Огюсту Франкомму в Париж

Эдинбург, 6 августа, Calder-House, 11 августа [1848]

Дражайший друг.

Не знаю, что Тебе сказать, — мне кажется, что самое лучшее — не пытаться утешать Тебя в утрате отца. Я понимаю Твое горе, — даже само время бессильно умерить подобную скорбь.

Несколько дней тому назад я покинул Лондон и через 12 ч [асов] был в Эдинбурге (407 [английских] миль). — После одного дня отдыха в Эдинб [урге] — я прибыл в Calder-House, в 12 милях от Эдинб [урга], в замок лорда Торпхичена, зятя г-жи Эрскайн, где рассчитываю остаться до конца месяца и отдохнуть от моих лондонских подвигов.

Я дал 2 утренника — которые, по-видимому, понравились, но от этого они не стали для меня менее скучными. Впрочем, просто не знаю, как бы я мог прожить без них в этом дорогом Лондоне 3 месяца — держать большую квартиру, которая мне там была необходима, экипаж и слугу.

Мое здоровье не слишком плохо, но я становлюсь всё слабее, а кроме того, всё еще не переношу здешний климат.

Мисс Стирлинг собиралась писать Тебе из Лондона и поручает мне попросить у Тебя извинения. Дело в том, что эти дамы были очень заняты приготовлениями перед отъездом в Шотландию — где они предполагают провести несколько месяцев. — В Эдинб [урге] живет один из Твоих учеников, если не ошибаюсь, г-н Дрекслер (Луи Дрекслер — виолончелист, сын известного немецкого виолончелиста Карла Дрекслера.). Он навестил меня в Лондоне — и показался мне очень славным юношей, который Тебя очень любит. Он музицирует с одной здешней великосветской дамой, леди Мюри, одной из моих шестидесятилетних лондонских учениц, которой я тоже пообещал побывать в ее прекрасном замке, — но не знаю, каким образом мне удастся осуществить это, потому что 28 августа я обещал быть в Манчестере и играть в концерте за 60 фунтов стерлингов. — Там Нейком, — и если только он не захочет импровизировать в тот же самый день, я рассчитываю заработать эти 60 фунтов стерлингов.

Что со мной будет потом, не знаю. — Очень хотел бы получить пожизненную пенсию за то, что ничего не буду сочинять — даже ни одной мелодии в духе Осборна или Совиньского (оба наилучшие мои друзья — один ирландец, другой мой соотечественник — и я горжусь им больше, чем отвратительным представителем [Польши] Антонием де Контским (Шопен сначала хорошо относился к Антонию Контскому (см. письмо 396), но его возмутил отказ последнего от безвозмездного участия в концерте в пользу польских эмигрантов в Париже.), этим французом с Севера и скотиной с Юга).

После этих сделанных в скобках замечаний, — скажу Тебе, по правде, что не знаю, что со мной будет осенью — во всяком случае, не сетуй на меня, если от меня не будет вестей, я очень часто думаю о том, чтобы написать Тебе. Если увидишь м-ль де Розьер или Гжималу, то кто-нибудь из них будет что-нибудь знать обо мне, если не непосредственно от меня, то, во всяком случае, от кого-нибудь из наших друзей.

Здешний парк очень хорош, — владелец замка — превосходный человек, — и я чувствую себя настолько хорошо, насколько это для меня возможно. — О музыкальных мыслях не может быть и речи — я выбит из колеи — я чувствую себя, как, напр [имер], осел на маскараде, как скрипичная квинта на контрабасе — удивлен, сбит с панталыку, ошеломлен так, как если бы я услышал пассаж Бодьо (перед 24 февраля) или удар смычка г-на Капа (Кап — дилетант, игравший на виолончели и других струнных инструментах.) (после Июльских дней). — Полагаю, что они здоровы. Как видишь, не могу обойтись без них, когда пишу Тебе. — А теперь важный вопрос: надеюсь, Тебе не приходится оплакивать никого из друзей среди жертв этих ужасных событий (События 23—26 июня в Париже.).

Как здоровье госпожи Франкомм и Твоих деток? Напиши мне словечко и адресуй: Лондон, у Бродвуда, 33, Great Putney Street, Golden Square. —

Я здесь наслаждаюсь (физически) полнейшим покоем и прекрасными шотландскими песнями. — Я хотел бы быть в состоянии немного сочинять хотя бы только для того, чтобы доставить удовольствие этим славным дамам, г-же Эрскайн и м-ль Стирлинг.

В моей комнате фортепиано Бродвуда, в гостиной инструмент Плейеля, принадлежащий мисс Ст [ирлинг] — и нет недостатка ни в бумаге, ни в перьях.

Я надеюсь, что Ты тоже сочинишь что-нибудь — и, бог даст, я это вскоре услышу.

Мои лондонские друзья советуют мне провести здесь зиму — но я послушаюсь только своего, уже не знаю чего — или скорее того, кто будет советовать последним — это часто совпадает с тем, что дает зрелое размышление.

Прощай, дорогой, дорогой друг, — всегда Твой

Ш.

Передай Супруге, что я искренне желаю всего лучшего ее детям. Полагаю, Рене развлекается своей виолончелью — Сесиль усердно работает, а их маленькая сестренка всё читает свои книжки.

Передай от меня, пожалуйста, привет г-же Ласерв и исправь как мою орфографию, так и мой французский язык.

Здешние люди некрасивы — но, кажется, добродушны. Зато здешние животные красивы и кажутся злыми; превосходное молоко, масло, яйца — и всё, что обычно с этим об руку: сыры, цыплята.

Оригинал на французском языке. Адрес: «Monsieur Aug. Franchomme, Professeur au Conservatoire de Paris. Paris, 10, Rue de la Bruyère — France».