Соланж Клезанже в Гийери

Париж, вторник 30 января [18] 49

 

Последние дни я был слишком болен, чтобы писать Вам и сказать, что я видел Вашего мужа. Он был у меня в пятницу. Я нашел его в добром здоровье: он собирается работать над статуей Тщеславие. Вчера он прислал мне словечко, сообщая, что уже приступил к работе. Он поделился со мной хорошими вестями о Вас, о том, что Вы исполнены бодрости и вполне здоровы, — насколько это возможно при Вашем нынешнем особом состоянии. — Здесь у нас мартовская погода — поэтому я по десять раз в день укладываюсь в постель. — Молен (Доктор Молен скончался, во время пребывания Шопена в Англии.) обладал секретом ставить меня на ноги. — С тех пор у меня были г-н Луи (Пьер Шарль Александр Луи (1787—1872) — французский врач, специалист по туберкулезу легких.), — д-р Рот — в течение двух месяцев — сейчас г-н Симон, знаменитость среди гомеопатов — но они бредут на ощупь и не помогают мне. — Все они сходятся относительно климата — тишины — покоя. — Покой я и без них когда-нибудь обрету. — В эти дни покой Парижа не был ни на минуту нарушен, — хотя ожидались беспорядки по поводу регламентации мобильной гвардии (После подавления рабочих выступлений буржуазия, контролировавшая правительство Франции, постепенно ликвидировала завоевания Февральской революции; в январе 1849 г. пришла очередь garde nationale mobile (добровольческой милиции), созданной 25 февраля из безработных и городских низов; правительство объявило о сокращении контингента мобильной гвардии наполовину, но один из ее батальонов отказался подчиниться этому решению; тогда в Париж были стянуты воинские части и мобильная гвардия была разоружена. Расформирование клубов произошло несколько месяцев спустя.) или по поводу министерского проекта о закрытии клубов. — Вчера, в понедельник, повсюду были солдаты и пушки, и эти решительные меры произвели большое впечатление на тех, кто хотел бы вызвать беспорядки. — Даже я пишу Вам о политике — вместо того, чтобы писать о более интересных вещах. Но я становлюсь глупее, чем когда-либо, — и приписываю это какао, которое я пью по утрам вместо кофе. Никогда не пейте какао — и не позволяйте его пить Вашим друзьям, в особенности если Вы с ними переписываетесь. — Я постараюсь, чтобы мое следующее письмо было более остроумным, после какого-нибудь сульфата, который мне даст вдыхать мой господин Симон. А пока читайте эти каракули, в которых содержатся вести о здоровье и бодрости Вашего мужа. — Г-жа Обрескова навестила меня вчера, но у меня были б[ар]он Штокгаузен, Легуве и другие, в присутствии которых я не хотел говорить о Петербурге (То есть о предполагаемой поездке О. Клезанже в Россию.), — Вы ведь знаете, как она добра и как много она говорит. — Если Вы напишете мне словечко о своем здоровье, то это время будет Вами неплохо использовано.

Счастья, здоровья, здоровья

Ш.

 

Оригинал на французском языке.

 

ПОЛИНА ВИАРДО — ЖОРЖ САНД В НОАН

 

[Париж,] 15 февраля [1849]

 

Вы просите меня сообщить Вам новости о Шопене, — вот они. Его здоровье постепенно ухудшается; сносные дни, когда он в состоянии выезжать в экипаже, сменяются другими — с кровохарканьем и удушающими приступами кашля. По вечерам он больше не выходит. Однако он еще в состоянии давать несколько уроков, а в свои хорошие дни он даже бывает веселым. Вот вся правда. Впрочем, я его давно не видела. Он трижды приезжал повидать меня, но не заставал. Он неизменно говорит о Вас с величайшим уважением, и я продолжаю утверждать, что он не говорил никогда иначе [...].

 

Отрывок.

 

СОЛАНЖ КЛЕЗАНЖЕ В ГИЙЕРИ

 

Париж, четверг 5 апр[еля 1849]

 

Я видел госпожу Обрескову, которой пока нечего Вам передать. Я считаю, что политический горизонт с этой стороны всё более омрачается (То есть со стороны России; в это время царское правительство было одним из оплотов европейской реакции; готовился военный поход для подавления венгерской революции, и гражданин Французской республики не мог рассчитывать на дружелюбный прием со стороны русских властей — поэтому поездка О. Клезанже в Петербург могла натолкнуться на ряд препятствий.), и то, что было трудно месяц назад, сейчас становится еще труднее. Я узнал от м-ль де Розьер, что Вы хорошо, себя чувствуете. — Да сохранит Вам бог это хорошее состояние. — А я зашел в тупик. — У меня уже 4-й врач, они берут с меня по 10 фр [анков] за визит, приходят иногда по 2 раза в день, и всё это мне очень мало помогает. —

 

Суббота

 

Вот и Ваш муж пришел навестить меня, прежде чем я успел закончить свое письмо. Он хорошо выглядит и доставил мне большое удовольствие, сообщив хорошие вести о Вашем здоровье. — В этом мире нельзя иметь всё: довольствуйтесь величайшим счастьем — здоровьем. Ваш муж собирается ехать в Лондон, и я думаю, что он прав. — Вполне возможно, что он добьется там больших успехов.

Я не премину, насколько мне это будет возможно, быть в чем-нибудь полезным — дать сведения относительно Англии, так же как и письма. Не сомневайтесь в этом.

 

Оригинал на французском языке.

 

ИЗ ДНЕВНИКА ЭЖЕНА ДЕЛАКРУА

 

Запись от 7 апреля 1849

 

Оттуда к Шопену. Там был и Алькан [...]. Около половины четвертого сопровождал Шопена в карете на прогулку. Хотя я и очень устал, но был счастлив услужить ему хоть чем-нибудь. Елисейские поля, Арка Звезды. Бутылка вина в кабачке, остановка у заставы и т. д..

В продолжение дня он говорил со мной о музыке, и это оживило его. Я спросил его, что такое логика в музыке. Он мне в общих чертах разъяснил, что такое гармония и контрапункт, почему именно фуга является как бы чистой логикой в музыке и почему изучить фугу — значит познать основу всякого смысла и последовательности в музыке [...]. Наука, как ее понимают и представляют себе люди, подобные Шопену, есть не что иное, как само искусство, и наоборот, искусство — совсем не то, чем считает его невежда, то есть некое вдохновение, которое приходит неизвестно откуда, движется случайно и изображает только внешнюю оболочку вещей. Это сам разум, увенчанный гением, но следующий неизбежным путем, установленным высшими законами [...].

 

Э. Делакруа. Дневник, т. I. М., 1961, стр. 199—200.