Коваль Б.И., Ильин М.В. Власть versus политика // Политические исследования. 1991. № 5. С. 155-163

И. ИЛЬИН*

АКСИОМЫ ВЛАСТИ

В отличие от всякой физической силы государственная власть есть волевая сила. Это означает, что способ ее действия есть по самой природе своей внутренний, психический и притом духовный. Физическая сила, то есть способность к вещественно-телесному воздействию человека на человека, - необходима государствен­ной власти, но она отнюдь не составляет основного способа дей­ствовать, присущего государству. Мало того, государственный строй тем совершеннее, чем менее он обращается к физической силе, и именно тот строй, которой тяготеет к исключительному гос-

 

подству физической силы, подрывает себя и готовит себе разло­жение. “Меч” отнюдь не выражает сущность государственной вла­сти; она есть лишь крайнее и болезненное средство, он составляет последнее слово и слабейшую из ее опор. Бывают положения и периоды, когда власть без меча есть негодная и гибельная власть;

но это периоды исключительные и ненормальные...

Властвовать - значит как бы налагать свою волю на волю дру­гих; однако с тем, чтобы это наложение добровольно принималось теми, кто подчиняется...

Первая аксиома власти гласит, что государственная власть не может принадлежать никому, помимо правового полномочия.

Это явствует из того, что законодатель естественной правоты должен обладать особою - предметной и духовной - компетентно­стью: только духовно-зрячий человек имеет основание и право принять на себя властное руководство общественной жизнью. В порядке политической целесообразности этого требует принцип организации, покоящейся на разделении функций, на их распреде­лении, на общественном соглашении и признании. Мало того, пра­восознание требует, чтобы сама власть воспринималась не как сила, порождающая право, но как полномочие, имеющее жизнен­ное влияние (силу) только в меру своей правоты. Право родится не от сипы, но исключительно от права и в конечном счете всегда от естественного права.

Власть, совсем лишенная правовой санкции, есть юридически индифферентное явление: она не имеет правового измерения. Получить правовую санкцию она должна и от конституционного закона, и от признающего правосознания.

Власть, лишенная законной санкции, возникает в катастрофи­ческих случаях дезорганизации или переворота; и тогда ее задача и ее спасение в том, чтобы опереться на санкцию правосознания (своего и народного), которое одно только и компетентно создать новую конституционную форму и -тем восполнить недостающую формальную санкцию. Если же это ей не удастся и новая форма не будет создана, то неизбежное разложение, проистекающее из непризнания власти и углубления дезорганизации, увлечет за со­бою и дефективную власть, и самое государство.

Власть, лишенная признания и уважения, обнаруживается в тех случаях, когда исторически сложившийся режим изживается и переживает себя, так, что правосознание властвующих кругов отстает от роста народных потребностей и общественного право­сознания; задача и спасение такой власти состоят в том, чтобы, опираясь на имеющуюся формальную санкцию закона, обновить свое политическое воленаправление и тем заслужить санкцию правосознания. Если же это ей не удается и правосознание народа не примет ее, то ее настигнет переворот со всеми опасностями первого исхода.

Вторая аксиома власти утверждает, что государственная власть в пределах каждого политического союза должна быть едина.

Это явствует из того, что естественное право выражает необ­ходимую форму самого духа и что поэтому оно само едино, как едины дух и едина Его правота. В порядке политической целесо­образности этого требует принцип государственного единения, связующего множество людей именно их отношением к общему и единому источнику положительного права.

Единство государственной власти следует понимать, конечно, не в смысле единства “органа” или нераспределимости функций и компетенции, но в смысле единого организованного воленаправ-ления, выражающегося в единстве обретаемого и осуществляемо­го права. В пределах одного союза в один и тот же момент одно и то же не может быть сразу “правом” и “не-правом”. Положитель­ное право, по самому смыслу своему, недвусмысленно и едино;

это единство его есть проявление присутствующей в нем и освя­щающей его естественной правоты.

Правосознание по самому существу своему не может признать одинаково “правовыми” две исключающие друг друга нормы или два исключающие друг друга веления. И точно так же оно не мо­жет признать одинаково “государственными” две исключающие друг друга или стоящие в противоборстве власти. В каждом поли­тическом союзе государственная власть, несмотря на все свои разветвления, по самому существу своему единственна: налич­ность двух государственных властей свидетельствует о налично­сти двух политических союзов.

Третья аксиома власти утверждает, что государственная власть всегда должна осуществляться лучшими людьми, удовле­творяющими этическому и политическому цензу.

Это определяется высотой, сложностью и ответственностью самого задания, разрешение которого предполагает в человеке художника естественной правоты. В порядке политической целе­сообразности этого требует принцип авторитета власти и принцип добровольного признания ее со стороны правосознания по­дчиненных. Власть, лишенная авторитета, хуже, чем явное без­властие; народ, принципиально отвергающий правление лучших или не умеющий его организовать и поддерживать, является чер­нью; и демагоги суть его достойные вожди.

Люди становятся чернью тогда, когда они берутся за государ­ственное дело, движимые не политическим правосознанием, но частною корыстью; но именно поэтому они не ищут лучших людей и не хотят передавать им власть. К черни может принадлежать всякий: и богатый, и бедный, и темный человек, и “интеллигент”. Чернь отличается корыстной волей и убогим правосознанием, а в революционные эпохи сверх того и политической притязательно­стью. Государственная власть есть для нее лишь удобное средст­во, служащее для достижения личных или классовых целей.

Чернь не понимает ни назначения государства, ни его путей и средств; она не знает общего интереса и не чувствует солидарно­сти; именно поэтому она не способна к организации и дисциплине и легко распыляется при первом же энергичном сопротивлении государственно-организованных сил. Она совершенно лишена сознания государственного единства и воли к политическому еди­нению; и потому, предоставленная себе, она быстро распадается на враждебные станы и шайки и начинает бесконечную граждан­скую войну. Право есть для нее вопрос силы, ловкости и удачи;

и потому, видя силу на своей стороне, она обнаруживает дерзость и быстро становится наглою, а растерявшись, трепещет и пресмы­кается. Чернь ненавидит государственную власть, пока эта впасть не в ее руках; и, ненавистничая, покоряется из страха; и, покоря­ясь, ждет и требует от нее подачек. Но, посадив свою власть, она не умеет дать ей ни уважения, ни доверия, ни поддержки; она на­чинает подозревать и ее, проникается ненавистью и к ней и тем

расшатывает и губит свое собственное противополитическое по­рождение. А если ей все-таки удается создать некоторое подобие “режима”, то этот “режим” осуществляет под видом “демокра­тии” торжество жадности над общим благом, равенства над духом, лжи над доказательством и насилия над правом; этот “режим” зи­ждется на лести и подкупе и осуществляет власть демагогов.

В ряду корыстных честолюбцев, стремящихся к власти во что бы то ни стало, демагог занимает низшее место: ибо он выбирает путь наиболее пагубный для народного правосознания. Он обра­щается к черни, ищет у нее успеха и получает власть из ее рук. Для того чтобы добиться этой “инвеституры”, он пользуется всеми путями, не останавливаясь и перед такими, которые разрушают самое государство; он взывает к слепой, противогосударственной корысти, столь легко поглощающей темную душу, и, разжигая ее до состояния страсти, говорит ей слова лести и подкупа. Он обра­щается к худшему, что есть в человеке, и это худшее полагает в основу политики и власти; он низводит государственное дело на уровень черни и ее понимания и на этом строит свой успех. По­этому он есть худший враг народного правосознания и государст­венности.

Демагог затемняет сознание массы, бросая ей в виде готовых популярных лозунгов соблазнительные для нее прогивогосударст-венные “идеи”; он развращает ее чувство, питая в ней аффекты ненависти и жадности; он совращает ее волю, наводя ее на проти-вополитические и порочные цели. Демагог осуществляет систему угождения темной массе; он мобилизует чернь там, где она уже имелась, и создаетее там, где ее еще не было. И в этом угожде­нии он, естественно, восхваляет чернь, изображая ее “суверен­ным народом”, и славит ее низкие вожделения и деяния, изобра­жая их мнимую высоту и доблесть. Этим он воспитывает в душах политическую продажность: он внушает черни, будто государст­венная власть есть ее товар, который она может выгодно продать;

и затем назначает цену этому товару в виде “политических” обе­щаний и посулов. Демагог ищет купить государственную власть так, как если бы эта власть действительно принадлежала темной толпе. И, подкупая ее противогосударственными, неосуще­ствимыми и нелепыми посулами, он осуществляет худший, ибо

наиболее утонченный и развращающий, вид политической корруп­ции; и, в то же время, он творит политический обман, ибо нелепое обещание заведомо безнадежно, а осуществление противогосу­дарственного посула, если бы оно было предпринято, погубило бы и посулившего демагога, и полуразрушенный уже политический союз. И так, нагромождая обман на подкуп, демагоги осуществля­ют распродажу с молотка государственной власти.

Четвертая аксиома власти утверждает, что политическая про­грамма может включать в себя только такие меры, которые пре­следуют общий интерес.

Это явствует из того, что государственная власть имеет при­звание утверждать естественное право, а естественное право сов­падает именно с общим, духовным интересом народа и граждани­на. В порядке политической целесообразности это определяется тем, что только служение общему интересу превращает государ­ственную власть в действительный, авторитетный центр полити­ческого единения.

Поставление себя лицом к лицу с этой глубиной правосозна­ния и с общим государственным интересом составляет основную задачу всякой честной политической партии.

Партия есть не шайка, не банда, не клика и не котерия именно постольку, поскольку она стремится создать государственную власть, а не просто захватить власть в государстве. Но воля к го­сударственной власти есть тем самым воля к государственной це­ли, которая не включает в себя никакого - частного, личного или классового - интереса как такового. Поэтому политическая партия не может быть классовой по своей программе: она должна быть непременно Бесклассовой и притом сверхклассовой. Ибо государ­ственная власть есть нечто единое для всех и общее всем; и по­этому программа, намечающая ее желанную и грядущую линию поведения, может содержать указания только на общие интересы. Партия, лишенная государственной программы, поддерживающая один классовый интерес, есть противогосударственная партия; она политически недееспособна; если она захватит власть, то она по­ведет нелепую и гибельную политику и погубит государство рань­ше, чем сила вещей заставит ее наскоро придумать политические добавления к ее противополитической программе.

Однако нормальное восхождение к власти предполагает не только государственность программы, но и ее осуществимость. Поэтому пятая аксиома власти утверждает, что программа власти может включать в себя только осуществимые меры и реформы.

В порядке политической целесообразности это определяется тем, что химерические и утопические затеи не только подрывают в народе доверие к власти, веру в политическую организацию вооб­ще и волю к государственному строительству, но просто разлагают и губят государство.

Именно принцип “осуществимости” заставляет партии иметь две программы: “максимальную” и “минимальную”, причем... “программа-максимум”, строго говоря, не есть программа; она описывает некую идеальную цель.

В общественном и политическом развитии есть своя необхо­димая последовательность, которой нельзя пренебрегать безнака­занно: и если партии начинают пренебрегать ею, то они вступают на путь злосчастных нелепостей и губят государство.

Наконец, шестая аксиома власти утверждает, что государст­венная власть принципиально связана распределяющей справед­ливостью, но что она имеет право и обязанность отступать от нее тогда и только тогда, когда этого требует поддержание националь­но-духовного государственного бытия народа.

Водворение справедливости в общественной жизни людей яв­ляется несомненно одной из основных задач государственной власти: это вытекает уже из самой природы права и государства. Однако реальные условия государственного существования бы­вают таковы, что поставление этой задачи выше всех остальных может привести государство к гибели и разложению. Это означает, что в составе духовноверных и справедливых реформ могут ока­заться такие, которые придется признать политически неосущест­вимыми.

Однако на самом деле социальная справедливость совсем не сводится к формальному уравнению граждан. Она состоит в бес­пристрастном, предметном учете, признании и ограждении каждого

индивидуального духовного субъекта во всех его существенных свойствах и основательных притязаниях, Это значит, что сущность ее не в слепоте к человеческим различиям, но в признании их и в приспособлении к ним.

Нельзя вводить во имя справедливости такой госу­дарственный строй, который погубит само государство или разло­жит и погасит духовную жизнь народа: ибо справедливость служит духу, а не дух - справедливости,

Чувство собственного достоинства есть необходимое и под­линное проявление духовной жизни; оно есть знак того духовного самоутверждения, без которого немыслимы ни борьба за право, ни политическое самоуправление, ни национальная независимость. Гражданин, лишенный этого чувства - политически недееспособен;

народ, не движимый им, - обречен на тяжкие исторические униже­ния.

Чувство собственного духовного достоинства и прои­стекающее из него уважение к себе необходимо и отдельному гражданину, и народу в целом, и государственной власти, и армии;

оно необходимо и в частной, и в политической, и в международной жизни. Чувство собственного духовного достоинства, необходимое индивидуальному гражданину, определяет собой и духовный уро­вень народа в целом. Духовная культура каждого народа в своем развитии и в своем содержании зависит от того, свойственна его гражданам черта уважения к себе или не свойственна.

Еще существеннее, еще глубже необходимо чувство собст­венного достоинства для всякой государственной власти. В самой идее “государства” и в самой идее “власти” заложено начало ду­ховного достоинства: ибо достоинство государства определяется его целью, а достоинство власти устанавливается ее призванием и ее общественным рангом...

Итак, духовное достоинство есть корень всякой истинной жиз­ни, а уважение к себе есть источник государственной силы и поли­тического здоровья.