Запольский Сергей Васильевич 6 страница

61

Дискуссионные вопросы теории финансового права

сти не вполне соответствует статусу представительства и тем самым далеко не бесспорно именно в системном аспекте.

Наука финансового права, думается, не только нуждается в из­вестном единстве взглядов ученых-экономистов на природу и со­став финансовой системы страны, но и в состоянии содействовать выработке концепции этого сквозного понятия. Залогом этого должна стать деэлегизация финансовой системы, подход к этому понятию как к рабочей категории, могущей быть улучшенной и усо­вершенствованной, как к продукту сознательной деятельности госу­дарства и всего общества, наконец, как к элементу рыночной эко­номики.

ГЛАВА ПЯТАЯ ПРЕДМЕТ ФИНАНСОВОГО ПРАВА

Сказать, что вопрос, вынесенный в название этой главы, волну­ет специалистов финансового права, значит ничего не сказать. Предмет финансового права — настолько актуальный, злободнев­ный вопрос, что то или иное его решение предопределяет судьбу на­учного направления в юриспруденции и даже в состоянии его «по­хоронить». Несмотря на определенный налет схоластичности, пред­мет (а вместе с ним метод и система) финансового права как научная проблема продолжает будоражить умы и умудренных опы­том ученых, и начинающих исследователей.

В историческом плане финансовому праву повезло меньше дру­гих.

Научные представления о правовом регулировании финансов, как правило, следовали за соответствующими узаконениями и су­дебной практикой, тогда как, скажем, в гражданском, трудовом, экологическом праве тот или иной правовой институт рождается в результате выявленной наукой общественной потребности или не­обходимости. Отсюда и «качество» правового материала, которым оперируют финансисты. Чаще всего этот материал представляет со­бой безыскусно оформленную государственную волю, целенаправ­ленно лишенную всяческих юридических «бирюлек» и «бантиков». Пример — появление НДС, нуждающегося в правовом оформле­нии, в подзаконном толковании, юридически неуклюжем и неудоб­ном в применении. Как правило, новорожденному институту фи­нансовой системы требуется много времени, чтобы стать полновес­ным институтом финансового права.

Причины этого явления найти просто. Они в быстротекучести, изменчивости финансовой политики и ее следовании общей госу­дарственной политике. Стабильность характерна в основном таким инфраструктурным понятиям и явлениям, как бюджет, бюджетная система, государственные расходы, в меньшей степени привязан­ным к сменяющим друг друга этапам финансовой жизни. Отсюда можно установить объективные пределы финансового права как информационного явления, а именно — отрасли правоведения, изу­чающей внутреннее развитие относительно стабильной системы

63

Дискуссионные вопросы теории финансового права

Глава пятая. Предмет финансового права

 

правовых институтов, сложившейся в результате финансовой дея­тельности государства и регламентированной нормативными акта­ми постоянного действия. В подобном подходе к внешним грани­цам финансового права концептуальным элементом служит не ста­бильность правовых норм, но стабильность системы правовых институтов, могущих быть отнесенными к финансовому праву, в их взаимодействии и согласованности.

В принятой систематизации отраслей права, на мой взгляд, при­сутствует ощутимая логическая ошибка. Дело в том, что, включая или не включая в предмет той или иной отрасли права соответст­вующие отношения, мы вынуждены в первую очередь принимать во внимание способы (методы) их правового регулирования, а послед­ние, в свою очередь, есть результат правового регулирования этих отношений. Возникает порочный логический круг — предмет, ме­тод, систему права мы вынуждены определять через специфические особенности самого права. И если в отраслях, где присутствует объ­ективное существование отношений, требующих или допускающих их правовое регулирование, этот недостаток компенсируется без ви­димых последствий, то применительно к финансовому праву он чреват субъективизмом и его бесконтрольными последствиями — строительством «замков на песке» — по одному для каждого иссле­дования этих проблем.

Зачастую в научных исследованиях именно это и происходит. Отход от принципа, а точнее метода стабильности (кстати, не толь­ко в науке, но в первую очередь в законотворчестве и правоприме­нении) позволяет включать и «выключать целые правовые» конти­ненты из предмета финансового права, как это произошло, напри­мер, с банковским кредитом, но, в полное противоречие с логикой, не произошло с безналичными расчетами. Поэтому стабильность предмета и связанной с ним системы финансового права мне пред­ставляется правильным поставить впереди иных квалифицирующих признаков.

Что означает термин «предмет отрасли права» применительно к финансовому праву? Если исходить из концепции, сложившейся в 30—40-е годы прошлого века в СССР, предметом финансового пра­ва служит все, что возложено в качестве функций на центральный орган управления в области финансов — наркомат или министерст­во финансов. Отсюда, кстати, родом и категория финансовой дея­тельности государства, осуществляемой во всем известном здании на Ильинке, сейчас — Министерство финансов Российской Феде­рации.

Научный подход не только не приемлет подобной «методики», но нуждается в обосновании и верификации теоретической приро­ды применимости понятия отрасль финансового права с соответст-

64

вующим этой отрасли предметом правового регулирования. Други­ми словами, следует проверить, применимо ли в принципе понятие отрасли права к финансовому праву. Если положительный ответ не упрощает и хотя бы облегчает путь дальнейших исследований, то отрицательный результат открывает неясную перспективу выясне­ния причин агрегатированного существования правового массива, не являющегося отраслью права. Спешу сразу оговориться, что ав­тор этих строк хотел бы сразу дистанцироваться от полемики, суще­ствующей долгие годы по поводу комплексности отрасли финансо­вого права или ее монолитности. Нижесказанное будет рассчитано, скорее, на то, чтобы сформулировать принципиально иную точку зрения на предмет финансового права и тем самым попытаться ос­вежить дискуссию.

В течение ряда лет наблюдается интенсивное развитие как тео­рии, так и практики правового регулирования финансовых отноше­ний. Законодательство Российской Федерации обогатилось Бюд­жетным и Налоговым кодексами, федеральными законами «О Цен­тральном банке Российской Федерации (Банке России)», «О банках и банковской деятельности», законодательством о валютном регу­лировании и еще многими другими нормативными актами. Неоспо­рим и прогресс в научных исследованиях: резко возросло количест­во докторских и кандидатских диссертаций, публикаций, моногра­фий, статей в научных журналах, комментариев законодательства. В науку финансового права вошли и стали известными многие мо­лодые выпускники российских вузов. Нельзя не отметить и созда­ние специализированных кафедр в учебных заведениях и секторов, отделов в научно-исследовательских организациях, специализи­рующихся на проблемах финансового права.

В то же время приходится согласиться с тем, что солидный по­тенциал науки финансового права не востребован должным обра­зом законодателем и правоприменителем, что нередко публикации по финансовому праву имеют характер комментариев или даже пе­ресказа нормативных актов или практики их применения; не ощу­щается заметного влияния ученых, специализирующихся в области финансового права, на формирование планов законопроектных ра­бот и на подготовку проектов нормативных актов в области финан­сов.

Отмеченные недостатки, которые характерны в той или иной мере для других отраслей правоведения, в значительной мере обу­словлены отставанием финансово-правовой научной доктрины, ориентированностью на восприятие финансово-правовых реалий как данности, не подлежащей критическому анализу и уж тем более совершенствованию. Прежде всего это касается изначальной науч­ной категории — понятия финансовой деятельности государства.

3 ^июльский С. Н.                                                                                                                                                                       65

Дискуссионные вопросы теории финансового права

Глава пятая. Предмет финансового права

 

Многие десятилетия как постулат под финансовой деятельностью государства понимается властно-принудительная деятельность упол­номоченных органов государства по мобилизации, распределению и использованию государственных централизованных и децентрали­зованных денежных ресурсов. Конечно, это правильно, но следует ли признавать такую характеристику родовой для понимания сущ­ности финансовой деятельности государства?

Нельзя игнорировать тот факт, что финансы есть составляющая часть функционирования национальной экономики, народного хо­зяйства, хозяйственного оборота. Вертикальные (как «сверху вниз, так и снизу вверх») финансовые отношения тесно переплетены с гражданско-правовыми; многие финансовые отношения строятся и существуют параллельно с гражданскими отношениями. Еще важ­нее подчеркнуть, что финансовые отношения, или, скажем точнее, финансовые правоотношения, складываются с целью достижения гражданско-правового результата, а именно приращения или ума­ления чьего-то имущества, совершения той или иной (по своим по­следствиям) гражданско-правовой сделки. Возьмем хотя бы налого­обложение. Как бы ни исчислялся и ни взимался тот или иной на­лог, результатом налогообложения являются в конечном счете ущемление (умаление) права собственности налогоплательщика и приращение на ту же сумму государственной собственности. В сущ­ности, то же самое с точностью до наоборот происходит и в области финансирования бюджетных расходов, когда государство созна­тельно (на основе закона) умаляет свое право собственности, фи­нансируя те или иные бюджетные учреждения, хозяйственные орга­низации или жизнедеятельность граждан. Нет необходимости про­должать этот анализ, ибо перемещение денежных средств от одного собственника к другому или от одного владельца к другому может и должно рассматриваться как гражданское правоотношение по его конечным результатам.

Чем объясняется то, что большую группу экономических отно­шений государство регулирует именно как финансовые отношения? Мне представляется, что объяснением служит особая заинтересо­ванность государства или даже обязанность государства в защите, удовлетворении или гарантировании публичного интереса, в точ­ном, энергичном осуществлении тех действий и операций, которые преследуют непосредственно публичные цели. Не государство соз­дает или преобразует те или иные экономические отношения в фи­нансовые, а публичный интерес в их осуществлении по первона­чально заданной программе вынуждает государство регулировать часть денежного оборота императивными методами, а не граждан­ско-правовыми. Невозможно представить существование государ­ства, в котором взимание налогов осуществляется гражданско-пра-

66

вовыми средствами, а обеспечивается обычным исковым судопро­изводством; любые попытки ведения финансовой деятельности на началах диспозитивности всегда будут обречены на неудачу, в этом нас убеждают и действительность, и исторические примеры.

Закономерен вопрос: что же такое финансово-правовая форма, анализируемая отдельно от содержания финансово-правовых отно­шений? Можно предположить, что финансово-правовая форма — это особая процессуальная или, если угодно, процедурная правовая форма, в которой осуществляются публичные экономические (с де­нежным содержанием) отношения. И в этом случае могло бы быть логичным предположение о том, что финансовое право (не абсолю­тизируя это предположение) есть процессуальная отрасль права и ей должны быть присущи все закономерности, по которым развивают­ся процессуальное законодательство и правоприменение. Помимо всего прочего эта концепция, на мой взгляд, могла бы сделать из­лишней продолжение дискуссии о месте финансового права в сис­теме отраслей права, говоря точнее, дискуссии о месте финансового права в системе материально-правовых отраслей права, поскольку финансовое право могло бы рассматриваться как отрасль процессу­ального права. Эта точка зрения не обладает, к сожалению, новиз­ной. В общей форме она высказывалась в прошлом рядом ученых — сторонников широкого подхода к определению процессуального права; вспомним хотя бы работы В.М. Горшенева¹. Применение этой концепции к финансовому праву могло бы дать нам новый взгляд на многие явления функционирования экономики.

Обратимся сейчас к тем изменениям в финансовой системе страны, которые, как представляется, не исследованы должным об­разом. Одно из них — это развитие и становление субъективного финансового права, которое по аналогии с цивилистикой уместно было бы охарактеризовать как право финансовое. Долгие годы по­ведение субъектов финансового права рассматривалось и понима­лось как соблюдение запретов и исполнение позитивных обязанно­стей. Новый этап социально-экономического развития страны при­вел к тому, что юридическим и физическим лицам предоставлены довольно широкие правовые возможности по защите своих имуще­ственных интересов в области финансов, по формированию про­граммы своих финансовых отношений с соответствующими органа­ми государства на предоставительно-обязывающей юридической осно­ве. Важнейшим проявлением этой тенденции стала многоканальная

¹ Теория юридического процесса / Под ред. В.М. Горшенева. — Харьков, 1985.

67

Дискуссионные вопросы теории финансового права

Глава пятая. Предмет финансового права

 

судебная защита прав юридического или физического лица в облас­ти финансов.

То, что должно было рассматриваться как ущемление субъек­тивного права в области налогообложения в прошлом и стало реаль­ностью сейчас — судебная защита от незаконного или непомерного налога, с введением в действие Бюджетного кодекса Российской Федерации было дополнено юридическими гарантиями, казавши­мися еще вчера невозможными — судебной защитой интересов уча­стников бюджетных отношений. Даже в такой области бюджетных отношений, как финансирование бюджетных учреждений и органи­заций, в сфере, традиционно считавшейся областью односторонне­го волеизъявления и волеусмотрения государства, в настоящее вре­мя возникают возможности истребования в судебном порядке недо-начисленных, недовыплаченных ассигнований.

То же самое относится к использованию правовой конструкции обязательства для регулирования финансовых отношений. Сторон­ников признания налогов, взимаемых с юридических и физических лиц системой налоговых обязательств, нередко критикуют, причем не только и не столько цивилисты, сколько их оппоненты из рядов специалистов финансового права. Между тем неоспоримо, что На­логовый кодекс построен с использованием концепции налоговых обязательств и юридический механизм отношений между налого­вым органом и налогоплательщиком складывается по схеме, кото­рая максимально приближена к схеме возникновения исполнения и обеспечения исполнения гражданских обязательств.

Иначе и быть не может, ибо государство, исповедующее кон­цепцию «узаконенного грабежа» в области налогообложения, не мо­жет претендовать на то, чтобы быть правовым, да и вообще цивили­зованным. Поэтому принятие Налогового кодекса — при всех его недостатках и недоработках — нельзя не расценить как громадный шаг из царства необходимости в царство юридической свободы. То же самое можно с полным основанием сказать и о Бюджетном ко­дексе, принятие которого явилось событием исторического значе­ния не только для финансовой системы, но и для всей российской государственности, и недалек тот день, когда специалисты всерьез займутся системой бюджетных обязательств, складывающихся по принципу «сверху вниз».

Категория обязательства, на мой взгляд, неосновательно моно­полизирована цивилистикой. Как представляется, историческим объяснением этого служит то, что в рамках цивилистической мысли гражданско-правовой теории и гражданского закона долгие века эксплуатировались многие сквозные правовые конструкции, при­менимые не только в цивилистике, но и в других отраслях права. Революционные изменения в правовой системе нашей страны не-

68

минуемо повлекли и повлекут дальнейшую рецепцию граждан­ско-правовых конструкций (но не метода) в других отраслях права и правоприменения. Речь, конечно, не идет о механическом воспро­изведении средств гражданско-правового регулирования в несвой­ственных ему сферах; напротив, должны быть выработаны крите­рии, руководствуясь которыми именно универсальные сквозные правовые категории с максимальным учетом отраслевых особенно­стей и метода правового регулирования будут находить свое приме­нение в других отраслях права.

Категория обязательства — одна из таких сквозных правовых конструкций. Признание за налоговыми отношениями многих черт обязательства — лишь первый шаг, который приведет к дальнейше­му изучению финансовых отношений, с тем чтобы нам удалось по­строить систему финансовых обязательств (включая отношения «сверху вниз»), не только количественно, но и структурно сопоста­вимую с системой гражданских обязательств.

Уже много говорилось о процессе утраты многими институтами финансового права своих традиционных признаков, позволявших еще в недавнем прошлом считать их финансово-правовыми. Хресто­матийным примером является банковское кредитование. Представ­ляется, что нет оснований для аплодисментов в адрес существующего режима правового регулирования банковского кредитования. Став сферой преимущественно диспозитивного регулирования, банков­ское и иное кредитование потеряло многие позитивные черты, свойственные ему в прошлом, перестало быть инструментом кос­венного регулирования экономики; повысилась криминогенность сферы выдачи и возврата ссуд. Уместно также вспомнить и утрачен­ную ныне возможность введения особого порядка кредитования как санационную меру, так недостающую экономическому механизму, в целях предотвращения банкротств коммерческих обществ и орга­низаций.

К изменению границ между финансово-правовым и граждан­ско-правовым регулированием нужно относиться чрезвычайно ос­торожно, с учетом закономерностей функционирования этих двух различных методов правового регулирования. Познание природы и сущности финансового права и его предмета имеет не только отрас­левое, но и глобальное, т.е. для всей системы отраслей права, значе­ние.

Общепризнано, что на основе метода правового регулирования разрозненные нормы объединяются в институты, а те в свою оче­редь в подотрасли и отрасли права, отличающиеся по предмету и методу. Отсюда простой вывод: говоря о предмете правового регу­лирования, мы говорим о предмете отрасли права; невозможно и,

69

Глава пятая. Предмет финансового права

 

 

главное, бессмысленно дискутировать о предмете права, если это не предмет отрасли права.

Между тем это не бесспорно. Отметим прежде всего то, что во­прос о предмете отрасли права тесно связан с системой права в це­лом, и мы в прошлом не могли допускать расхождения между общи­ми систематизирующими признаками (предмет отрасли) и частны­ми или внутренними признаками (метод и система отрасли). Частные признаки должны были подтверждать «прокрустово ложе», уготованное финансовому праву в системе отраслей советского пра­ва, а нежелательные вопросы попросту игнорировались. Так, исходя из традиционной для советской доктрины финансового права, по­нимающей под предметом отрасли триаду «госдоходы — бюджет — госрасходы», трудно найти место для многих правовых институтов, тоже относящихся к финансам, например валютное право, банков­ский кредит, государственный долг и т.д. В результате предмет фи­нансового права как элемент доктрины имел более согласительный, конвенциональный, нежели научный характер.

Значительный вклад в разработку проблемы предмета финансо­вого права внес в послевоенные годы Е.А. Ровинский, предложив­ший критерий относимости того или иного института к предмету финансового права в направленности на формирование государст­венных денежных фондов¹. Эта разделяемая и в нынешнем времени большинством специалистов финансового права точка зрения не­безупречна в свете тенденций развития отрасли своей избиратель­ностью и узконаправленностью. Во-первых, трудно отрицать то, что государственные финансовые интересы не ограничиваются форми­рованием системы фондов, а проникают и в глубь хозяйственной и социально-политической жизни, охватывая соответствующие об­щественные отношения. Во-вторых, круг финансовых государст­венных фондов способен увеличиваться или сокращаться в зависи­мости от акцентов финансовой политики государства, поэтому «фондовость» финансового права не может рассматриваться как объективный критерий. И пожалуй, самое важное — предметом права должно выступать регулирование общественных отношений, а не обслуживание государственных органов. В противном случае право превращается в отмычку, в легальный, а точнее легализован­ный способ взлома и проникновения в частные кассы, сейфы и бан­ковские счета.

Важнейшим вопросом теории финансового права является при­рода финансовых отношений. Если в вопросе формы этих отноше-

ний специалисты более или менее едины, то по вопросу об их со­держании и соответственно о видах и типах этих отношений трудно определить общую точку зрения. Денежные по форме, властно-иму­щественные по содержанию — вот, пожалуй, господствующая точка зрения на существо финансовых правоотношений.

Приведенная формула в современных условиях не выдерживает критики сразу по нескольким основаниям. Действительно, бблыпая часть финансово-правовых отношений протекает в денежной фор­ме, но было бы ошибкой отрицать принадлежность к финансовым и ряда неденежных отношений, таких как финансовый контроль, ох­ранительные финансово-правовые отношения, налоговый процесс. И.В. Рукавишникова, ощущая разнокачественность финансовых правоотношений, предлагает деление их на основные и вспомога­тельные¹. Однако это потребовало существенного преобразования категориального аппарата. Она пишет: «Правоотношения, возни­кающие в ходе регулирования функционирования денежной систе­мы государства, можно отнести к числу вспомогательных»². Но сама денежная система есть средство и способ осуществления основных финансовых правоотношений, а значит, мы переходим в какую-то иную плоскость анализа, уходя от финансов и финансового права.

Обратимся сейчас к категории властно-имущественных отно­шений. Гражданский кодекс в статье 3 именует налоговые, финан­совые и (некоторые) административные отношения, основанные на административном ином властном подчинении одной стороны дру­гой стороне, имущественными, а именно основанными на властном подчинении, но не являющимися непосредственным отправлением государственной или иной публичной власти. Волевой императив, исходящий от государства, не в состоянии с тем качеством и с теми гарантиями, которые предопределяются современным гражданским обществом, обеспечить правовое регулирование налоговых, бюд­жетных и других финансовых отношений. Его роль в другом: в фор­мировании, в инициировании возникновения самой правовой свя­зи заданного типа, связи двухсторонней с конкретно-определенны­ми субъектами и программой их взаимоотношений. Другими словами, власть в области финансов есть организующий элемент, но не самостоятельный участник отношений. Кстати, государство использует при этом не только принуждение, подчинение и другие инструменты публичного права, но и многие частноправовые и об­щеправовые приемы и средства. Важнейшим из них является рав­ное дистанцирование как от обязанной, так и управомоченной сто-

Ровинский Е.А. Основные вопросы теории советского финансового пра­ва. — М.: Госюриздат, 1960.

70

¹ Рукавишникова И.В. Метод финансового права. — М.: ОЛМА-Пресс,
2004. - С. 79-114.

² Там же. - С. 104.

71

Дискуссионные вопросы теории финансового праваГлава пятая. Предмет финансового права

 

роны финансовых правоотношений, с поддержанием относитель­ного баланса между ними, в том числе путем предоставления и той и другой стороне возможностей юрисдикционной защиты своих ин­тересов.

Возникающий правовой режим деятельности государственных органов, юридических и физических лиц в области финансов не мо­жет быть ничем, кроме как имущественной деятельностью, имуще­ственными отношениями. Тем более что вне пределов формирова­ния и распределения фондов, т.е. в области кредита, расчетов, де­нежного обращения, валютного регулирования, страхования, иного просто не дано, поскольку отношения возникают во имя получения встречного имущественного удовлетворения.

Важное, но не объясненное теоретически место занимают в предмете финансового права денежные, но не имущественные (не­денежные) финансовые отношения. Речь идет о налоговом процес­се, бухгалтерском учете, финансовом контроле, валютном регулиро­вании. Если исходить из традиционного понимания предмета фи­нансового права («фондовой теории»), то данным институтам места в системе финансового права действительно не находится. Нужно поддержать ученых, считающих, что предмет финансового права — не зеркальное отражение финансов, а финансовые правоотноше­ния — не копирует отношений финансовых¹. Правовое опосредст­вование — диалектически сложный процесс, вызывающий к жизни явления, не известные объекту правового регулирования. Неимуще­ственные и неденежные правоотношения должны рассматриваться как входящие в предмет финансового права вследствие их неотъем­лемости от механизма правового регулирования имущественных де­нежных отношений.

В чем же видится методология определения предмета финансо­вого права, если отталкиваться от критической оценки прежней доктрины, сформировавшейся в условиях плановой экономики и общественной собственности на средства и результаты производ­ства?

Представляется, что в основу должно быть положено признание юридического своеобразия финансово-правового регулирования имущественных и сопровождающих неимущественных отношений, выражающегося в следующих признаках:

— юридическое неравенство сторон;

 

— вступление в соответствующие отношения вследствие власт­ного волеизъявления государства или иного носителя публичной власти;

— ограничение или полное исключение диспозитивности в вы­боре вариантов и путей осуществления прав и исполнения обязан­ностей;

— направленность на совершение имущественной сделки (сде­лок), иных денежных операций или же обеспечение контроля за со­вершением таких сделок и/или операций.

Нужно признать, что как в прошлом, так и сейчас предмет фи­нансового права определяется во многом эмпирическим путем. Например, П.С. Пацуркивский утверждает: «...Объективным пред­метом финансового права являются распределительные и перерас­пределительные отношения в сфере публичных финансов. Границы финансового права определяются границами публичных финан­сов»¹ С признанным авторитетом трудно полемизировать, если не принять во внимание, что все-таки право — это далеко не зеркаль­ное отражение экономической и политической действительности, праву свойственны и собственные процессы существования и раз­вития, право испытывает на себе и координационное воздействие в системе его норм, институтов и отраслей, наконец, право обладает собственным механизмом реализации, включая многочисленные процедурные и процессуальные средства. Не менее важно помнить об опасности образования порочного логического крута, когда предмет финансового права определяется через существо финансов, а последнее, в свою очередь, — через правовые формы, в которых финансы и финансовая система существуют.

Смею предположить, что вспомогательное, служебное положе­ние финансового права как науки по отношению к финансовой системе, наблюдавшееся многие десятилетия, привело к тому, что подготовка нового финансового законодательства в постсоветский период прошла с минимальным участием специалистов финансово­го права, а Налоговый и Бюджетный кодексы содержат трудноуст­ранимые правовые дефекты и противоречия именно потому, что при их подготовке было проигнорировано своеобразие финансо­во-правовой формы.

И другая сторона проблемы. Известно, что в области регулиро­вания экономических отношений право преследует цель защиты интересов экономически слабой стороны, выравнивания потенциа­лов в сравнении с сильной стороной. Но только ли экономически слабого нужно защищать? А как быть с юридически неравноправ­ными субъектами, не следует ли защищать юридически слабого! Так,

 

¹ См.: Крохина Ю.А. Доктрина как фактор оптимизации финансового за­конодательства / В сб.: Финансово-правовая доктрина постсоциалистического государства. — Черновцы, 2003. — С. 40.

72

Финансово-правовая доктрина... — С. 23.

Дискуссионные вопросы теории финансового права

Глава пятая. Предмет финансового права

 

в области бюджетного финансирования получатель бюджетных кре­дитов несомненно более юридический слабый по сравнению с рас­пределителями бюджетных кредитов, финансовыми органами, пра­вительством и парламентом, каждый из которых в состоянии при­остановить и прекратить бюджетное финансирование. Аналогичная ситуация складывается и во взаимоотношениях налогоплательщика с налоговым органом, коммерческого банка и Банка России и т.д. Однако как законодательство, так и юрисдикционная практика, а главное, доктрина финансового права продолжает исходить из, во-первых, презумпции правоты юридически сильного субъекта — государственного органа, во-вторых, некоего долженствования, ко­торому следуют участники финансовых правоотношений, часто не­взирая на существующие у них права и возложенные обязанности, имя которому государственный интерес, в-третьих, односторонно­сти финансового права, а точнее отсутствия корреляции между пра­вом и обязанностью, в силу чего пропадает такой основополагаю­щий правовой признак, как представительно-обязывающий харак­тер права. Невольно закрадываются мысли об особом, отдельном от общеупотребимого смысла термине право применительно к финан­совому праву.