также признал, что по смыслу ст. 12 ГК определение законом способов защиты гражданских прав направлено в первую очередь на максимальное восстановление нарушенного права. В связи с этим содержащийся в ст. 12 ГК перечень способов защиты гражданских прав не является исчерпывающим и защита прав может быть осуществлена иными способами, предусмотренными законом. Суд указал, что признание недействительным зарегистрированного права собственности, ввиду порочности признанных и подтвержденных государством оснований его возникновения или перехода, как самостоятельный способ защиты, восстанавливающий в полном объеме нарушенное право, не противоречит принципам гражданского законодательства*(1209).

Аналогичный взгляд был высказан и ФАС Дальневосточного округа. По одному из дел суд указал, что перечень способов защиты, установленный в ст. 12 ГК, не является исчерпывающим, так как допускается использование и иных предусмотренных законом способов защиты. Кроме того право каждого защищаться всеми не запрещенными законом способами, право на судебную защиту гарантированы ст. 46 Конституции*(1210).

На невозможность ограничения способов защиты права указал в одном из своих постановлений и ФАС Северо-Кавказского округа*(1211).

Близкую позицию занимает также ФАС Уральского округа. Так, по одному из дел суд указал, что перечень способов защиты прав, содержащийся в ст. 12 ГК, является открытым*(1212). В другом деле окружной суд отменил решение нижестоящего суда, который отказал в иске о признании договора незаключенным в связи с тем, что такой способ защиты гражданских прав не предусмотрен законом*(1213). Суд указал, что ст. 12 ГК закрепляет лишь примерный, неисчерпывающий перечень способов защиты гражданских прав. В еще одном деле суд также назвал перечень способов защиты гражданских прав неисчерпывающим*(1214). Впрочем, тот же суд иногда выражал приверженность буквальному следованию перечню способов защиты, установленному в ст. 12 ГК. Так, по одному из дел окружной суд отменил акты нижестоящих судов и направил дело на новое рассмотрение, указав, что суд должен предложить истцу привести свой иск в соответствие со ст. 12 Кодекса)*(1215).

Наиболее консервативная позиция по вопросу о характере перечня способов защиты прав была высказана ФАС Центрального округа. Так, по делу о признании недействительной задолженности, отраженной в бухгалтерском учете юридического лица, суд указал, что избранный истцом способ защиты не соответствует предусмотренному ст. 12 ГК перечню способов защиты гражданских прав, поэтому не влечет восстановление нарушенных прав*(1216).

На наш взгляд, более соответствует предписанию законодателя позиция других окружных судов. Так, примечательным является следующее дело, в котором окружной суд рассуждал о природе перечня способов защиты прав. Истец обратился в суд с иском о понуждении ответчика в будущем соблюдать ряд пунктов заключенного между истцом и ответчиком договора. Окружной суд указал следующее. Защита гражданских прав осуществляется способами, перечисленными в ст. 12 ГК, а также иными способами, предусмотренными законом. Таким образом, перечень способов защиты гражданских прав не является исчерпывающим, однако использование других способов защиты права допускается ГК только при наличии прямого указания закона. Однако ст. 12 ГК и другим действующим законодательством не предусмотрен такой способ защиты права, как присуждение к исполнению обязанности, которая возникнет в будущем, ибо разумность действий и добросовестность участников гражданских правоотношений предполагается. Истец же предъявил иск без учета того, что такое решение арбитражного суда исполнить нельзя. Таким образом, истец выбрал ненадлежащий способ защиты своего нарушенного права, исполнение которого не предусмотрено Федеральным законом "Об исполнительном производстве" или иными правовыми актами РФ. В иске было отказано*(1217).

Схожие рассуждения были сделаны и ФАС Восточно-Сибирского округа. Рассматривая дело по иску о признании преимущественного перед другими кредиторами права на получение в собственность по окончании строительства и на условиях, предусмотренных договором, нежилых помещений, суд отметил следующее. Защита гражданских прав осуществляется способами, перечисленными в ст. 12 ГК, а также иными способами, предусмотренными законом. Таким образом, перечень способов защиты гражданских прав не является исчерпывающим, однако использование других способов защиты права допускается ГК только при наличии прямого указания закона. Ни статьей 12 ГК, ни другим действующим законодательством не предусмотрено такого способа защиты права, как признание преимущественного права на получение объектов недвижимости в собственность. Приняв во внимание, что с иными требованиями истец не обращался, а избранный им способ защиты предполагаемого нарушенного права законом не предусмотрен, суд отказал в удовлетворении исковых требований*(1218).

На перечень, предусмотренный ст. 12 ГК, а также на возможность установления способов защиты прав в иных законах ориентируется и ФАС Западно-Сибирского округа. Так, по одному из дел окружной суд указал, что ст. 12 ГК закреплен перечень способов защиты гражданских прав, т.е. материально-правовых мер принудительного характера, посредством которых производится восстановление нарушенных прав. Требование о признании реорганизации недействительной не предусмотрено этой статьей, а также не является иным предусмотренным законом способом защиты*(1219).

3. Следующий вопрос, имеющий отношение к общему понятию защиты гражданских прав и который обсуждается в цивилистической литературе, заключается в выявлении соотношения понятий "форма", "способ" и "мера защиты" гражданских прав*(1220). Несмотря на известную схоластичность данного спора, мы все же считаем необходимым (хотя бы с точки зрения терминологической ясности) определить взаимное отношение данных трех понятий.

Нам представляется очевидным, что способ и мера защиты прав суть одно и то же. Мера есть предел дозволенного или должного поведения, иначе - мера определяет, что именно, до какого предела может (или обязан) делать субъект; термин же "способ" имеет более "функциональную", если так можно выразиться, окраску, обозначая характер, содержание действий. Так или иначе, между этими двумя терминами следует поставить знак равенства.

Однако если понятие "способ (мера) защиты права" описывает содержание действий по защите права (например, признание оспоримой сделки недействительной), то форма защиты прав - это внешняя характеристика защиты, т.е. описание того, каким именно образом реализуется тот или иной способ защиты права. Приняв такую точку зрения, можно добиться вполне логичного соотношения способов защиты права, указанных в ст. 12 Кодекса, с выделяемыми в литературе различными формами защиты, прежде всего - юрисдикционной (судебной, административной, нотариальной) и неюрисдикционной (самозащитой).

Вполне резонно замечание Г.А. Свердлыка и Э.Л. Страунинга о том, что указание ст. 12 ГК на самозащиту прав как на способ защиты является неточным*(1221). От себя добавим и такую аргументацию: в соответствии со ст. 14 ГК "способы самозащиты должны быть соразмерны нарушению и не выходить за пределы действий, необходимых для его пресечения". Таким образом, сама по себе самозащита не может признаваться способом защиты права (ведь есть еще и некие способы самозащиты, получается "способ способа защиты"!). Следовательно, самозащита есть (наряду с судебной и т.д.) форма реализации способов защиты.

Этот вывод полезен и для методологических целей - проблему самозащиты корпоративных прав, таким образом, следует рассматривать не среди способов защиты корпоративных прав, а отдельно от них*(1222).

4. Весьма специфической является проблема выбора способа защиты нарушенных прав; применительно к способам, реализуемым в рамках исковой формы защиты, данная проблема известна в литературе под названием проблемы конкуренции исков.

Здесь представляется возможным два решения. Первое заключается в том, что лицо, защищающее свои права, должно избрать именно тот способ защиты, который предусмотрен законом для данного случая. Второй вариант решения таков: защищающееся лицо вправе использовать для своей защиты любой способ, предусмотренный законом, т.е. оно не связано необходимостью применять только определенные способы защиты.

Одним из самых ярких примеров последнего понимания проблематики выбора способа защиты нарушенных прав является без преувеличения знаменитое*(1223)Постановление КС РФ от 21 апреля 2003 г. N 6-П, посвященное оценке конституционности положений ст. 167 ГК, в котором содержится следующий пассаж: "Гражданский кодекс Российской Федерации - в соответствии с вытекающими из Конституции основными началами гражданского законодательства (пункт 1 статьи 1 ГК) - не ограничивает гражданина в выборе способа защиты нарушенного права и не ставит использование общих гражданско-правовых способов защиты в зависимость от наличия специальных, вещно-правовых, способов; граждане и юридические лица в силу ст. 9 ГК вправе осуществить этот выбор по своему усмотрению". В принципе, тот же подход продемонстрировал в одном из судебных актов и ВС РФ, указавший, что в соответствии с п. 2 ст. 1 и ст. 12 ГК выбор способа защиты нарушенных гражданских прав принадлежит самому гражданину. Заявительница в данном деле обратилась за защитой своего права путем оспаривания нормативного правового акта, что не противоречит требованиям закона*(1224).

Однако такой подход не может быть признан верным. Дело в том, что ни в законе, ни в теории в принципе невозможно сконструировать единое понятие субъективного гражданского права (юридически защищенной (обеспеченной) меры возможного поведения). А это значит, что мы всегда будем сталкиваться с великим разнообразием таких возможностей по своему содержанию, эффекту, субъектному составу и т.д. Причем разнообразие это - содержательное; так, права вещные, обязательственные, корпоративные, исключительные различаются слишком радикально и в плоскости своих объектов, и по составу правомочий, составляющих эти права, и по способам своего осуществления. И именно поэтому не может существовать и единого способа защиты всех перечисленных прав*(1225). В связи с этим вполне логичным представляется и следующий тезис: каждому виду прав должен соответствовать свой способ защиты*(1226).

Наиболее рельефно это проявляется в долгое время остававшейся неизменной дихотомии "вещные иски - обязательственные иски", которая соответствовала делению прав на вещные и обязательственные (личные). Кажется, идея о том, что вещные права защищаются специальными исками (вещными - виндикационным и негаторным), а обязательственные права защищаются иском, основанным на соответствующем обязательстве (личный иск), настолько прочно вошла в юридический быт, что она и не подвергается сомнению. А ведь именно эта идея является краеугольным камнем учения о строгом соответствии способа защиты виду защищаемого права!

Судебная практика, насколько это можно судить по текстам постановлений окружных арбитражных судов, придерживается именно такого подхода.

Так, в одном из дел окружной суд указал, что в соответствии со ст. 12 ГК защита гражданских прав осуществляется помимо способов, названных в данной статье, иными способами, предусмотренными законом. Закон об АО не содержит такого способа защиты прав акционера, как признание действий генерального директора акционерного общества незаконными, в связи с этим иск о признании незаконным бездействия единоличного исполнительного органа акционерного общества (непредоставление информации) не может быть удовлетворен*(1227).

В другом деле суд признал, что лицо, право которого нарушено, вправе самостоятельно выбрать способ защиты своих прав, однако такой способ защиты права, который был выбран истцом в данном деле (признание протокола общего собрания акционеров недействительным), не предусмотрен ст. 12 ГК либо иными законами; в удовлетворении исковых требований было отказано*(1228).

В еще одном деле предметом исковых требований было признание недействительными (ничтожными) ряда договоров дарения акций закрытого акционерного общества. Истец полагал, что данные сделки были совершены без намерения создать правовые последствия, потому они являются ничтожными. Кроме того, истец требовал применить последствия недействительности ничтожной сделки - возвращение всего исполненного по сделке участникам недействительной сделки. Однако суд, констатировав то, что передача акций совершалась без действительного намерения совершить дарение, и тем самым признав мнимость сделок дарения, указал, что законом предусмотрен специальный способ защиты прав акционера закрытого акционерного общества от нарушения преимущественного права покупки акций закрытого общества - предъявление иска о переводе прав и обязанностей по договору купли-продажи ценных бумаг. Такого требования истцом предъявлено не было, суд в иске отказал*(1229).

В защите корпоративных прав может быть отказано в соответствии со ст. 10 ГК, устанавливающей, что в случае несоблюдения требований Кодекса о недопущении действий граждан и юридических лиц, осуществляемых исключительно с намерением причинить вред другому лицу, а также злоупотребления правом в иных формах, суд, арбитражный суд или третейский суд может отказать лицу в защите принадлежащего ему права. В сфере корпоративного права применение ст. 10 ГК характерно прежде всего для дел, связанных с корпоративным шантажом, т.е., предъявлением исков о признании недействительными решений собраний, сделок лицами, обладающими, как правило, таким незначительным пакетом акций (долей), что их участие в собрании не могло повлиять на результаты голосования и никаких убытков данным участникам причинено не было. В большинстве таких случаев суды отказывают в удовлетворении иска именно со ссылкой на злоупотребление корпоративными правами*(1230).

5. И последний вопрос общей теории защиты гражданских прав применительно к защите корпоративных прав, на котором мы хотели бы остановиться, - это проблема защиты правомерного интереса. Сам по себе вопрос о природе и месте правомерного интереса в структуре гражданского правоотношения является крайне сложным*(1231). Тем не менее и в соответствии с ГК (ст. 13), и в соответствии с процессуальным законодательством (ст. 2 АПК, ст. 2 ГПК) интерес является объектом защиты. Однако в ст. 12 Кодекса говорится о способах защиты только прав, а не интересов. Возникает вопрос: а какими же способами защищается правомерный гражданско-правовой интерес? В частности, может ли он защищаться теми же способами, что и субъективное гражданское право?

Примечательно, что ГК один раз все же упоминает о том, как именно может защищаться интерес. В уже упоминавшейся нами ст. 13 ГК говорится о том, что ненормативный акт государственного органа или органа местного самоуправления, а в случаях, предусмотренных законом, также нормативный акт, не соответствующие закону или иным правовым актам и нарушающие гражданские права и охраняемые законом интересы гражданина или юридического лица, могут быть признаны судом недействительными. Применительно же к другим способам защиты прав такого указания нет.

Означает ли это, что охраняемый законом интерес (правомерный интерес) не может быть защищен иными способами защиты, поименованными в ст. 12 ГК?

Вне всяких сомнений, на этот вопрос следует ответить отрицательно. Так, в частности, ГК прямо допускает защиту правомерных интересов посредством предъявления иска о признании сделки недействительной (ст. 177), иска о сносе самовольной постройки (ст. 222)*(1232). Но особенно ярко возможность защиты правомерного интереса проявляется в судебной практике применения корпоративного законодательства. По всей видимости, именно в сфере корпоративного права может быть обнаружен самый любопытный материал, связанный с защитой правомерного интереса.

На наш взгляд, это обстоятельство объясняется структурой корпоративных правоотношений (участник корпорации - корпорация), невозможностью для участника большинства корпораций (за исключением, пожалуй, товариществ) непосредственно выступать от имени корпорации и разграничением имущества корпорации и имущества ее участников. В связи с этим (и особенно - в связи с имущественным разграничением) участник корпорации не является субъектом вещных и обязательственных правоотношений, в которых участвует корпорация, и потому он не приобретает каких-либо прав в рамках данных правоотношений. Однако у участника корпорации существует достаточно много способов вмешиваться в данные правоотношения с целью недопущения уменьшения стоимости имущества корпорации, возмещения причиненных ей убытков и т.д. Но что защищает в данном случае участник? Конечно, права самой корпорации, но не только. У участника есть свой собственный интерес в сохранении и увеличении стоимости имущества корпорации, так как это повлечет за собой увеличение стоимости доли в корпорации, а также размера дохода, выплачиваемого участнику. Это и есть правомерный интерес участника корпорации, который и подлежит защите.

Как законом, так и судебной практикой допускается защита правомерного интереса участника корпорации посредством предъявления требований о признании оспоримой сделки недействительной и применении последствий ее недействительности, применении последствий недействительности ничтожной сделки*(1233); требований о присуждении к исполнению обязанности в натуре*(1234); требований о возмещении убытков*(1235); прекращения или изменения правоотношения*(1236). Нами не было обнаружено лишь случаев, когда интерес защищался бы посредством признания права*(1237), взыскания неустойки или морального вреда, присуждения обязанности в натуре*(1238).

6. Теперь перейдем к особенностям применения отдельных способов защиты корпоративных прав. И поскольку методологической базой для предыдущего изложения была ст. 12 ГК, то и описание отдельных способов защиты мы также посчитали необходимым структурировать в соответствии с положениями данной статьи Кодекса.

А. Признание права. Иски о признании права на акции, на доли участия в обществах с ограниченной ответственностью весьма распространены в судебной практике. Однако внимательное изучение материалов дел свидетельствует о том, что в подавляющем большинстве случаев истцы по таким искам ошибочно выбирают иск о признании как способ защиты своего нарушенного права, т.е., другими словами, допускают ошибку в выборе способа защиты.

Зачастую иск о признании права собственности на акции предъявляется в ситуации, когда истец является стороной договора о приобретении акций (приобретателем), но отчуждатель не исполняет обязанностей по передаче ценных бумаг, т.е. по совершению трансферта (о теории трансферта см. подробнее очерк 12).

Основной вопрос, который неизбежно возникает в связи с рассмотрением подобной категории дел, заключается в следующем: может ли лицо требовать от отчуждателя бумаги, уклоняющегося от исполнения договора об отчуждении ценных бумаг и совершения трансферта, признания себя собственником ценных бумаг и внесения сведений о себе в реестр владельцев бумаг только лишь на основании того, что оно, к примеру, исполнило свои обязательства по сделке, являющейся каузой трансферта (например, оплатило бумаги)?

Ответ на этот вопрос тесно связан с положениями гражданского законодательства о моменте возникновения у приобретателя бумаги права собственности на именные ценные бумаги. Нормы ст. 29 Закона о рынке ценных бумаг свидетельствуют о том, что право на именную ценную бумагу возникает у приобретателя бумаги с момента списания бумаг за счета отчуждателя и внесения записи о зачислении бумаг на лицевой счет приобретателя в реестре владельцев ценных бумаг. Таким образом, приобретатель бумаг станет их собственником только с момента фиксации факта приобретения таковых в реестре. Договор же купли-продажи, заключенный между приобретателем и отчуждателем, порождает у одной стороны (продавца) обязательство передать бумаги, а у другой стороны (покупателя) - обязательство принять их и оплатить в соответствии с условиями договора. Следовательно, сам по себе факт заключения (и даже исполнения покупателем в части оплаты бумаг) договора купли-продажи не порождает какого-либо вещно-правового эффекта, покупатель не становится собственником приобретенной вещи до момента возникновения того юридического факта, с которым закон связывает возникновение права на проданное имущество. В отношении именных ценных бумаг таким моментом и является внесение соответствующей записи в реестр владельцев бумаг*(1239). Покупатель, стало быть, не имеет возможности предъявления иска о признании права собственности на проданные, но не переданные бумаги, так как юридический факт, который породил бы у него это право, отсутствует*(1240).

К сожалению, окружные арбитражные суды не выработали устойчивой практики по данному вопросу. Например, в одном из дел окружной суд, рассматривая спор о признании права собственности на акции, указал, что для признания права собственности на ценные бумаги истец должен представить доказательства возникновения права на объект спора. Истец же не смог представить суду выписку из реестра акционеров, подтверждающую его права на бумаги. В иске было отказано*(1241). В другом деле (о признании права собственности на именные бездокументарные ценные бумаги, не переданные кредитору должником во исполнение соглашения об отступном) окружной суд рассуждал следующим образом. Истец не может быть признан собственником спорных бумаг, поскольку они не переданы ему ответчиком в установленном законом порядке, т.е. путем предоставления регистратору передаточного распоряжения, вследствие чего регистратор не внес в реестр владельцев ценных бумаг запись о переходе к истцу права собственности на спорные бумаги*(1242).

Однако другой окружной суд в одном из дел признал неверным довод нижестоящего суда о том, что отсутствие в реестре владельцев ценных бумаг записи о принадлежности ценных бумаг свидетельствует об отсутствии права на бумаги*(1243). В еще одном деле истец обратился в суд с иском о признании права собственности на именные ценные бумаги (акции), указав, что он приобрел их по договору купли-продажи у акционера общества. Однако переход права на акции не был отражен в реестре акционеров общества. Ответчиком по иску являлся продавец ценных бумаг. Истец полагал, что вследствие заключения договора купли-продажи он приобрел право собственности на акции, и просил суд признать за ним это право. Суд первой инстанции, поддержанный окружным судом, иск удовлетворил, указав, что истец вследствие совершения и исполнения им правомерной сделки купли-продажи приобрел право собственности на акции*(1244).

Подобный разнобой мнений окружных судов выглядит более чем странно, так как есть весьма недвусмысленная позиция высшей судебной инстанции, сформулированная еще в 1999 г. Так, рассматривая дело по спору о признании права собственности на ценные бумаги в порядке надзора, ВАС РФ высказался следующим образом: "В соответствии с порядком, установленным ст. 29 Федерального закона "О рынке ценных бумаг", права, закрепленные эмиссионной ценной бумагой (акцией), переходят к их приобретателю с момента перехода прав на эту ценную бумагу, который должен сопровождаться уведомлением держателя реестра. На основании ст. 28 того же Закона права владельцев таких ценных бумаг бездокументарной формы удостоверяются в системе ведения реестра - записями на лицевых счетах у держателя реестра. В процессе рассмотрения дела суд не исследовал, был ли соблюден установленный законом порядок перехода права собственности на спорные акции к истцу и является ли истец законным владельцем этих акций"*(1245). В более позднем постановлении по аналогичному делу ВАС РФ подтвердил ранее высказанную позицию, дополнив ее следующим соображением: поскольку истец, которому не были переданы ценные бумаги и предъявивший иск о признании права собственности, в силу положений ст. 29 Закона о рынке ценных бумаг не приобрел права собственности на ценные бумаги, отношения, возникшие между сторонами в подобном споре, носят обязательственно-правовой характер, а основания для признания права собственности на акции за истцом и удовлетворения заявленного иска отсутствуют*(1246). Эта же мысль (договор о распоряжении ценными бумагами не порождает каких-либо прав на сами бумаги) была высказана Судом и в Обзоре практики разрешения споров, связанных с применением норм о договоре залога и иных обеспечительных сделках с ценными бумагами (п. 13 Обзора)*(1247). Этот подход и должен быть признан единственно верным*(1248).

В качестве примера применения иска о признании права в отношении прав участия в обществе с ограниченной ответственностью приведем следующее дело, связанное с толкованием положений прежней редакции Закона об ООО. Истец обратился в суд, указав, что он приобрел долю участия в обществе с ограниченной ответственностью. При этом процедура уведомления участников о возможности преимущественного приобретения доли была продавцом доли соблюдена. Участник обратился в общество с заявлением о необходимости провести общее собрание участников и принять на нем решение об изменении учредительных документов общества. Однако общество на указанное обращение не ответило. Истец обратился в суд, указав, что он стал собственником доли с момента уведомления общества о покупке (п. 6 ст. 21 Закона об ООО). Суд признал, что истец действительно обладает правом собственности на долю участия в ООО и вынес решение о признании права*(1249). В данном деле спорным является утверждение суда о том, что право на долю в обществе с ограниченной ответственностью возникает с момента уведомления общества*(1250); но, во всяком случае, суд был последователен - сначала он констатировал, что право на долю у истца уже возникло, а затем удовлетворил иск.

Именно признание права на долю участия в обществе с ограниченной ответственностью законодатель назвал основным способом защиты прав участника обществе с ограниченной ответственностью в случае утраты последним принадлежащей ему доли (см. п. 17 ст. 21 Закона об ООО (в ред. от 30 декабря 2008 г.)).

Надо прежде всего определиться с природой данного иска - относится ли он к подлинным искам о признании или же составляет разновидность исков о восстановлении положения, существовавшего до нарушения права.

С одной стороны, вопреки своему обозначению в законе ("иск о признании права на долю") данный способ защиты может быть отнесен к такому способу, как восстановление положения, существовавшего до нарушения права. Это, кажется, вытекает из того, что сам же законодатель подчеркивает, что удовлетворение такого иска связано с лишением ответчика права на долю либо часть доли. Тем самым вроде бы восстанавливается положение, которое было до нарушения - до незаконного лишения истца доли.

Однако не все так просто. Прежде всего, необходимо разобраться с тем, в какой момент у участника общества с ограниченной ответственностью возникают соответствующие права на долю в уставном капитале общества. Таких моментов в соответствии с Законом может быть выделено два. Дело в том, что в соответствии с п. 12 ст. 21 Закона об ООО (в ред. от 30 декабря 2008 г.) право на долю общества с ограниченной ответственностью возникает с момента нотариального удостоверения "сделки, направленной на отчуждение доли или части доли"*(1251) либо в случаях, не требующих нотариального удостоверения, - с момента внесения записи о приобретении доли в единый государственный реестр юридических лиц*(1252).

Таким образом, законодатель по каким-то неведомым причинам отказался от построения полноценной регистрационной системы учета прав участников общества с ограниченной ответственностью. Взамен этого был предложен дуплицитет определения момента возникновения прав: первый момент возникновения прав - нотариальное удостоверение некоей "сделки, направленной на приобретение доли"; второй момент - регистрация соответствующих прав в ЕГРЮЛ*(1253). Итак, права у разных участников общества с ограниченной ответственностью возникают по-разному: у одних - через нотариальное удостоверение сделок, у других - посредством внесения регистрационных записей в ЕГРЮЛ.

Но если это верно, то получается, что способ защиты таких прав должен быть разный - ведь в случае если была незаконно отчуждена (например, по поддельному документу) доля, которой участник владел на основании ранее заключенного договора о приобретении доли (например, купли-продажи), то сам по себе факт изменения записей в ЕГРЮЛ о принадлежности этой доли не способен лишить участника прав на долю - права эти возникли с момента нотариального удостоверения приобретательной сделки и продолжают существовать вопреки изменениям ЕГРЮЛ, так как законодатель отказался от того, чтобы придать реестру в отношении таких участников общества с ограниченной ответственностью функцию легитимации.

Следовательно, в рассматриваемой ситуации неправомерного списания доли в ЕГРЮЛ участник общества с ограниченной ответственностью все равно остается участником общества, он обладатель корпоративного права и ему требуется устранить возможные негативные последствия того, что кто-то пытается умалить его право. То есть ему лишь надо исправить запись в реестре (которая, еще раз подчеркнем, не имела в отношении него какого-либо легитимирующего значения). В итоге перед нами классическая ситуация для предъявления классического иска о признании права*(1254).

Иначе будет обстоять дело с защитой прав участника, приобретшего долю не посредством "договора о приобретении доли", а по иным основаниям, предусмотренным законом. Напомним, что в соответствии с п. 12 ст. 21 Закона об ООО (в ред. от 30 декабря 2008 г.) такой участник считается обладателем доли с момента внесения записи о нем в ЕГРЮЛ. Следовательно, запись для него - это средство легитимации, иными словами, запись создает его право, его право существует постольку, поскольку в ЕГРЮЛ есть запись об этом. Прекращение записи означает и прекращение его права. Таким образом, обращаясь с иском, который законодатель обозначил как иск о признании права на долю, такой участник просит не подтвердить наличие у него права, а восстановить то право, которого он лишился! И здесь принципиальнейшая разница между двумя судебными решениями, которые мы описывали. В одном случае суд подтверждает существующее право и устраняет его нарушения (в виде неправильной записи в ЕГРЮЛ), а во втором случае - суд своим решением создает для участника (или возвращает ему, или наделяет его - как угодно!) такое же право (таким же правом), какое у него было до нарушения. И если первое решение - это классическое решение по иску о признании, то второе - это решение с преобразовательным эффектом, тяготеющее к недавно возникшей судебной доктрине "восстановления корпоративного контроля".

Однако на этом сложности, порожденные новой редакцией ст. 21 Закона об ООО, не заканчиваются. Теперь, немного забегая вперед, определим, а с какого момента добросовестный приобретатель доли, в отношении которой иск о признании права был оставлен без удовлетворения, становится ее собственником? Законодатель на это отвечает следующим образом: доля признается принадлежащей добросовестному приобретателю с момента нотариального удостоверения соответствующей сделки. И это, наверное, логично в рамках общей (хотя и ошибочной, на наш взгляд) идеи закона о том, что право на долю, приобретенное по сделкам, возникает с момента нотариального удостоверения. Если же доля была приобретена на публичных торгах, она признается принадлежащей приобретателю с момента внесения записи в ЕГРЮЛ (абз. 2 п. 17 ст. 21 Закона об ООО).

Таким образом, у нас появляется третья ситуация легитимации - приобретение добросовестным приобретателем доли на публичных торгах. Причины специального выделения такой ситуации неочевидны. Означает ли это, что в случае продажи доли на публичных торгах нотариальное удостоверение договора, заключенного в результате торгов, не требуется? По всей видимости, нет, этого из закона не следует: в соответствии с п. 11 ст. 21 Закона об ООО нотариальное удостоверение не требуется в случае перехода доли к обществу в порядке, предусмотренном ст. 23, п. 2 ст. 26 указанного Закона, а также распределения доли между участниками общества и продажи доли всем или некоторым участникам общества либо третьим лицам в соответствии со ст. 24 Закона об ООО (продажа доли, принадлежащей обществу).

Итак, мы видим, что, различно определив момент возникновения у участника общества с ограниченной ответственностью права на долю, законодатель неизбежно запутался и в способах защиты этого права.

Перейдем теперь к содержательной стороне защиты прав участника общества с ограниченной ответственностью на долю в обществе.

В соответствии с абз. 1 п. 17 ст. 21 Закона об ООО, если доля или часть доли в уставном капитале общества возмездно приобретена у лица, которое не имело права ее отчуждать, о чем приобретатель не знал и не мог знать (добросовестный приобретатель), лицо, утратившее долю или часть доли, вправе требовать признания за ним права*(1255) на данные долю или часть доли в уставном капитале общества с одновременным лишением права на данные долю или часть доли добросовестного приобретателя при условии, что данные доля или часть доли были утрачены в результате противоправных действий третьих лиц или иным путем помимо воли лица, утратившего долю.

Что здесь является принципиальным?

Во-первых, заметно, что данное правило существенно отличается от привычного текста ст. 302 ГК, защищающей добросовестных приобретателей вещей. В чем эти отличия? Так, в п. 17 ст. 21 Закона об ООО нет такого критерия, как возмездность приобретения. Известно, что критерий возмездности приобретения установлен в норме о виндикации не столько для того, чтобы подчеркнуть, что возмездное приобретение - более ценное для приобретателя, а для того, чтобы предъявить повышенные требования к осмотрительности приобретателя. Ведь если ты приобретаешь вещь возмездно, степень осмотрительности в выборе контрагента и проверке его прав на вещь, очевидно, должна быть выше, чем в ситуации, когда тебе эту вещь дарят. Именно поэтому уравнивание в законе возмездных и безвозмездных приобретателей долей участия в обществе с ограниченной ответственностью вызывает сомнения в своей оправданности*(1256).

Во-вторых, в отличие от ст. 302 ГК, содержащей формулу "...когда имущество утеряно собственником или лицом, которому имущество было передано собственником во владение, либо похищено у того или другого, либо выбыло из их владения иным путем помимо их воли", здесь говорится о ситуации, когда доля была утрачена в результате противоправных действий третьих лиц или иным путем помимо воли лица, утратившего долю. Таким образом, принцип недопущения приобретения добросовестным приобретателем права собственности на краденое имущество*(1257) в Законе об ООО сохранен.

Самые же главные претензии должны быть предъявлены к формулировке "противоправные действия третьих лиц". Ведь дело в том, что добросовестный приобретатель - это всегда приобретатель незаконный, он всегда получает имущество в результате правонарушения - как правило, совершения недействительной сделки (значительно реже - в результате универсального правопреемства). Совершение недействительной сделки всегда составляет гражданское правонарушение в широком смысле этого слова. Поэтому есть обоснованные опасения в том, что сфера применения п. 17 ст. 21 Закона об ООО может быть серьезно сужена судами, например, посредством широкого толкования термина "противоправные действия третьих лиц". Приведем такой пример. Акционерное общество является обладателем права на долю участия в некоем обществе с ограниченной ответственностью. Далее акционерное общество продает эту долю другому лицу, а то - третьему. Впоследствии выясняется, что сделка с первым покупателем являлась крупной и требовала одобрения компетентного органа продавца, коего получено не было. Акционер общества выступает с иском о признании крупной сделки недействительной, и такой иск судом удовлетворяется. Разумеется, следующий шаг - попробовать вернуть долю от третьего лица. В связи с этим возникает такой вопрос - есть ли в деле о признании права на долю (по п. 17 ст. 21 Закона об ООО) основания для удовлетворения иска о признании права на долю потому, что доля была утрачена акционерным обществом в результате противоправного поведения лица, осуществлявшего полномочия единоличного исполнительного органа общества? Если на этот вопрос ответить положительно, то становится очевидным, что никакая защита добросовестного приобретателя доли участия в уставном капитале общества работать никогда не будет - суд всегда сможет сослаться на чьи-то противоправные действия (благодаря которым новый участник и является добросовестным приобретателем, а не полноценным обладателем права) и присудить долю истцу.

На наш взгляд, норму абз. 1 п. 17 ст. 21 Закона об ООО надо толковать иначе. Акцент в ее понимании следует делать на словах "иным путем помимо воли лица, утратившего доли". Это означает, что противоправные действия, дающие возможность лишить доли ее добросовестного приобретателя, должны быть из ряда таких, которые совершаются помимо воли лица, утратившего долю, т.е. без его ведома или же против его воли. В разобранном нами выше случае очевидно, что доля выбыла по воле единоличного исполнительного органа акционерного общества, который является выразителем вовне воли юридического лица в целом. Для приобретателя важны обстоятельства передачи ему доли; для всех третьих лиц воля юридического лица определяется по воле его исполнительного органа. Заставлять же участников оборота устанавливать содержание процесса волеобразования в коллегиальных органах юридического лица было бы совершеннейшей нелепицей. И поэтому, на наш взгляд, именно такое толкование слов "противоправные действия" является единственно правильным.

И третье замечание. По всей видимости, законодатель не пожелал разрушить почву для практики применения последствий недействительности отчуждательной сделки вне зависимости от добросовестности приобретения, которая сложилась на почве известного Постановления КС РФ от 21 апреля 2003 г. N 6-П. Об этом свидетельствует сохраненная формула из ст. 302 ГК - "приобретено у лица, которое не имело право его отчуждать". Возвращаясь к нашему примеру с продажей доли участия по крупной сделке, нельзя не заметить, что акционерное общество имело право на отчуждение имущества, необходимо только было соблюсти специальный порядок согласования этой сделки. А вот другое лицо (покупатель по этой сделке) после признания крупной сделки недействительной уже является "лицом, не имеющим право на отчуждение". И защита добросовестного приобретателя доли будет работать только в отношении приобретения именно у такого лица*(1258).

Б. Восстановление положения, существовавшего до нарушения права, и пресечение действий, нарушающих право или создающих угрозу его нарушения. Данный способ защиты прав в практике корпоративных споров до недавнего времени активно не использовался. Отдельные попытки (особенно в части пресечения действий, создающих угрозу корпоративным правам) использования этого способа защиты, насколько мы можем судить, были безуспешны. Приведем в качестве примера такое дело.

На внеочередном общем собрании акционеров закрытого акционерного общества были приняты решения: об избрании председателем собрания Д., секретарем собрания С.; избрании счетной комиссии; о неподтверждении решений, принятых на предыдущем общем собрании акционеров; избрании директором общества Д. Данные решения были оформлены протоколом.

Истец, само закрытое акционерное общество, считая, что незаконные действия Д. и С. по изготовлению протокола внеочередного собрания акционеров создали угрозу правоспособности и дееспособности общества, выразившуюся в создании неправомочного единоличного исполнительного органа, который своими действиями причинил обществу убытки, обратилось в арбитражный суд с иском. При этом в обоснование своих требований закрытое акционерное общество ссылалось на положения абз. 3 ст. 12 ГК.

Из материалов дела следовало, что решения внеочередного общего собрания акционеров закрытого акционерного общества признаны в судебном порядке недействительными, вследствие чего права акционеров и, соответственно, права самого общества, существовавшие до принятия названных решений общего собрания акционеров, восстановлены.

Далее окружной суд рассуждал следующим образом. В соответствии со ст. 49 ГК юридическое лицо может иметь гражданские права, соответствующие целям деятельности, предусмотренным в его учредительных документах, и нести связанные с этой деятельностью обязанности. Юридическое лицо может быть ограничено в правах лишь в случаях и в порядке, предусмотренных законом. Решение об ограничении прав может быть обжаловано юридическим лицом в суд. Правоспособность юридического лица возникает в момент его создания и прекращается в момент внесения записи о его исключении из Единого государственного реестра юридических лиц. Доказательств ограничения правоспособности закрытого акционерного общества и угрозы нарушения ответчиками в будущем прав общества последним не представлено.

Поскольку на момент принятия оспариваемых судебных актов отсутствовали условия для применения абз. 3 ст. 12 ГК, суды отказали в удовлетворении исковых требований. Кроме того, суд указал, что истец не лишен права обратиться в суд с исками о признании недействительными сделок, заключенных от имени закрытого акционерного общества как Д., так и уполномоченным им лицом*(1259).

В качестве исков о восстановлении положения, существовавшего до нарушения права, суды иногда квалифицируют иски о восстановлении в правах участников общества с ограниченной ответственностью, незаконно исключенных из общества*(1260). Попытки использовать тот же способ защиты (восстановление в правах участника) для устранения последствий незаконной продажи доли участия (акций) в судах сочувствия не нашли, потому как ГК предусмотрен специальный способ защиты прав в случае совершения недействительной сделки - применение реституции*(1261).

Однако данный способ защиты права буквально обрел "второе дыхание" после того, как ВАС РФ начал вводить в судебную практику понятие восстановление корпоративного контроля.

Первое упоминание о концепции восстановления корпоративного контроля содержится в деле N 1176/08 от 3 июня 2008 г. Суть спора такова. Участник общества с ограниченной ответственностью (далее - корпорация) обратился в суд с иском о применении последствий недействительности ничтожной сделки. Корпорация указала, что принадлежащая ей доля участия в обществе с ограниченной ответственностью была незаконно отчуждена третьему лицу (ответчику по иску). При рассмотрении дела было установлено, что после совершения оспариваемой сделки уставный капитал общества увеличился за счет внесения дополнительных вкладов и впоследствии был перераспределен между новыми участниками общества с ограниченной ответственностью*(1262). В итоге ни у одного из участников общества не было доли того размера, который был предметом незаконной отчуждательной сделки.

Президиум ВАС РФ, обсуждая обстоятельства дела, исходил из следующего. Из материалов дела следует, что ответчиком и третьими лицами по делу были совершены недобросовестные действия (незначительное увеличение уставного капитала, внесение дополнительных вкладов и изменение соотношения долей участников), которые могли затруднить защиту прав истца.

Хотя корпорация предъявила иск о применении последствий недействительности договора купли-продажи доли в уставном капитале общества, фактически это требование содержит просьбу о восстановлении права истца на корпоративный контроль над обществом посредством присуждения корпорации соответствующей доли участия в уставном капитале данного общества.

Далее Суд указал, что в области корпоративных отношений реализация такого способа защиты прав, как восстановление положения, существовавшего до нарушения права, может выражаться в виде присуждения истцу соответствующей доли участия в уставном капитале хозяйственного товарищества или общества, исходя из того, что он имеет право на такое участие в хозяйственном товариществе или обществе, которое он имел бы при соблюдении требований действующего законодательства.

Кроме того, Суд признал, что при рассмотрении дела о восстановлении корпоративного контроля в нем должны участвовать те участники, за счет которых корпоративный контроль восстанавливается. Судом также предложен и способ защиты имущественных интересов лиц, за счет которых происходит восстановление корпоративного контроля: "При этом следует исходить из того, что имущественные интересы этих ответчиков в отношении внесенных в уставный капитал общества сумм подлежат защите по отдельному или встречному иску, поскольку в сложившихся обстоятельствах при восстановлении корпоративного контроля в интересах одного из участников общества они образуют неосновательное обогащение этого участника, не вносившего указанных сумм в уставный капитал общества"*(1263).

Следующее дело, в котором Президиум ВАС РФ продолжил развивать концепцию восстановления корпоративного контроля, было рассмотрено надзорной инстанцией буквально неделю спустя.

Фабула этого дела такова. Супруги К. и Х. учредили общество с ограниченной ответственностью, распределив уставный капитал поровну. В связи с расторжением брака суд общей юрисдикции признал за К. право собственности на 1/2 доли (50%) уставного капитала общества. По заявлению Х. решением арбитражного суда по другому делу К. был исключен из числа участников общества. Впоследствии это решение было отменено, а производство по делу - прекращено. Однако до отмены данного решения арбитражного суда Х., действуя в качестве единственного участника общества, закрепила за собой долю К. в уставном капитале общества и внесла сведения о себе как единственном участнике общества, обладающем одной долей в размере 100% уставного капитала общества, в учредительные документы общества и Единый государственный реестр юридических лиц. После этого Х. передала эту долю гражданину М. на основании заключенного с ним договора купли-продажи.

К. предъявил иск к Х. и М. о переводе на него прав и обязанностей покупателя по договору купли-продажи доли в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью, заключенному между ответчиками, в части доли в размере 50% уставного капитала общества и признании за ним права собственности на указанную долю за счет М. Суды в удовлетворении исковых требований отказали со ссылкой на то, что решением Арбитражного суда г. Москвы от 27 августа 2007 г. в иске отказано со ссылкой на то, что "права истца как участника общества надлежащим образом не подтверждены", поскольку в ЕГРЮЛ на день рассмотрения спора в суде о К. как участнике общества сведений не содержится.

Президиум ВАС РФ, рассматривавший дело в порядке надзора, подчеркнул, что судами при рассмотрении дела было установлено, что на момент заключения и исполнения договора купли-продажи от 7 ноября 2005 г. Х. располагала информацией о рассмотрении судом дела об исключении К. из числа участников общества. Об этом, по мнению Суда, должен был знать и гражданин М., поскольку Х. продала ему долю в размере 100% уставного капитала общества незамедлительно после приобретения ее на основании судебных актов.

Ошибка нижестоящих судов заключалась, по мнению Президиума ВАС РФ, в том, что суды отказали истцу в удовлетворении требования, мотивируя отказ отсутствием надлежащих доказательств наличия у него соответствующих прав участника общества и сославшись на учредительные документы общества и Единый государственный реестр юридических лиц. Однако судами не было учтено, что судебные акты об исключении гражданина К. из состава участников общества, на основании которых данные о нем как участнике общества были исключены из учредительных документов и ЕГРЮЛ, были впоследствии отменены судом кассационной инстанции. Следовательно, гражданин К. был вправе, несмотря на отсутствие сведений о нем как участнике общества в учредительных документах общества и в ЕГРЮЛ, действовать в качестве участника общества и защищать свои права участника предусмотренными гражданским законодательством способами.

И самый важный вывод суда надзорной инстанции: в результате недобросовестных действий ответчиков истец лишился не только права преимущественной покупки доли в уставном капитале, но и корпоративного контроля над обществом. Предъявленный гражданином К. иск, основанный на правилах ст. 21 Закона об ООО, направлен на восстановление права корпоративного контроля над обществом и на осуществление права участника общества. Статья 12 ГК предусматривает такой способ защиты гражданских прав, как восстановление положения, существовавшего до нарушения права. В области корпоративных отношений реализация данного способа защиты может выражаться в виде присуждения истцу соответствующей доли участия в уставном капитале хозяйственного товарищества или общества исходя из того, что он имеет право на такое участие в хозяйственном товариществе или обществе, которое он имел бы, если бы ответчик соблюдал требования законодательства, действуя добросовестно и разумно.

В итоге Президиум ВАС РФ счел, что если судебными актами подтверждено право гражданина на долю в уставном капитале общества, а следовательно, подтвержден и его статус участника общества, то отсутствие в ЕГРЮЛ записи о нем как участнике общества не лишает его права преимущественной покупки доли, продаваемой другим участником. Состоявшиеся по делу судебные акты были отменены, а дело направлено на новое рассмотрение.

И третье дело, в котором Президиум ВАС РФ упомянул о концепции восстановления корпоративного контроля, заключалось в следующем. Рассматривая иск о признании недействительным решения общего собрания акционеров общества, на котором было принято решение о реорганизации общества в форме разделения, Суд установил, что акционер, владеющий пакетом акций менее 0,1% размещенных акций общества, обратился в суд с требованием о признании общего собрания недействительным. При этом истец указывал на то, что при организации собрания общество нарушило его право на информацию, в частности информацию о порядке определения цены выкупа акций акционеров, проголосовавших против реорганизации общества. Суды нижестоящих инстанций иск удовлетворили.

Президиум ВАС РФ, напротив, посчитал, что исковые требования удовлетворению не подлежат, так как "заявленное истцом требование, исходя из характера нарушений, на которые он ссылается, и отношений с обществом, не направлено на восстановление корпоративного контроля"*(1264).

Итак, из приведенных судебных актов ВАС РФ можно сделать следующие выводы:

- по всей видимости, в настоящее время Президиум ВАС РФ исходит из того, что существует некая группа исков, целью которых является восстановление корпоративного контроля. Практика применения доктрины восстановления корпоративного контроля еще крайне незначительна для того, чтобы сформировать самостоятельный иск о восстановлении корпоративного контроля (очевидно, это вполне может произойти, если, конечно, Суд сам не откажется от этой доктрины);

- Суд рассматривает восстановление корпоративного контроля через призму восстановления положения, существовавшего до нарушения права;

- не имеют особого значения обстоятельства утраты корпоративного контроля, важно лишь то, что истец был лишен корпоративного контроля незаконно (в первом деле - в результате совершения ничтожной сделки; во втором - в результате вынесения незаконного судебного акта);

- результатом рассмотрения дела о восстановлении корпоративного контроля является присуждение истцу (либо отказ в присуждении) корпоративного права, дающего контроль*(1265) над корпорацией*(1266);

- восстановление корпоративного контроля осуществляется вне зависимости от того, имелось ли смешение незаконно утраченных долей (акций) с другими аналогичными долями (акциями); восстановление контроля осуществляется не только за счет нарушителя, но и за счет иных лиц*(1267). В этом смысле весьма характерно самое первое из приведенных дел, в котором Президиум ВАС РФ предложил осуществить восстановление корпоративного контроля за счет других участников общества с ограниченной ответственностью, в отношении которых, кстати, Судом не был сделан вывод о недобросовестности. Однако нельзя не обратить внимание на то, что Суд, допустив восстановление корпоративного контроля за счет других лиц, разъяснил, что в случае если имело место увеличение уставного капитала общества, то последние имеют право самостоятельно обратиться впоследствии к лицу, восстановившему корпоративным контроль, с иском о неосновательном обогащении.

Очевидным же недостатком данной доктрины (о котором говорят и С.В. Сарбаш, и И. Алещев*(1268)) является следующее: применение ее будет крайне затруднено в ситуации, когда утраченные истцом доли (акции) будут приобретены добросовестными приобретателями. В этой ситуации суд должен будет либо совершенно игнорировать добросовестность приобретения (что, очевидно, весьма нежелательно с точки зрения обеспечения стабильности оборота, а также будет противоречить положениям Закона о рынке ценных бумаг о защите добросовестного приобретателя ценных бумаг и положениям ст. 21 Закона об ООО (в ред. от 30 декабря 2008 г.) о защите добросовестного приобретателя доли), либо защищать добросовестного приобретателя, перейдя тем самым в плоскость применения соответствующих законов.

Кроме того, нельзя не заметить, что данный способ защиты прав, в принципе, повторяет идею, реализованную в п. 17 ст. 21 Закона об ООО в отношении участников общества с ограниченной ответственностью, чье право на доли легитимируется записью в ЕГРЮЛ: в соответствии с данной нормой суд признает (а по сути - создает вновь) право на долю участия, которая у такого участника была до правонарушения, лишая одновременно ответчика этого права. По всей видимости, данные положения Закона об ООО послужат базой для дальнейшего развития доктрины восстановления корпоративного контроля.

В. Присуждение к исполнению обязанности в натуре. Одним из случаев применения данного способа защиты корпоративных прав является предъявление лицом, приобретающим акции, к лицу, не исполняющему договор об отчуждении акций, иска о понуждении к совершению трансферта ценных бумаг.

Теоретическим обоснованием возможности предъявления подобных исков может стать известная позиция ВАС РФ по поводу допущения иска о понуждении к передаче вещей, определяемых родовыми признаками*(1269), применяемая в данном случае по аналогии: в случае если суд установит, что на лицевом счете продавца ценных бумаг имеются бумаги, соответствующие по своим признакам тем бумагам, которые являлись предметом договора купли-продажи, то ответчик, не исполнивший договор, может быть понужден к их передаче истцу. Если же у продавца бумаг не окажется, то покупатель имеет право требовать возмещения убытков, причиненных неисполнением договора купли-продажи.

Изучение же окружной практики свидетельствует о том, что суды, в принципе, положительно относятся к подобному способу защиты нарушенных прав покупателя ценных бумаг*(1270).

Предъявление же покупателем ценных бумаг иска о понуждении к передаче ценных бумаг на основании положений ст. 398 ГК не нашло поддержку высшей судебной инстанции. Так, по одному из дел Суд указал следующее. Нижестоящий суд, удовлетворивший иск покупателя об отобрании акций у продавца на основании ст. 398 ГК, не принял во внимание то обстоятельство, что объекты договора купли-продажи (бездокументарные ценные бумаги) не были каким-либо образом индивидуализированы. Кроме того, по мнению Суда, удовлетворение иска об изъятии индивидуально-определенных вещей возможно лишь при соблюдении требований названной статьи: наличии объекта обязательства у продавца и отсутствии приоритетных требований иных кредиторов в отношении данной вещи (вещей). При отсутствии указанных обстоятельств оснований для принудительного изъятия у продавца бездокументарных ценных бумаг по требованию кредитора (покупателя) не имелось*(1271).

Г. Признание оспоримой сделки недействительной и применение последствий ее недействительности, применение последствий недействительности ничтожной сделки. Мы не считаем целесообразным здесь подробно комментировать практику разрешения арбитражными судами дел по спорам, связанным с недействительностью крупных сделок или сделок с заинтересованностью; это тема для другой работы. Здесь мы попробуем проанализировать отдельные случаи признания недействительными сделок, связанных с приобретением корпоративных прав, и в первую очередь - прав на акции. Таким образом, далее речь пойдет о случаях оспаривания трансфертов именных ценных бумаг.

Для правильного ответа на вопрос о возможности самостоятельного оспаривания трансферта целесообразно определиться с природой последнего: является ли трансферт абстрактной или каузальной сделкой? Иными словами - должно ли лицо, ссылающееся на трансферт, доказать наличие и действительность основания (causa) трансферта - гражданско-правовой сделки по отчуждению именных ценных бумаг? При положительном ответе на заданный вопрос трансферт должен быть признан каузальной сделкой, действительность которой тесным образом связана с наличием юридического основания ее совершения - акта отчуждения бумаг. При отрицательном же ответе на этот вопрос трансферт следует объявить абстрактной сделкой, сила которой не зависит от наличия и действительности основания перехода права на ценные бумаги.

Некоторые авторы (например, Д.И. Степанов*(1272)) признают трансферт каузальной сделкой. В.А. Белов же, напротив, полагает, что трансферт суть сделка абстрактная*(1273).

На наш взгляд, однозначной квалификации трансферта как абстрактной или каузальной сделки из нашего законодательства не вытекает.

В соответствии с п. 3.4.2 Положения о ведении реестра реквизитами передаточного распоряжения являются: информация о лице, передающем ценные бумаги; информация о передаваемых ценных бумагах, в том числе основание перехода прав собственности на ценные бумаги; цена с